На дальних берегах. Книга первая. Тринадцатый год. Часть третья

Вадим Барташ (2022)

Роман этот насыщен героями и событиями. В нём присутствует всё! И любовь, в том числе не разделённая, и война, и преданная и жертвенная дружба, и исполнение долга перед Отечеством, причём чего бы это не стоило! А всё потому, что этот роман про жизнь. И этот роман про целую эпоху. Он про Россию начала XX века.

Глава первая

Любой читатель может задаться закономерным вопросом: а почему эта книга получила название «Тринадцатый год»? Постараюсь на этот вопрос ответить.

Это был год особенный. Он стал неким водоразделом. Вообще, это не только моё мнение, но и мнение философов и общественных деятелей того времени, которые утверждали: последним годом XIX века можно считать всё-таки 1913 год, и XX век по-настоящему начался отнюдь не с 1 января 1901 года, хотя формально по календарю так и считалось…

А его началом послужили трагические события на Балканах, когда прозвучали выстрелы в Сараево и произошло убийство эрцгерцога Фердинада и его супруги.

Но эти роковые выстрелы прозвучат позже, только уже в следующем, четырнадцатом году…

А пока же…

Было лето. Жаркое лето тринадцатого года.

И поэтому мы с вами по сути окунаемся ещё в XIXвек.

И не будем забегать вперёд.

***

И так, в конце XIX и в начале XX века мир менялся. И менялся очень быстро. Я бы даже сказал, что менялся он прямо на глазах.

Изменения происходили буквально во всех сферах жизни. Они наблюдались в науке, технике, в общественных отношениях, в политике и не прошли мимо культуры.

После проигранной войны на Дальнем Востоке Россия пережила новые серьёзные потрясения, вылившиеся в первую революцию, а затем, на протяжении нескольких лет, в стране, казалось бы, всё стало зыбко и неустойчиво, но вот помаленьку жизнь начала входить в относительно спокойные берега.

Однако бурное развитие страны в последующие годы не могло до конца сгладить накопившихся в ней внутренних противоречий, и то в одном месте, то в другом они вновь начинали прорываться наружу. А тут ещё стали сгущаться грозовые тучи на Западной границе, где кайзер Вильгельм и его военщина рвались к мировому господству и уже не скрывали своих истинных намерений.

Германия нарастила мускулы и перевооружилась, и теперь словно подвыпивший в трактире хулиган только и искала повод, чтобы устроить потасовку.

Старый враг России, Британская монархия, вдруг захотела помириться с державой, с которой она на протяжении века конкурировала и которой везде, где только можно, ставила подножки, и в качестве посредника для этого выбрала Францию. Ну а французы ещё в конце XIX века начали активно сближаться с Россией, так как им был крайне необходим сильный союзник на континенте против агрессивной Германской империи, и на эту роль как нельзя лучше подходила Россия.

Республиканская Франция любой ценой пыталась подружиться с Романовыми и, в конце концов, ей это удалось.

Параллельно французы налаживали отношения с соседом за Ла-Маншем, и к 1913 году сформировался Тройственный союз, остриём своим направленный против Германии. Ну а к последней присоединилась Австро-Венгерская империя, и когда-то заносчивые Габсбурги согласились стать младшими партнёрами Гогенцолернов.

В общих чертах геополитическая конфигурация к 1913 году уже стала понятна. Только Итальянское королевство ещё металось между двумя блоками и никак не могло определиться к какому же берегу прибиться…

***

Впереди лежал Симбирск. Губернский город средних размеров, родина Арины Цыбуновой.

Супруга помощника капитана"Ермака Тимофеевича"не искала встречи с Керенским, особенно после разговора с мужем, но Александр Фёдорович её сам нашёл. Он хотел с ней пообщаться и уже понял, что подруга его сестры любила прикармливать чаек с верхней палубы, и по ним-то и сориентировался.

— Арина, — обратился он к ней, найдя её в том месте, где над пароходом с громким гвалтом кружило больше всего птиц, — искал тебя весь вечер, но не получилось найти…

— А-а, Са-а-аш, — отмахнулась супруга Цыбунова, — никуда не ходила.

— А почему?

— Мигрень у меня разыгралась. Весь вечер пролежала… И пила лекарства.

— А сейчас ты как?

— Да немного получше.

— А я то уж грешным делом подумал, что ты меня избегаешь.

— Да бог с тобой!

Керенский тоже достал хлеб и стал бросать его птицам. Так они какое-то время молча кормили чаек. Наконец, Арина обратилась к Керенскому:

— Са-аш, а ты по-прежнему помешан на политике?

— Время такое, Арина!

— Время?

— Ну, да.

— Ты это серьёзно?!

— Даже если ты политикой и не интересуешься, то от неё всё равно никуда не денешься… Она тебя по любому затронет и никак тебе не отвертеться. Но ты, наверное, хочешь спросить: не отношусь-ли я до сих пор к разряду неблагонадёжных?

Арина отмолчалась, а Керенский сам же ответил на им же поставленный вопрос:

— Не буду скрывать от тебя, Арина, я считаюсь и сейчас неблагонадёжным, хотя уже и не таким опасным, как прежде…

— Ну и зачем тебе это?

Керенский не сразу ответил. Он долго молча разбрасывал хлеб, и когда хлеб у него закончился, отряхнул ладони от прилипших крошек, повернулся к Арине, посмотрел ей в глаза и произнёс:

— Послушай, а ты была в Европе?

— Как-то не пришлось.

— Ну попробую всё равно на её примере что-то тебе объяснить. Всем известно, что люди там живут вполне сносно… Даже те, кто не относится к верхним слоям общества, к так называемой элите! А почему так? Да потому, что там больше свободы! А чем больше её у человека, чем меньше его связывают путы, и тем более если у него полностью развязаны руки, тем он больше может сделать! Без свободы не может быть никакого развития! Ни у отдельного индивидуума, ни у общества в целом! И если этого кто-то сейчас ещё не понимает, то ему это следует объяснить! Доходчиво. Ну а если и после этого до него не дойдёт эта истина, то тогда нечего с такими возиться, а необходимо таких тугодумов и реакционеров заставить! — Глаза у Керенского загорелись и казалось он уже выступал не перед одной Ариной, а перед множеством слушателей. Он стал говорить громче, с выражением, и начал менять, где было необходимо, даже интонацию.

Керенский умел говорить и уже тогда считался одним из лучших ораторов в России.

Арина Мефодьевна слушала его и про себя думала:"Ну, конечно, такие, как Керенский, умеют говорить. Они это делают красиво и складно, и всё как надо тебе объяснят, аккуратно разложат каждый пунктик по полочкам. Они логичны, убедительны, и вроде бы даже горят желанием нести людям добро и свет, но они никак не могут взять в толк самого элементарного… Нет никакой необходимости разрушать до основания дом, в котором ты живёшь, если ты хочешь его перестроить и улучшить. А они действуют так, как будто их вообще не интересует, через что же придётся всем пройти, чтобы попасть в прекрасное будущее, нарисованное в их воображении. Кто они? Они — типичные фанатики! Или ещё хуже — они уподобляются буйно помешанным. Настоящие сумасшедшие!"

— Прав был Гриша… — произнесла Арина Мефодьевна.

— Что ты сказала? — переспросил Керенский, прервав свой длинный монолог. Он так и не понял того, что же имела ввиду подруга его сестры, у которой вырвалась эта реплика.

— А-а! — отмахнулась супруга Цыбунова. — Что мы всё о политике, Саш? Расскажи лучше про Елену… Как у неё дела?

Керенский не знал, что муж Елены был первой любовью Арины. Они с ним несколько лет дружили и его даже уже считали женихом Цыбуновой. Но на него положила глаз Елена и…

В общем это была хотя и давняя, но не очень красивая история, закончившаяся тем, что Арина оборвала отношения как с Еленой, так и со своим бывшим женихом, оказавшимся по отношению к ней непорядочным.

И вот Керенский ей эту историю самим фактом своего появления на пароходе невольно напомнил, чего Арине и не хотелось вовсе.

— А-а, ну, да! — тут же перестроился и переменил тему Керенский, — у Елены всё прекрасно! У неё замечательная семья! Дом — полная чаша! Прекрасные дети. С мужем ей и впрямь повезло. Причём несказанно.

— И чем же ей повезло?

— Он у неё идеальный. Ну почти что идеальный.

— Ты так считаешь?

— Конечно. Он серьёзный, основательный, и к ней трепетно относится. Он её очень любит.

— Ну на-адо же?!

— О-о-очень.

— Знаешь что, Саш?.. — прервала Керенского Арина. — Что-то мне опять не по себе. Видно снова мигрень начинается… Пойду-ка я прилягу… — Супруге Цыбунова не хотелось продолжать разговор и она, извинившись, ушла в свою каюту.

***

Чудинов на пол часика прилёг и не заметил, как прикорнул, а когда проснулся, то встал, налил себе медовухи, глубоко выдохнул и с чувством и расстановкой её выцедил, при этом сделал он это смакуя и небольшими глотками.

От медовухи кровь начала циркулировать быстрее и по телу разлилась приятная теплота.

После этого он вытащил из кармана жилетки массивные швейцарские часы на цепочке, раскрыл их и посмотрел который час. Было половина второго. Наступало время обеда. Сурикова в каюте не наблюдалось. Он куда-то без предупреждения испарился. Тогда Пётр Ефимович прошёл в каюту к слугам.

— Ну и куда опять Алексей запропастился? — спросил Чудинов-старший Никича.

— Да он давече передать велел, что ему захотелось воздухом подышать… — ответил Никич.

— А что он меня тогда не позвал за кампанию?

— Да вы, наверное, спали в энто время.

–Теперь вот ищи его по всему пароходу! — недовольно проворчал Пётр Ефимович.

— А давайте я его поищу?! — вызвался это сделать Марк Неустроев.

Марку надо было зарабатывать очки, так как он сильно провинился перед хозяином. И при том он примерно догадывался, где можно было найти Сурикова.

— Ну, попробуй… Так и быть, — кивнул головой Чудинов. — Поищи. Я подожду у себя.

В предположениях своих Марк не ошибся…

Алексей с Ангелиной стояли на верхней палубе, причём они ушли на корму, где сейчас кроме них не было никого. Они, не замечая стоявших в отдалении посторонних, были всецело заняты собой и о чём-то говорили.

— Я тут краем уха услышала, — зарделась Ангелина, — что вы, Алексей Георгиевич, не вполне свободны… Это действительно так?! — Ангелина пыталась не смотреть на Сурикова, её взгляд блуждал по водной глади.

— А кто вам об этом сообщил?

— Не спрашивайте меня. Я не буду об этом говорить.

Суриков явно не ожидал подобного вопроса от девушки и поэтому какое-то время обдумывал, как же ей ответить.

Наконец, отойдя от некоторого смятения, он произнёс:

— Всё не так, как вы подумали, Ангелина Григорьевна…

— А что не так я могла подумать? Вы постарайтесь объясниться!

— Ну совсем всё не так.

— У вас же есть в Семипалатинске невеста… Разве это не правда? Мне даже сказали, что её зовут Галей, и что она дочь Петра Ефимовича! И у вас скоро будет с ней свадьба… Верно уже этой осенью её сыграть намереваетесь. А вы меня тут смущаете, пытаетесь за мной ухаживать. Вам не стыдно себя так вести? Ещё хорошо маменька ничего про ваши ухаживания не знает. И отец о них не догадывается. — И на глазах Ангелины заблестели неподдельные слёзы.

Марк хотел уже окликнуть Сурикова, но услышав обрывки его разговора с Ангелиной, передумал это делать и повернул назад.

Он решил не мешать им выяснять отношения.

***

— Ангелина, — начал Суриков, — я хочу всё объяснить… Только наберитесь терпения и выслушайте меня, пожалуйста…

— Ну уж говорите! Обьяснитесь…

— Да, формально у меня есть невеста.

— Формально?! — вскинула брови дочь помощника капитана. — И это как же вас тогда понимать?

— Ну вот вы опять сердитесь на меня, — Суриков вздохнул и попытался взять Ангелину за руку, но она не позволила ему это сделать. — Я что имел ввиду? — продолжил Суриков. — Галя — дочь Петра Ефимовича, а Пётр Ефимович был компаньоном моего отца, а теперь им стал я. Когда ещё был жив мой отец, они уговорились про между собой, что я и Галя, когда придёт срок, поженимся. Но я и тогда, в детстве, и позже Галю воспринимал не иначе как друга, и не более того. А когда подошло время выполнять договорённость я стал под разными предлогами оттягивать свадьбу, потому что… по-о-отому что… Ну я был не вполне уверен в своих чувствах к ней.

— И что же изменилось? — украдкой посмотрела на Сурикова Ангелина, но Алексей не успел ей ответить, так как появился Аркадий, капитан"Ермака Тимофеевича".

Брат Ангелины окликнул парочку:

— Как тетеревы тут токуете, и никого и ничего не слышите!

— А что случилось? — спросила Ангелина.

— Маме что-то понадобилось от тебя!

— Ла-адно, я сейчас приду, — откликнулась Ангелина.

— Вечером приходите на это же место, — попросил Ангелину Алексей: — Придёте?

— Посмотрим… — и Ангелина проследовала вслед за братом.

***

Арина Мефодъевна в каюте находилась одна. Она прилегла и обернула голову мокрым полотенцем. У неё действительно разыгралась мигрень. Арина Мефодъевна с досадой подумала:"и какая же я дурочка, сама на себя накликала недомогание! Уже месяц голова у меня не болела, и вот на те, пожалуйста, заполучите опять болячку…"

Когда Ангелина вошла, то супруга помощника капитана непроизвольно застонала.

— Что, мама, опять голова разболелась? — спросила участливо Ангелина.

— Да, что-то меня начала донимать она, мигрень проклятущая… То ли это от качки? Но не беспокойся, на этот раз не сильно болит! Как-нибудь перетерплю…

— Ты выпила лекарство?

— Хорошо, что с собой его взяла! Я уже развела настойку. Думаю, скоро пройдёт.

— Что-то случилось? Аркадий сказал, что я тебе понадобилась.

— Ну, да! Мы через час с четвертью будем в Симбирске… Я бы хотела, чтобы ты со мной съездила до бабушки. Ты её не видела больше года. Разве тебе не интересно узнать её самочувствие и, хотя бы, немного с ней пообщаетесь?

***

Отца Арина Мефодьевна лет восемь назад как уже похоронила, а её мать, Вера Леонтьевна, которой давно перевалило за шестьдесят, была ещё деятельна и даже вела самостоятельно достаточно большое хозяйство.

— Хорошо, мам. Я с тобой доеду до бабы Веры. Попроведую её, пока пароход будет стоять в Симбирске. И мы с ней пообщаемся.

— Но это не всё… — Арина Мефодьевна сняла с головы полотенце. — Кажется немного отпустило. Я вот ещё, что хочу сказать… А ты что, ты опять была с Суриковым на верхней палубе?

Ангелина потупила взор.

Арина Мефодьевна в ответ нахмурилась.

— Я же тебе уже говорила, что он без пяти минут женат. Ты посмотри на Петра Ефимовича… Чудинов, компаньон его, уже ревнует тебя, да и ты, по-моему, потеряла голову от этого Сурикова! Что происходит, в конце то концов? Объяснись со мной!

— Ну-у-у, ма-ама…

— Что мама?

— Я уже взрослая!

— А, по-моему, это не совсем так! Ты пойми… у них, у купцов, не чувства на первом месте! Никуда он не денется от своей невестушки, дочери Петра Ефимовича! И как миленький он поведёт под венец свою Галину. А с то-о-обой…Ну а с тобой он только поразвлечётся! А тебе это надо? Будь же благоразумной!

— Но между нами ничего не было! Мы даже не целовались с ним!

— Ну-у, надеюсь, что до этого у вас действительно ещё не доходило! — ответила Арина Мефодьевна.

— Он, между прочим, мама, себя ведёт со мной очень пристойно, — парировала Ангелина.

— Ну, конечно.

— Да, да, да! Пристойно!

— Только ты его совсем не знаешь! Вы знакомы то всего несколько дней. Не будь доверчивой дурочкой. Мужчинам от молодых девушек нужно только одно… А потом, когда они своего добьются, они сразу же забывают про данные ими обещания! Так что держи его на расстоянии и не подпускай к себе близко. Общайся, можешь даже немного с ним пофлиртовать, но — не более того! И помни, что тебе нужен другой. Свободный и серьёзный мужчина. А вовсе не такой как этот купчишка из какого-то зачуханного Мухасранска!

— Он не и-и-из… Как ты сказала? Из Мухисранска?

— А откуда?

— Он из Павлодара.

— А это одно и тоже!

Договорить Арине Мефодьевне с дочерью не удалось, так как в каюту зашёл Григорий Мелентьевич:

— Ну, что, женщины мои, похоже скоро будет Симбирск, подходим к нему! — произнёс Цыбунов.

— Гриша, — обратилась к мужу Арина Мефодьевна, — мы с Ангелиной намерены навестить маму, а ты не хочешь составить нам кампанию?

— Разумеется составлю! Попроведывать тёщу — это же святое дело! А подарки у вас готовы для Веры Леонтьевны?

— У меня всё собрано, — кивнула головой супруга Цыбунова. — Аркадия предупреди, если что, вдруг мы задержимся у мамы по непредвиденным причинам, пусть тогда не торопится с отплытием"Ермака"…

— Сколько раз говорил, дорогая, это называется не отплытием, а отдать швартовые! Но надолго задерживаться у твоей мамы нам нельзя. Ты учти!

–Знаю, знаю! И всё же…

–Ну тогда собирайтесь! — махнул рукой Цыбунов, и, посмотрев на часы, добавил: — У нас остаётся минут двадцать пять на сборы!