8
Персис договорилась встретиться с Франко Бельцони в полдень в Музее Виктории и Альберта. Дорога на север длиной всего в семь километров заняла полчаса: неожиданно образовалась страшная пробка. Городские улицы заполнили протестующие. У вокзала Виктория и так всегда было многолюдно, но теперь дело усугублялось группой бастующих рабочих. Им пришла в голову светлая мысль привести с собой стадо коров. Животные выстроились вокруг скандирующих лозунги протестующих, и полиция мало что могла сделать. Избить тех, кто борется за свои права в новой Индии, — это одно, а поднять руку на воплощение бога — совершенно другое.
Припарковав джип рядом с музеем, Персис вошла через главный вход и оказалась в центральном зале с высоким узорчатым потолком, паркетом на полу и колоннами по периметру. Посетителей встречали бюст суровой королевы Виктории и не менее суровый мужчина за мраморной стойкой. Персис представилась, и мужчина сразу же повел ее по музею, кратко комментируя все, что попадалось им на пути: он напоминал заводную куклу, которая не может остановить механическое движение рук и ног.
Музей Виктории и Альберта был старейшим музеем Бомбея. Он был призван увековечить переход власти над Индией от Ост-Индской компании к Британской короне и продемонстрировать верность бомбейских торговцев новым властителям. На самом деле почти все самые древние его экспонаты раньше принадлежали временному экономическому музею, расположенному в бараках бомбейского форта. Во время восстания в 1857 году там разместили британские военные части, направлявшиеся в Калькутту, и, чтобы освободить для них место, бо́льшую часть экспонатов просто выкинули на улицу. То, что не было окончательно уничтожено, перенесли в залы Музея Виктории и Альберта и в окружающие его пышные ботанические сады.
Бельцони ждал ее в небольшом кабинете на верхнем этаже. Окна выходили как раз в сад. При виде Персис итальянец встал и протянул ей руку:
— Доктор Франко Бельцони. А вы, должно быть, Ispettrice[11] Вадиа.
Это был мужчина среднего роста, младше, чем ожидала Персис — ему было не больше тридцати, — с густыми черными волосами, черными проницательными глазами и волевым подбородком. На нем был классический костюм, хотя итальянец уже снял пиджак и ослабил узел галстука.
Персис не могла его за это винить.
Год только начался, но днем жара уже была невыносимой. Если так пойдет и дальше, город начнет засыхать: до сезона дождей оставалось еще долгих четыре месяца.
Жужжащий на потолке вентилятор донес до Персис запах пота и карболового мыла.
— Не желаете кофе?
Бронзовую кожу Бельцони оттеняла белоснежная рубашка. Улыбка итальянца тоже была ослепительной.
— Нет, спасибо.
— Прошу вас, садитесь.
Он махнул рукой в сторону стола и вдруг понял, что тот весь завален книгами и могольскими миниатюрами.
— Mi scusi[12], — произнес он и, хлопнув в ладоши, позвал слугу, скрывавшегося за углом.
Тот сразу взялся за дело, и вскоре стол был чист.
— Меня позвали прочитать здесь сегодня лекцию, — объяснил Бельцони, садясь на стул. — Я попросил выделить мне какое-нибудь помещение для нашей встречи, и ничего лучше не нашлось.
Он наклонился вперед.
— Скажите, чем я могу вам помочь?
Персис коротко объяснила, что произошло.
Бельцони внимательно слушал. При упоминании о пропаже La Divina Commedia его глаза потемнели.
— Impossibile![13] — наконец произнес он.
Некоторое время казалось, что от удивления он больше не сможет вымолвить ни слова. Итальянец встал и принялся ходить из стороны в сторону, бормоча что-то себе под нос.
— Мне сказали, что вы хорошо знали Хили.
Бельцони повернулся к Персис:
— Я? Нет. Я знал о нем, sì[14], но познакомились мы только три недели назад, когда я приехал в Бомбей.
— А зачем вы приехали?
— Ради манускрипта, конечно. По образованию я историк, но к редким манускриптам у меня страсть. Я работаю в Болонском университете. Три года назад здесь в библиотеке нашли старейший полный список иудейской Торы, пергаментный свиток, который ошибочно датировали семнадцатым веком. Мы установили, что на самом деле это был конец двенадцатого. Я был среди тех, кто этим занимался. Сейчас я работаю над каталогом всех существующих копий La Divina Commedia. Конечно, у нас нет текста, написанного рукой самого Данте, но существуют по меньшей мере четыреста копий четырнадцатого века. В основном они хранятся у частных коллекционеров. Копия в Азиатском обществе — это molto importante[15], потому что она очень древняя.
— А правда, что Муссолини однажды предлагал за нее миллион долларов?
Бельцони горько улыбнулся:
— Да, дуче был одержим Данте. Но Данте одержимы многие итальянцы. Он дал нам язык, на котором мы сейчас говорим. «Божественная комедия» — не просто одно из величайших произведений мировой литературы, она сделала тосканский диалект языком всей нашей страны.
— Давно вы ей занимаетесь?
— Всю жизнь.
— Скажите, кого может интересовать манускрипт? Настолько, чтобы он пошел на все, лишь бы его заполучить.
Бельцони всплеснул руками, будто дирижировал невидимым оркестром:
— Беспринципных коллекционеров очень много: торговля редкими манускриптами — дело прибыльное. Я как-то держал в руках краденый экземпляр De revolutionibus orbium coelestium, «О вращении небесных сфер» Коперника, это труд, который переопределил наше место в космосе. Коллекционер заплатил за него тридцать тысяч долларов. А в его тайном сейфе мы нашли еще один из самых редких в мире манускриптов — Библию Гутенберга 1455 года, таких сохранилось всего сорок девять. Библия Гутенберга — это одна из первых книг, созданных с помощью системы подвижных литер, которую изобрел Иоганн Гутенберг. Редкие манускрипты не просто дорого стоят. Это связь с нашим прошлым, ступеньки, из которых человечество строило лестницу к просвещению. — Глаза Бельцони горели. — Представьте, что вы можете вернуться в прошлое и прогуляться по залам Александрийской библиотеки. Взять в руки оригинальные труды Сократа, Платона, Аристотеля, людей, которые определили ход человеческой мысли на две тысячи лет вперед. — Он вздохнул. — Конечно, не все относятся к знанию с таким уважением. Иногда иллюстрированные манускрипты безжалостно уродуют — вырезают гравюры и продают по одной. — Он вздрогнул всем телом. — Я вам кое-чем помогу. По работе я имел дело со многими международными торговцами, которые могли бы взяться за перевозку манускрипта «Божественной комедии». Я осторожно их расспрошу и узнаю, вдруг они что-нибудь слышали.
— Думаете, они будут с вами откровенны?
— У них жесточайшая конкуренция. Если манускрипт у кого-то из них, другие выдадут его, не задумываясь.
Персис печально кивнула. Если манускрипт попал в руки к одному из таких торговцев, заниматься этим будет уже не она.
Бельцони задержал на ней взгляд:
— Это ведь необычно для вашей страны — poliziotta[16], sì? Именно женщина.
— А в Италии это обычно?
— Нет, — признал Бельцони, — у нас polizia[17] — это очень, как у вас это говорится, cosa di maschi — мужское дело.
— Когда я надеваю форму, я забываю о том, что я женщина, — сказала Персис. — Значение имеет только работа.
— Le chiedo scusa[18]. Я не хотел вас обидеть.
— Я и не обиделась. Просто… немного устала слышать этот вопрос. Иногда я чувствую себя животным в зоопарке, редким экземпляром. Может, таким же редким, как ваши манускрипты.
Бельцони сочувственно кивнул, но ничего не сказал.
— Как получилось, что вы оказались здесь? — спросила Персис. — Ну, после войны…
— А. Я все ждал, когда вы заговорите о войне. Муссолини и наш папа Римский вместе разрушили репутацию Италии. Скажу только, что не все итальянцы носили Camicia Nera[19].
— Вы слышали о Хили до того, как сюда приехали?
— Разумеется. Он известнейший ученый. Я связался с Обществом и попросил разрешения изучить манускрипт. Когда мне сообщили, что Хили работает здесь над новым переводом «Божественной комедии», я был в восторге.
— И как он вам? В смысле, что это был за человек?
Казалось, итальянца удивил этот вопрос.
— Очень закрытый. Я итальянец. Мы похожи на индийцев. Мы живем ради еды, семьи и разговоров. А Хили…
— Вам удалось узнать его ближе?
— Не уверен, что я его знал.
— Постарайтесь вспомнить, не кажется ли вам теперь, что что-то из того, что он делал или говорил, может помочь понять, почему он забрал манускрипт и что мог с ним сделать?
Бельцони покачал головой:
— Никаких идей.
Персис достала из кармана записную книжку:
— Эти стихи были написаны на обороте зеркала в доме Хили. Они вам о чем-нибудь говорят?
Некоторое время Бельцони внимательно изучал странные строки.
— Почему вы думаете, что это как-то связано с Хили?
— Написано его рукой. — Персис подалась вперед. — Думаю, Хили оставляет подсказки. Думаю, он хочет, чтобы мы его нашли.
— Зачем красть один из самых ценных древних артефактов в мире и оставлять след, по которому его можно найти? Это бессмыслица. — Бельцони взмахнул записной книжкой. — И эти слова — бессмыслица.
Персис разочарованно откинулась на спинку стула:
— Вы собираетесь вернуться в Италию?
— Я не могу. Моя работа с манускриптом еще не закончена. И теперь, когда он пропал, я не могу уехать. — Бельцони встал. — Вы должны найти его, инспектор. Rapidamente[20]. Назревает политическая катастрофа.
