Куклы Платона

Валентин Яковлевич Иванов

В книге приведены непридуманные истории, путевые заметки, а также сны и фантазии, настолько тесно переплетённые с жизнью, что порою и сам автор не может указать границы между суровой правдой жизни и его фантазиями.

© Валентин Яковлевич Иванов, 2023

ISBN 978-5-0059-7639-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кошмар

Пусто было в груди и тоскливо. Тоска глодала изнутри уже третий месяц. Впереди всё яснее маячил признак неумолимо надвигающейся катастрофы, после которой никакой жизни уже не будет, а будет только пустота и эта выворачивающая душу тоска.

Всё начиналось как-то незаметно, как будто кошка подкрадывалась на мягких лапах. Пропал интерес к учёбе. Остался интерес к танцулькам в университетской общаге №6, которые называли «скачками». Там ребята очень талантливо копировали Битлов. Особенно брала за душу тянущая мелодия Girl, а неистовый ритм Twist and Shout напрочь отключал мозги, оставляя только рефлексы. Я не мог выбрать между Катей и Эльвирой с ФЕНа (Факультет естественных наук). Обе хороши, в своём роде. Впрочем, зачем выбирать? Оставим эту проблему им самим, а мне и так хорошо. Ходил поочерёдно на пляж то с одной, то с другой. Так незаметно напропускал около трети лекций по самому сложному курсу статфизики и четверть лекций по квантам. Совсем запустил спецкурсы по СВЧ электродинамике и физике полупроводников.

На текущий момент помнил только, что через четверть часа начинается третья пара. Первые две уже пропустил и, подходя с пляжа к университету, совершенно не помнил расписания. Куда бежать, в какую аудиторию? Сначала нужно заскочить на третий этаж. В правом крыле на стене висит расписание. Аккуратно я ходил только на военку и обществоведение. С военкой нужно ладить, после двух-трёх пропусков без медицинской справки тут же окажешься в армии. Обществоведение — такая мутная дисциплина, что нормальный человек добровольно на эти лекции не пойдёт. Там всё про бесчисленные съезды с номерами, которые не запомнишь, и партконференции, похожие одна на другую. На все остальные лекции посещение было добровольным, никто не вёл учёт посещаемости. Что же касается спецсеминаров, нужно было походить на первые два-три и посмотреть, насколько свиреп и дотошен семинарист. После этого на добрую половину семинаров тоже можно было забить. Но это была только отсрочка. Грехи, накапливаемые в течение семестра, давали о себе знать на экзаменах и дифзачётах. Вот почему за неделю-другую до экзаменов студенческие общаги напоминали сумасшедший дом для тихих помешанных. Бессонные ночи и литры кофе.

После очередного экзамена — полная расслабуха дешёвым вином на двое суток. Потом подготовка к следующему экзамену по уже описанному алгоритму. Конечно, были и правильные студенты, которые лекций не пропускают и зачёты сдают вовремя. Но их всегда было мало. Катастрофически мало. Это было похоже на отклонение, хотя и не опасное для общества. Наша группа была особой. В неё распределили только фымфшатников (специализированная физматшкола при университете) и золотомедалистов. Я поступил после мореходки, имея красный диплом с отличием, поэтому тоже попал в эту группу.

Фымышатники к моменту поступления в университет имели твёрдые понятия о дифференциальном и интегральном исчисления, а также о Фурье-анализе. Они чувствовали себя полубогами, первый курс филонили, на лекции не ходили, считая, что и так всё знают. К второму курсу по уровню знаний они практически сравнивались с остальными. Тех же, кто по инерции продолжал филонить, вышибали из университета на третьем курсе. Так, Тыжеброва, бывшего первым «секачом» на курсе по квантовой механике, вышибли перед экзаменами в конце третьего курса. Выяснилось, что он так и не сдал зачёта по французскому языку за первый курс, хотя деканат исправно предупреждал его о последствиях разгильдяйства каждый семестр.

Непонятность моей ситуации заключалась в том, что я страстно стремился поступить в университет на физфак, чтобы потом работать над теорией элементарных частиц в Институте Ядерной Физики. Первым на курсе никогда не был, но учился старательно, лекций не пропускал, экзамены и зачёты сдавал вовремя. За всё время учёбы не завалил ни одного экзамена, кроме единственного, но то был особых случай. Не для меня одного, а для всех. На пятом курсе мы уже готовили дипломные проекты в институтах Академгородка. Никаких лекций уже не было, только небольшое количество спецсеминаров по выбранному студентом профилю. Как снег на голову, за три месяца до защиты нам ввели новый курс, который назывался линейным программированием. К написанию программ для компьютерам эта чисто математизированная наука никакого отношения не имела, и на английском языке она звучала, как «линейное планирование». Наши мудрецы из деканата решили, что эта наука нам здорово поможет в подготовке планируемых экспериментов большого объёма, чтобы мы сдуру не проводили эксперименты, подобно Галилео Галилею, который бросал разные, случайные предметы с наклонной башни в городе Пизе.

Лектор был типичным математиком: худосочный, волосы торчат в разные стороны, глаза ненормального, глядящие куда-то в бесконечность, и огромные очки. Курс свой знал на «ять» и читал совсем неплохо, но… Как говорится, не в коней корм. Мы-то считали себя уже выпускниками, которым море по колено. Ну, какая сволочь решится завалить выпускника накануне защиты! Трояк-то просто обязан поставить. Потому на лекции этого чудика ходили только другие чудики, желающие получить диплом с отличием. Я к таким не принадлежал, и не очень сожалел об этом. На экзамене из нашей, самой сильной на курсе гуппы положительные оценки получили только три человека. В остальных группах были случаи, когда ненормальный лектор завалил всех до одного. Курс взвыл: «Утопить собаку в самом грязном студенческом сортире!». Через сутки страсти немного улеглись, и все неистово бросились зубрить. Наука была, не сказать, чтобы какая сложная. Что-то мы успели вызубрить. Понимания её сути, по-существу, не было, поскольку у всех было яростное внутреннее отторжение теорем, излагавшихся этим математическим поганцем. Я-то сдал, и даже на четыре, но и в этом заходе злодей завали около половины студентов. Это уже напоминало процедуру опущения, принятую у уголовников, когда бедолагу окунают головой в унитаз. Такое унижение перенесли не все.

Когда этот кошмар с линейным программированием закончился, нас ждал очередной удар. Нечто, не имеющее аналогов за всю историю университета. Нам перед самой защитой назначили ещё один экзамен. Назвали его финальным, чтобы предотвратить возможные самоубийства в студенческой среде. Сказали, что это экзамен по физике в целом. То есть будут проверяться знания по всем разделам: классическая механика, квантовая, теория относительности, гидродинамика, термодинамика, статфизика… Ну, в общем, всё. Ропот подавили объявлением: «Пугаться не надо. Те, кто учил и сдавал последовательно все разделы физики, и так всё знают. Для них экзамен — чистая формальность. Зато для тех, у кого остались „хвосты“, у тех, кто из-за этих хвостов мог быть не допущен к защите диплома, есть великолепная возможность разом обнулить все накопленные грехи».

Вот тогда-то и всколыхнулась по новой у меня пустота и тоска в груди. Я понимал, что многомесячнык загулы и ласки красавиц начисто выветрили из моей памяти фундаментальные основы физики, и мне приходит реальный пипец. Я лениво и как-то обречённо написал мелким почерком базовые «шпоры», но сознанием понимал, что это ничему не поможет, поскольку помимо теории, придётся решать задачки. Тут никакие шпоры не помогут. Если нет твёрдых знаний, этого не скроешь.

На экзамен пришёл бледным. В большую физическую аудиторию впускали сразу всех. На экзамен пришли шесть профессоров и немерянное число ассистентов. Дрожащей рукой вытянул билет. Так и есть: первый вопрос — особенность применения теоремы Лиувилля для нестационарных ансамблей в физике плазмы. Второй — адиабатические инварианты в релятивистских многокомпонентных потоках частиц. Третьим пунктом была задачка о вычислении сечений столкновения в приближении Хартри-Фока. Я понял: вон он пипец во всей своей красоте и неотвратимости.

За час унылого сидения я что-то невнятное накропал: частью по памяти, частью из шпор. Толку от этого было никакого, поскольку я даже идеи никакой не смог породить, как подступиться к этой задаче. Сказывались фундаментальные пропуски спецсеминаров. Сдававших экзамены становилось всё меньше. Вот ко мне пошёл молодой и симпатичный ассистент. По виду, физик-теоретик из ИЯФа. Он протянул руку к моему билету:

— Ну, что у Вас там? Готовы? Пора, голубчик.

Я ощутил, что проваливаюсь в какой-то ватный туман…

Проснулся в холодному поту. Что за дурацкий, кошмарный сон, в котором я проваливаю экзамен? Но главное, что это за дурацкий экзамен на пятом курсе «по общей физике»? Просто чушь собачья. Оксюморон!

Во-первых, я доктор физико-математических наук, профессор. Сам неоднократно принимал экзамены у студентов. В университете учился нормально. Кандидитскую защитил через два года после выпуска. Одним из первых на курсе, а, может, и самым первым. Из всего сна реальный эпизод только с экзаменом по линейному программированию.

Что всё это означает? Почему мне приснился такой дурацкий сон? А, может, и не дурацкий вовсе? Может, в этом есть какой-то скрытый смысл, намёк, предупреждение?

29 июля, 2020 г.