Доступность высшего образования для иностранных граждан в России и зарубежных странах: социально-экономический аспект

Валентина Комлева, 2020

В монографии представлены результаты научного исследования доступности высшего образования для иностранных студентов. На основе сравнения доступности образования в Великобритании, Германии, Китае, России, США, Франции авторы выявляют основные показатели и эффективные способы обеспечения экономической доступности обучения в ведущих университетах этих стран. Книга рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Доступность высшего образования для иностранных граждан в России и зарубежных странах: социально-экономический аспект предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

← Введение

1. Основные подходы к исследованию доступности высшего образования

1.1. Международный и российский контексты доступности высшего образования

Международный контекст

Доступ к образованию является одним из целого ряда социальных гражданских прав, которые призваны смягчать социальное неравенство. Идея о том, что каждый человек имеет право на образование, глубоко укоренилась в международном дискурсе. На протяжении десятилетий глобальные инициативы, такие как Декларация прав человека Организации Объединенных Наций^[2], «Образование для всех» ЮНЕСКО^[3] и Цели развития тысячелетия ООН, были рассчитаны на расширение доступа к образованию для маргинализированных групп населения, подтвердили право на равный доступ к образованию как одно из ключевых прав человека, гарантированных для всех.

Для объективного и комплексного рассмотрения понятия «доступность высшего образования» прежде всего необходимо проанализировать тенденции и процессы, происходящие в настоящее время в мире и оказывающие влияние на развитие данного явления.

Во-первых, нужно отметить глобализацию как процесс универсализации и гомогенизации мира, оказывающий как прямое, так и косвенное воздействие на системы образования (путем увеличения финансирования образования и науки в связи с потребностями изменяющегося с технологической и экономической точки зрения глобального рынка труда). После Второй мировой войны благодаря глобализации в высшем образовании складываются следующие тенденции: идет быстрый рост не только числа учащихся высших учебных заведений, но и образовательных программ, что вызвало рост конкуренции в сфере образования и коммерциализацию сферы; началось формирование постиндустриальной экономики, повлекшей рост спроса на гуманитарные специальности университетов общего профиля^[4]. Глобализация коренным образом меняет ландшафт образовательной политики. Она вводит новые проблемы в повестку дня в области образования, сокращает время и пространство в политических процессах и активизирует роль целого ряда наднациональных субъектов в реформе образования. Такая детерриториализация процесса образовательной политики имеет важные теоретические и эпистемологические последствия.

Во-вторых, на доступность оказывает влияние либерализация высшего образования, прослеживается движение университетского образования по пути от элитарного к массовому^[5].

И наконец, получил развитие такой феномен, как интернационализация, под которым понимается процесс взаимодействия и взаимовлияния между отдельными странами, национальными системами высшего образования, образовательными организациями и отдельными личностями, выражающийся в разработке совместных образовательных программ, реализации международных образовательных проектов, развитии преподавания на иностранных языках, повышении доли иностранных студентов и т. д.^[6] Процесс интернационализации образования на глобальном уровне организуется такими международными институтами, как ООН, ЮНЕСКО, ОЭСР, Всемирный банк.

Согласно последней обновленной статистике Организации по экономическому сотрудничеству и развитию в мире в 2017 году около 140 млн студентов проходили обучение в 36 тыс. высших учебных заведений. При этом более 5 млн (почти 4 %) обучается в университетах за границей^[7]. Студенты из 209 стран обучаются за рубежом по меньшей мере в 143 странах^[8]. По данным за 2017 год, странами, на которые приходится наибольшая доля иностранных студентов, являются США (24 %), Великобритания (11 %), Китай (10 %). На Россию приходится около 6 %^[9]. Среди стран-доноров выделяется Китай, что не удивительно в связи с количеством населения, социально-экономическим ростом страны, ростом интереса к высшему образованию, наличием государственной поддержки студентов (гранты и стипендии), обучающихся за рубежом. Прогнозы в отношении студенческой мобильности и учебной миграции были весьма оптимистичными. Однако ситуация существенно изменилась в условиях COVID-19. Количество выездов резко сократилось, но желание уехать учиться за рубеж не пропало. Поэтому университеты ищут новые формы взаимодействия и привлечения иностранных студентов.

Мотивация студентов, уезжающих за рубеж, различна. Так, результаты опроса иностранных студентов, проведенного OS, показали, что большинство выбирает университет исходя из наличия конкретных направлений подготовки, качественного преподавания, стипендий и позитивного отношения к студентам из других стран. Менее важными, но все же существенными являются положение университета в рейтингах, наличие сервисов по построению карьеры, высокий уровень занятости среди выпускников и недорогие варианты проживания, предоставляемые университетом. Результаты исследований Д. Пайвис и А. Чапман^[10], С. Боронико и Дж. Боронико^[11] показали, что молодые люди выбирают иностранные университеты, потому что считают, что это обеспечит конкурентное преимущество на рынке труда. Согласно результатам исследования Хи и Чен^[12], студенты, направляясь на обучение в зарубежные университеты, руководствуются в первую очередь желанием расширить свое мировоззрение, повысить самооценку и сформировать представление о других культурах.

Половина всех иностранных студентов обучается в англоязычных странах. Согласно популярным рейтингам ведущих университетов мира, две трети из 100 лучших университетов находится в англоязычных странах, а остальные организуют образовательные программы на английском языке. Великобритания, Соединенные Штаты, Канада и Австралия принимают около 50 % от общего числа иностранных студентов в мире^[13], при этом Европа остается регионом, принимающим самое большое число иностранных студентов. На долю новых промышленно развитых стран с растущими доходами приходится значительная доля студентов, выезжающих за рубеж для получения высшего образования. Примером такой тенденции могут служить Китай и Индия — на их долю в общей сложности приходилось более четверти всех выезжающих студентов мира.

Следует отметить, что в настоящее время наблюдается и противоположный глобализации процесс — регионализация. Безусловно, студенты предпочитают выезжать на обучение в наиболее географически близкие страны, соответствующие их культурным и языковым предпочтениям и возможностям, представлениям о качестве образовательных систем, учитывая академическую репутацию университетов или последующие возможности иммиграции^[14]. Рост региональных потоков студентов наблюдается в ЕС, ЕАЭС, АСЕАН^[15]. Россия является «центром притяжения» студентов из стран бывшего СССР. К тому же, по мере того как центр экономического и политического влияния переходит в Азию, она укрепляет свое положение как привлекательный региональный центр для иностранных студентов.

В сфере развития доступа к высшему образованию возник новый тренд — предоставление образовательных услуг через информационно-телекоммуникационные технологии. The New York Times назвала 2012 год Годом онлайн-обучения, отметив 370 тыс. студентов, обучающихся в edX, и 1,7 млн — участвующих в Coursera^[16]. Идея доступа к образовательным программам является очень привлекательной, однако эмпирические исследования показывают, что слушатели онлайн-курсов — это прежде всего те, кто уже имеет преимущество в образовании и социально-экономическом статусе. Однако в условиях ограничений по причине пандемии COVID-19 рынок дистанционного образования резко возрос и сами университеты были вынуждены быстро переходить на разные платформы и формы онлайн-обучения.

Вместе с тем актуализировалась тема барьеров для онлайн-обучения, которая еще год назад не рассматривалась как существенно значимая для доступа к образовательным услугам. Выделяют несколько барьеров для доступа к онлайн-образованию: отсутствие доступа к интернету, стабильного сигнала интернета, навыков пользования интернет-ресурсами, знания языка^[17]. Эти барьеры являются не ситуативно возникшими, а устойчивыми характеристиками социально-экономического неравенства.

Ведущие платформы онлайн-образования, в том числе Coursera^[18] и edX^[19], декларируют намерение обеспечить всеобщий доступ к лучшему образованию в мире. Однако в их деятельности имеет место и коммерческий элемент. Большинство платформ онлайн-образования предлагают бесплатные курсы от престижных университетов с богатым выбором бесплатных предложений, но в то же время практикуют взимание платы за сертификаты или другие свидетельства о пройденном обучении. Некоторые эксперты отмечают, что эти платформы используются прежде всего для продвижения брендов университетов^[20].

Международные исследования последних лет акцентируют внимание на следующих проблемах доступности высшего образования.

Во-первых, анализируются социальные факторы как ведущие в развитии доступности высшего образования. По данным Eurobarometer, позиция членов семьи является наиболее важным фактором при принятии образовательных решений для 20 % европейцев. В качестве дополнительных, но менее релевантных факторов также приводятся будущие доходы^[21].

Во-вторых, отмечается особая роль экономических факторов в росте доступности высшего образования. Многочисленные исследования подтверждают ограниченность доступа к образовательным услугам из-за финансового фактора. В 2015 году более 70 % выпускников бакалавриата закончили обучение с задолженностью по студенческому кредиту. В среднем эти выпускники должны вернуть чуть больше 35 тыс. долл. США, что в два раза больше, чем 20 лет назад^[22]. Анализ выпуска 2005, 2007 и 2009 годов показал, что «только около 63 % заемщиков, по-видимому, избежали просрочки и дефолта»^[23].

В Латинской Америке повышение уровня образования привело к тому, что в настоящее время начальное и среднее образование является практически всеобщим (за некоторыми исключениями), в то время как число студентов увеличилось^[24]. С другой стороны, несмотря на проявление общей тенденции к сокращению масштабов нищеты в различных странах региона в 1990-е годы, начиная с 2000-х серьезного экономического роста в региональной экономике нет.

В-третьих, на возможности получения высшего образования разными категориями населения влияют институциональные факторы. Образование часто рассматривается как решение проблемы сокращения неравенства. Это понимание обычно основывается на одном из трех концептуальных подходов: человеческом капитале, правах человека и социальной справедливости. Подход к человеческому капиталу рассматривает образование прежде всего как средство экономического развития и обучения навыкам для трудоустройства. Согласно этой перспективе равный доступ к образованию способствует экономическому благополучию для всех. В отличие от этого правозащитный подход подчеркивает роль государства в обеспечении основных прав, в частности права на образование даже для самых непривилегированных слоев общества. Наконец, подход, основанный на социальной справедливости, рассматривает роль образования как защиту интересов бедных слоев населения посредством постановки под сомнение социальных и технических структур, которые порождают и институционализируют неравенство, стремясь резко снизить общий уровень социальной справедливости.

Пандемия COVID-19, которая привела к беспрецедентному медицинскому и социально-экономическому кризису, серьезно повлияла на весь сектор высшего образования во всем мире. Одной из конкретных проблем, выявленных пандемией COVID-19, является необходимость расширения международных и глобальных перспектив для анализа различных последствий COVID-19 в краткосрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективе. Различные организации и ассоциации высшего образования, включая студенческие ассоциации, а также другие организации, занимающиеся высшим образованием, проводят исследования с особым акцентом на регион или на конкретные вопросы.

Международные и глобальные перспективы более важны, чем когда-либо, в свете пандемии и ее последствий, пересмотра глобальных целей, поставленных ЮНЕСКО в Целях устойчивого развития на период до 2030 года, и для более эффективного их достижения посредством более качественных совместных исследований и преподавания в высших учебных заведениях. Кризис здравоохранения быстро перерос в экономический, культурный и социальный. Были разработаны немедленные меры реагирования, главным образом для контроля и сдерживания распространения инфекции, которые привели к закрытию целых стран, восстановлению границ как для людей, так и для товаров. Принятые меры оказали непосредственное влияние на высшее образование. Они определили внезапный переход высшего образования на то, что сейчас часто называют чрезвычайным онлайн-образованием^[25], где студенты нуждаются в помощи; сотрудники сталкиваются с беспрецедентными проблемами, включая отсутствие безопасности на работе; руководители университетов заново изобретают способы управления своими кампусами.

Позитивной тенденцией являются инновационные подходы к решению проблем, проявившихся в высшем образовании, и устойчивость данного сектора. Также большой интерес представляет возросший интерес политиков к компетентности высшего образования во всем мире.

В то же время многие высшие учебные заведения уже предвидят последствия перехода в интернет или последствия экономического кризиса для национальных и международных студентов и их семей, включая закрытие университетов на краткосрочную, среднесрочную или долгосрочную перспективу. Мрачное финансовое будущее, с которым придется столкнуться многим вузам, в то время как другие даже рискуют увидеть, что их деятельность будет полностью закрыта, ослабит способность вуза выполнять свои обязанности перед обществом. Студенты нуждаются в помощи, персонал — в защите и помощи, институты и системы — в поддержке. Очевидно, что будущее высшего образования нуждается в переосмыслении во многих отношениях. Необходимо будет расширять и укреплять международное и многостороннее сотрудничество в сфере высшего образования.

Наибольший удар COVID-19 нанес по интернационализации. Согласно отчету EAIE4 (март 2020 года)^[26], почти две трети учебных заведений отметили, что их исходящая студенческая мобильность повлияла на них, но только около половины сообщили о влиянии на их входящую студенческую мобильность. Данные об увольняющемся и приходящем персонале свидетельствуют о еще более низком уровне озабоченности. Чуть позже отчет ESN^[27] показал, что 65 % студентов продолжали свою мобильность в основном физически, поскольку только 2,4 % явно упоминали онлайн-курсы, а 25 % отменили их.

Ситуация изменилась, когда закрытие границ ограничило (пресекло) дальнейшую трансграничную мобильность. Группа Коимбра, сеть примерно из 40 университетов, подтвердила в отчете^[28], опубликованном в конце мая 2020 года, что 70 % мобильных студентов смогли продолжить свою мобильность виртуально, но оставляет открытым вопрос, было ли это из принимающих или родных стран.

Поскольку трансграничная мобильность стала почти незаконным актом, некоторые иностранные студенты и сотрудники, возможно, оказались с истекающими грантами, визами и видами на жительство, а также в двойной изоляции из-за пандемии и удаленности от своих устоявшихся социальных сетей, семьи и друзей. Это было ключевой проблемой как для принимающих, так и для направляющих университетов, которые оказывали поддержку международному персоналу и студентам различными способами — от психологического консультирования и дополнительной финансовой поддержки до длительного пребывания или увеличения расходов на поездку домой.

По данным аналитиков OS, 46 % респондентов заявили, что коронавирус повлиял на их планы учиться за границей. Из этих респондентов 47 % решили отложить въезд до следующего года, 13 % теперь намерены учиться в другой стране, а 8 % больше не хотят учиться за границей^[29]. В сопутствующем опросе высших учебных заведений респонденты заявили, что коронавирус заставил их учреждения принять ряд мер, в том числе:

— переключить некоторые из запланированных курсов в онлайн (50 %);

— перенести даты начала некоторых курсов на следующий семестр (19 %);

— изменить сроки подачи заявок для следующего приема (17 %);

— изменить сроки принятия предложений для следующего приема (16 %);

— перенести свои плановые мероприятия с 2020 на 2021 год (13 %);

— проводить собственные тесты по английскому языку (8 %)^[30].

Кроме того, опрос OS показал^[31]: 50 % респондентов считают, что коронавирус пагубно скажется на количестве заявок студентов, которые они получают в своих учреждениях, в то время как 26 % считают, что они останутся прежними.

В 2020/21 учебном году вузы стараются оказывать поддержку, в том числе и возможность учиться дистанционно, в случае опоздания на очное обучение или карантинного периода. Для краткосрочной мобильности, такой как Erasmus+, одни учреждения уже отменили краткосрочную мобильность в следующем семестре или даже в учебном году, а другие рассматривают гибридные или смешанные подходы. Ограничения на поездки все еще существуют, даже среди стран ЕС и программы Erasmus+. Визовые центры не были полностью открыты, и процедуры подачи заявлений на учебу и для сдачи вступительных испытаний должны были или все еще должны быть адаптированы к новой ситуации. Это может также потребовать некоторого лоббирования, чтобы предотвратить превращение международного обмена и сотрудничества в сопутствующую потерю безопасности и политики жесткой экономии.

Извлеченные на сегодняшний день уроки должны служить ориентиром для дальнейшего развития высшего образования в целом. Необходимы высококачественные исследования и образование; точно так же необходимо повсеместно поддерживать программу обеспечения равенства, чтобы инновации, необходимые для восстановления нашего общества, осуществлялись всеми, а не только теми, кто может себе это позволить. Потребность в создании и распространении знаний как никогда важна, особенно с учетом того, что мы стремимся решить выявленные глобальные проблемы и построить устойчивое будущее.

Политика и позиции России

Россия — одна из тех стран, которые активно включены в конкуренцию за иностранных студентов. Ранее мы писали о том, что процесс интернационализации в образовании носит весьма противоречивый характер, так как «в его основе лежат потенциально конфликтогенные национальные интересы государств, заботящихся о национальной безопасности и сохранении социализирующей функции высшего образования. Как только государства начинают мыслить категориями национальных интересов и осознают угрозу своей безопасности и (или) социальному и политическому воспроизводству, государственная политика в области образования разворачивается в сторону поиска путей повышения конкурентоспособности образовательных систем, повышения качества обучения и привлечения большего числа иностранных студентов, приносящих доход в бюджет страны в краткосрочной перспективе и становящихся в долгосрочной перспективе не только основой развития человеческого капитала, но и базой для международного сотрудничества»^[32]. Россия, будучи серьезным международным игроком, в том числе и на образовательном пространстве, с 2012 года реализует проект 5-100 по повышению международной конкурентоспособности российских высших учебных заведений. Правительство поставило задачу вхождения пяти университетов в список ста лучших учебных заведений мира в рейтингах OS, THE, ARWU. Программа показала существенную позитивную динамику.

7 мая 2018 года был подписан Указ Президента Российской Федерации № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года», где сферу высшего образования затрагивают три национальных проекта: «Образование», «Наука» и «Цифровая экономика Российской Федерации». Основные направления развития высшего образования, закрепившиеся в соответствующих федеральных проектах: повышение международной конкурентоспособности высшего образования, экспорт образования, кадры для цифровой экономики и непрерывное образование^[33].

В 2017 году Министерством экономического развития Российской Федерации разработан приоритетный проект «Развитие экспортного потенциала российской системы образования». Ключевые положения проекта определяют следующие цели:

— совершенствование и развитие российской нормативно-правовой базы, регулирующей вопросы приема, обучения и выпуска иностранных граждан;

— реализация мероприятий по разработке комплекса мер по повышению привлекательности образовательных программ подготовки, переподготовки, повышения квалификации иностранных граждан в российских образовательных организациях и научных центрах;

— обеспечение наличия высококвалифицированных сотрудников международных служб создания благоприятных условий для иностранных граждан в период их обучения на территории Российской Федерации;

— реализация мероприятий по продвижению «бренда» российского образования на международном образовательном рынке.

Также в статье 11 Концепции констатировано, что оптимизированные правила пребывания обучающихся в Российской Федерации иностранных граждан способствовали росту их числа^[34]. Анализ динамики количества иностранных студентов в российских университетах с 2006 по 2018 год (рис. 1 и 2) показывает устойчивую тенденцию роста.

В 2020 году численность несколько снизилась из-за ограничений на выезд и въезд из стран по причине пандемии COVID-19. В 2019 году студенты из-за рубежа обучались в 688 российских вузах и 465 их филиалах. 34,2 % от общего числа иностранных граждан учится в вузах Центрального федерального округа, 17,9 % — в Приволжском федеральном округе и 14,2 % — в Сибирском федеральном округе. При этом большая часть всех иностранцев приходилась на пять высших учебных заведений: Казанский федеральный университет (8717 чел., или 2,9 % от общего числа), Российский университет дружбы народов (7248 чел., или 2,4 %), Московский финансово-промышленный университет «Синергия» (6123 чел., или 2,1 %), Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого (4976 чел., или 1,7 %), НИУ «Высшая школа экономики» (4362 чел., или 1,5 %)^[35].

Анализ структуры иностранных студентов (рис. 2) показывает, что большая часть студентов приезжает из стран ближнего зарубежья. Также прослеживается рост иностранных студентов из Азии, Ближнего Востока и Северной Африки (рис. 3). Эта тенденция сохранялась и в 2019, и в 2020 годах.

Рис. 1. Численность иностранных студентов в российских университетах, тыс. чел.^[36]

Рис. 2. Доля иностранных студентов от общего числа обучающихся в России, %^[37]

Рис. 3. Численность иностранных студентов по странам происхождения, за исключением стран Северной Америки и Океании, Северной Европы и Африки к югу от Сахары, чел.^[38]

Российские университеты обладают широкой сетью университетов-партнеров, большинство из которых находится в Китае, странах СНГ и Европы.

Интерес иностранных студентов из стран ближнего зарубежья, Азии, Ближнего Востока и Северной Африки детерминирован рядом факторов, среди которых особенно значимыми являются:

— невысокая стоимость российского образования по сравнению с европейским (соотношение 1 к 5), а также высококвалифицированный профессорско-преподавательский персонал в области технических, медицинских, военных наук, а в последние годы и в социально-гуманитарной сфере служит весомым фактором для иностранных абитуриентов в процессе принятия решения об образовательной траектории. Преимущество российского образования в соотношении цена/качество очевидно;

— в России увеличивается количество бюджетных мест для иностранных студентов. В то время как в странах проживания студентов либо нет такой возможности, либо она сужена, либо переход на смешанную систему финансирования учреждений высшего образования привел к недофинансированию данной сферы, что лишило значительную часть студентов возможности получить бесплатное образования в своих странах. Россия является одной из немногих стран, которые предлагают иностранным гражданам возможность получить бесплатное обучение. Каждый год российское правительство присуждает несколько тысяч стипендий для иностранных студентов. Кроме того, некоторые категории иностранных граждан, в том числе соотечественники, могут поступать в российские университеты на равных с россиянами. Другой возможностью является участие в университетских академических конкурсах: победителям и лауреатам предоставляются льготные условия при поступлении в ведущие российские учебные заведения;

— интерес к изучению русского языка, культуре и истории — отсюда спрос на специальности по регионоведению;

— быстрая адаптация к российским условиям иностранных студентов, большую часть которых составляют студенты из стран постсоветского пространства.

В условиях пандемии, вызванной COVID-19, российские университеты вынуждены адаптироваться к новым условиям обучения. Для иностранных студентов предлагаются дистанционные форматы. Однако преподаватели российских университетов отмечают существенные недостатки и неудобства при организации онлайн-обучения. Результаты исследования Министерства науки и высшего образования РФ, проведенного совместно с Институтом социального анализа и прогнозирования РАНХиГС (опрошено 33987 преподавателей, то есть около 15 % всей генеральной совокупности профессорско-преподавательского состава), показывают, что у 34 % преподавателей в домашних условиях нет места для комфортного ведения занятий, 66 % преподавателей не нравится работать дома. 85,7 % сообщили, что у педагогов стало меньше свободного времени, в связи с чем возникло представление о росте рабочей нагрузки. 87,8 % преподавателей предпочитают проводить свои занятия в очном формате. Результаты опроса показали, что «радикальный переход на дистанционное образование вызывает неприятие (или недовольство) преподавателей, которое в большей степени связано не с уровнем квалификации, а разрушением привычного уклада жизни и необходимостью иначе рассматривать свое рабочее место, искать индивидуальные подходы к обучению»^[39]. Анализ результатов опроса преподавателей позволяет нам прогнозировать новые риски доступности высшего образования в условиях COVID-19. Эти угрозы связаны с нехваткой навыков и умений работать в дистанционном формате, со снижением мотивации студентов к обучению, с эмоциональными срывами, ростом нагрузки на преподавателей, обезличенностью коммуникации.

1.2. Понятие и виды доступности высшего образования

Доступность высшего образования актуализировалась как проблема научного исследования в России в конце 90-х годов XX века. К наиболее известным исследователям данной проблематики можно отнести В. И. Чупрова, Д.Л. Константиновского, Е.Л. Омельченко, Е.Л. Лукьянову, Б.В. Дубина, Л.Д. Гудкова, А.Г. Левинсона, Я.М. Рощину, Е.Д. Вознесенскую, Г.А. Чередниченко, О.Я. Дымарскую и др.^[40] Ученые разрабатывали разные подходы к исследованию данной проблематики, что породило различные трактовки дефиниции «доступность образования». Большинство российских авторов исследовали доступность высшего образования на внутрироссийском образовательном пространстве. Тем не менее российские исследования позволяют определить само понятие доступности, описать ряд критериев и показателей, которые могут быть использованы и в исследовании доступности образования для иностранных граждан.

В аналитической работе «Доступность высшего образования в регионах России» А.Д. Громов, Д.П. Платонова, Д.С. Семенов, Т.Л. Пырова^[41] сконцентрировали внимание на трех аспектах, которые посчитали ключевыми для исследований в области высшего образования, принятия решений на региональном и федеральном уровнях в отношении университетов:

— обеспеченность местами;

— финансовая доступность;

— территориальная доступность.

Обеспеченность местами фиксирует роль государства в высшем образовании как актора, позволяющего мобилизовать фонды общества и направить на определенные регионы, университеты, виды деятельности университетов; как регулятора, который определяет «правила игры» в сфере, в том числе в отношении доступа к качественному образованию.

В разделе, где рассматривается финансовая доступность высшего образования, основное внимание уделяется разнообразию затрат и различиям возможностей населения стать образованным.

Значение фактора территориальной доступности сложно переоценить. В ситуации низкой общей мобильности населения и минимизации зон привлечения человеческого капитала высокое значение приобретает возможность физического доступа к точкам наращивания персональных шансов.

При оценке влияния территориального фактора А. Д. Громов, Д. П. Платонова, Д. С. Семенов, Т. Л. Пырова определяли межрегиональные различия в расстоянии, которое необходимо преодолеть жителям от места проживания до учебного заведения.

Обобщенная трактовка данных подходов представлена в работе Т.Н. Блиновой, A.B. Федотова «Доступность услуг высшего образования: понятие и методики оценки»^[42] (табл. 1).

Наиболее распространенным подходом, в рамках которого трактуют доступность высшего образования в России, является подход обеспечения равных возможностей получения людьми высшего образования. Его сущность сводится к тому, что доступность рассматривается через призму равенства доступа к получению высшего образования всеми индивидами независимо от факторов, дифференцирующих их (социального и материального положения, территориального размещения и пр.).

Данного подхода придерживаются такие авторы, как Т. П. Евсеенко,А.С. Клюев, В.В. Фурсова, В.И. Шкатулла^[43]. Так, Т.П. Евсеенко трактует доступность высшего образования как «совокупность реальных условий обеспечения равных возможностей для получения высшего образования индивидами независимо от их экономического положения», А.С.Клюев — как «возможность выбора различными социальными группами высшего учебного заведения, а также зачисления и обучения в нем».

Таблица 1. Подходы к определению доступности высшего образования^[44]

В рамках компиляционного подхода к вопросу доступности высшего образования В.И. Сухочев, М.С. Рахманова подходят с точки зрения учета влияния всех факторов (видов) доступности: организационных, экономических, территориальных, академических^[45]. В своей работе «Методика оценки доступности высшего образования» М.С. Рахманова пишет, что «доступность высшего образования — это совокупность организационных, экономических и академических факторов, а также финансовых и интеллектуальных возможностей и способностей абитуриентов, обеспечивающих им поступление в университеты и получение высшего образования».

Через доступность основных структурных элементов системы высшего образования (университетов, вступительных испытаний, образовательных программ и стандартов) Е.А.Аникина, Е.В.Лазарчук, В. И. Чечина рассматривают доступность высшего образования в пределах структурного подхода^[46]. Авторы утверждают, что «доступность высшего образования — это доступность основных структурных элементов высшего образования, а именно высших учебных заведений, которые предоставляют услуги высокого качества независимо от их организационно-правовых форм, типов и видов, реализующих образовательные программы и государственные образовательные стандарты различного уровня и направленности, для основной массы населения независимо от социально-экономических факторов, а также доступность вступительных экзаменов, образовательных программ и образовательных стандартов с интеллектуальных позиций для основной массы населения».

Вероятностный подход к трактовке доступности высшего образования базируется либо на вероятности зачисления абитуриента в университет (С.А. Беляков)^[47], либо на вероятности уже получения высшего образования (Я.М. Рощина)^[48]. С.А.Беляков утверждал, что «доступность высшего образования характеризуется вероятностью для абитуриента занять место в университете (бесплатное или по договору с полным возмещением затрат)»^[49]. Изменение доступности, как пишет автор, соответственно, может происходить в двух случаях: при возрастании (снижении) числа мест, на которые осуществляется прием на обучение, либо если сокращается (растет) число желающих обучаться на выделенных местах. Я. М. Рощина, в свою очередь, в статье «Доступность высшего образования: по способностям или по доходам?» отмечает, что «фактическая (реальная) доступность высшего образования — это вероятность (шанс) получить высшее образование»^[50].

По мнению Т.Н.Блиновой, первые три подхода (подход обеспечения равных возможностей получения людьми высшего образования, компиляционный и структурный), по нашему убеждению, имеют существенный недостаток, заключающийся в том, что они рассматривают доступность высшего образования лишь с одной стороны — абитуриента (его глазами), иными словами, со стороны спроса на него. Данные подходы не учитывают тот факт, что во многом доступность высшего образования для абитуриента обеспечивает государство, создающее государственные университеты и филиалы, условия для открытия негосударственных университетов и филиалов, выделяющее финансирование и пр., то есть не учитывают предложение. Лишь вероятностный подход рассматривает доступность высшего образования с двух сторон — спроса и предложения. В связи с этим считаем, что именно этот подход наиболее точно отражает сущность дефиниции «доступность услуг высшего образования». Однако определения, предложенные С.А.Беляковым и Я.М.Рощиной, требуют уточнения.

Так, С.А.Беляков рассматривал доступность высшего образования только с точки зрения возможности абитуриента быть зачисленным в образовательную организацию высшего образования, упуская из виду доступность для обучающегося освоения образовательной программы и, как следствие, получения самого высшего образования. Можно сказать, что С.А. Беляков говорил не столько о доступности высшего образования, сколько о доступе к высшему образованию (вероятность поступления на обучение по программе высшего образования). Я. М. Рощина в отличие от С.А.Белякова рассматривает доступность высшего образования более широко: как «вероятность (шанс) получить высшее образование» (вероятность поступления на обучение по программе высшего образования и успешного завершения обучения в установленные сроки).

Доступность высшего образования не может рассматриваться обобщенно. Абитуриенты в большинстве своем хотят получить доступ не просто к высшему образованию, а к высшему образованию по конкретному направлению подготовки или даже по конкретной образовательной программе. При этом они могут рассматривать несколько образовательных программ (направлений подготовки) в качестве возможных для поступления. В основном это образовательные программы одной укрупненной группы специальностей и направлений подготовки.

В связи с этим наряду с доступностью высшего образования в трактовке Я. М. Рощиной было бы целесообразно выделять профильную доступность услуг высшего образования, которую также следует трактовать в рамках вероятностного подхода. О таком виде доступности говорил В. И. Сухочев, называя его академической доступностью образовательной программы^[51], однако рассматривал данный термин за пределами вероятностного подхода.

По мнению Т.Н. Блиновой, под профильной доступностью услуг высшего образования следует понимать вероятность получения индивидом высшего образования по конкретной образовательной программе высшего образования.

По мнению некоторых авторов (Е. А. Аникиной, Е.В. Лазарчук, В. И. Чечиной, В. И. Сухочева), можно выделить следующие виды доступности услуг высшего образования (критерий классификации не называется, его, по нашему мнению, можно обозначить как «в зависимости от факторов, влияющих на доступность услуг высшего образования»): экономическую (финансовую), социальную, территориальную (организационную), интеллектуальную и физическую (личностную), академическую.

Экономическая (финансовая) доступность услуг высшего образования определяется рядом экономических факторов: уровнем дохода семьи, стоимостью обучения в университете, сопутствующими расходами на получение высшего образования (оплата услуг репетиторов, обучение на подготовительных курсах, содержание ребенка в период обучения в университете и т. п.). Под данной дефиницией В.И. Сухочев понимает совокупность экономических условий, обеспечивающих финансовые возможности индивидов или их домохозяйств оплатить все расходы, связанные с поступлением в университет и получением высшего образования для себя или члена семьи на платной (в отношении финансовой доступности платной образовательной услуги) либо бюджетной основе (если речь идет о доступности бюджетной образовательной услуги) без использования заемных средств^[52]. Немного иначе финансовую доступность высшего образования трактует Е.В. Богомолов — «возможность финансирования расходов на получение образования при данном уровне доходов или как степень финансовой обеспеченности расходов на образование доходами»^[53].

Социальную доступность высшего образования определяют статус семьи, уровень образования и квалификация родителей, национальность и культурные различия абитуриентов и их семей.

Территориальная (организационная) доступность услуг высшего образования зависит от региона проживания, уровня его урбанизации, количества и территориального размещения университетов и филиалов, дислоцированных в регионе, размера населенных пунктов. Как пишет в своей диссертации В. И. Сухочев, «организационная доступность университетов — это совокупность организационно-материальных условий, обеспечивающих на территории страны достаточное количество университетов и учебных мест в них для всех потенциальных и фактических абитуриентов, желающих поступить в высшие учебные заведения»^[54]. При этом автор отдельно выделяет подвиды организационной доступности. Интересным представляется разделение данного вида доступности на доступность в разрезе субъекта РФ и доступность в разрезе федеральных округов. Особенно актуально такое выделение для территорий Дальнего Востока.

Академическая доступность высшего образования (Е. А. Аникина, Е. В. Лазарчук, В. И. Чечина) определяется рядом факторов^[55], а именно: перечнем образовательных программ, по которым предлагается обучение в университетах, количеством бюджетных мест, наличием льгот и преимуществ при поступлении в университет, доступными формами образования, инфраструктурой университета (наличием/отсутствием общежитий, их размером и пр.), информированностью абитуриента о возможностях обучения по различным образовательным программам в различных образовательных организациях высшего образования. Как можно заметить, спектр этих факторов достаточно широк и не всегда может быть отнесен к «академическим» — например, наличие общежитий. В связи с этим, по нашему убеждению, понятие академической доступности высшего образования требует либо уточнения, либо разделения на несколько видов (подвидов).

Под интеллектуальной и физической доступностью высшего образования понимается интеллектуальная и физическая способность абитуриента освоить образовательную программу высшего образования. Речь идет о том, что не все потенциальные абитуриенты способны пройти весь курс обучения в высшей школе в установленные законодательством нормативные сроки. Услуги высшего образования в сравнении с прочими образовательными услугами характеризуются наиболее высокой сложностью потребления, что может порождать проблемы в освоении образовательных программ уровня бакалавриата, специалитета, магистратуры у недостаточно подготовленных абитуриентов, студентов. Кроме того, состояние здоровья также может ограничивать возможность потребления услуг высшего образования отдельными людьми.

Рассмотренные виды доступности услуг высшего образования взаимозависимы. К примеру, абитуриенты, проживающие не по месту нахождения университета (территориальная доступность), в случае отсутствия или нехватки места в общежитии (академическая доступность) вынуждены будут снимать квартиру (финансовая доступность).

Между многими вышеуказанными показателями доступности присутствует корреляция. К примеру, если потенциальный студент проживает далеко от университета, в сельской местности (фактор территориальной доступности), а место в общежитии отсутствует (один из факторов академической доступности), то будет необходимо снимать квартиру (сопутствующие расходы, фактор экономической доступности). Что в конечном счете в еще большей степени обострит и усилит проблему доступности высшего образования для данной категории студентов или студентов, находящихся в схожей ситуации. Тем самым степень доступности высшего образования может существенно отличаться в зависимости от воздействующих факторов, многие из которых тесно связаны между собой и способны усиливать друг друга (как положительно, так и отрицательно) или, наоборот, сглаживать это влияние.

Систематизация разных факторов доступности высшего образования представлена в работах Р. Жиро. Рассматривая проблему социального неравенства в образовании, он выделил ряд факторов, влияющих на его воспроизводство^[56]. Условно их можно подразделить на две большие группы:

1) факторы макросреды (политические, экономические, культурные и другие аспекты определенного типа общества);

2) факторы микросреды:

— семейные факторы, влияющие на развитие личности: происхождение родителей, таланты; вид учебы; уровень знаний; приумножение талантов с помощью различных форм обучения;

— личностные факторы: качества, полученные по наследству; физическое, умственное, психическое состояние; характер; пол; возраст; проекты на будущее и т. п.;

— контекстуальные, зависящие от социальной среды.

Все выше рассмотренные факторы имеют значение как для внутристрановой доступности (для граждан государства), так и для иностранных граждан. Однако для иностранных граждан есть еще одно существенное условие — знание языка. Языковая доступность высшего образования становится главным фактором получения высшего образования за рубежом даже при условии наличия всех иных вышеназванных факторов.

Отсутствие условий доступности высшего образования создает некоторые препятствия (барьеры). А. М. Осипов в статье «Институциональные барьеры и механизмы доступности образования: концепция и региональная динамика»^[57] определяет термин «барьер» как совокупность факторов, затрудняющих получение образования в образовательной организации ребенку, не обладающему тем или иным ресурсом, необходимым для включения в этот кластер. Высота барьера определяется по вероятности успешного поступления и окончания обучения ребенком, не обладающим необходимым ресурсом для его преодоления.

A.M. Осипов выделяет следующие барьеры доступности высшего образования:

1) разведение учащихся по разным образовательным потокам (трэкинг, от англ. track — беговая дорожка) осуществляется образовательным учреждением, предполагает применение таких инструментов, как учебно-контрольные тесты, рейтинги учащихся, учет интересов и способностей. Трэкинг отвечает в большей мере интересам элит, остальную массу обучаемых чаще заводит в тупиковые трэки, носящие примитивный характер и снижающие шансы интеллектуальной карьеры^[58]. Меритократический характер трэкинга превращает образование в гонку за оценками, не ведущую к развитию способностей всех людей и ожидаемой солидарности общества. Трэкинг стал предпосылкой последующего выделения элитарных образовательных учреждений;

2) коммерциализация образования выражается в росте платных услуг, усиливающем экономическую селекцию учащихся и закрытое воспроизводство отдельных профессиональных групп. Она ведет к сильной связи между социальным статусом семей учащихся и типом учебного заведения, предоставляющего платные услуги. Возникает круг престижных образовательных учреждений, доступ в которые зависит от экономических ресурсов семьи. Отражением данной ситуации является дифференциация образовательных планов молодежи, обусловленная уровнем благосостояния семей. Экономическая селекция учащихся в высшем образовании оказывается более интенсивной, чем в среднем. Растут новые виды затрат на литературу, доступ к сетевым информационным ресурсам, зарубежные поездки, аренду жилья, питание и медицинскую помощь, услуги репетиторов и консультантов;

3) просматриваются специфические отношения педагогов к учащимся из разных социальных групп. Большинство учителей школ и преподавателей колледжей и университетов принадлежит к среднему классу. Это может вести к необъективной оценке учащихся из разных социальных групп, учитывающей манеры поведения, навешиванию ярлыков («хорошие» и «плохие» ученики). Такие факторы структуризации, организации и регламентации образовательного процесса неодинаково влияют на успешность выходцев из разных социальных групп и слоев;

4) структура семьи и ее размер обусловливают положение ребенка в семье и модели его межличностных взаимодействий, объем и содержание процессов его социализации. Зарубежные социологи выявили зависимость между структурой семьи и школьными успехами детей и предложили модель «слияния» эффектов размера семьи, порядка рождения детей и уровня их умственных способностей. Согласно этой модели, успеваемость была выше:

— у выходцев из небольших семей;

— детей, родившихся ранее, чем у рожденных позднее;

— детей из полных семей, чем у детей из неполных семей.

Российские исследования отчасти подтверждали эту закономерность^[59];

5) ценностное отношение родителей к учебе детей влияет на успехи в обучении. Чем выше ожидания родителей, тем лучше успеваемость школьника или студента. Внимание родителей к обучению детей затруднено все более сложным содержанием образования. Многие родители сохраняют способность компетентного диалога со своими детьми-школьниками, но в высшем образовании диалог возможен обычно применительно к родственным профессиям или в случаях династического профессионального интереса родителей и детей. Отсутствие родительского интереса часто сочетается с низкой успеваемостью детей, особенно в группах учащихся из нижних социально-экономических слоев;

6) развитие языковых способностей учащихся обусловливает их учебные успехи. Зарубежные социологи, следуя концепции Б. Бернстайна, выделяют устойчивые отличия в языке (речевые коды) школьников из низших и средних социальных слоев. Дети из разных социальных слоев по-разному выражают словами свои чувства, мотивы и намерения, знания и опыт, что неизбежно отражается на учебных оценках и успеваемости;

7) гендерные стереотипы дополняют перечень механизмов социального расслоения в образовании. Дисбаланс по полу в составе студентов отдельных специальностей университета велик. За некоторыми профессиями закрепились ярлыки «женских» или «мужских», например учителем начальных классов может быть девушка, а инженером — юноша. Отдельные специальности в университетах становятся почти закрытыми в гендерном плане^[60], чем усиливается гендерная асимметрия профессий и занятости. Около половины выпускниц сельских школ ориентированы на профессии гуманитарного и педагогического профиля, ожидаемая низкая оплата труда их не останавливает;

8) региональные и территориальные различия в образовании проявляются в концентрации образовательных учреждений в городах и в их неодинаковом функционировании в разных типах сообществ: в малых городах, престижных или неблагополучных городских кварталах, в сельской местности. Регионально-поселенческий параметр отбора и формирования контингента студентов действует опосредованно, в связи с социально-экономическим положением родительской семьи.

Интересен анализ барьеров с точки зрения получения качественного образования еще в школах. М. Л. Агранович утверждает, что тип среднего образовательного учреждения выступает как институциональный фактор, влияющий на возможности получения высшего образования для разных социальных групп^[61]. Функционирование среднего общего образования предполагает дифференциацию типов школ исходя из особенностей системы расселения, потребностей семей^[62]. На практике в России существуют различные типы школ среднего образования, такие как обычная общеобразовательная школа, лицей, гимназия и др. Однако большинство профильных школ находится в городах, преимущественно в крупных. В обычной общеобразовательной школе существуют профильные классы. С учетом того, что «доступность получения высшего образования начинает определяться тем, какую школу, а иногда и какой конкретный класс в школе оканчивает ученик»^[63], мы имеем дело с барьерами, заложенными еще на уровне школьного образования.

Барьерами могут быть и различия в воспитании. Весьма обстоятельно этот фактор проанализирован в исследованиях Б. Бернстайна. Он объясняет, что дети, выходцы из рабочего класса, испытывают, по его мнению, языковую недостаточность или в более широком смысле «культурную недостаточность» или депривацию. Родители, занятые физическим трудом, испытывают меньшую симпатию к получению их детьми высшего образования, чем родители, занимающиеся умственным трудом^[64]. Таким образом, Бернстайн отмечает, что наиболее важным барьером, препятствующим получению высшего образования, является не экономический, а культурный барьер.

Применительно к высшему образованию подобные различия зафиксировали французские социологи (П. Бурдье, Ж.-К. Пассерон)^[65]. Отражая ее в теории лингвистического капитала, Бурдье вводит понятие «культурный капитал», который ребенок приобретает непосредственно в семье^[66]. Даже в случае поступления в университет дети, выходцы из народных масс, в процессе обучения теряют много полезной информации по причине неспособности правильно ее воспринимать, причем преподаватель не является причиной этих потерь. Не умоляя значения культурного фактора, Бурдье совместно с Ж.-К. Пассероном на основе многочисленных статистических данных приходит к выводу, что экономический фактор не менее значим (наименее обеспеченные категории населения имеют символические шансы дать своим детям высшее образование).

При высоких институциональных барьерах доступности образования равная ориентация выпускников на успех в жизни сглаживает барьеры на ценностном уровне, но планы поступления в университеты существенно отличаются.

1.3. Методики оценки доступности

Среди российских методик оценки доступности высшего образования отметим методику С.А.Белякова и С.А.Рахмановой. Отталкиваясь от авторской трактовки доступности высшего образования, С.А. Беляков в своей монографии «Модернизация образования в России: совершенствование управления»^[67] предлагал определять ее по следующей формуле (1):

Д = Зв: Пз, (1)

где Д — доступность высшего образования;

Зв — количество зачисленных в университет, чел.;

Пз — число поданных заявлений о зачислении в университет, ед.

При этом автор сам указывал, что существенным недостатком данного подхода является кратный счет заявлений, поданных абитуриентами в несколько учебных заведений. Принимая во внимание право подачи абитуриентами заявлений в пять университетов России и в каждом университете на три специальности (направления подготовки)^[68], использование при оценке доступности услуг высшего образования показателя «число поданных заявлений о зачислении в университет» не совсем корректно.

Рис. 4. Показатели, используемые в методике М.С. Рахмановой при расчете доступности высшего образования^[69]

Доступность высшего образования в отношении университетов, реализующих программы стратегического развития, предлагает оценивать М.С.Рахманова. Ею предложена методика оценки организационной доступности высшего образования, основанной на показателях Министерства образования и науки Российской Федерации для оценки эффективности деятельности университетов, разработанных в рамках ежегодного мониторинга эффективности деятельности университетов^[70]. Для этих целей в качестве информационной базы она предлагает использовать отдельные показатели мониторинга эффективности деятельности образовательных организаций высшего образования, а также данные, включаемые в отчеты по реализации программ стратегического развития (рис. 4). В конечном итоге автор выводит показатель «суммарный уровень доступности высшего образования в регионе», на основе которого ранжирует университеты в рамках групп (классические университеты, инженерно-технические университеты, гуманитарно-педагогические и другие университеты) по трем направлениям: с высоким, средним и низким уровнем доступности высшего образования.

Разработанная автором методика оценки доступности высшего образования позволяет провести оценку уровня доступности высшего образования по высшим учебным заведениям, оценить динамику уровня доступности высшего образования, провести сравнительную оценку уровня доступности высшего образования среди разных групп университетов, определить проблемные зоны деятельности университетов, влияющие на доступность высшего образования.

Данная методика хотя и предполагает оценку общей доступности высшего образования в пределах региона, но не может быть применена в отношении всех образовательных организаций высшего образования (а только тех, которые реализуют программы стратегического развития).

Российскими авторами предлагаются также методики оценки отдельных видов доступности высшего образования. А.Д.Громов, Д.П.Платонова, Д.С.Семенов, Т.Л.Пырова в работе «Доступность высшего образования в регионах России»^[71] для оценок финансовой доступности высшего образования используют показатель, учитывающий:

— среднюю годовую стоимость обучения в университетах региона, взвешенную на долю платных мест в общем объеме подготовки;

— стоимость годовой аренды однокомнатной квартиры в регионе, взвешенную на долю студентов, не обеспеченных местом в общежитии, от общего числа студентов, нуждающихся в нем;

— годовую величину прожиточного минимума.

Включаемым в расчет показателям присваиваются веса, и их сумма соотносится со средними региональными доходами на одного члена домохозяйства. Таким образом, показатель финансовой доступности высшего образования авторский коллектив рассчитывает по формуле (2):

Ф = (0,5 × С × СП + 0,25 × А × АО + 0,25 × ПМ):: Д × 100, (2)

где С — средняя стоимость обучения в регионе в течение двух семестров;

СП — доля платных мест в общем объеме подготовки в регионе;

А — стоимость годовой аренды однокомнатной квартиры в регионе;

АО — доля студентов, не обеспеченных местом в общежитии, в общем числе студентов, нуждающихся в нем;

ПМ — величина прожиточного минимума, умноженная на 12 месяцев;

Д — средние региональные годовые доходы домохозяйств на одного члена домашнего хозяйства.

Хотя А. Д. Громов, Д.П.Платонова, Д. С. Семенов, Т.Л.Пырова называют предложенный ими показатель показателем финансовой доступности высшего образования, по существу, это показатель, оценивающий финансовую доступность одного года обучения по программе высшего образования.

В.И. Сухочев обосновывает необходимость применения различных методик определения уровня финансовой доступности высшего образования в зависимости от трех составляющих:

— используемого для расчета показателя;

— условий поступления абитуриента (бюджет или с оплатой стоимости);

— месторасположения университета относительно места проживания абитуриента.

Информация о его подходах к оценке уровня финансовой доступности высшего образования сведена в табл. 2.

Как видно из таблицы, в формулах определения уровня финансовой доступности высшего образования В. И. Сухочев использует показатель «прожиточный минимум в регионе». По нашему мнению, использовать данный показатель не совсем корректно, так как это приводит к искусственному завышению показателя доступности высшего образования. Вместо него целесообразно применять показатель, учитывающий реальные расходы населения на питание, одежду и пр.

Таблица 2. Показатели уровня финансовой доступности высшего образования, предлагаемые В. И. Сухочевым^[72]

В. И. Богомолов оценку финансовой доступности услуг высшего образования (исходя из понимания сущности данного понятия) предлагает оценивать как соотношение расходов на обучение в университете и медианы (а не средней, как В. И. Сухочев) заработной платы в стране, утверждая, что последняя составляющая позволяет учитывать неравномерность распределения доходов в экономике^[73].

А.А.Ширяев предлагает оценку доступности образования по показателю «удельный вес взрослого населения, имеющего высшее и послеуниверситетское профессиональное образование, в общей численности населения»^[74]. Данный подход предполагает, что чем выше степень охвата населения высшим образованием, тем выше степень доступности образования для населения (табл. 3).

Таблица 3. Расчет отношения охвата населения России высшим образованием^[75]

Кроме того, А.А.Ширяев предлагает оценку степени доступности высшего образования на основе сопоставления средней стоимости обучения в университете и средней заработной платы работника. По его мнению, отношение средней заработной платы в России к средней стоимости обучения составит в этом случае 440,3 % в 2009 году с учетом корректировок. При этом в Москве средняя цена на обучение в университетах с учетом корректировки составляет 73,728 тыс. руб. Очевидно, что в сложившейся ситуации работникам различных отдаленных регионов получить платное образование в престижных московских университетах значительно труднее, нежели в региональных (рассматривается ситуация, при которой плату за обучение работающий оплачивает самостоятельно). Необходимо учесть, что многие московские университеты могут зачастую, но не всегда и не все обеспечить более качественное высшее образование. Если использовать в качестве показателя качества обучения престижность университета, то в этом случае средняя цена обучения составит 142,621 тыс. руб. (были выбраны Российский экономический университет им. Г.В.Плеханова, Московский государственный технический университет им. Н.Э.Баумана, Национальный исследовательский ядерный университет «МИФИ», Российский университет дружбы народов). В этом случае возможность получения образования в таких организациях также снижается^[76].

Такой подход представляется не совсем корректным другим разработчикам методик, так как типичный возраст российских студентов дневного отделения — 17-22 года, которые в большинстве своем не относятся к экономически активному населению и оплата образования которых ложится, как правило, на плечи родителей. В.В.Суворова и Е.В.Андросова считают, что более точный результат оценки возможности оплаты может быть получен при расчете данного индекса в разрезе субъекта РФ по следующей формуле (3):

I_в _ооо = (СМДД*_і — ПМ*_і):: ССО_і, (3)

где I_вооо — индекс оценки возможности оплаты;

СМДД*; — средний медианный доход на душу населения типичного студенческого возраста г-го субъекта РФ;

ПМ*. — величина прожиточного минимума учащегося г-го субъекта РФ;

ССО₁ — средняя стоимость обучения в университете г-го субъекта РФ.

При этом средний медианный доход на душу населения — это сумма, разделяющая население региона строго пополам: на одну половину населения приходится больше этой суммы, на другую — меньше, то есть является показателем более информативным, чем средняя арифметическая величина заработной платы. В России, согласно последним данным, медианная заработная плата составляет порядка 72 % от средней арифметической^[77].

Расчет средней стоимости обучения предлагается не как медианная, а как средняя взвешенная величина в силу того, что стоимость обучения в отличие от дохода является величиной более фиксированной, зачастую не имеющей даже территориального коэффициента, а абитуриент имеет возможность выбора специальности (направления), что нельзя сказать о доходе. Кроме того, основным критерием открытия платных мест в университете является платежеспособность населения, следовательно, средняя стоимость обучения в конечном итоге будет стремиться к медианной.

Расчет средней взвешенной стоимости обучения предлагается осуществить по формуле (4):

ССО = ∑ⁿ_i=1 x_i × Р_i: ∑ⁿ_i=1 x_i, (4)

где ССО — средняя взвешенная стоимость обучения;

Р_i — цена за обучение на г-й специальности (направлении);

x_i — количество платных мест на г-й специальности (направлении).

Сложности подсчета предложенных показателей обусловлены отсутствием сопоставимых статистических данных, что затрудняет процесс проведения оценки доступности высшего образования в России, а следовательно, и проведение сравнительного анализа.

К вопросу оценки территориальной (организационной) доступности высшего образования обращались такие авторы, как В.И.Сухочев, А.Д.Громов, Д.П.Платонова, Д.С.Семенов, Т.Л. Пырова. Они подошли к анализу территориальной доступности высшего образования путем оценки усредненных минимальных расстояний от районного центра региона до ближайшего населенного пункта внутри региона, в котором дислоцирована образовательная организация высшего образования либо ее филиал^[78]. Это позволило авторам определить место каждого региона Российской Федерации по данному показателю, измеряемому в километрах, и на основе этого сгруппировать регионы в пять групп (расстояния от 8 до 63 км, от 63 до 121, от 12 до 160, от 160 до 278, от 278 до 474 км соответственно).

Более широко к оценке территориальной доступности высшего образования подошел В. И. Сухочев. Он предложил выделять доступность региональных университетов в разрезе региона и федерального округа. Для этих целей ученый решил использовать показатель уровня доступности региональных университетов, рассчитываемый по формуле^[79]:

Дт = (К_мт:Кат) × 100, (5)

где Дт — уровень доступности региональных университетов, %;

К_мт — количество учебных мест для абитуриентов в университетах региона РФ;

Кат — количество абитуриентов университета региона РФ.

Показатель «уровень доступности региональных университетов» не позволяет оценить доступность высшего образования в пределах страны в целом. Такую возможность не заявляет и сам автор, да и применение данного показателя для России в силу неравномерности размещения университетов и населения по территории страны покажет усредненное значение, которое вряд ли дает объективную картину, учитывающую территориальное распределение населения. А относительно высокая мобильность абитуриентов, наблюдаемая последние годы^[80], накладывает существенные ограничения на применение предложенного В. И. Сухочевым показателя для России в целом для целей оценки территориальной доступности высшего образования в регионах. Тем более сложно использовать эту методику для расчета территориальной доступности образования за рубежом.

Как отмечает И. А. Мартынова, доступность высшего образования может быть проанализирована на четырех уровнях: на уровне университета, региона, на национальном и глобальном уровнях^[81]. Проблема доступности высшего образования имеет сходство в разных странах мира, играет важную роль в мировых и национальных тенденциях развития толерантности и демократии, способствует мировой интеграции образовательных систем. Сравнение доступности высшего образования между странами также дает им возможность дополнять друг друга в образовательной политике.

В.В.Фурсова и Ха Ванг Хоанг к показателям измерения доступности высшего образования, которые дают общую картину доступности высшего образования, относят следующие:

— уменьшение (увеличение) числа университетов;

— численность студентов;

— доля молодежи, обучающейся в высших учебных заведениях в соответствии с общей численностью населения данной возрастной группы;

— достигнутый уровень образования молодежи — доля индивидов с законченным высшим образованием в совокупности населения;

— индекс социального равенства в образовании (EEI), измеряющий уровень образования родителей;

— индекс гендерного паритета, отражающий равенство полов в отношении доступа к высшему образованию^[82].

С.А.Беляков, основываясь на данных федеральной службы статистики, определяет следующие показатели индексы доступности^[83]:

1) уменьшение (увеличение) числа университетов. За последние годы в России количество высших учебных заведений сократилось^[84];

2) численность студентов (или количество абитуриентов, поступивших в университет), которая является одним из показателей уровня доступности высшего образования. С. А. Беляков полагает, что в настоящее время доступность высшего образования следует оценивать с точки зрения изменения количества поступлений в университеты, которое характеризуется числом студентов на 10 тыс. человек^[85]. Численность студентов является первичным и основным показателем, измеряющим уровень доступности высшего образования. Однако доступность высшего образования рассматривает возможность как поступления, так и успешного завершения университета;

3) доля молодежи, обучающейся в высших учебных заведениях в соответствии с общей численностью населения данной возрастной группы (из расчета количества студентов на 10 тыс. населения). Этот показатель позволяет сделать вывод о доступности исходя из числа получающих высшее образование^[86]. В частности, по данным на 2015 год, число студентов на 10 тыс. человек в России составляет 356, что говорит о сокращении показателя на 0,72 в течение последних пяти лет^[87]. В 2019 году число студентов на 10 тыс. человек в России составляет менее 800;

4) доля индивидов с законченным высшим образованием в совокупности населения в возрасте старше 15 лет, которая выражает уровень достигнутого (завершенного) образования. Относительно высокая степень доступности высшего образования статистически отражает уровень жизни населения, зависящий от социально-экономического развития страны;

5) индекс социального неравенства в образовании (EEI), который отражает уровень равенства в образовании студентов, имеющих неодинаковый социально-экономический статус, и учитывает уровень образования отца. А. Ашер и А. Сервенан отмечают, что культурный капитал повсеместно играет важную роль в доступе к образованию, в частности дети элиты имеют больше шансов получить высшее образование, чем дети из рабочих семей. Отметим, что понятие «доступность высшего образования» определяет идею равенства в доступе к высшему образованию детей из всех социально-демографических групп. Чем выше EEI, тем больше людей имеют доступ к высшему образованию, а низкий индекс означает большую элитарность студенчества^[88]. Индекс социального неравенства образования выявляет различие в доступности высшего образования для групп населения в зависимости от их статуса, в данном случае от уровня образования родителей. Он же является одним из важных показателей, отражающих значимое место культурного капитала в доступности высшего образования;

6) индекс гендерного паритета (GPI), показывает равенство в доступе к образованию по половому признаку. Согласно определению ЮНЕСКО, GPI = 1 соответствует равенству полов, а значения GPI от 0 до 1 означают преобладание мужчин, значения больше 1 — преобладание женщин^[89]. В 2013 году индекс гендерного паритета в российском образовании, по данным Всемирного банка, составлял 1,24^[90], в 2015 году в России этот показатель равнялся 1,17^[91]. Эксперты Всемирного банка в 2015 году отмечали, что международный индекс гендерного паритета равнялся 1,1 (2013 год)^[92]. При сопоставлении уровня достигнутого высшего образования по гендерному признаку видно, что в России доля женщин, имеющих высшее образование, была больше, чем доля мужчин (29,8 против 24,5 %)^[93]. Иными словами, в России этот показатель совпадает с индексом гендерного паритета.

Показатели измерения уровня доступности высшего образования и состояния доступа к высшему образованию для различных социальных групп позволяют выявить социальную проблему неравной доступности высшего образования в российском обществе.

Для сравнения приведем методику оценки доступности высшего образования канадских исследователей из Института образовательной политики, применяемую с целью разработки рейтинга стран по показателю доступности высшего образования. В работе канадских исследователей «Глобальные рейтинги систем высшего образования» А. Ашера и А. Сервенан^[94] была предпринята попытка создания универсальной методики, при этом за основу принимались два вида рейтингов: рейтинг стран по возможности оплаты и рейтинг по доступности высшего образования.

Для проведения рейтинга по доступности авторы предлагают методику, основанную на расчете четырех показателей (табл. 4):

Таблица 4. Индикаторы доступности высшего образования методики канадских исследователей^[95]

1) показатель участия молодежи в высшем образовании — процент студентов высших учебных заведений в численности населения возрастной группы, типичной для получения высшего образования;

2) показатель достигнутого уровня образования молодежи — процент лиц с законченным высшим образованием в численности населения в возрасте от 25 до 34 лет (типичный возраст завершения высшего образования);

3) индекс социального равенства в образовании, рассчитываемый как отношение доли мужского населения в возрасте 45-65 лет с высшим образованием к доле студентов, отцы которых имеют высшее образование;

4) индекс гендерного паритета, отражающий равенство мужчин и женщин в доступе к высшему образованию. Рассчитывается как отношение количества студентов-женщин к количеству студентов-мужчин.

В работе анализировались 15 стран, имеющих высокий уровень социально-экономического развития: США, Канада, Япония, Австралия, Великобритания, Новая Зеландия и ряд высокоразвитых европейских государств. К сожалению, Россия не вошла в их число. Авторы отмечают, что выбор показателей доступности нельзя считать оптимальным из-за недостаточного количества сопоставимых данных.

Так применимы ли такие критерии оценки к российским реалиям?

Первый и второй индикаторы вполне применимы для оценки доступности образования в России, однако необходимо принимать во внимание тот факт, что типичный студенческий возраст и типичный возраст завершения высшего образования в России несколько отличаются от соответствующих показателей в странах, выбранных канадскими учеными. Например, средний возраст студентов в странах ЕС составляет 21 год, типичный возраст окончания бакалавриата — 23 года, магистратуры — 26 лет. Такие значения объясняются большими сроками обучения в средней школе, прохождением военной или гражданской службы мужчинами, частой практикой кратковременных перерывов в получении образования в связи с профессиональной занятостью. По сравнению с большинством западных стран, где высшее образование получают граждане более старшего возраста с гораздо большим трудовым и жизненным опытом, возраст российских студентов значительно ниже^[96]. Это обстоятельство необходимо учитывать при определении границ типичного возраста: они должны быть определены для каждой отдельно взятой страны.

Индекс социального равенства в образовании отражает доступность высшего образования для молодых людей из всех социально-демографических групп. Несомненно, в большинстве стран дети интеллигенции имеют значительно больше шансов получить высшее образование, чем дети рабочих, независимо от стоимости обучения. В России, к сожалению, отсутствуют необходимые статистические данные об образовании мужчин соответствующей возрастной группы, но, по ориентировочной оценке, в России индекс социального равенства ниже, чем в большинстве развитых стран^[97].

Целесообразность рассмотрения данного индекса в России на данный момент невелика, поскольку образование родителей далеко не всегда отражает достигнутый социальный уровень, что во многом обусловлено низким престижем так называемых бюджетных отраслей: медицины, науки, образования, социальных служб. Родители, занятые в данных отраслях, безусловно образованные люди, но далеко не всегда имеют возможность оплатить обучение своих детей. И наоборот, родители, которые не получили высшего образования, но сумели создать прочную материальную базу для своей семьи, стремятся дать своим детям все самое лучшее, в том числе и образование. Кроме того, уровень образования отца — величина, сложно поддающаяся анализу, если принять во внимание большой процент детей, которые растут вовсе без отцов, иногда даже не имея информации ни об уровне их дохода, ни об уровне образования. В этих условиях, во многом связанных с переходным состоянием российской экономики (именно в тот период рождались нынешние студенты), нельзя разделять понятия социального равенства и возможности оплаты образования. Хотя и существует вероятность, что с течением времени ситуация сгладится и данный индекс приобретет значение, сопоставимое с большинством развитых стран.

Рассмотрение индекса гендерного паритета в России также не будет иметь существенного значения, поскольку в России не существует каких-либо законодательных или социокультурных ограничений в обучении мужчин и женщин, а отклонение данного показателя от единицы обусловлено только гендерным составом населения. Поэтому данный индекс имеет смысл рассматривать не в рамках исследования доступности образования, а в рамках анализа востребованности интеллектуального потенциала на рынке труда при определении избыточных и дефицитных специальностей. Действительно, некоторые профессии, образно говоря, имеют гендерный статус, в связи с которым нередко обнаруживается профессиональная сегрегация по признаку пола^[98]

Конец ознакомительного фрагмента.

← Введение

* * *

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

Всеобщая декларация прав человека (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10.12.1948). — URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_120805/.

Дакарские рамки действий. Образование для всех: выполнение наших коллективных обязательств. Приняты Всемирным форумом по образованию (Дакар, Сенегал, 26-28 апреля 2000 г.) // Организация Объединенных Наций: интернет-сайт. 2000. 28 апреля. — URL: http://www.un.org/ru/events/literacy/dakar.htm.

Shin J. С, Teichler U. The Future of University in the Post-Massification Era: a Conceptual Framework. In J.C. Shin and U. Teichler, The Future of the Post-Massifled University at the Crossroads: Restructuring Systems and Functions. Springer, 2014. — P. 3–4.

Ларинова М. В., Горбунова Е. М. Интернационализация высшего образования в странах ОЭСР // Издательский дом ГУ вшэ. — 2005. — С. 8–14. — URL: https://www.hse.ru/data/2011/07/29/121S023321/IN_education.pdf.

Высшее образование в Европе // Экспертный центр европейских исследований. — 2017. — URL: https://www.spbstu.ru/upload/inter/higher-education-europe-2017.pdf.

Net flow of internationally mobile students — URL: http://data.uis.unesco.org/Index.aspx?QueryId=243.

UNESCO Institute for Statistics, 2016. — URL: http://uis.unesco.org/.

IIE. Project Atlas, 2017. — URL: https://www.iie.org/Research-and-Insights/Project-Atlas.

Pyvis D., Chapman A. Why university students choose an international education: A case study in Malaysia // International Journal of Educational Development, 2007. — № 27 (2). — С. 235–246.

Boronico C., Boronico J. Study abroad perspectives on institutional operations.// Contemporary Issues in Education Research. — 2010. — № 3 (4). — P. 13–20.

Times Higher Education. — URL: https://www.timeshighereducation.com/student/best-universities/most-international-universities-world.

IIE. Project Atlas, 2017. — URL: https://www.iie.org/Research-and-Insights/Project-Atlas.

UNESCO Institute for Statistics, 2016. — URL: http://uis.unesco.org/.

Shields R. Reconsidering regionalisation in global higher education: student mobility spaces of the European Higher Education Area // Compare. — 2016. — № 46 (l). — P. 5–2.

Pappano L. The boy genius of Ulan Bator the New York Times Magazine 2013. — URL: http://www.nytimes.com/2013/09/15/magazine/the-boy-genius-of-ulan-bator.html?pagewanted=all.

Van Dijk J., Hacker K. The digital divide as a complex and dynamic phenomenon // Information Society. — 2003. — № 19. — P. — 315-326.

About Coursera. — URL: http://www.coursera.org/about/.

Hollands G.J., Shemilt I., Marteau T.M. et all. Why do institutions offer moocs // The Cochrane Library. — 2014. — № 18 (3). — P. 1–19.

Eurobarometer Attitudes towards Vocational Education and Training — European Commission, 2011.

Sparshott J. Congratulations, class of 2015. You’re the most indebted ever (for now). — URL: https://blogs.wsj.com/economics/2015/05/08/congratulations-class-of-2015-youre-the-most-indebted-ever-for-now/.

Brown M., Haughwout A., Lee D. et all. Looking at student loan defaults through a larger window. — URL: http://libertystreeteconomics.newyorkfed.org/2015/02/ looking at student loan defaults through a larger window.html.

Клячко Т. Л., May В. А. Тенденции развития российского высшего образования//Вопросы образования. — 2007. — № 3. — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tendentsii-razvitiya-vysshego-professionalnogo-obrazovaniya-v-rossi-yskoy-federatsii.

Marinoni G., van’t Land H., Jensen T. the impact of covid-19 on higher education around the world: IAU Global Survey Report // International Association of Universities, 2020. — URL: https://www.iau-aiu.net/lMG/pdf/iau_covidl9_and_he_survey_report_final_may_2020.pdf.

Coping with COVID-19: International higher education in Europe. — URL: https://www.eaie.org/our-resources/library/publication/Research-and-trends/Copingwith-COVID-19–International-higher-education-in-Europe.html.

ESN releases the biggest research report on the impact of covm-19 on student exchanges in Europe. — URL: https://esn.org/covidimpact-report.

PRACTICES AT COIMBRA GROUP UNIVERSITIES IN RESPONSE TO THE COV-

m-19ncy. — URL: https://www.coimbra-group.eu/wp-content/uploads/Final-Report-Practices-at-CG-Universities-in-response-to-the-covm-19.pdf.

How is covm-19 Shaping the Higher Education Sector? — URL: https://www.qs.com/how-is-covid-19-shaping-the-higher-education-sector/.

The Impact of the Coronavirus on Global Higher Education. — URL: https://www.qs.com/portfolio-items/the-impact-of-the-coronavirus-on-global-higher-education/?utm_source=website&utm_medium=blog&utm_campaign=covm-19%20shaping%20sector.

How is covm-19 Shaping the Higher Education Sector? — URL: https://www.qs.com/how-is-covid-19-shaping-the-higher-education-sector/.

Комлева В. В. Международная конкуренция государственных политик в области высшего образования. Позиции России//Научно-аналитический журнал «Обозреватель-Observer». — 2018. — № 1 (336). — С. 69–87. — URL: https://www.elibrary.ru/item.asp?id=32431677.

Указ Президента Российской Федерации от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года». — URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/43027.

Число иностранных студентов в российских вузах за десять лет увеличилось почти вдвое. — URL: https://nauka.tass.ru/nauka/752175

Экспорт российских образовательных услуг: Статистический сборник. Выпуск 9 / Министерство науки и высшего образования Российской Федерации. — М.: Центр социологических исследований, 2019.

Составлено по тем же материалам.

Составлено по материалам: Экспорт российских образовательных услуг: статистический сборник. Выпуск 9. — М.: Центр социологических исследований, 2019.

Опрос показал, что педагоги вузов скептически настроены к дистанционному образованию// тасс — URL: httpsy/tass.ru/obschestvo/8515025.

Доступность высшего образования в России/отв. ред. С.В. Шишкин. Независимый институт социальной политики. — М., 2004. — http://www.socpol.ru/publications/pdf/dvo.pdf; Константиновский Д. Л. Динамика неравенства. Российская молодежь в меняющемся обществе: ориентации и пути в сфере образования (от 1960-х годов к 2000 году) / под ред. В.Н. Шубкина. — М.: Эдиториал урсс, 1999; Омельченко Е.Л. Анализ доступности высшего образования для социально уязвимых групп // Доступность высшего образования в России. — М.: нисп, 2003. — С. 11–38; Рощина Я.М. Неравенство доступа к образованию: что мы знаем об этом?//Проблемы доступности высшего образования/отв. ред. С.В. Шишкин. Независимый институт социальной политики. — М.: сигналъ, 2003. — С. 94–149; Шишкин С.В. Доступность высшего образования для населения России: что показывают результаты исследований // Университетское управление. — 2005. — № 1 (34). — С. 80–88; Константиновский Д. Л., Красильникова М.Д., Малева Т.М. и др. Анализ доступности высшего образования. Программа исследований // Проблемы доступности высшего образования / отв. ред. СВ. Шишкин. Независимый институт социальной политики. — М., 2003. — С. 171–191.

Громов А. Д., Платонова Д. П., Семенов Д. С. Пырова Т. Л. Доступность высшего образования в регионах России. — М.: ниу вшэ, 2016.

Блинова Т. Н., Федотов А. В. Доступность услуг высшего образования: понятие и методики оценки // Управленческое консультирование. — 2018. — № 12. — С. 130–131.

Евсеенко Т.П. Доступность высшего образования в условиях формирования рынка образовательных услуг // Экономика образования. — 2007. — № 3. — С. 114–132; Клюев A.C. Информационный бюллетень «Мониторинг региональных проблем доступности высшего образования». — Екатеринбург, 2007.

Составлено по материалам: Аникина Е.А., Лазарчук Е.В., Чечина В. И. Доступность высшего образования как социально-экономическая категория // Фундаментальные исследования. — 2014. — № 12. — С. 355–358; Евсеенко Т.П. Доступность высшего образования в условиях формирования рынка образовательных услуг // Экономика образования. — 2007. — № 3. — С. 114–132; Клюев А. С. Информационный бюллетень «Мониторинг региональных проблем доступности высшего образования». — Екатеринбург, 2007; Рощина Я.М. Доступность высшего образования: по способностям или по доходам?//Университетское управление: практика и анализ. — 2005. — № 1. — С. 6979; Сухочев В. И. Доступность высшего образования в условиях перехода к экономике знаний // Креативная экономика. — 2009. — Т. 3. — № 9. — С. 8–16; Доступность высшего образования. Сборник статей. — URL: https://kpfu.ru/staff_flles/FS60128183/sbornik_novyi__2docx.pdf.

Сухочев В. И. Доступность высшего образования в условиях перехода к экономике знаний // Креативная экономика. — 2009. — Т. 3. — № 9. — С. 8–16.

Аникина Е.А., Лазарчук Е.В., Чечина В.И. Доступность высшего образования как социально-экономическая категория // Фундаментальные исследования. — 2014. — № 12. — С. 355–358.

Беляков С. А. Модернизация образования в России: совершенствование управления. — М.: МАКС Пресс, 2009.

Рощина Я.М. Доступность высшего образования: по способностям или по доходам? // Университетское управление: практика и анализ. — 2005. — № 1. — С. 69–79.

Беляков С. А. Модернизация образования в России: совершенствование управления. — М.: МАКС Пресс, 2009.

Рощина Я.М. Доступность высшего образования: по способностям или по доходам? // Университетское управление: практика и анализ. — 2005. — № 1. — С. 72.

Сухочев В. И. Методология формирования организационно-экономического механизма оценки доступности и качества высшего образования: автореф. дис…. д-ра экон. наук. — Уфа, 2011.

Богомолов Е.В. Финансовая доступность высшего образования: Россия vs США//Вестник финансового университета. — 2015. — № 1. — С. 97–102.

Сухочев В. И. Доступность высшего образования в условиях перехода к экономике знаний // Креативная экономика. — 2009. — Т. 3. — № 9. — С. 8.

Осипов A.M., Матвеева H.A. Институциональные барьеры и механизмы доступности образования: концепция и региональная динамика // Социологические исследования. — 2015. — № 7. — С. 37–48.

Levinson D.L. (gen. ed.) Education and Sociology. An Encyclopedia. — N.Y.: RoutledgeFalmer, 2002. — P. 687–692.

Васильева Э.В. Семья и учебные успехи школьников. Социологические проблемы образования и воспитания. — М.: Педагогика, 1973.

Пугач В.Ф. Российское студенчество: статистико-социологический анализ. — М.: Исследовательский центр проблем качества подготовки специалистов МГИСИ, 2001. — С. 38–40.

Агранович М.Л. Неравенство школ: еще один взгляд на проблему // Выравнивание шансов детей на качественное образование: сборник материалов/ Комиссия Общественной палаты Российской Федерации по развитию образования. — М.: Изд. дом ВШЭ, 2012. — С. 75–79.

Омельченко Е. Л., Гончарова Н. В., Лукьянова Е. Л. Доступность высшего образования для социально уязвимых групп // Проблемы доступности высшего образования. НИСП. — М., 2003. — С. 33–41.

Социология образования. Труды социологии образования. Том II. Выпуск III / под ред. B.C. Собкина — М.: Центр социологии образования РАО, 1994.

Bourdieu P., Passeron J. Les Heritiers. Les etudiants er la culture. Paris: Les editions de Minuit, 1964. — URL: https://www.scirp.org/reference/ReferencesPapers.aspx?Referencem=1298264.

Бурдье П. О производстве и воспроизводстве легитимности языка. — URL: http://magazines.russ.rU/02/2005/2/2005_2_9.html.

Беляков С. А. Модернизация образования в России: совершенствование управления. — М.: МАКС Пресс, 2009.

Приказ Министерства образования и науки Российской Федерации от 14 октября 2015 г. № 1147 «Об утверждении Порядка приема на обучение по образовательным программам высшего образования — программам бакалавриата, программам специалитета, программам магистратуры» // спс Консультант Плюс — URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_188408/.

Рахманова М.С. Методика оценки доступности высшего образования // Университетское управление: практика и анализ. — 2014. — № 6 (94). — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/metodika-otsenki-dostupnosti-vysshego-obrazovaniya.

Громов А. Д., Платонова Д. П., Семенов Д. С., Пырова Т. Л. Доступность высшего образования в регионах России. — М.: ниу вшэ, 2016.

Составлено на основе: Сухочев В.И. Методология формирования организационно-экономического механизма оценки доступности и качества высшего образования: автореф. дис….д-ра экон. наук. — Уфа, 2011.

Ширяев А. А. Сравнительная доступность знаний в России и США//Федеральное интернет-издание «Капитал страны». — 2012, октябрь. — URL: http://kapital-rus.ru/articles/article/sravnitelnaya_dostupnost_znanij_v_rossii_і_ssha/#snoska4.

Составлено на основе: Образование в Российской Федерации. 2010: стат. сборник. — М.: Государственный университет — Высшая школа экономики, 2010. — С. 467–468.

Ширяев A.A. Указ. соч.

Рассуждения о медианной зарплате. — URL: http://flnam.info/news/rassugdeni-ya-o-mediannoy-zarplate/.

Громов А. Д., Платонова Д. П., Семенов Д.С., Пырова Т. Л. Доступность высшего образования в регионах России. — М.: ниу вшэ, 2016.

Введение егэ повысило мобильность выпускников. — URL: https://iq.hse.ru/news/177663806.html.

Мартынова Е. А. Доступность высшего профессионального образования: формы и методы // Вестник Оренбур. ун-та. — 2002. — № 7. — С. 41–45.

См.: Ха Ванг Хоанг. Доступность высшего образования в российском и вьетнамском обществах: сравнительный анализ: дис…. канд. социол. наук. — Казань, 2019; Usher A., Cervenan A. Global Higher Education Rankings: Affordability and Accessibility in Comparative Perspective/A. Usher, A. Cervenan. — Toronto, ON: Educational Policy Institute. 2005.

Рахманова М. С. Методика оценки доступности высшего образованиях / Университетское управление: практика и анализ. — 2014. — № 6 (94). — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/metodika-otsenki-dostupnosti-vysshego-obrazovaniya.

Федеральная служба государственной статистики. Российский статистический ежегодник. 2015: стат. сборник/Росстат. — М., 2015.

Рахманова М. С. Указ. соч.

Usher A., Cervenan A. Global Higher Education Rankings: Affordability and Accessibility in Comparative Perspective. — Toronto, ON: Educational Policy Institute. 2005.

Tong cc Thong ke Viet Nam. Ket qua khao sat muc song dan cu Viet Nam nam 2012. Nha xuat ban Thong ke. — Ha Noi. 2013.

Дмитриева Ю. А. Исследование доступности высшего образования в социологии образованияа // Альманах современной науки и образования. — 2007. — № 1. — С. 82–83.

World Bank. School enrollment, tertiary (gross), gender parity index (gpi). — URL: http://data.worldbank.org/indicator/SE. enr. tert. fm. zs.

Гохберг Л. М., Забатурина И. Ю, Ковалева Н. В. и др. Индикаторы образования: 2016. Статистический сборник. — М.: НИУ ВШЭ, 2016.

Usher A., Cervenan A. Global Higher Education Rankings: Affordability and Accessibility in Comparative Perspective. — Toronto, ON: Educational Policy Institute. 2005.

Методологические аспекты социально-экономических измерений высшего образования и конкурентоспособности университетов. — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/metodologicheskie-aspekty-sotsialno-ekonomicheskih-izmereniy-vysshegoobrazovaniya-i-konkurentosposobnosti-universitetov.

Медик В. А. Социальные предпосылки формирования студенчества//Образование и общество. — 2007. — № 1. — URL: http://www.jeducation.rU/l_2007/49. html.

Карпенко О.М., Бершадская М. Д. Рейтинг стран по доступности высшего образования // Экономика образования. — 2008. — № 2. — С. 4–23. — URL: http://www.demoscope.ru/weekly/2009/037S/analit03.php.

Косыгина Л. Профессиональная сегрегация по признаку пола // Иной взгляд: Междисциплинарный альманах гендерных исследований. Минск, 2002. — URL: http://www.owl.ru/content/library/books/p47S38.shtml.