Башни витаров

Валентина Хайруддинова

Юный зверолов Тимша и охотник Синигир живут в Синем лесу. Они – соперники. Однако таинственный случай заставляет вчерашних недругов вместе отправиться в главный город окрестных земель – Дювон. Уже в начале путешествия планы Синигира и Тимши меняются, а знакомство с углежогом Муром переворачивает их привычные представления о жизни. Вступив в борьбу со злом, герои раскроют тайны прошлого и настоящего, узнают многое о себе и друг о друге, научатся ценить дружбу, любить и прощать.

Глава четвертая

в которой хозяин бегает, Синигир завтракает, злится, не доверяет новому знакомому, Тимша

восхищается, Мур рассказывает, а охотник

и зверолов оказываются в мрачном месте

— Просыпайся! Пора! — раздался звонкий голос, звучавший словно внутри головы охотника.

Синигир открыл глаза — оказывается, Тимша кричал ему прямо в ухо.

— Уф! — произнес зверолов с облегчением, — наконец проснулся! То ты со своими разговорами никак не уляжешься, а то тебя не добудишься.

В сером свете раннего утра Синигир различил: его спутник одет, а на лавке лежат холщовая торба и фляжка, приготовленные в дорогу.

— Вставай, я жду тебя внизу. Попрошу хозяина кое-какие припасы дать нам в дорогу.

С этими словами Тимша исчез за дверью.

Синигиру ничего ни оставалось, как встать и спуститься в залу харчевни, где совсем не оказалось ни одного посетителя.

Тимша удивился, когда Синигир, отозвал хозяина, распорядился о чем-то и скрылся за какой-то боковой дверью.

— Хозяин, а собери-ка нам в дорогу еды: хлеб и немного овощей, — попросил зверолов дородного и усатого хозяина, хлопотавшего у очага.

— Уже собираю, — отозвался тот, — только господин охотник велел положить печеных овощей, птицу, да еще кой-чего. Я предупредил: овощи в здешних краях недешевы. А господин охотник все одно велел готовить, да еще потребовал испечь пшеничных лепешек, и на завтрак подать сыр и молоко.

Хозяин умчался в кладовую, на ходу прикрикнув:

— Жена! Подложи углей в печь! Вода в бочке должна быть горячей!

Прибежала жена, полная и румяная, принялась ворочать кочергой в огромной печи. Толстяк — хозяин тем временем притащил пару огромных глиняных горшков, зажав их под мышками, и ложкой с длинной ручкой стал накладывать мед и наливать молоко, крича при этом:

— Жена! Постели скатерть и дай, как их, тьфу… салфетки! Дочка! Тащи-ка чашки из шкафа!

Жена, бросив кочергу, полетела, грозя смести все на своем пути, выполнять новый приказ. Печка пылала, дочь за дверью гремела посудой, явно не глиняной, сам хозяин, размахивая ножом и напевая, резал сыр, а удивление Тимши уже давно переросло в изумление и все продолжало расти! Юноша наблюдал за происходящим, утратив на время свою любознательность: он даже забыл спросить, куда же делся сам виновник суматохи, что он делает в комнате за маленькой дверкой.

Стол, за которым сидел Тимша, очень скоро накрыли скатертью, на нее поставлены чашки, не такие маленькие и красивые, как у Синигира дома, но и не такие грубые, как те кружки, какие украшали стол вчера.

Хозяин, жена и дочь по очереди носили тарелки с едой и расставляли перед звероловом.

— Мы все это не съедим, — робко запротестовал Тимша, обретя, наконец, дар речи.

— Ну да, скажите тоже! Когда господин Синигир в прошлый раз останавливался у нас, он…

— Отец! Нести рыбу? — закричала тонким голосом дочка из-за печки.

Хозяин взмахнул полотенцем и скрылся.

— Как?! Еще и рыбу? — всплеснул руками зверолов.

Его, конечно, никто не услышал — беготня продолжалась.

Тут распахнулась маленькая дверца, и Синигир, в черных кожаных штанах и белоснежной рубахе с широкими рукавами, в клубах пара, словно в облаке тумана, появился на пороге. Застегивая рубаху, он весело помахал хозяину, который принялся усердно кланяться.

— Ну, зверолов, позавтракаем и в путь? — присев за стол и с аппетитом принимаясь за еду, спросил охотник у пораженного юноши.

Выглядел Синигир абсолютно здоровым, уплетал лепешки с медом, весело потряхивая мокрыми длинными золотыми кудрями.

— Спасибо тебе, зверолов, — говорил он, осушив чашку с молоком и тут же наполняя ее снова, — ты за одну ночь поставил меня на ноги. Хоть, признаюсь, твой отвар — порядочная гадость.

Охотник сиял радостью выздоровления, а еще, совсем чуть-чуть, удовольствием от ошеломленного вида зверолова, который смотрел на Синигира во все глаза, забыв о грусти, что после вчерашнего сна все утро не оставляла его.

Но продолжалось изумление юноши недолго: скоро Тимша пришел в себя, взял лепешку и, не сразу решив, с чего начать спрашивать, поинтересовался:

— Скажи, а не удобнее ли выпить сразу одну большую кружку, чем наливать по одной маленькой чашки три раза?

— Тебе все чашки покоя не дают? Вот приедем в Дювон, увидишь.

— Что увижу? — насторожился зверолов, уже забыв о том, что собирался посмеяться над привычками Синигира.

— Что не всегда делаешь так, как тебе удобно.

— А кому удобно?

— Никому.

— Это глупо, — резонно заметил зверолов.

— Зато красиво.

— Удивляюсь: где хозяин столько всего добыл, — сказал Тимша, решив оставить на время вопрос, что красиво и что глупо, и продолжить расспросы, — ты за такой завтрак, наверное, заплатил цену шкуры медведя? Еда стоит дорого.

— Ну и что? — махнул рукой охотник, — не жалко. Я люблю вкусно поесть.

— Тебе чашки, — вертя в руке белую посудинку, спросил юноша, — добавляют вкуса?

— Угу, — кивнул занятый едой Синигир.

— Ты что, мылся? — продолжал допрос Тимша.

— Конечно. Единственное, что здесь мне понравилось — это прекрасная квадратная емкость. Представь — из глины. Но она такая глубокая, что я погрузился в воду с головой.

— Ого! — только и мог сказать зверолов, представив высокого Синигира в воде с головой, — но почему — «единственное»? А что, вот это все: скатерть, посуда, еда тебе не нравится?

— Не особо: привкус какой-то у еды…

— Дело не в еде: лечебный отвар имеет такой вкус, что долго еще остается, — пояснил Тимша.

— Ну, ничего, — жизнерадостно отмахнулся охотник, — если это отвар, значит, и еда мне тоже нравится.

Тимша попытался придумать, что бы еще такое сказать в насмешку, но Синигир так сиял радостью, выглядел таким здоровым и крепким, с таким удовольствием уплетал лепешки, сыр и рыбу, несмотря на привкус, что зверолов отложил насмешки на потом и присоединился к трапезе.

Завтрак был в самом разгаре, когда открылась дверь, и в помещение вошел вчерашний знакомец Тимши.

— Эй! Мур! — помахал рукой зверолов, хотя углежогу, конечно, трудно было бы не заметить двух посетителей за столом, покрытым белой скатертью.

Настала очередь Синигира удивляться.

— Кто это? — едва успел прошептать он, как Мур уже стоял возле них, наклонив в приветствии голову, покрытую капюшоном.

— Присаживайся, Мур, — радушно пригласил Тимша, — мы как раз завтракаем.

— Благодарю, — вновь слегка поклонился Мур, — однако я думал: мы выедем на рассвете, и ждал тебя во дворе.

— Прости! Я тоже так думал, — рассмеялся Тимша, — но… сам видишь!

Юноша указал на стол и пояснил:

— Мой спутник Синигир, охотник из Синего леса, решил основательно закусить перед дорогой.

Зверолов подождал: вдруг Мур, услышав имя «Синигир», станет восхищаться его подвигами. Но мужчина изучающе посмотрел на охотника и сказал:

— Прости, но я, видно, неверно понял тебя вчера, юный зверолов.

— Что такое, Мур? — встревожился Тимша.

— Я решил: тебя, охотник, — углежог указал на Синигира, — вчера укусила гика, и ты болен.

— А с кем, прости, имею честь говорить? — учтиво спросил Синигир.

— Я Мур, углежог с Черных болот, — так же вежливо представился собеседник, продолжая в упор внимательно рассматривать охотника.

В лице Синигира что-то чуть дрогнуло. Однако он ничего не сказал, а когда Тимша, по обыкновению, хотел о чем-то спросить, эыркнул на него так, что юноша в растерянности тут же закрыл рот.

— Ты, Мур, углежог с Черных болот, — сверля глазами товарища и вовсе не глядя на Мура, ответил Синигир, — правильно понял моего словоохотливого спутника: меня и вправду вчера укусила ядовитая гика. А теперь нам пора в путь.

Мур, наконец, отвел глаза от Синигира, отступил на шаг:

— Хорошо. Повозку я уже загрузил.

Синигир провожал уходящего углежога внимательным взглядом, но Мур еще не успел скрыться за дверью, как охотник повернулся и теперь сверкал глазами на Тимшу.

Так в молчании прошло несколько мгновений, потом юноша не выдержал и принялся, чувствуя некоторую вину, оправдываться:

— Я рассказал историю с гикой потому, что он спросил, чем ты болен.

— Почему он вдруг обо мне спросил? — сурово поинтересовался охотник.

— Я сказал, что путешествую с тобой.

— Говорил, куда мы едем?

— Ну да, Мур ведь берет мою повозку, — с виноватым видом пробормотал Тимша.

— Повозку? — изумился Синигир, — ты даешь ему повозку?!

— Но ведь тебе она уже не нужна, — возразил зверолов.

— Причем тут я? Речь идет о твоей повозке. Что за глупости: дать ее незнакомцу.

— Он благородный человек. И я обещал ему помочь, — Тимша упрямо вздернул подбородок — ему не понравилось обвинение в глупости.

— Откуда ты знаешь, что он благородный человек? И откуда ты вообще его знаешь? И когда ты собирался о нем рассказать?

— Познакомились мы вчера, когда ты спать ушел, а рассказывать нечего, — упрямо проговорил зверолов.

— Ну, надо же! Он назвался углежогом…

Тут Синигир снизил голос и продолжил почти шепотом:

— Он назвался углежогом. Но на углежога он не похож.

— Почему? — сердясь, спросил зверолов, хотя сам вчера думал так же.

— Встречал я углежогов. Они не такие!

— Почему?

— Да что ты все спрашиваешь «почему»?! Он говорит так, как не разговаривают простые углежоги с Черных болот.

— У него просто голос такой, — не сдавался Тимша.

— Ты ему даже о гике рассказал, значит, вы беседовали долго?

— Ну, да, — неохотно согласился Тимша.

— И он о себе не обмолвился ни словом?

— Говорил, что почти всегда был углежогом…

— «Почти!» Вот! — нахмурился Синигир.

— Что «вот»? — не понял юноша.

— А то — ему нельзя доверять!

— Это ты так считаешь, — заносчиво ответил Тимша, — а я обещал Муру повозку, чтобы отвезти лес. Да, да, именно лес! Он ведь углежог.

— Какой же углежог повезет лес в Дювон? Лес жгут на Черных болотах.

— А кто сказал, что Мур везет лес в Дювон? — озадаченно спросил зверолов.

— Но ты даешь ему повозку, — напомнил Синигир.

— Даю — довезти лес до Черных болот! — с победным видом произнес Тимша.

— Черных болот?

— Ну да, — радостно закивал юноша — он был вполне удовлетворен итогом разговора: Синигир выглядел немного смущенным.

— Но мы едем в Дювон, — сказал охотник неуверенно.

— Все-таки сильно действует яд гики, ты другой раз с ней как-то осторожнее, — назидательно заметил зверолов.

— Долго мне еще про эту гику слушать? И другого раза не будет! И не упоминай при мне слово «гика»! — Синигир пристукнул кулаком по столу, сердито глядя на упрямого мальчишку.

Тимша, впрочем, остался совершенно невозмутимым. Он выразительно посмотрел на сжатую в кулак руку охотника, осуждающе покачал головой. Потом молча допил чай, полюбовался белой чашкой, опять многозначительно взглянув на собеседника, повертел ее в руках, не спеша поднялся из-за стола и мирно сказал:

— Я жду тебя у крыльца.

— Постой-ка, — проговорил Синигир, разжимая ладонь и поглаживая ее украдкой, — а что это вдруг ты вспомнил про яд гики?

— Синигир, тебя трудно понять, а еще труднее тебе угодить. Нет, не так: угодить тебе вовсе невозможно! Ну вот, только что кричал «не упоминай при мне слово гика», а сам… — Тимша развел руками.

Охотнику пришлось вспомнить, с кем он имеет дело и набраться терпения — он вздохнул и сказал уже вполне спокойно:

— Тимша, я немного злюсь потому, что ты меняешь наши планы из-за незнакомого углежога.

— Я меняю планы?! Да ты все забыл — вот почему я про действие яда говорю. Вчера на этом самом месте мы договорились: едем к знахарке на Черные болота. А уже потом — в Дювон.

— Я все помню. Но то — вчера, а сегодня я совершенно здоров! — воскликнул Синигир, — ни на какие болота мы не едем, тем более в компании незнакомца.

— Мало ли, что ты говоришь: здоров. А я замечаю: не совсем. Со стороны, знаешь ли, виднее. Нам нужно к знахарке, ведь даже если ты чувствуешь себя хорошо, это ничего не значит. Потом, я обещал Муру повозку. А еще на Черные болота я, может, больше никогда не попаду. Так что собирайся, а то Мур наверняка уже беспокоится. Нехорошо заставлять человека ждать.

С этими словами Тимша отправился прочь.

Синигир обреченно поднял глаза к верху и произнес громко:

— Силы небесные! За что мне это?!

Хозяин и обе женщины обернулись на охотника. Тот помахал им, широко улыбнулся и попросил принести свои вещи, что были постираны и сушились у печи.

Углежог ожидал попутчиков у загруженной повозки. Тимша принялся пристраивать седло на свою пеструю лошадку, искоса поглядывая на высокую фигуру в длинном черном плаще. Мур обратил лицо к западу и смотрел вдаль, о чем-то задумавшись.

Между тем на крыльце появился Синигир, бодрый, красивый, имеющий до того здоровый вид, что Мур при его появлении с сомнением глянул в сторону Тимши, но тот не обратил на охотника никакого внимания. Синигир молча вскочил на гарцующего жеребца, тоже посмотрел на Мура. Но углежог уже успел отвернуться; он продолжал стоять и созерцать бескрайний горизонт, раскинувшийся серо-голубой лентой на севере Бурой пустоши.

— Ну что, в путь? — Тимша уселся, наконец, на лошадку и нетерпеливо похлопал ее по толстому боку.

Мур легко вспрыгнул на повозку, в которую запряг своего огромного вороного коня.

Хозяин с семьей проводили путников до ворот, дочь и жена крикнули вслед Синигиру, чтобы он заезжал на обратном пути, и через несколько минут путники выехали на дорогу.

Синигир опять пожалел, но теперь уже вслух, что приходится ехать по бесцветной однообразной местности.

В начале пути кое-где еще попадался скромный вереск, чахлый куст или одинокое деревце, но по мере продвижения на север пейзаж становился все более унылым и навевал тоску. Не слышались песни птиц, шелест листьев, жужжание пчел — звуков, услаждавших слух в Синем лесу. Тишина и пустота.

Правда, на настроение Тимши печальный ландшафт не повлиял. Юный зверолов, совершенно избавившийся от непонятных и даже печальных впечатлений сна, оглядывался по сторонам и восхищенно охал. Синигир, наконец, не выдержал и решил узнать, что именно производит на Тимшу такое впечатление: охотник ничего, кроме серо-бурых кочек не замечал. Но Синигир не успел задать вопрос: его опередил Мур.

— Что хорошего ты находишь в этих пустынных просторах, зверолов Тимша? — спросил он.

Своеобразный голос углежога прозвучал слишком громко в тишине пустоши.

Зверолов улыбнулся:

— Здесь все не похоже на Синий лес!

— Так ведь это и не Синий лес, — заметил Мур.

— Да уж, — согласился Тимша, — тут так пусто, все далеко видно!

Синигир оглянулся по сторонам: пред ним лежала холмистая тусклая пустыня, и справа, и слева, и далеко впереди светлое небо смыкалось с серой землей, — действительно, всю местность можно рассмотреть до самого горизонта.

— Что это там? — указывая вдаль, спросил вдруг Тимша, — какие-то пещеры в земле?

— Это шахты. Там рудокопы добывают руду, — ответил углежог, — их семьи живут на Втором холме, а сами они в Бурой пустоши трудятся в штольнях — стучат молотками и кирками: вынимают из недр руды.

— Что же потом? — невольно вспоминая ночной полет, спросил Тимша.

— Приходит черед потрудиться мастерам со Второго холма, владеющим секретами, как из драгоценных камней и золота создать украшения, из железа — оружие.

— Да, так оно и есть, — пробормотал зверолов.

Через некоторое время слева от дороги в отдалении путники увидели людей в испачканных чем-то красным длинных фартуках, что сновали возле высоких куч красной глины.

— Это глиномесы, — пояснил Мур, — они добывают глину, а после из нее камнетесы лепят камень, а гончары — посуду и множество разных полезных вещей.

— Ух, как интересно! А на Черных болотах кто живет? — поинтересовался Тимша.

— Никто, кроме углежогов, да и те обитают ближе к Бурой пустоши. Черные болота — места суровые, даже страшные.

— И как скоро уже начнуться эти страшные места? — юноша даже привстал в седле.

— К вечеру приедем.

А Синигир насмешливо заметил, что Тимша словно даже радуется встрече с таким мрачным и безлюдным местом, как Черные болота.

Зверолов придержал лошадку, и теперь они с углежогом ехали рядом по серо-бурой дороге, ведущей в таинственную даль, где Бурая пустошь превращается в Черные болота.

В продолжение пути Синигиру не давала покоя личность углежога. Но тот спокойно ехал, сидя на заимствованной у зверолова повозке, беседовал с юношей; заметив, что Синигиру не слишком нравится его компания, к охотнику не обращался.

Синигир успел хорошо рассмотреть углежога еще в таверне. Сейчас же у охотника появилась возможность подумать, почему Мур кажется подозрительным. Во-первых, он точно не похож на углежога. Не то чтобы Синигир хорошо знал жизнь углежогов, но пару раз во время поездок в Бурую пустошь он встречал усталых сгорбленных молчаливых людей в грязных одеждах — углежогов с Черных болот. Во-вторых, слишком уж новый знакомец Тимши был необычен, начиная с чудного голоса, заканчивая манерами, статью, одеждой… да всем! Он не похож на углежога, но он и ни на кого не похож! Но тогда кто он?

Пока охотник размышлял, юноша продолжал беседу с новым знакомым.

— А как уголь жгут? — спрашивал любознательный Тимша.

— Древесный уголь выжигать нелегко, — не спеша рассказывал Мур, — вначале поленья складывают в кучи, сверху их засыпают землей, камнями… В середине кучи делается труба, через нее поджигается вся эта дровяная куча, потом углежоги поддерживают огонь, пока она не сгорит. Жгут лес медленно, чтобы не пережечь, но и не оставить не сгоревшие поленья. Дрова медленно тлеют, тлеют…

— Так от этой трубы и уйти, получается, невозможно? — удивился зверолов.

— Конечно, отлучаться нельзя, — согласился углежог.

Синигир подумал, что, пожалуй, ошибся, и Мур, точно, углежог.

— А потом что? — продолжал расспросы Тимша.

— Потом ломают кучи, уголь выгребают, вывозят и продают.

Солнце между тем неудержимо поднималось к зениту. Путники решили сделать привал у кстати оказавшегося недалеко от дороги большого серого камня. Обед, который, благодаря Синигиру, оказался вкусным, прошел в молчании. Мур есть не стал, прохаживался туда-сюда, думая о чем-то своем. Тимша вертел головой по сторонам, притом успевая с большим аппетитом пробовать все, что охотник разложил на камне. Синигир задумчиво наблюдал за Муром. Вопрос «кто ты такой?» так и вертелся у него на языке.

После обеда ехали веселее. Зверолов всему удивлялся, иногда спрыгивал с лошади, чтобы посмотреть какие-то следы, чем веселил Синигира, который предлагал юноше расставить силки и поймать болотного кабана.

— Поймаешь, потом отпустишь — будет кабан к тебе в гости ходить, — смеялся Синигир, пытаясь при этом сделать серьезное лицо, — чтобы вам с лисой не было скучно!

Вскоре солнце стало катиться к закату, окрашивая землю в розоватый цвет, а небо на горизонте быстро потемнело. Бурая безлесая пустошь грозила вот-вот закончиться, и путники уже видели Черные болота, хотя пока ландшафт не слишком отличался от Бурой пустоши, но кое-где разбросанные плоские невысокие холмы и покрытая черным мхом поверхность земли ясно говорили: путники достигли границы пустоши и болот.

— А как скоро мы будем на месте? — спросил Синигир, — темнеет.

— Темнеет на болотах по-особенному: слишком быстро, — согласился Мур, — но мы поздно выехали.

— Ну да, — охотно согласился Тимша, — потому что некоторые слишком любят вкусно…

— Давайте поторопимся, — прервал его Синигир не слишком вежливо.

Но предложение хотя и было дельным, но бесполезным: продвигаться быстрее не было возможности из-за нагруженной повозки, да и лошадка Тимши плелась, с непривычки устав от долгого пути.

А сумерки все подкрадывались, подкрадывались, и вдруг наступили, словно набросили на пустошь темную шаль. Степь почернела, лучи закатившегося солнца дарили миру последний свет, разливая по темному небу розоватое пламя.

Но вот дорога, ставшая узкой до такой степени, что путникам пришлось ехать друг за другом, повернула налево и вскоре уперлась в небольшую деревушку. Вернее, в пару десятков низких хижин, расположенных кучкой средь холмов.

— Ну, вот мы и приехали, — объявил Мур, спрыгивая с повозки, — перед вами — приют углежогов.

Более мрачное место обитатели Синего леса вряд ли могли себе представить. Уже совсем стемнело, и в сумерках убогие избушки углежогов с земляными крышами казались норами каких-то неведомых животных. Вокруг ни деревца, ни кустика. В воздухе повис запах гари.

Тимша и Синигир не спешили слезать с коней. Они оглядывались вокруг, но видели со всех сторон одно и то же: мрачную темную пустоту.

— Можете спешиться, — пригласил Мур попутчиков и постучал в дверь крайней хибарки.

— Но нам надо к знахарке, — возразил не слишком уверенно Синигир.

— Уже поздно, через полчаса совсем стемнеет, а на болотах ночью небезопасно, к тому же вы устали, а о лошадке и говорить нечего, — ответил Мур, кивая на Рожку, уныло опустившую голову.

Дверь хибарки отворилась, оттуда вышел, держа зажженный фонарь, сгорбленный старик, который, кашляя и хрипя, обрадовано закричал:

— Мур! Ого, сколько леса! Откуда?

Мур что-то ответил, и старик вновь захрипел:

— Стучи по домам — быстрее разгрузим!

Мур оглянулся на новых знакомцев и вновь предложил:

— Прошу вас, оставайтесь. Дайте и лошадям, и себе отдых.

Но ни Тимша, ни Синигир не решались воспользоваться гостеприимством углежога. Охотник рассматривал старика с подозрением, а Тимша растерянно поглядывал на неясные очертания домиков-нор. Они лепились боками, словно опирались друг на друга, чтобы не рухнуть под тяжестью крыш, сделанных из земли, перемешенной то ли с сухой травой, то ли ветками.

Мур принялся распрягать коня, предоставив путешественников выбирать: ехать или оставаться. Впрочем, выбор был очевиден: отправляться в путь в темное время по незнакомой местности, да еще такой, как Черные болота, мог только безумец. Переглянувшись, Синигир и Тимша решились спешиться. Между тем пространство около домов заполнили люди, потянувшиеся к повозке с лесом.

— Ой, не нравится мне все это! Силы небесные! — проговорил Синигир, — что за люди, что за место?

Тимша тоже негромко, но бодро ответил:

— Углежоги! Что ж, живут себе… дома, конечно, не хоромы, ну, наверное, так у них принято. Что тебе не нравится-то?

В некоторых домиках зажегся тусклый свет, на улицу были вынесены фонари. В их неверном свете зверолов и охотник смогли лучше рассмотреть углежогов, которые глухо переговариваясь, тянулись из своих земляных нор к повозке, нагруженной лесом.

Когда Мур говорил о нелегком ремесле углежогов, он не преувеличивал. Печать тяжкого труда лежала на их сгорбленных плечах, безрадостных лицах. Они шли не спеша, словно не имели сил для этого. Те, что постарше, время от времени покашливали. Но и не удивительно: воздух просто пропитался гарью. Углежоги подходили к Муру, почтительно кивали, похлопывали по толстым бревнам в знак одобрения.

Вновь появился старик, встретивший путников, теперь он держал фонарь, и, тяжело дыша, проговорил:

— Пойдемте, люди добрые, я провожу вас.

И, не дожидаясь ответа, забрал у них коней и, приговаривая что-то сквозь кашель, исчез в ночи, словно растворился в темноте. Тимше и Синигиру осталось лишь отправиться за ним. Старик уверенно шагал по невидимой дороге, товарищи, спотыкаясь на кочках, едва поспевали за проводником.

— Куда он нас ведет? — пробормотал зверолов, — мы все дальше от хижин.

— Раньше надо было вопросы задавать, а теперь иди и не спрашивай, — прошипел в ответ охотник.

— А чего «раньше»? Кто же знал? Но я считаю: не надо думать о плохом, — Тимша даже приостановился, желая развить мысль, но Синигир пихнул его, и зверолов зашагал еще быстрее, стараясь держаться за стариком и не сходить с тропы.

— «Не думать»! Это ты у нас не думаешь! Дал повозку незнакомцу и к знахарке какой-то поехал, — бурчал Синигир, обращаясь к спине товарища.

Шли они, поворачивая то влево, то вправо. Порой казалось, будто они повернули назад. Однако воздух постепенно становился чище: по всей видимости, от деревни углежогов провожатый отвел путников на порядочное расстояние.

— Мы на месте, — наконец прохрипел старик.

Рошка радостно заржала, рыжий конь Синигира поддержал ее — Тимша резко остановился, Синигир тоже, при этом наткнувшись на зверолова так, что тот едва не упал.

Вдруг вспыхнул яркий свет — это старик зажег необычный громадный светильник, висевший, как оказалось, над железной дверью. Старик распахнул ее и вошел в помещение — осторожно поднялись вслед за ним на высокое крыльцо и Тимша с Синигиром.