Интервью в чёрно-белом цвете

Валерий Вайнин, 2018

В отстойнике Горводоканала обнаружен труп молодого главспеца. Полиция придерживается версии: несчастный случай. Но журналист Игорь Могилевич, нарываясь на крупные неприятности, подталкивает следствие к версии: убийство. По стечению обстоятельств, Игорь уже точно знает, кто убийца, и пытается посадить высокопоставленного преступника на скамью подсудимых. Настырный журналист, как для органов правопорядка, так и для преступной группировки, замешенной в этом деле, точно кость в горле. Притом против Могилевича, отстаивая версию несчастного случая, интригует красотка Рита Володина, работающая с ним в одной газете. Содержит нецензурную брань.

Глава вторая

13 мая, вторник

1

Солнце, щекоча веки, разбудило Могилевича в семь утра. Первым делом Игорь глянул в окно. Салатовый «сузуки» стоял на прежнем месте. Вот и чудненько, подумал Игорь, поиграем. После гигиенических утренних процедур он проделал гимнастику: турник — растяжки — боксёрский мешок. Затем полагалась пробежка.

В шортах и кроссовках, голый по пояс, Игорь вышел из квартиры, поднялся на последний этаж и знакомым путём, через чердак, по крыше дома проник в третий по счёту подъезд слева. Оттуда он беспрепятственно, оставив «сузуки» с носом, рванул в сквер нарезать свои привычные круги. Дышал Могилевич ровно, бежал легко и мускулистым своим телом впитывал майский ветерок.

Закончив пробежку, Игорь шмыгнул в тот же чужой подъезд и тем же путём, через чердак по крыше, вернулся к дверям своей квартиры. Когда он поворачивал ключ в замке, из квартиры напротив вышла Алевтина Витальевна — разумеется, в брючном костюме, с хозяйственной сумкой и с неизменной сигаретой во рту.

— Ну как? — осведомилась она. — Следов проникновения нет?

— Всё чисто, — отрапортовал Могилевич. — Благодарю з0а службу, мадам.

Соседка пустила дым колечком.

— Рада стараться. Всё сражаетесь и сражаетесь, Игорь Петрович. Не устали?

Игорь хмыкнул.

— А вы, Алевтина Витальевна, регулярно за продуктами ходите. Не надоело?

Пожилая дама ступила в лифт.

— Да, друг мой, жрать каждый день утомительно. — Лифт уехал.

Могилевич с порога ринулся в душ, затем побрился и позавтракал овсянкой с овощами. Салатовый «сузуки» стерёг его у подъезда, как цепной пёс. Сидящие внутри парни держали под контролем «вольво» Игоря, полагая, очевидно, что без машины объект не ускользнёт. В этом пункте их позиция была основательной.

Распахнув шкаф-купе, Могилевич снял с плечиков серый летний костюм, выбрал шёлковую чёрную сорочку, чёрные модельные туфли и носки, естественно, чёрные. Во всё это облачившись, он взял с полки чёрный портфель, укомплектованный всем необходимым: от блокнота с набором авторучек до пары цифровых диктофонов. Затем Могилевич прежним путём — через чердак по крыше — проник в третий слева подъезд, откуда вышел наружу.

За углом дома пролегала тихая улочка, ведущая на трёхполосное шоссе. С этого шоссе, однако, на улочку, вне всякой логики, правый поворот был запрещён. Именно здесь (под прикрытием куста бузины) нарушителей поджидали доблестные бойцы ДПС. Поджидали периодически, в том числе и сегодня. Два бдительных стража, упитанный и тощий, блюли дорожную безопасность, подпирая задами полицейский автомобиль.

— Кружка пива, сигаретка и уважение к бабе, — в ёл негромкую речь упитанный. — Чем больше уважения, тем крепче стояк.

— В жопу твоё пиво, — отмахнулся тощий. — Изжога от него.

Упитанный заглянул напарнику в глаза.

— Изжога не от пива. Хаваешь ты бестолково, от этого.

— Хаваю как все. Но пиво для меня — ссаки с пеной.

За мирной беседой стражи порядка не забывали, однако, фиксировать взором запретный правый поворот. На подошедшего пижона с портфельчиком, само собой, они внимания не обратили.

— Ты ссаки хоть пробовал? — срезал напарника упитанный.

— Не-а! — не смутился тощий. — Зато у меня и пузень, типа твоего, не растёт.

Могилевич произнёс угрюмо:

— Хорош трепаться. Помощь нужна.

Патрульные ДПС уставились на него недружелюбно.

— Чё надо? — будто сплюнул тощий.

— Бог подаст, — пообещал упитанный.

Игорь с каменным лицом выдержал паузу. Затем извлёк из пиджака удостоверение с аббревиатурой ФСБ и поднёс его к носу каждого из напарников поочерёдно. Затем развернул удостоверение, и полицейские узрели фото Могилевича под солидной синей печатью.

— Фамилий ваших не спрашиваю, и чем вы тут занимаетесь мне до печки. — Игорь спрятал удостоверение в карман. — Оцените, какой я хороший. Сотрудничать будем или о ссаках трендеть?

Напарники занервничали.

— Поможем, конечно, — поспешил заверить упитанный. — Если в наших силах.

— А что надо? — повторил тощий почти ласково.

Игорь приоткрыл дверцу их машины.

— Дел у нас, ребята, минут на десять. Вот за тем домом. — Он по-хозяйски развалился на переднем сиденье. — Объясню по дороге. — Дверца захлопнулась.

Тощий матюгнулся, но упитанный пихнул его в бок. Оба полицейских сели в служебный автомобиль.

2

Проснулась Рита Володина без похмелья и собралась даже на пробежку. Она взяла с балкона кеды.

— Верка, морда! — крикнула она. — Куда ты захреначила мои спортивные носки?!

Не дождавшись ответа, она вспомнила, что на этой неделе тётка, медсестричка в больничке, трудится в первую смену. То есть уже слиняла. Это означало, что сами собой носки не отыщутся, зато по квартире можно гулять нагишом. Не то чтоб Рита тётки стеснялась, но всё же, как утверждал давешний президент, свобода лучше несвободы.

В очередной раз пробежка накрылась медным тазом, и Рита, ограничась контрастным душем, приготовила себе омлет из трёх яиц, чудом завалявшихся в холодильнике на её полке. Тёткины продукты она не видела в упор.

После завтрака, завершившегося чашкой растворимого кофе, Рита, прохаживаясь по кухне голой, позвонила в центральный офис Горводоканала. Трубку сняла стерва-секретарша. Рита скромно представилась и, согласно вчерашней договорённости, вежливо попросила записать её на приём к гендиректору. Секретарша заявила, что ни о какой договорённости не помнит. Терпеливо и обстоятельно Рита ей напомнила.

— Олег Тимофеевич ничего определённого не обещал, — отрезала секретарша.

Рита прищурила серо-зелёные глаза.

— Глафира, ты меня огорчаешь. Я думала, мы подруги.

— Во-первых, я не Глафира, — зазвенел голос стервы. — А во-вторых, Олег Тимофеевич занят. Позвоните в четверг: возможно он…

— Слушай, киса! — перебила Рита. — Мне плевать на то, как часто ты у Ракитина отсасываешь! Просто войди к нему и уточни время сегодняшней нашей встречи! Если не сделаешь этого или швырнёшь трубку, я подкараулю тебя с букетом тюльпанов! С таким огромным, что ты не удержишь! Поняла?! — Поскольку секретарша примолкла в обалдении, Рита рявкнула: — Спроси шефа, во сколько мне приехать! И не вздумай отсоединиться!

После паузы секретарша пробормотала:

— Молодая да ранняя… прошмандовка… — Донёсся звук столкновения телефонной трубки со столом.

С мобильником, прижатым к уху, Рита проследовала к своему шкафу, откуда извлекла нижнее бельё, светлый деловой костюм (с короткой юбкой, разумеется), а также блузку, сумочку и туфли в цвет. «В редакции глаза у всех выпадут на пол», — заверила она своё отражение в зеркале. Отражение состроило гримаску: «Прямо-таки у всех?» Рита замахнулась на него лифчиком: «Дурында, от тебя сплошной негатив!»

Из трубки меж тем донёсся ледяной голос секретарши:

— Олег Тимофеевич примет вас в два часа. Пропуск вам будет выписан. — Послышались гудки.

— То-то же! — сказала Рита и принялась одеваться.

Предстояло сгонять в редакцию за пресс-картой. Причём сгонять без машины, которую починят лишь к вечеру. Перед выходом из квартиры Рита пыталась дозвониться до зампрокурора, но в ответ слышала: «Для данного вида связи абонент недоступен.» По дороге к метро она отправила СМС: «Классный был ужин. Какие новости?» В том, что этот озабоченный бурундук отзвонит, сомнений не возникало.

3

Парни в салатовом «сузуки» выспались плохо и прожигали взглядами дверь подъезда в расчёте на то, что «пидор-журналюга» вот-вот выйдет. Не может он, ясен пень, всё утро ховаться дома: ему, блин, шустрить надо. Близнецы с бейсбольными битами по-прежнему располагались на заднем сиденье. Братья были в тех же спортивных костюмах, которые ощутимо уже попахивали, и старшóй, сменивший на себе рубашку, брезгливо морщил нос.

— Слыш, Славик! — обратился к нему близнец Вова. — Может, кого-то из мочалок наших вызовем? Позвонит она в дверь, вопросик задаст. А мы опля — и в дамках. Ворвёмся, отмудохаем, исчезнем. Как тебе такая фишка?

— Ништяк! — хохотнул близнец Колян, синяк на скуле которого пожелтел за ночь. — Вы там мудохайтесь, а я тут на шухере, с мочалкой покувыркаюсь. Даже знаю с какой. Щас позвоню — прилетит пулей, бля буду.

Брат двинул ему по рёбрам.

— Тебя, реально, кастрировать пора! — И вновь обратился к старшому: — Так чё, Славик, рискнём?

Послать его подальше Славик не успел: в его окно полосатым жезлом постучал мент с пухлыми щеками. Гадая, что бы это значило, Славик опустил стекло.

— Сержант Исаев, ДПС, — представился мент. — Пожалуйста, предъявите права и техпаспорт.

Славик переместил во рту зубочистку.

— В чём дело, командир? Скорость мы, что ли, превысили?

Из-за спины щекастого выступил его напарник, тощий как глист, притом с восковой рожей. И эта рожа проверещала:

— Повыступай тут, придурок! Вылазь, руки на капот!

Колян привстал на заднем сиденье.

— Чё ты разоряешься, мусор?! Крутого из себя корячишь?!

— Сильно борзый, — поддержал брата Вова. — Не огребал давно.

Тощий просунулся в окно.

— Та-ак, кто тут у нас? Ух ты, гопота вонючая! Не закопали вас в девяностые, жаль. Пора проблему решить, чтобы от вас только ссаки остались.

— Давай, бляха-муха, решай! — выпятил грудь Колян. — Иди сюда!

Тощий дёрнулся к задней дверце, но его оттеснил напарник.

— Уймись, Федулин. Не то нам «полицейский произвол» пришьют. — С подчёркнутой вежливостью щекастый обратился к Славику: — Автомобиль числится в угоне. Пожалуйста, предъявите документы.

Славик аж глаза вылупил.

— Какой ещё угон? Командир, это ошибка…

— Всем выйти, руки на капот! — гаркнул неугомонный Федулин.

И в этот момент у Славика и близнецов отпали челюсти. Возле их машины, как чёрт из табакерки, возник Могилевич. Явление «объекта» из подъезда троица позорно прозевала. Более того, журналюга, ничуть не шифруясь, поздоровался с ментами, и те подобострастно ему козырнули.

— Что происходит? — осведомился Могилевич.

Менты шёпотом принялись ему докладывать. Славик улавливал лишь обрывки фраз: «…числится в угоне… Сопротивление при задержании… вызываем подмогу…» Лоб Славика покрылся испариной: влипли они по самые гланды, и номера «сузуки» у ментов на заметке.

Словно прочтя мысли старшого, Колян пробухтел:

— Теперь, даже если кто другой его оприходует, искать будут нас.

— Сам, что ли, допёр? — съязвил Вова. — Сваливать надо по-тихому.

Журналюга меж тем отчётливо произнёс:

— Сержант, у вас ложная информация. Эта машина принадлежит бизнесмену Шумилину, и она не в угоне. Парни приехали ко мне по заданию владельца машины, так что не о чем беспокоиться.

— Как это, не о чем? — усомнился тощий мент. — Информацию необходимо проверить.

Щекастый осадил напарника:

— Если Игорь Петрович ручается, проверим потом.

В салатовом «сузуки» повисла тишина. Лихая троица напряжённо ждала куда кривая выведет. И будто в кошмаре Славик увидел, как журналюга подошёл к его окну, и услышал, как тот сказал ментам:

— Сейчас, господа, я вас успокою. — Затем обратился к нему, к Славику: — Звони Аркадию Владленовичу, живо. Продиктовать номер? — И продиктовал, собака, один в один.

В ступоре Славик позвонил хозяину, и только лишь тот отозвался — журналюга выхватил из руки старшого мобильник и проговорил в него:

— Привет, Аркадий! Могилевич тебя беспокоит. Общаюсь тут с твоей бригадой и полицией… Похоже, ты удивлён. Бравые твои посланцы всё тебе объяснят. И за тобой должок… Сейчас некогда, но вскоре я всё тебе обрисую… Потерпи, Аркаша, я с тобой свяжусь. — Журналюга вернул телефон Славику. — Ещё раз попадётесь на глаза, яйца отстригу. — И обернулся к ментам. — Владелец подтвердил: машина не в угоне.

И менты вроде как с облегчением отвалили.

Следом укатил «объект» на бордовом «вольво».

Затем Славик, придя в себя, врубил мотор и, можно сказать, поплёлся к хозяину на расправу. В салатовом «сузуки» никто не проронил ни слова. У ближайшей станции метро близнецы вышли, забыв под сиденьем бейсбольные биты.

К хозяину в офис Славик поехал один.

4

Утром особнячок редакции «Наблюдателя» напоминал птичий базар. Сотрудники всех специализаций сновали туда-сюда, исторгая из креативных ртов соображения по работе или просто белый шум. С улыбкой киногероини стажёрка Володина здоровалась с теми, кто здоровался с ней, кивала тем, кто молча на неё таращился, и в упор не видела тех, кто её не замечал. У кабинета редактора её тормознула «миссис-новости». С претензией, разумеется.

— Я не спрашиваю, вы не отчитываетесь, да? — нахмурилась Алла Симонян. — Прошла, между прочим, неделя.

— Хорошо выглядите, Алла Ованесовна, — заметила Рита. — Хотя волосы вам неплохо бы подкрасить.

Симонян качнула седеющей гривой.

— Непременно учту. Где материал о студии «Панорама»?

Рита пожала плечами.

— А зачем? Сезон закрывается, из подвала их не выселяют — ничего интересного. К тому же теперь у меня другое задание.

«Миссис-новости» ожгла её взором.

— Вы у нас стажёр, не так ли? Это легко поправить. — Она двинулась по коридору гренадёрским своим шагом.

Рита невозмутимо приоткрыла дверь в кабинет редактора, и брови её поползли вверх. На редакторском столе, болтая стройными ногами сидела миловидная девица в платье с боковым разрезом. Она пыталась ухватить Фролова за ухо, а тот уворачивался, ворча что-то себе под нос. Девица хихикала.

Рита на цыпочках попятилась и пошла к себе в комнату. По пути она вновь попыталась вызвонить зампрокурора, но в очередной раз услышала: «Абонент недоступен…» Тут мобильник в её руке заверещал сам. Но, увы, это оказался не служитель Фемиды. Капризный тенорок произнёс:

— Привет, лапа! Я соскучился.

В досаде Рита аж притопнула.

— Котик, — прошептала она, озираясь, — времени у меня ни минуты. Попи́сать некогда.

— Лапа, не трепись. Подъезжай в гостиницу «Украина», пообщаемся.

Кивнув проходящему сотруднику, Рита сквозь зубы процедила:

— Ага, Аркадий, щас! В кулак поработать не хочешь?! Помогает, если не дёргать!

— Высказалась? — Тенорок отвердел. — В «Украине» у меня переговоры. Позвонишь из фойе — я спущусь. Не зли меня, лапа.

— А ты не дави. В два часа я должна быть на приёме у гендиректора…

— Будешь, времени навалом. Жду звонка из фойе. — Собеседник отсоединился.

Ругнувшись, Рита добралась наконец до своей комнаты. Там Лида Богарт на бумажном листе рисовала карикатуру на депутата Госдумы. Скандально известный депутат на рисунке топтал звёздно-полосатый флаг, и лицо народного избранника выражало тупую непреклонность.

— Кла-асс! — восхитилась Рита.

— На том стоим. — Художница гротескно заострила депутатское ухо.

— Неплохо бы, — предложила Рита, — одеть его в трусы из американского флага. И пусть об этот же флаг вытирает ноги. Как-то так.

Лида улыбнулась.

— Володина, ты гений. У него сын в Штатах учится — трусы в полоску пойдут ему вполне.

Рита подмигнула.

— Хочешь свежую сплетню? У Фролова, похоже, молодая зазноба. Сидит на столе, бёдра демонстрирует.

Лида фыркнула.

— Это Машка, его дочь. Другие сплетни имеются?

— Как прозаично, — смутилась Рита. — А я-то, гусыня, поделикатничала… Пойду к нему вломлюсь.

Редактор оказался в одиночестве. Уши его словно окрыляли бритую голову, синие глаза вперились в монитор компьютера, короткие крепкие пальцы терзали клавиатуру. Рита кашлянула в дверях.

— Милая у вас дочурка, Анатолий Викторович, — произнесла она. — Но рассиживать на столах девушке не пристало. Дефект воспитания.

Фролов барабанил по клавишам.

— Что-нибудь ещё?

— Когда будет готова моя пресс-карта?

— Подойдите к Даниловой и получите.

— О! — просияла Рита. — А насчёт Могилевича как? Вы наклонили его к миске с лапшой?

Редактор развернулся к ней вместе с креслом.

— Знаете, Володина, почему до сих пор я не вышиб вас коленом под зад?

— Колено не гнётся? — предположила Рита.

— Потому что с детства я закаляю свой характер. — Фролов развернулся к монитору. — Ступайте, Володина, за пресс-картой, за клюквой в сахаре или… боюсь, характера у меня не хватит.

На пороге кабинета Рита оглянулась.

— На самом деле, Анатолий Викторович, вы относитесь ко мне с пониманием. — И хлопнула дверью.

Пресс-карта выглядела солидно. На пластиковом прямоугольнике красовалось Ритино фото, а под ним надпись: «Корреспондент газеты «Наблюдатель», имя и фамилия. Слово «корреспондент» ласкало взор. Можно было ехать в Горводоканал, заскочив по пути в гостиницу «Украина». Нет, вовсе не по пути, Аркаша, мать твою.

Притом зампрокурора, козлик сексуальный, по-прежнему был недоступен.

5

Облака над Артюхинской станцией Горводоканала плыли неторопливо. Солнце, будто паучок, поймало хмурое облако и окропило им цветочную клумбу и пиджак на Могилевиче. На стоящего в двух шагах Артёма Карпова не попало ни капли. Сей феномен несколько оживил флегматичную физиономию Карпова, и рыхлая его фигура, втиснутая в строгий костюм, как бы отвердела.

— Надо же! — сказал начальник Управления технологического развития. — Впервые такое вижу. Везёт вам, журналистам.

Игорь покачивал портфельчиком.

— Не отвлекайтесь, Артём Сергеевич. Итак, Вася Травкин дежурил ночью по графику. К утру на монитор поступил сигнал с датчика о чрезвычайном загрязнении воды. Травкин с канистрой в руке пошёл отбирать пробу для лабораторного анализа, и вскоре был обнаружен плавающим в мусоре с пробитой головой. Так по сути?

Карпов изучал пиджак Игоря, как руководство по технике безопасности.

— Хотите, — вздохнул он, — подсушу вас феном. Чтоб не простудились.

— Канистра плавала рядом, крышка была завинчена, — продолжил Могилевич. — Между тем, как мы только что с вами выяснили, коллеги его утверждают: при отборе пробы Травкин обычно отвинчивал сперва крышку, клал её на землю и лишь затем с канистрой спускался по лестнице.

Карпов вяло отмахнулся.

— Вчера он мог изменить своей привычке.

Игорь кивнул.

— Допускаю даже, что с неба спустились марсиане и навели на главспеца порчу. Артём, чьи интересы вы отстаиваете? И зачем, главное?

Дряблые щёки начальника управления порозовели.

По газону прошагали два охранника — чернобровый богатырь и короткостриженый сморчок, на ходу обронивший:

— Тащусь от журналистов. Балдею прямо.

Богатырь гоготнул.

Карпов порозовел гуще.

— Какого чёрта вам надо?! — огрызнулся он, когда охранники скрылись. — У меня дел вагон, а я вас тут прогуливаю…

–…по распоряжению руководства, — ввернул Игорь. — И в результате я выяснил, каким свойским парнем был Вася, как остроумно шутил и сколько водки мог выпить.

— И ещё про крышечку канистры, — съязвил Карпов. — Важная деталь, поздравляю.

— Насчёт крышечки, Артём Сергеевич, случайно всплыло. Ваш недосмотр, готовьте задницу под клизму.

Карпов процедил сквозь зубы:

— Повторяю ещё раз: какого чёрта? Идёт следствие, мне известно не больше вашего…

— Можно два вопроса? — качнул портфелем Могилевич. — Первый: встретился ли Травкин с Каретниковым?

— Кто такой Каретников?

— Заммэра по ЖКХ. Артём Сергеевич, не включайте дурака: Травкин, по слухам, к нему на приём собирался. И вопрос второй: как бы мне поговорить с женой Травкина? Без вашего присутствия, желательно.

Начальник управления потрогал съехавший набок галстук.

— Вы неплохо подготовлены. Любопытно, кем? — Не дождавшись ответа, он поправил редеющие на макушке волосы. — Нет. Он бы меня уведомил. Это по вопросу первому. А с Васиной женой говорите сколько влезет. — Карпов глянул на часы. — В данный момент она едет в центральный офис, чтобы обсудить с Олегом Тимофеевичем процедуру похорон. Если подсуетитесь, успеете перехватить её там. Глядишь, накропаете статейку с пикантным гарниром.

— Так и сделаю, — кивнул Могилевич. — Артём, вы мудак. Хотите стать крайним, вылизывая чужое дерьмо? У вас уже получается. — Игорь двинулся прочь.

Глядя ему вслед, начальник управления вновь потрогал галстук, не желающий висеть где положено.

6

В гостиницу Рита влетела пулей, едва не сломав каблук. Импозантного брюнета, сидящего в кресле под фикусом, она засекла сразу и устремилась к нему. Брюнет был кудряв, хорош собой, однако пухлые его губы изгибались как-то по-дамски и подбородку не хватало завершённости. Отутюженные брюки, сорочка и туфли смотрелись на нём как униформа бизнес-класса. Брюнет был при галстуке, хоть и без пиджака, и в улыбке демонстрировал ослепительные зубы. Рита произнесла, хмурясь:

— Ну? Короче.

Брюнет похлопал по соседнему креслу.

— Опустись сюда. Осчастливь.

Рита мотнула «конским хвостом».

— Говори, зачем звал, и разбежались.

— Сядь, лапа: люди оборачиваются.

— На меня, котик, оборачиваются всегда. Текстуй по существу, о’кей?

Брови брюнета сошлись над переносицей, тенорок его прозвучал капризно:

— Когда упрашивала пристроить тебя в эту газетёнку, ты так не торопилась.

Рита всё же присела в соседнее кресло. На самый краешек.

— Во-первых, в «Наблюдатель» пристроил меня Беликов…

— А по чьей просьбе он заморачивался?

— Во-вторых, Аркадий Владленович, за это мы с тобой перепихнулись. По уговору, один раз. Сделка завершена, какие претензии?

Покраснев, брюнет зыркнул по сторонам. Редкая публика интереса к их разговору не проявляла.

— Значит, вот так? — прошипел Аркадий. — Вопрос ребром?

Рита примирительно коснулась его руки.

— Извини, я спешу и потому нервничаю.

— О’кей, но что за тон?

— Хочу сразу расставить акценты. Давай к делу.

Ссора, очевидно, в планы Аркадия не входила.

— Приглашаю тебя на шашлык, — изобразил он улыбку. — Завтра у себя на даче я устраиваю раут для дружественной прессы. Спросишь, на хрена козе баян? Отвечаю: для освещения важнейшего проекта, тендер на который я выиграл…

— Аркаш, не до шашлыков. — Рита поднялась. — У меня свой проект на волоске…

— Ребята с НТВ будут, лапа. Фролову твоему я только что позвонил, и он обещал направить тебя.

— Пусть направит свою бабушку! Прости, бежать надо. Директор Горводоканала ждать не станет.

Брови Аркадия приподнялись.

— Олег Тимофеевич? Оп-па! Что у тебя с ним?

— Труп у них там. Я расследую. До скорого, котик.

— Стоп! А Могилевич каким там боком?

Пятящаяся к выходу Рита застыла.

— А что, Аркаш?

— Ничего. Просто парни мои засекли, как он там ошивался. Мне стало любопытно.

— Ты следил за ним, что ли?

Аркадий на мгновенье отвёл вгляд.

— Чистая случайность. Парни проезжали мимо, заметили Могилевича и доложили на всякий пожарный.

Рита сверлила Аркадия взором.

— Какого хрена, котик, тебе стало любопытно?

«Котик» раздражённо дёрнул плечом.

— У меня с Могилевичем отношения непростые. И сейчас, после заключения сделки с Горводоканалом, конечно же, я не в восторге от мелькания поблизости этого подлюги. Не знаешь, лапа, что он вынюхивает?

Рита задумчиво покачала головой.

— Так ты, Аркадий Владленович, стало быть, сварганил сделку с Горводоканалом? Ты желаешь её пропиарить и с этой целью собираешь завтра халяву у себя в загородном доме?

— Типа того.

— О’кей, во сколько?

Встав с кресла, Аркадий распахнул объятья.

— В три часа. Умница. — Он прижал Риту к себе. — Дорогу, надеюсь, не забыла? Если заночуешь, на этот раз буду в форме.

Девушка попыталась отстраниться.

— Котик, держи себя в штанах. Люди смотрят.

— Они всегда на тебя смотрят, — парировал Аркадий. — Может, в номер поднимемся? У меня есть полчасика.

— Отпусти немедленно, — пригрозила Рита, — или мне придётся звонить в колокола.

Бизнесмен разомкнул руки.

— Извини, лапа, к свадьбе я пока не готов.

Рита рассмеялась. Но, взглянув на свои часики, охнула и выбежала на улицу.

7

В центральном офисе Могилевичу повезло дважды: жена покойного главспеца оказалась у гендиректора, который к тому же, по барской прихоти, согласился принять журналиста без промедления. Пышнотелая блондинка-секретарша сообщила представителю СМИ, что вдова «бедняги Васи» сейчас у шефа и, вильнув чем положено, отправилась доложить. Вплыла к начальству, как лебёдушка, и вскоре вышла, приглашающе указав на дверь. Притом обронила загадочную фразу:

— Задержитесь подольше, чтоб шалава в пролёте оказалась. — Секретарша глянула на стенные часы, стрелки которых показывали без пяти минут два.

Доискиваться до смысла этой реплики Игорь остерёгся. Он просто вошёл в приоткрытую дверь.

Кабинет гендиректора, само собой, был не чета кабинету начальника управления. Отделка, светильники, мебель, словно звёздочки на погонах указывали, кто здесь кем командует. На Могилевича, впрочем, шикарные офисы впечатления не производили: в каких только интерьерах он не побывал. Однако мизансцена, представшая его взору, выглядела занятно и была режиссёрски безупречной.

Гендиректор Ракитин (седеющая шевелюра, костюм-тройка, внешность профессора) сидел на стуле, сочувственно подавшись вперёд, и ладонь его покоилась на рельефном колене молодой женщины, довольно миловидной даже с размазанным по лицу макияжем. Полулёжа в директорском кресле, женщина всхлипывала, очевидно уже по инерции. Глаза её меж тем из-под ресниц стрельнули в журналиста у двери. А Ракитин продолжал говорить приятным низким голосом:

— Ни о чём не тревожьтесь: Горводоканал позаботится обо всём. Похороны, поминки, бытовые проблемы берём на себя. Думайте о своём здоровье. Как ни цинично звучит, но только это теперь и остаётся.

— Спасибо, Олег Тимофеевич, — всхлипнула вдова, глянув на Могилевича. — Даже не знаю, как вас благодарить.

— Господи, какие тут благодарности! — Ракитин убрал наконец руку с её колена. — Такого парня прошляпили! А вы, Нина Николаевна, ещё и благодарите нас! — Женщина едва не бросилась ему на шею. Гендиректор, однако, встал со стула и обратил взор на Могилевича. — Теперь ещё и пресса вцепится нам в загривок. Ведь вцепитесь, Игорь… э-э… Петрович?

Игорь кивнул.

— Да, держи́тесь крепче. У меня два простых вопроса.

Ракитин обезоруживающе улыбнулся.

— Погодите, ошейник на себя надену, с шипами. Но вы, насколько я понял, намереваетесь побеседовать с Ниной Травкиной. Вполне одобряю. — Обойдя кресло, гендиректор положил руку вдове на плечо. — Конечно же, если Нина Николаевна не возражает.

Могилевич был сбит с толку. Откуда, чёрт возьми, взялась эта баба? Неделю назад Вася Травкин на встречу с ним, в кафе, привёл хрупкую сердитую девушку, представил её как жену. Звали девушку Ирой, и в Горводоканале, по словам Травкина, она занимала должность заведующей химлабораторией. Притом именно её голос вчера утром хлестнул Игоря из мобильника известием о гибели Васи. И вот нате вам! Какая-то недоразвитая Нина рыдает в объятиях упыря, выпрыгивая от умиления из платья. И, судя по всему, она и есть безутешная вдова, так её растак. Главспец Травкин, видимо, по каким-то своим соображениям, сыграл с журналистом втёмную.

Игорь произнёс виновато:

— Простите, я переборщил с бестактностью. Интервью с Ниной Николаевной, очевидно, сейчас неуместно.

— Почему же? Я готова, если недолго, — вздохнула госпожа Травкина.

Могилевич приложил руку к сердцу.

— Вижу, Нина Николаевна, вам не до меня. Встретимся, если можно, после похорон. А пока два технических вопроса к Олегу Тимофеевичу — и меня здесь нет.

Вдова поджала губы.

Гендиректор, глянув настороженно, с улыбкой развёл руками.

— У вас, Игорь Петрович, как у мальчика из рассказа Бабеля, в запасе всегда имеется пара вопросов. Что с вами поделаешь?.. В общем, Нина Николаевна, мы с вами обо всём договорились. — Он помог госпоже Травкиной подняться с кресла и, полуобняв её, проводил к двери. — Повторяю, ни о чём не беспокойтесь. Завтра позвоню вам лично и отчитаюсь.

Могилевич посторонился, и вдова, взглянув на него укоризненно, вышла. Угораздило же Василия так жениться.

— Дети у них есть? — поинтересовался Игорь.

— Нет, к счастью. — Гендиректор опустился в кресло. — Это первый ваш вопрос?.. Ладно, шучу. — Он указал журналисту на стул. — Итак?

Игорь сел, положив портфель на колени.

— С Травкиным вы работали напрямую? То есть без непосредственного его начальника Артёма Карпова.

Гендиректор продемонстрировал ферменную свою улыбку.

— Это вопрос первый или снова разминка?

— Оценка ситуации, — улыбнулся в ответ Игорь. — Если напрямую вы с Травкиным не работали, никаких вопросов к вам я не имею.

Ракитин помассировал седеющий висок.

— Работал, конечно. У меня, знаете ли, сохранились научные амбиции. С Василием у нас совместные патенты, публикации, доклады на конференциях… Он генерировал идеи. По нашему с ним уговору сперва я защищу докторскую, потом — он. Потерять такую светлую голову для меня… для всех нас… — Гендиректор обречённо махнул рукой. — Рыдал бы, как Нинка, с причитаниями, да статус не позволяет.

Игорь выдержал деликатную паузу.

— В таком случае первый мой вопрос: можно технически спровоцировать сигнал датчика о чрезвычайном загрязнении воды? Тот самый фатальный сигнал, на который отреагировал дежуривший ночью Травкин. И вопрос второй: побывал ли Василий на приёме у заместителя мэра по ЖКХ, у Каретникова Ильи Михайловича, для обсуждения проблем на полигоне ТБО вблизи деревни Савеево? Ответ на каждый из этих вопросов принимается в простой форме: либо «да», либо «нет».

Повисло молчание. С неприязненным удивлением гендиректор смотрел на журналиста. Молчание казалось нескончаемым, когда послышался негодующий девичий голос: «Мне назначено в два! Вы сами сказали!» И голос секретарши сурово отрезал: «Вы опоздали на семь минут! Пеняйте на себя!.. Ну-ка, стойте! Стойте, говорю!»

На пороге кабинета возникла Рита Володина, которую секретарша пыталась удержать за ремень сумки. Глаза Риты пылали, волосы разметались в живописном беспорядке, и пресс-карта у неё на шее покачивалась, как маятник судьбы. Заметив Могилевича, сидящего с портфельчиком на коленях, Рита простонала:

— О нет! У меня дежавю!

— Поверите ли, у меня тоже, — отозвался гендиректор и, посмотрев на секретаршу, царственно плеснул кистью руки. — Ступай, Светлана. Разберусь.

Пышнотелая блондинка, выходя, пробормотала:

— Ух, я бы ей! — И прикрыла за собой дверь.

Гендиректор адресовал Могилевичу кривую усмешку.

— Интересная у вас газета. И дело иметь с вами приятно.

— Взаимно, — сказал Игорь. — На вопросы ответите?

— Разумеется. Отвечу тогда, когда сам в этом разберусь.

Могилевич поднялся.

— Ладно, Олег Тимофеевич. Завтра — послезавтра позвоню вам, если не возражаете. — Проходя мимо Риты к двери, он обронил: — Бейджик можно снять. Здесь принято по-домашнему. — Дверь за ним закрылась.

Рита заняла освободившийся стул, скрестив умопомрачительные ноги.

— Много времени я не отниму, — заверила она деловито.

— Безусловно, — с ехидцей произнёс Ракитин, — такой возможности я вам не предоставлю. Прошу: покороче и, главное, по существу.

— Постараюсь, Олег Тимофеевич. — Рита извлекла из сумки сложенный вдвое лист. — Прокомментируйте, пожалуйста…

Её прервал зазвонивший телефон. Гендиректор снял трубку, сбросил звонок и выжидательно воззрился на журналистку.

Развернув листок, Рита скороговоркой прочла:

— «Нравственно-этический кодекс работника Горводоканала. Вступая в коллектив работников Горводоканала, я осознанно принимаю на себя следующие правила поведения…» Думаю, достаточно. — Рита бережно убрала листок в сумку. — Не растолкуете ли, Олег Тимофеевич, смысл этого египетского папируса? Или, быть может, сей артефакт — наследие ацтеков?

На столе испустил трель сотовый. Гендиректор взглянул на дисплей и в досаде телефон отключил.

— Что творится у вас в голове! — Ракитин поднялся с кресла. — Такой парень погиб, а вы тычете мне в нос отрыжку наших пиарщиков!

— Но под этой отрыжкой ваша подпись, Олег Тимофеевич.

Гендиректор, заложив руки за спину, прошёлся по кабинету.

— Чего только я не подписывал, барышня. Увы. Но в данный момент идёт следствие, и у меня, простите, нет охоты копаться в этой безобидной белиберде.

— Безобидной?! — сверкнула глазами Рита. — Ваш главспец погиб, или его убили, в своём, как у вас там написано, родном доме, где о нём, блин, заботятся и его защищают! Нравится вам такая коллизия?!

Ракитин резко остановился.

— Люблю пофилософствовать, но не сегодня. Повторяю, идёт следствие, притом у вас, красавица, имеется источник в прокуратуре. Все вопросы к нему. А касательно белиберды типа морального кодекса, пожалуйте к Артёму Карпову, начальнику Управления технологического развития. Он вас обслужит, я распоряжусь. И разумеется, организую себе годовую подписку на вашу газету. Что-нибудь ещё?

Рита безмятежно улыбнулась.

— Олег Тимофеевич, не могли бы вы стать милым и обворожительным?

Гендиректор побледнел от гнева.

— Золотко, извините, но эротический массаж мы здесь не практикуем.

— Как? — округлила глаза Рита. — Разве секретутка ваша делает что-то другое?

Казалось, Ракитина сейчас хватит удар.

— Немедленно… — прохрипел он… — Сию же минуту…

Рита поспешно встала.

— О’кей, Олег Тимофеевич. Свяжусь с Карповым

Она покинула кабинет, кляня по-чёрному подлюгу Могилевича.

8

Неподалёку от ступенек морга, под прикрытием мусорных баков, хронически небритый капитан Кирко обменивался со своим судмедэкспертом оперативной информацией. Капитан, в том же потёртом пиджаке и в джинсах, раздражённо курил, а пожилой эксперт с лицом мученика отмахивался от табачного дыма.

— Отчёт не готов, но между нами девочками, — произнёс он, — в крови ни алкоголя, ни какой-то иной дряни. И смерть наступила не в результате удара головой, а от прекращения дыхания, обусловленное… Короче, вода у него в лёгких. Давай отойдём, Серёжа: здесь голуби срут.

Капитан Кирко словно выплюнул шматок дыма.

— Так всё-таки, — уточнил он, — ушибся головой, упал и захлебнулся? Или врезали по башке и утопили?

— А вот это решать тебе. — Судмедэксперт закашлялся. — Кури в сторону, жопа.

Капитан послушно отвернулся.

— Только что звонил Могилевич. Спрашивал, как там с прутьями от ограды.

— Серёжа, ты не имеешь права разглашать.

— Да ну? Спасибо, что напомнили, Ефим Зиновьевич. Но проверить эти долбаные прутья — его идея. И мне самому интересно: вдруг там ненароком…

— Не вдруг, — перебил судмедэксперт. — Один из прутьев исчез как по волшебству. Вывод напрашивается, и не делай такое личико. Ты не девочка в первую брачную ночь.

Капитан Кирко смачно выругался.

— Но кто и как?! Суслик этот прокурорский елозит по всему периметру. Андрюха Дерябин рыло с утра воротит… Вы вполне уверены, Ефим Зиновьевич?

Судмедэксперт вновь отмахнулся от дыма.

— Было четыре прута, осталось три, — констатировал он. — Вычитать единицу я не разучился. У тебя еврейские глаза, Серёжа.

— Недавно, Ефим Зиновьевич, вы говорили, что у меня уши еврейские.

— Процесс, Серёжа, ускорился.

Оба рассмеялись.

— Семагин прессовать меня начал, — объявил капитан. — Висяки мои припомнил, рекомендовал на этом деле не зацикливаться… Вещдоки пропадали и прежде, в обморок не падаю. Но в данном эпизоде, какой смысл?

Ефим Зиновьевич пожал худыми плечами.

— Бабло, вероятно. Кругом бабло и конфликт интересов. С понедельника, Серёжа, я на пенсию сваливаю. Айда за мной.

Капитан чуть не поперхнулся сигаретным дымом.

— Как это, сваливаете?.. У нас же с вами, Ефим Зиновьевич, дел вагон.

— Знаю, друг мой, на пенсию тебе рано. Тогда отстрели себе ногу, подхвати сифилис, оформи инвалидность — и линяй. Пойми, ты здесь — как щепка в заднице. — Развернувшись, судмедэксперт пошёл к ступенькам морга. Майский ветерок теребил его распахнутый лабораторный халат.

Капитан Кирко притушил сигарету, нацелился бросить её в мусорный бак, но помедлил. Перед броском он плюнул на окурок. Для подстраховки.

9

В кабинете редактора боком к столу сидел священник. В рясе и с крестом на шее, как водится. Тощ, сутул и невзрачен, растительность на голове и лице он имел обильную. С бритым наголо Фоловым священник являл, что называется, разительный контраст, который усиливался от их откровенной взаимной неприязни.

— Почему не опубликуете? — густым басом допытывался священник. — Вы против религии вообще или против православия, конкретно?

Редактор потёр оттопыренное ухо.

— Ни то ни другое. Статья ваша сумбурна с сложна для понимания наших читателей.

— Цитатами из Евангелия, что ли? — сверкнул очами слуга божий. — Я мог бы сократить, не проблема.

— Кроме того, текст ваш пестрит историческими неточностями.

— Ну так поправьте! У вас же есть для этого корректоры, пусть займутся! Главное, сохранить смысл!

Фролов вздохнул.

— В том-то и загвоздка. Если поправить — смысл, боюсь, улетучится. И это б ещё полбеды, пережили бы. Но куда денется неповторимый ваш стиль?

Опешив от подобного иезуитства, священник жёг редактора взором. И тут в кабинет вошёл Могилевич. Без стука, разумеется.

— Привет, Толян! — махнул он портфельчиком. — Не помешал?

Редактор вздохнул на сей раз с облегчением.

— Нет, мы уже закончили. Знакомься — отец Ефрем, дьякон. Станет нашим автором, надеюсь. А это, отец Ефрем, — журналист Игорь Могилевич, наш путеводитель по коррупционным коридорам.

— Читал Могилевича вашего. — Отец Ефрем поднялся. — Слог неплохой, но сколько злобы и желчи.

— Навалом, — согласился Игорь.

Приоткрыв дверь, дьякон обернулся.

— В Бога, молодой человек, похоже, вы не верите?

Игорь чуть склонил голову набок.

— А вы?

Отец Ефрем кивнул с таким видом, будто подтвердились худшие его опасения. Затем вышел.

— Ярко и поучительно, — прокомментировал Могилевич.

Фролов прищурился.

— А то! Вдалеке от наших редакционных неурядиц ты паришь в сферах высокого криминала…

— Толик, не начинай.

— Я в том смысле, что тебе там тяжко, а нам тут жутко весело.

— Кто б сомневался. — Игорь придвинул стул к редакторскому креслу. — Сейчас ты от веселья отдохнёшь.

— Кто б сомневался, — передразнил Фролов. — Вижу, ты загорел в Самаре.

Игорь сел, выложил на стол диктофон и придвинул к редактору флешку.

— Храни это в сейфе, как алмаз Кохинор. Это полная копия того, что мы с тобой сейчас прослушаем вкратце. Готов?

Редактор сунул флешку в нагрудный карман рубахи.

— Сперва объясни что к чему.

Игорь кивнул.

— Разумеется. — Он откинулся на спинку стула. — За день до Самары вышли на меня двое из Горводоканала — главспец инженерно-технического центра и жена его, заведующая химлабораторией. Правда, как нынче выяснилось, жена у него другая, так что, — Игорь взглянул на часы, — сегодня ещё успею надрать самозванке задницу. Короче, эти двое порассказали мне про Горводоканал увлекательные истории, которые, конечно же, я записал. Главспец Вася Травкин… Толян, не смейся: по характеру и по внешности он типичный русский святой. Из тех, для кого в стране этой уготована участь незавидная. Он просил у меня совета и журналистской помощи. Я пообещал, хорошо понимая, что дело стрёмное. И, само собой, их предупредил, чтобы не высовывались, пока, блин, я не возвращусь с долбаного конгресса. Теперь Травкин убит, и я почти уверен, что заказчика знаю в лицо. И сволочь эту я достану, как бы её ни охраняла вся наша замечательная правовая система… Конец преамбуле, Толян. Давай слушать.

Фролов хмуро нажал на кнопку диктофона, и голос Могилевича произнёс: «Подтвердите оба своё согласие на запись.» — «Зачем? — добродушно уточнил голос Травкина. — Чтобы мы не вздумали потом отпираться?»

Редактор и Могилевич слушали без обмена репликами, без комментариев. Когда в кабинет заглядывали сотрудники, Фролов жестом просил их подождать. Перед стажёркой Володиной, однако, редакторские жесты оказались бессильны. Метнув из глаз пучок молний, девушка устремилась к столу.

— Ух ты! Какие тут люди!

Проворно выключив диктофон, Фролов поинтересовался:

— Бейджик получили?

— Угу, спасибо! Анатолий Викторович, благодаря ему, — Рита указала на Могилевича, — я выгляжу городской сумасшедшей, а газета наша смахивает на дурдом! Вы собираетесь на это как-то реагировать?! Или, Анатолий Викторович, вы слишком заняты текучкой?!

Губы Могилевича дрогнули в усмешке.

Редактор потёр диктофоном ухо.

— Уже отреагировал, — сообщил он. — Звонил мне тут бизнесмен Шумилин, приглашал кого-то из наших на шашлыки для прессы. Сделка ве́ка то ли состоялась у него, то ли намечается. На это мероприятие, само собой, я рекомендовал вас. Уверен, вы обладаете всему необходимыми качествами, чтобы воспеть шумилинские шашлыки. Считайте это боевым заданием нашего дурдома.

Могилевич кусал губу.

Рита покраснела до веснушек возле носа.

— Спасибо, Анатолий Викторович! Задание выполню с честью!

— Завтра к трём часам, — уточнил Фролов. — Адрес шумилинской дачи возьмите у Даниловой. И осторожно там, не объедайтесь. Не рискуйте здоровьем ради карьеры.

Рита выровняла дыхание.

— О’кей, Анатолий Викторович. Можете не принимать меня всерьёз, можете уволить, но, — она хлопнула рукой по столу, — своё расследование этому перцу с портфельчиком я не отдам. Не дождётесь.

Она вышла так же стремительно, как вошла.

Редактор и Могилевич обменялись взглядами.

— Чёрт меня дери, — усмехнулся Игорь.

— На работу ходить надо, — вздохнул Фролов. — Старина Беликов привёл её по протекции Шумилина, и ладим мы с ней кое-как. Она, похоже, талантлива, даже с изюминкой. Но внешностью своей пользуется мастерски и вскочит на загривок любому, кто чуть зазевается. Признаться, вашу с ней коллизию я предпочёл бы разрулить в темпе.

Игорь задумчиво смотрел в пол.

— Опять Шумилин. Наваждение прямо.

— Ты о чём? — насторожился редактор.

Помедлив, Игорь предложил:

— Может, вечером? Доложу подробно.

— Давай, — кивнул Фролов. — После семи у меня?

— Да. И Димона выдерни.

— Намечается вариант «Б»?

Могилевич вздохнул.

— Дразнить быка я уже начал. А тут ещё стажёрка мелькает, и разрулить это ох как необходимо… Тебе что-нибудь о ней известно? Кроме того чья она протеже.

— Обижаешь. — Фролов пробежал пальцами по клавишам компьютера. — Когда кого-то мне навязывают, я не стесняюсь напрягать Димона. Вот её досье, на двух страницах уместилось. Ничего особенного: амбициозная провинциалка, желающая покорить столицу.

Могилевич подвинул стул к монитору.

— Дай-ка прочту. Времени у меня как раз на две странички.

— Валяй, — одобрил Фролов. — А я интервью твоё дослушаю. — Он включил диктофон.

В кабинете прозвучал смех покойного Васи Травкина.

10

Гендиректор Ракитин пружинисто шагал по коридору Центрального офиса Горводоканала. По обеим сторонам коридора, широкого и длинного, располагались кабинеты начальства пониже, комнаты сотрудников и служебные помещения. Даже солнечным майским днём освещался коридор электричеством, которое надлежало экономить. Поэтому лампочки перед шагающим гендиректором эффектно вспыхивали и гасли за спиной секретарши, семенящей следом. Ракитин, разговаривая по мобильнику, демократично здоровался со всеми встречными — кому-то кивал, кому-то пожимал руку.

— Илья Михайлович, не гони пургу, — бормотал он в трубку. — Вовсе я от тебя не бегаю.

Секретарша закудахтала:

— Плащ наденьте, Олег Тимофеевич. Там ветер.

Отмахнувшись, Ракитин проговорил в трубку:

— Окстись, Илья. Звонки твои я сбрасывал только потому, что у меня народ толпился. Не мог же я обсуждать…

— Наденьте плащ: простудитесь, — настаивала секретарша.

— Отвали! — не сдержался гендиректор. — Не тебе, разумеется, — произнёс он в телефон. — Достают меня, понимаешь… Ага, типа того. Рад, что юмор тебе не изменяет… В данный момент выезжаю в мэрию. Если, конечно, ты меня примешь… Расслабься, шутка!..

Гендиректор шагнул было в подъехавший лифт, но оттуда вышел Артём Карпов, взмокший, как тушёный помидор, и со сбившимся набок галстуком. Мгновение-другое гендиректор и начальник Управления технологического развития взирали друг на друга. Двери лифта закрылись.

— Буду через полчасика, — проговорил Ракитин в мобильник. — Если в пробке не застряну… Что поделаешь, Илья Михайлович? За наши пробки отвечаю не я, уже легче. — Сунув телефон в карман пиджака, он буркнул Карпову: — Зачем примчался?

— Как это, зачем? — опешил Артём. — У нас же через пять минут НТС.

Ракитин хлопнул себя по лбу.

— Чёрт, старею катастрофически! Проведи НТС без меня, дружок. И спасибо, что предупредил о визите газетчика.

— Не за что. — Начальник управления поправил на себе галстук. — Нам скрывать, в общем-то, нечего. Так ведь?

Гендиректор взглянул на него в упор.

— Если б я хорошо не знал тебя, то подумал бы, что ты провокатор.

Артём опустил взор.

— Олег Тимофеевич, я же не в том смысле…

— А в каком? Я могу и тебя спросить: нам нечего скрывать? Но, веришь ли, у меня хватает мозгов на то, чтобы… — Ракитин выхватил у секретарши плащ. — Твоя взяла: надену. Ступай, отксерь мне копии бланков.

Обиженно засопев, секретарша удалилась. Пышные бёдра её вызывающе покачивались.

Ракитин смотрел ей вслед чуть дольше, чем позволяли приличия.

— Распустил я вас, ребята. — Он обернулся к начальнику управления. — Не хотелось бы мне поссориться с тобой, Артём. Но если ты так настроен…

— Как я настроен? — перебил Карпов, глядя в пол. — Танцевать мне, что ли? Научите, как отвечать на вопросы.

Гендиректор положил руку ему на плечо.

— Отвечай честно о том, что знаешь. За исключением… понимаешь сам, объект у нас режимный. И без истерик, дружок. — Ракитин вызвал лифт. — Журналиста Могилевича держи на расстоянии: тёмный тип. Сотрудничай с барышней из той же газеты. Она, хоть и нагловата, но при такой внешности… — Гендиректор подмигнул, шагнув в лифт. — Дерзай, Артём. Не будь шлангом. — Лифт закрылся и заскользил вниз.

На первом этаже Ракитин пересёк вестибюль, вышел на крыльцо и вдохнул майский воздух. Даже здесь, невдалеке от центра Москвы, точно в лесу, оголтело щебетали птицы. Ракитин направился к своей служебной коричневой «шкоде». Неподалёку от автомобиля его перехвалили два охранника с Артюхинской станции, пожилой короткостриженный и чернобровый молодец.

— Вызывали, Олег Тимофеевич? — уточнил пожилой. — Мне передали час назад, ну и мы сразу…

— Не здесь, — поморщился гендиректор. — В кабинет надо было… Как у вас там?

— Всё ништяк, ни одна мышь… — затараторил молодой, но под взором пожилого осёкся.

Пожилой посмотрел в глаза гендиректору.

— Полиция чуто́к помелькала. Журналист шнырял. Въедливый. Какие будут указания?

Ракитин посмотрел в глаза охраннику.

— Последи, чтоб ограду починили и покрасили. Прокуратура обещала завтра вернуть прутья, все четыре. Знаю, что обязанность не твоя, Борис Иванович, но проследи, будь другом. — Гендиректор перекинул плащ с руки на руку. — Насчёт журналиста — спокойно и вежливо: стоп, дорогой, сюда не положено, а туда нельзя. Без футбольных приёмов, пока не дам отмашку. — Ракитин приоткрыл дверцу «шкоды» рядом с шофёром. — Нужны тишина и спокойствие, Борис Иванович. Думаю, ты меня понимаешь.

— Без проблем, Олег Тимофеевич, — кивнул охранник. — За починкой ограды прослежу.

Гендиректор сел в машину и укатил.

Молодой охранник высказал обиду:

— Дядь Борь, чё ты рот мне затыкаешь? Типа я чмо позорное.

Взгляд пожилого блеснул, как лезвие бритвы.

— Слушай сюда, Шурик. Эту лоханку дрючить завязывай. Она теперь вдова и у ментов под присмотром. Усёк?

Молодой хохотнул:

— И ночью присматривать будут?

В ответ дядя Боря локтём заехал Шурику в живот и подождал терпеливо, пока тот продышится.

11

Готовая к схватке Рита караулила Могилевича у кабинета редактора, но «звезда журналистики» выходить не торопился. Стоило, однако, Рите покинуть пост, чтобы выпить кофе с булочкой (ничего другого до зарплаты она позволить себе не могла), как «перец с портфельчиком» нарисовался и едва не слинял. Спасибо Лёве Бокову, тормознувшему «звезду» с целью вымогания денег.

— Старик, — ответил Могилевич, — я кредитую тебя только за час до конца света. Не прозевай.

Лёва принял боевую стойку.

— О’кей, давай драться. — Рубаха навыпуск обтягивала его животик. Задрав ногу по-киношному, он продемонстрировал потёртый сандалет. — Кийа! Защищайся, трус!

Наблюдая эту сцену. Рита едва сдержала смех.

Могилевич сморщил нос.

— Душ бы, что ли, принял от скуки. А, Лёвик? Сперва будет неуютно, потом, глядишь, понравится. — Он плавно обогнул Бокова в направлении коридора.

— Хрен с тобой, — нимало не смутился Лёва. — Давай обсудим радужные перспективы нашей экономики.

— Обсудим. — Могилевич пятился к нему лицом. — Но хотя бы рубашку смени.

Пятясь, «гроза коррупционеров» натолкнулся на Риту, сказал «извините» и, похоже, думал этим отделаться. Ха! Рита ухватила его за локоток.

— Можем поговорить? Чисто по-пацански.

Могилевич качнул портфельчиком.

— Не сегодня. К разговору с вами следует готовиться. Я ещё не в той лиге.

Боков распахнул глаза и уши.

Рита жгла Могилевича взором.

— Засунь свои сарказмы себе в анус. Мы поговорим немедленно.

«Флагман редакции» покосился на руку, сжимающую его локоть.

— Хватка у вас изрядная. Но боюсь, в данный момент вам придётся выступать соло.

— О’кей. — Рита притопнула каблучком. — Боков, отвянь! Когда я солирую, свидетели страдают!

Лёва поднял вверх руки и, удаляясь, пробормотал:

— В случае эскалации конфликта наденьте бронежилеты.

Когда он исчез, Рита сквозь зубы процедила:

— Ты не пуп земли. Ты эгоистичный жлоб.

— А ты, — Могилевич выдернул локоть из её пальцев, — скромная девочка из Твери. Характер ангельский, комплексов никаких, а в глазах мечта о фанфарах. Что же дальше, девочка, приятная во всех отношениях?

— Дальше ты уйдёшь с моей дороги, звёздный мальчик. Или я, как в сказке, сильно испорчу твою внешность.

— Нет у тебя дороги, девочка из Твери. Лишь кривлянье да суета. Лучший для тебя сценарий — отдохнуть на обочине, пока эгоистичный жлоб делает свою работу.

Рита обомлела от ярости, потому отреагировала с опозданьем:

— Знаешь что… место на обочине я обеспечу тебе!

— Тем и прославишься, — обронил Могилевич, уходя.

Рита энергично прогулялась по коридору, чтобы израсходовать адреналин. По счастью, коридор оказался пустым. Зато в её комнате, кроме Лизы Богарт, кучковались Витя Даль и (конечно же, конечно!) вездесущий Лёва. Они оживлённо беседовали, но при появлении Риты смолкли и воззрились на неё.

— Сплетничаете, коллеги? — кое-как улыбнулась Рита. — Как не стыдно.

— Душа моя, — отозвался Лёва, — само собой, я проинформировал френдов о твоём броске на амбразуру. Это было нечто.

Спортмастер Витя Даль (с бархатистой небритостью щёк и с глазами ясными до опупения) обнял Риту за плечи.

— Знаешь, в чём ты похожа на Игоря? Вы оба посещаете нас не часто, мы по вам скучаем.

Рита выскользнула из-под его руки.

— То есть, — уточнила она, — здесь нет мужиков, способных за меня набить Могилевичу морду?

Лида Богарт (в блузочке и брючках — стройная, как статуэтка) присвистнула. Лёва, глянув на Виктора, с возгласом «кийа!» дёрнул ногой, долбанулся о стул и дурашливо захныкал.

Рита в досаде проговорила:

— О’кей, проехали. Можно, я за свой стол сяду? Нет возражений?

Троица обменялась взглядами.

— Кафе «Пингвин» знаешь? — обратился к Рите ухмыляющийся Лёва. — Мы тут планируем вечером, около семи, вкусить мороженого. Так сказать, открыть сезон. Присоединяйся. Перетрём твою проблему под кодом «Могилевич». О деньгах не беспокойся: спортянка платит.

— На мороженое разорюсь, — подтвердил Виктор.

— Соглашайся, Ритка, — стала уговаривать Лида. — Посидим, расслабимся… Часик, не больше. А то ведь… от стресса до психушки всего шаг.

— Психушка — это про меня, — дипломатично ввернул Лёва. — Анализировать нашу экономику, душа моя, лучше всего в бедламе, крышу которого снесло напрочь. Зато про Могилевича могу поведать тебе кое-что полезное для твоей партизанской войны. Соглашайся.

Рита вздохнула.

— Мне ещё тачку из починки забрать надо… — У неё в сумке затренькал сотовый. Рита извлекла его и взглянула на дисплей. Звонил зампрокурора. — Пардон, ребята, дела. — Она вышла в коридор и прикрыла дверь. — Николай Захарович, вы стали неуловимы, — с укором проговорила она в трубку.

Зампрокурора ответил по-военному:

— Что делать, служба. У меня есть кое-что, надо встретиться.

— Запросто, Николай Захарович. Где?

— Какой ресторан предпочитаете?

— О нет! — простонала Рита — Я ещё от грузинской кухни не оправилась. Сделаем перерыв.

— Ладно, оправляйтесь, — с неожиданной лёгкостью согласился слуга Фемиды. — Может, на Пушкинской площади?

— Отлично. У памятника.

— Спереди или сзади?

— Я спереди. А вы, Николай Захарович, прикрывайте тыл.

Зампрокурора хохотнул.

— Ваш юмор всегда бодрит. Кстати, Маргарита, с коллегой Могилевичем проблем не предвидится?

Рита едва не выругалась.

— Вопрос улажен, — соврала она отчаянно. — В общем, я выезжаю.

Отсоединившись, она прихватила в комнате свою сумку. Затем игриво пихнула Виктора:

— Два кило шоколадного пломбира. С орехами. На мою долю. — У двери она обернулась. — Нет, пожалуй, три кило. Мухлевать не пытайтесь: после кафе я взвешусь.

По коридору зацокали её каблучки.

12

Кабинет заместителя мэра по жилищно-коммунальному хозяйству выглядел непритязательно. Взор посетителя не выделял здесь ни единого пустячка, ни излишества, которые осели бы в памяти. Стиль кабинета Ильи Каретникова будто внушал визитёру: говори по делу и проваливай. Сам Илья Михайлович внешностью своей и манерами желания мило потрепаться также не вызывал. Монолитное его тулово, практически лишённое шеи, служило неколебимой опорой шарообразной голове с жиденькими волосами, зачёсанными вокруг лысины. Блёклые глаза его, слегка навыкате, выражали нетерпение и настороженность, несколько оживляя физиономию снеговика, на которого в целом походил заместитель мэра. Походил, невзирая на бежевый костюм, жёлтую сорочку и галстук, почему-то синий с переливом. Олег Ракитин, гендиректор Горводоканала, седеющий, подтянутый и утончённый, рядом со «снеговиком» выглядел, как принц Уэльский в деревенской пивнушке.

Они пили зелёный чай с круассанами, обмениваясь репликами, многие из которых для постороннего уха звучали бы загадочно. Гендиректор Ракитин, деликатно глотнув из чашки, завершил мысль:

— Посуди сам, до того ли мне было. Не склочничай.

— Но обязательства свои ты выполнил? — вперил в него взор заммэра. — Хотелось бы ясности. Без заморочек.

— Хоть раз я подводил тебя, Илья? Чёрт возьми, на яйцах у меня утопленник повис, идёт следствие…

— В подробностях не нуждаюсь. Уверен, ты оперативно с этим разберешься.

Олег Тимофеевич осторожно отодвинул чашку.

— Известно ли тебе, кем был покойник и чем занимался? Тут, знаешь ли, такое совпадение…

Илья Михайлович протестующе вскинул руку.

— Неинтересно. Своих забот вагон.

— Парень занимался у нас мониторингом…

— Хватит, Олег! Ближе к делу!

Вздёрнув бровь, гендиректор с опаской воззрился в потолок. Заммэра взгляд его расшифровал и хмыкнул.

— Насчёт прослушки не парься, я не о том. — Илья Михайлович цапнул с блюда последний круассан и заглотил без видимых затруднений. — Как поживают мои зелёные птички? Шумилина привёл ты, так что сам понимаешь. И не пой мне про утопленника: спать не буду. Что-нибудь приятное скажешь?

Ракитин криво усмехнулся.

— Твои оригами уже у меня. Расслабься.

Монолитный корпус Каретникова вздыбился в кресле.

— Не понял. Объясни.

— Оригами, Илья Михайлович, — это бумажные журавлики с портретами президентов. На зимовку, обычно, улетают в кейсах.

— Насчёт оригами, Олег, я в курсе. Вопрос: почему они до сих пор не у меня?

Ракитин вздохнул, демонстрируя ангельское терпение.

— Повторяю: два дня мою контору трясут менты, прокуратура, журналисты…

— А я повторяю: не вешай мне на уши это дерьмо. Ответь на вопрос.

Гендиректор шарахнул кулаком по столу.

— Хочешь, чтобы я с чемоданом сюда заявился?! Нет проблем, сейчас сгоняю!

Заммэра разгладил волосы, обрамляющие лысину, и вдруг хохотнул:

— Зачёт. Ты в форме. — И распорядился: — Сделаем, как в прошлый раз. Вызываю Холина, ты даёшь ему телефон своего курьера, и мы с тобой не паримся. Лады?

Гендиректор жестом выразил согласие.

И точно по команде в кабинет вступила секретарша — пожилая дама в строгом костюме, с пучком седых волос на затылке и взором школьной директрисы.

— Ещё круассанов? — предложила она.

Монолитный Каретников заелозил в своём кресле.

— Спасибо, Эмма Арнольдовна. Олег Тимофеевич уже уходит.

Секретарша устремила на него суровый взгляд.

— Быть может, Олег Тимофеевич ответит сам? Всё-таки он гость.

Заммэра возразить не осмелился. Возникла пауза, которую гендиректор мстительно подержал. Затем улыбнулся секретарше:

— Спешу, Эмма Арнольдовна. Дела.

И заммэра спешно проговорил:

— Пожалуйста, Эмма Арнольдовна, пригласите ко мне Дениса Алексеевича.

Секретарша взяла со стола две пустые чашки с блюдцами и, лишь выходя, произнесла:

— Если он на месте.

Сдержав смешок, Ракитин полюбопытствовал:

— Кем он у тебя числится, Холин твой?

— Советник по оптимизации бюджета. А что?

— Умница, Илья. Снимаю шляпу.

— Стараемся, — хохотнул Илья Михайлович. Настроение его заметно поднялось. — Журналисты, говоришь, напирают? Олег, ушам не верю. Тебя ли учить?

Гендиректор пожал плечами.

— Могилевич. Слыхал про такого?

— Слыхал, и что с того? Плюнь да разотри.

— Он и к тебе, Илья сунуться может. Заинтересуется, к примеру, новой линией сортировки ТБО.

— Как сунется, так и высунется, — отмахнулся заммэра. — Я его не приму. А начнёт пыль поднимать…

Угроза не прозвучала, поскольку явился тот, кого ждали, — «советник по оптимизации бюджета». Ухоженный субъект лет по сорок, в костюме и при галстуке, которые смотрелись на нём как армейская форма. Лицо его притом было неглупым и даже привлекательным. Однако при беглом взгляде на «советника» становилось очевидно, что мужчину этого нужно обходить стороной. Бог весть почему — возможно, первобытный инстинкт срабатывал.

Вежливо кивнув Ракитину, вошедший обратился к непосредственному начальству:

— Звали, Илья Михайлович?

— Если б не звал, ты бы не явился, — проворчал заммэра. — Проводи Олега Тимофеевича. Запиши телефон, который он продиктует, и позвони по нему… — заммэра скосил глаза на гендиректора, — думаю, завтра. Пороть горячку не будем. Короче, Денис, как обычно. Могу я не волноваться?

— Было б о чём, — ответил Денис, выжидательно глядя на Ракитина.

Олег Тимофеевич поднялся, заммэра привстал, и они зафиксировали рукопожатие.

— Созвонимся, — обронил гендиректор у двери.

— С Могилевичем не парься, — бросил вслед ему Каретников. — Отфутболь сучару ко мне.

— А ты его не примешь, — закончил мысль Олег Тимофеевич, шагнув за дверь.

Оба хохотнули. На сей раз согласованно.

«Советник по оптимизации бюджета», конвоирующий Ракитина к парковке, сохранял буддийскую невозмутимость.

13

Переулочек, узенький, кривой и практически безлюдный, находился метрах в двухстах от Артюхинской станции Горводоканала. Припарковавшись на тротуаре переулочка, Игорь Могилевич в своём «вольво» ожидал лжесупругу покойного главспеца. Вскоре особа эта, заплаканная и сердитая, дёрнув дверцу машины, юркнула на переднее сиденье. Худенькая и растрёпанная, она выглядела подростком.

— Что за шпионские игры? — буркнула она. — Всё утро вы с Карповым бродили по цехам, трепались с кем попало…

— Сколько вам лет? — перебил Игорь. — Больше восемнадцати?

Глаза её блеснули.

— Вчера тридцатник стукнул. Именно вчера!

— Поздравляю. Дети есть?

— Сыну восемь. А при чём тут…

— Пытаюсь понять, излечим ли ваш клинический идиотизм.

— Лечите себя, Могилевич! Если вы намерены продолжать в таком тоне, я сейчас же уйду!

Игорь резко к ней развернулся.

— Выметайтесь. Если в ближайшее время с вами вдруг произойдёт несчастный случай, скажем, в лифте, государство о вашем сыне позаботится. Вы умрёте с надеждой.

Женщина будто оледенела.

— Да, я позвонила вам сама, — произнесла она после паузы. — Не знала, что делать, куда кинуться. А вы меня не разыскали, только мотались по цехам…

— Стоп! — вновь перебил Игорь. — Давайте объяснимся. При нашем знакомстве, Ира, вы были представлены мне как жена Василия. Но оказалось жена у него другая.

— Господи! — женщина закрыла лицо ладонями. — На этой бляди клейма ставить негде. С кем только она не путалась, с охранником даже. Васин развод был уже назначен…

— Простите, Ира. — Ни взгляд, ни голос Могилевича сочувствия не выражали. — Оставьте этот сюжет для своих мемуаров. Позвольте мне объяснить наши с вами шпионские игры. По цехам, как вы заметили, я мотался, создавая образ занудливого газетчика. Для моих целей необходимости в этом не было: в принципе, всё и так ясно. Однако роль моя позволяла беседовать со вдовой Травкина, не привлекая к вам особого внимания. Одно дело — взять интервью у супруги погибшего, совсем другое — ринуться ни с того ни с сего на поиски заведующей химлабораторией. В данной ситуации засветить вас я не имею права. И на этом я чуть не прокололся. Врубаетесь?

Ирина отвернулась к окну.

— Более-менее.

— Хоть что-то. — Игорь взглянул на часы. — Теперь пара вопросов в режиме «блиц», и по шпионски расползаемся. Василий побывал на приёме у Каретникова?

— Нет. Вы же сами его отговорили.

— Значит, послушался.

— Но он был у Ракитина. Перед праздниками.

— О чём у них шла речь?

В досаде Ирина хлопнула себя по колену.

— Не знаю! Не знаю! Мы поцапались, и я на дачу рванула…

— Вопрос следующий, — продолжил Игорь. — Возможно ли искусственно спровоцировать сигнал датчика о чрезвычайном загрязнении воды? Тот сигнал, на который отреагировал Василий.

Брови Ирины приподнялись.

— Запросто. Мешок поваренной соли сыпануть в воду… А вы думаете, что…

— Думаю. Вам известно, с каким именно охранником путалась жена Василия? Маячит у вас там красавец — здоровьем пышет, ходячая реклама хотдогов. Не он ли, случаем?

Ирина удивлённо кивнула.

— Ну и скачут же вопросики ваши.

— Вот последний, — пообещал Игорь. — Не сбросите ли мне на имэйл записи Василия о полигоне ТБО между Савеево и Солнечным? Не проблема?

— Да нет, в общем. Если отсканировать…

— Записи в бумажном виде?

— Компьютеру Вася не доверял, поэтому завёл специальную папку. Она у меня.

У Игоря будто гора с плеч свалилась.

— Замечательно! Дадите на время?

— Разумеется. — Ирина приоткрыла дверцу машины. — Это всё?

Игорь вздохнул.

— Замрите там и не высовывайтесь. Не звоните мне со своего мобильника. Я сам свяжусь с вами.

Шагнув на тротуар, Ирина усмехнулась:

— По-шпионски?

— В лучших традициях. Мы с вами отберём пробы на полигоне ТБО и в прудах посёлка Солнечный. Согласны?

— Насколько я помню, Могилевич, именно это Вася вам и предлагал.

— А я ему ответил, что дело рискованное. И поэтому сейчас спрашиваю: можно ли провести анализы у вас в лаборатории? Без малейшего шума.

— Легко. — Лжесупруга Травкина захлопнула дверцу.

Выждав минуту-другую, Игорь выехал из переулочка.

14

Майское солнце, уже «утомлённое», поблескивало в очках зампрокурора Малеева. Слуга Фемиды, заложив руки за спину, таращился на памятник Пушкину, словно тот крупно провинился, но сознаваться не желает. Возможно, поэтому Пушкин не смотрел в глаза представителю закона и, как бы ища поддержки, устремлял взор на приближающуюся стажёрку Володину.

Рита коснулась плеча зампрокурора.

— Привет. Вот она я.

Малеев обернулся.

— Вечно вы опаздываете, Маргарита.

— Спешила, как могла, — парировала Рита. — Будем пререкаться, Николай Захарович, или информацию сливать?

Зампрокурора не сдержал улыбки.

— Даже не знаю, как на вас реагировать.

— Реагируйте адекватно. Что у вас для меня?

— Может, присядем на лавочку?

Рита качнула «конским хвостом».

— Прогуливаться будем. Кругами.

Зампрокурора нахмурил брови над очками, но подчинился. Они побрели по часовой стрелке вокруг памятника. После минуты молчания зампрокурора вздохнул.

— Странный разговор возник у нас вчера. Шла речь о сексе, но как-то сбивчиво.

Рита остановилась.

— Вчера, Николай Захарович, вы бессовестно меня подпоили. Прошу забыть моё нескромное поведение. Право, я краснею с ног до головы. — Она щёлкнула пальцами. — Сфокусируйтесь, Николай Захарович! Сперва информация, потом брачные танцы, о’кей?

— Ладно, — буркнул зампрокурора, и они возобновили хождение. — Насчёт Могилевича, должен заметить…

Рита в досаде притопнула.

— Опять Могилевич! С ним у вас секса не будет, гарантирую!

— Поймите, Маргарита, — пояснил зампрокурора, — ваш коллега портачит, а расхлёбывать приходится вам. Мне, к примеру, известно…

— Как именно он портачит? — осведомилась Рита.

— Давит на собеседников, позволяет себе оскорбительные инсинуации, гнёт какую-то свою линию… — Николай Захарович поправил очки. — Вот, к примеру. Внушил следственной группе идею о том, что главспеца убили одним из прутьев от металлической ограды. Притом что версия убийства ничем пока не подтверждается: нет ни мотива…

— Экспертизу прутьев провели? — бесцеремонно перебила Рита.

Зампрокурора возвёл очи к небесам.

— Пришлось. Не обнаружили ни крови, ни отпечатков — только ржавчина. Капитан Кирко повёл себя в этом деле, как салага. Есть мнение, что придётся его…

— Николай Захарович, — вновь перебила Рита, — если всё же допустить, что произошло убийство, то коню ясно: убил кто-то из своих. В этом случае, если копнуть, мотив отыщется. Какие-то личные счёты или главспец про кого-то что-то узнал и тем самым стал опасен. Мало ли.

Зампрокурора издал смешок, но глаза его за стёклами очков выразили настороженность.

— Ну и фантазия у вас, Маргарита! Кто вам внушил, что в убийстве, даже если допустить таковое, замешан непременно кто-то из своих?

Они фланировали вокруг памятника Пушкину. Светило «утомлённое солнце, народ грелся на лавочках, и неподалёку, визжа от восторга, резвилась ребятня. Рита скосила глаза на работника юстиции.

— Должна огорчить вас, Николай Захарович: я не дура. Это ж надо! Некто посторонний проник на режимный объект, в кустах подстерёг главспеца, который по сигналу датчика, чисто случайно ринулся брать пробу, огрел парня по кумполу и пустил плавать среди мусора, после чего исчез бесследно, миновав охрану. Воистину, чтобы представить такое моей фантазии не хватает. По-моему, Николай Захарович, если версия несчастного случая в итоге не прокатит, убийца сильно прокололся, избрав местом действия Горводоканал. А как по-вашему? Не для печати.

Вышагивая рядом, зампрокурора смотрел под ноги. Точно боялся споткнуться.

— Логично в теории, — отозвался он. — Но покамест несчастный случай выглядит убедительно. Впрочем, следствие не закончено, и могу сообщить, что… э-э… — Он запнулся, взвешивая слова. — Есть мнение, что Кирко напортачил и от руководства группой его нужно освободить.

Рита распахнула серо-зелёные глаза.

— Ну и? Николай Захарович, не томите.

— Завтра, видимо, определится, кто возглавит следствие. Предположительно… да нет, я уверен, что смогу настроить нового руководителя на сотрудничество лично с вами. Разумеется если… э-э… — зампрокурора продолжал полировать взглядом асфальт, — если вы будете сотрудничать со мной.

Рита остановилась, положила руки ему на плечи и прошептала на ухо:

— Обещаю, котик: от оргазма у тебя выпадут зубы. — И в полный голос добавила: — Но, как говорится, утром деньги — вечером стулья. Чем полезней информация, Николай Захарович, тем стулья крепче. — С этими словами Рита направилась к метро, приковывая к себе взоры окружающих.

Зампрокурора Малеев, застывший в лёгком оцепенении, одинок не был.

15

В тихом дворике «вольво» Могилевича стоял у лестницы, ведущей в полуподвал с бронированной дверью. За дверью этой, в спортзале, под прессингом майора управления «В» более часа Игорь отрабатывал сперва агэ дзуки, затем ёко гэри. Одетый лишь в боксёрские трусы Могилевич был покрыт потом, но тренер спокойно и методично трепал его как тузик грелку. Агэ дзуки — удар сгибами пальцев в голову или в шею, а ёко гэри — техника удара ногой вбок. «Ножками — ручками, ручками — ножками, — подтрунивал майор Агапов, блокирую удары Игоря, ускользая и оказываясь вдруг за спиной. Затем добавлял отечески: — Не заводись, Клеветник России. Сохраняй в себе пустоту.» Агапов также был в трусах, однако на его теле, как на артиллерийском снаряде, пота не наблюдалось.

Наконец, Игорь сказал обессиленно:

— Хватит, Машина Для Убийств. Я сдох. — Он двинулся к двери, досадуя на свою неуклюжесть.

Тренер вслед усмехнулся:

— А поклониться?

— После душа, — буркнул Могилевич.

Помывшись тщательно и с удовольствием, Игорь уже в костюме и с портфелем вернулся в спортзал. Лишь обувь, как положено, оставил за порогом. И как положено тренер и ученик, хоть и с опозданием, поклонились друг другу. Затем присели на скамейку, стоящую вдоль стены. Сидели правильно, в расслабленных «кучерских» позах.

— Может поделишься? — произнёс майор Агапов.

— Угу, — кивнул Могилевич, — когда наконец обнаружу в себе буддийскую пустоту. Где-то завтра-послезавтра.

Майор выпрямил спину.

— Планируешь вариант «Б»?

Игорь глянул на него с удивлением.

— С тобой, Григорий, опасно сидеть рядом.

Майор отмахнулся мозолистой дланью.

— Сам же вчера сказал, я понадоблюсь.

— Похоже на то. — Игорь поднялся. — И Лёху неплохо бы задействовать. Не возражаешь?

— Настолько всё хреново?

— Предпочитаю страховаться. Тут девчонка бедовая, стажёрка из нашей газеты, лезет в этот гадючник без оглядки. Если б Лёха ненавязчиво её поохранял…

— Покалечить могут?

— В лучшем случае. Когда я подниму волну, терять им будет нечего.

Майор собрался было выругаться, но, вспомнив наставления Будды, сдержался.

— Лёха не подведёт, — заверил он. — С генералом согласуешь?

Игорь бросил взгляд на часы.

— Сегодня же.

Агапов встал напротив Могилевича, и они вновь друг другу поклонились, синхронно произнеся: «Сэнсэй».

— Кино с подогревом, слёзы капают, — прокомментировал увиденное вошедший атлет с усами. Мышцы на его обнажённом торсе бугрились от избытка силы. — Господин газетчик вновь посетил нашу лачугу. От счастья Гриша Агапов переломился пополам.

Игорь насмешливо взглянул на тренера.

— А вот и Лёха, парень-гвоздь. — Обойдя атлета, он обулся и ушёл.

Хозяин зала хмуро посмотрел на Лёху.

— Высказался? Или в заначке что-то оставил?

— Гринь, честно, у тебя крыша поехала, — заволновался усач. — Какой на хер он сэнсэй.

Григорий прошёлся по залу, затем произнёс:

— У Ленки моей спроси. И у моего сына Вовки.

— Что спросить?

— Какой он на хер сэнсэй. Они тебе разъяснят.

Лицо усача выразило растерянность.

— Прости, не въезжаю.

— Расскажу — не поверишь, — улыбнулся вдруг тренер. — Разминайся давай.

Лёха запротестовал:

— Нет, если уж ты начал…

— Капитан Лапин! — гаркнул Григорий. — Работаем броски!

— Не броски, а удары. Броски, майор Агапов, мы работали вчера.

— Вчера, Лапин, ты телепался, как таракан в сметане. Незачёт.

— Кто телепался? Я…

Договорить он не успел: Ноги его взлетели в воздух, а лопатки через миг впечатались в матрас.

16

В допотопный гараж на допотопной улочке Рита вошла, покачивая бёдрами, и с небрежностью герцогини осведомилась:

— Платье моё достаточно коротко или надо подправить?

Мастера Гурам и Вадик, отстранившись от полуразобранной колымаги неизвестной марки, обратили к ней чумазые физиономии. Волосами, собранными в хвост, Вадик смахнул нечаянно клок пакли с воротника своего промасленного комбинезона.

— Никогда не достаточно! — засмеялся он. — Подправь, пожалуйста!

Но Гурам укоризненно склонил кудрявую голову.

— Опять на этом акцентируешь. Хватит, слушай.

Рита лучезарно улыбнулась.

— О’кей, где моя тачка?

Машину ей тотчас предъявили. Свежевымытый серебристый «ауди» выглядел помолодевшим. Кружа на нём в окрестности гаража, никаких неисправностей Рита не обнаружила. Остановившись возле наблюдавших за ней автослесарей, она опустила стекло и промурлыкала:

— Мальчики, слов нет. Тысяча благодарностей. — И, помедлив как бы в нерешительности, продолжила: — Благодарностей будет миллион, если набьёте морду одному типу. Набьёте так, чтобы он три дня фингалы залечивал. Впряжётесь в это?

Автослесари переглянулись.

— Ты серьёзно, эй? — усомнился Гурам.

— Более чем, — подтвердила Рита. — Потом поляну вам накрою и гуляем до утра. Минута вам на размышление.

Переглядки автослесарей, однако, длились дольше. Затем почти синхронно Гурам поинтересовался «кому?» и Вадик спросил «когда?»

— Завтра. — Рита улыбнулась Вадику и обратила знойный взор на Гурама. — Плохому парню. Самовлюблённому и наглому.

— Пристаёт? — предположил Гурам.

Рита потупилась.

— Просто жизнь отравляет. Хоть вешайся.

Вадик покосился на Гурама и, поймав его одобрение, резюмировал:

— Командуй, куда подрулить.

Рита чуть подумала.

— Возле нашего газетного домика, — сказала она, — есть парковка, окружённая чёрт знает какими зарослями. Приземлись там зелёные человечки, никто этого не втюхает. Ехать отсюда — около получаса. Если хмырь завтра прикатит и там припаркуется, звоню вам, диктую адрес…

–…и мы выдвигаемся, — задорно продолжил Вадик. — Звони минут за сорок. Чтоб наверняка.

— Само собой, — скривила губы Рита. — Я и сама ему врежу. Возражений нет?

Вадик прыснул:

— Ну ты по ходу крутая!

Гурам опять же уточнил:

— А если он завтра не прикатит?

Рита Володина тряхнула «конским хвостом».

— Не прикатит — тогда отбой. Значит, повезло ему, звездюку.

Подняв стекло, она лихо развернулась и уехала.

Вадик подмигнул Гураму, и напарники хлопнула ладонью о ладонь. И, как бы иллюстрируя своё отношение к предстоящей экзекуции, Вадик высморкался на распоротую автомобильную шину.

17

В результате долгих манёвров Могилевич втиснул свой «вольво» меж иномарок у дома редактора. Причём втиснул столь плотно, что еле выбрался наружу. А когда выбрался, задев дверцей соседний «рено», за спиной услыхал девичий голос:

— В Самаре, что ли, загорел? Или на тебе макияж?

— Брысь, Машка! — проворчал Игорь, пятясь в узком проходе. — Прибереги эти приколы для папахена.

Девушка, русоволосая, синеглазая и принаряженная, наблюдала за тем, как выбирается он из автомобильного лабиринта.

— Папахен тебя ждёт, — объявила она. — И Димон изволил прибыть. На ужин котлеты «по-киевски» с австралийским «каберне». Рапорт сдан.

Они с Могилевичем расцеловались.

— А ты куда? — строго осведомился Игорь. — На свиданку небось?

— Ничего серьёзного, — отмахнулась девушка. — Скорей, для тренировки.

Могилевич оттолкнул её легонько.

— Ну и вали. Без тебя лучше.

Он шагнул в направлении подъезда, но девушка преградила ему путь.

— Сперва договоримся, — потребовала она. — Я в деле, Игорёк — тоже. Мы с ним только что созвонились… Не таращь глаза: мы знаем, что намечается вариант «Б».

Могилевич нахмурился.

— Охренеть. Пассажиры в метро, надеюсь, тоже в курсе.

Девушка фыркнула.

— Не надо грязи. Такими вы нас воспитали: мы во всё суёмся. Поздняк метаться, дядя Игорь. Дай нам с Игорьком задание, не то бунт поднимем, бессмысленный и жестокий. Упреждаю твои отмазки: в универе у меня полный ажур, у Игорька в школе ништяк. Прояви мудрость, гуру, позволь нам участвовать.

— Машка, ты пиявка, — вздохнул Игорь. — Жду тебя с Игорьком послезавтра, в четверг то есть, в девять утра. Не сможете или опоздаете — значит не срослось. Тогда уж без обид.

— Не надейся, будем как штык. — Девушка, пританцовывая, двинулась прочь и на ходу обронила: — Передай им, что я сделала тебя вот так. — Она щёлкнула пальцами.

Могилевич задумчиво направился к подъезду, вошёл и поднялся в лифте. Дверь ему открыла молодая женщина в джинсах, в мужской рубахе навыпуск и с волосами до плеч.

— Беглый обмен поцелуями, — распорядилась она, — и садимся жрать. В животах победно бурчит.

Сняв обувь, Игорь сказал:

— Инга, извини. Велено передать, что она сделала меня вот так. — Он щёлкнул пальцами. — Просто опомниться не успел.

— Она может, — вздохнула Инга. — Помой руки — и на кухню.

В трёхкомнатной квартире Фроловых кухня дизайном и размерами не поражала. На ней, однако, было так уютно, что немногочисленные гости этой семьи в комнаты забредали редко: на кухню входили, пили-ели, общались и прямиком с кухни разъезжались по домам. К этому все привыкли, всех это устраивало.

Окна кухни выходили на запад, и майский закат, окропивший сервировку на столе, вынудил Могилевича зажмуриться. Толик Фролов, как и жена его, в джинсах и в рубахе навыпуск, поблёскивая бритой макушкой, откупоривал австралийское вино. У стола взад-вперёд прогуливался сероглазый брюнет ростом под метр девяносто, с аккуратной стрижкой и волевым подбородком. Он был в брюках, в тонкой белой сорочке и в тапочках. Пиджак его и галстук висели на спинке стула. Жердяй покосился на вошедшего Могилевича.

— Крысоловом решил заделаться? Хочешь увести детей дудкой?

Раскладывая у приборов бумажные салфетки, Инга возразила:

— Дети не твои, Димон, а наши общие.

— И к тому же, — поддержал жену Толян, — где у Могилевича дудка? — С хлопком вытащив пробку, он подмигнул Игорю. — Вина хряпнешь?

Игорь кивнул.

— Полбокала. — Он снял пиджак и повесил поверх пиджака хмурого брюнета. — О детях, Димон, не беспокойся. Ваше дело — рожать, моё — подвергать их соблазнам.

— Да, — сказала Инга.

— Факт, — подтвердил Фролов.

Димон хмурился с трудом.

— Знаете что… я генерал, а вы заткнитесь!

Игорь, Инга и Толян молча вытянулись по стойке «смирно».

Генерал присел к столу.

— Теперь давайте жрать.

Они ели котлеты «по-киевски», запивали вином и трепались о пустяках, радуясь встрече. Вскоре, однако, Могилевич перешёл к делу.

— Флешку ему передал? — кивнул он на генерала.

— Конечно. — Толян пригубил вино. — И вкратце обрисовал коллизию.

— А до того, — встряла Инга, — для разминки, обрисовал коллизию мне. В присутствии Машки, разумеется. И Машка, не теряя времени, эту, блин, коллизию обрисовала Игорьку. И вот мы трескаем котлеты, и шерсть у нас дыбом. Положить салатику, Димон?

— Клади, — кивнул генерал. — Пока я не свихнулся.

Фролов глянул на жену.

— Ты это к чему?

Инга чмокнула его в щёку.

— Горжусь нами. Кроме шуток.

— Итак, — вмешался Могилевич, — поговорим о гидросепарации ТБО. Твёрдых бытовых отходов то есть.

Димон застонал.

Игорь невозмутимо продолжил:

— Гидросепарация сортирует измельчённый мусор по фракциям, отделяя органику от металлов, камней, стекла и прочего. Между тем в Москве у нас, как известно, система раздельного сбора мусора не налажена, а гидросортировка, увы, не способна отделить пластиковые бутылки от органической части ТБО. И это, ребята, весьма хреново. — Игорь бегло обозначил экологические проблемы, которые перечислил ему главспец Травкин. Большие деньги, безоглядное воровство, великие беды. Полигон ТБО, или попросту свалка, между деревней Савеево и посёлком Солнечный, по уверению Травкина, таит в себе опасность смертельную. — И об этом, подчеркнул Игорь, — покойный главспец многократно предупреждал своего гендиректора. Просто плешь ему проел. Технология, однако, безнадёжно была нарушена, деньги, как водится, распилили. И вот поди ж ты, в частных прудах посёлка Солнечного стали дохнуть рыбки. Василий узнал об этом на прошлой неделе, встретился со мной, я усвистал на конгресс в Самару, ну и… Разве я не молодец?

Повисло молчание.

Затем генерал положил руку на плечо Могилевичу.

— Противовес уже построил?

— Более-менее, — кивнул Игорь. — Либо Ракитин — Каретников, заммэра по ЖКХ, либо, если в убийстве замазаны оба, кинусь к Хохлову. Дача у него, кстати, как у Шумилина Аркаши, в посёлке Солнечный. Что называется, свезло.

Инга полюбопытствовала:

— Кто такой Хохлов?

— Темнота, — упрекнул жену Толян. — Это мин! эконом! развития! Вице-премьер. Ненавидит Каретникова и встречает притом полную взаимность.

— Неплохо, — одобрил генерал. — Должно сработать.

Мужчины призадумались, но Инга вновь не удержалась:

— Если всё так замечательно, почему вариант «Б»?

Могилевич к ней обернулся.

— Что светит нашему фигуранту в случае разоблачения?

— В уголовном праве я не сильна. Моя специализация, если ты забыл, — бракоразводные дрязги и делёж имущества.

— Даю тебе шанс надуть щёки.

— Ну, из общих соображений, с учётом убийства… — Инга надула щёки, — вплоть до пожизненного. И что с того?

Вместо Игоря ответил генерал:

— То, что терять ему особо нечего. Имитируя несчастный случай на работе, фигурант сильно рисковал. Если убийство всё же обнаружится, мотивы, средства и возможность неизбежно приведут к нему. Видимо, он рассчитывал на прочность своей «крыши», способной повести следствие куда надо. Ясен пень, журналюга с репутацией Могилевича, владеющий притом информацией, можно сказать, из загробного мира, опасен для него смертельно. Вариант «А», безусловно, здесь не канает.

— К тому же, — подхватил Фролов, — ещё и стажёрка наша неуёмная сюда окунулась. Как говорится, всё до кучи.

Брови генерала приподнялись.

Незаданный вопрос озвучила Инга:

— Что за стажёрка?

— Это геморрой величиной с арбуз.

— Со стажёркой уладим, — перехватил инициативу Игорь. — Насчёт его «крыши», Димон. Не прошерстить ли у вас в Конторе?

Генерал кивнул задумчиво.

— Попробую пощупать. Даже знаю кого.

— В таком случае, — подытожила Инга, — доедайте, допивайте. А после кофе, надеюсь, Димон почитает нам свои стихи.

Покраснев, генерал качнул головой.

Толян поддержал жену:

— Прочтёшь как миленький.

И Могилевич добавил жару:

— Не приставайте. Поэт имеет право капризничать.

Генерал хлопнул ладонью по столу.

— Засранцы, вы поломали мне жизнь!

Игорь с Толяном переглянулись.

— Он это просёк, — прошептал Игорь.

— Ой, что теперь будет? — отозвался Толян.

Обнявшись, они захныкали.

Димон смеялся вместе с Ингой, однако стихи на сей раз читать не стал. Капризничал.

18

Кафе «Пингвин» от посетителей не ломилось, потому, возможно, что народ не оклемался ещё после майских праздников. Интерьер кафе — мебель, стены, пол и потолок — был исключительно сине-белым. Дескать мы тут среди снега, льда и морской воды, и холодное небо над нами. Гавайская рубаха Лёвы Бокова здесь выглядела вызывающе. Впрочем, как отметила про себя Рита, рубаху Лёва успел сменить, и по́том от него не пахло. Упрёк Могилевича, очевидно, принят был к сведению. Перед Лёвой стоял графинчик с коньяком, и он, Лёва, заметно уже под мухой, делился с коллегами всеобъемлющей своей мудростью. Витя Даль прятал усмешку в небритость своих щёк. Лида Богарт на бумажной салфетке рисовала фломастером рожицу Лёвы, рисовала классно.

Сев за столик, Рита восхитилась:

— Подаришь?

Лида кивком указала на Виктора.

— Это ему. Плата за ужин.

Прервав свою витиеватую реплику, Лёва приобнял Риту.

— Душа моя, опоздала — сиди тихо как мышка. Позволь закончить диатрибу. — Язык его слегка заплетался. — Врубись наконец, — обратился он к Виктору, — экономика — всего лишь набор шаманских приёмов: завывания, прыжки и удары в бубен. Наш девиз: «Делай вид, будто смыслишь. Избегай предсказаний. Ответственности не бери.» Ну и, само собой, заучи глоссарий: деривативы, капитализация, рецессия…

— Так зачем ты этим занимаешься? — перебил Виктор.

— Затем что я, — Боков хлопнул себя по заду, — вот этим местом чувствую, когда и каким словом плюнуть в гоблинов.

Завершая рисунок, Лида прокомменитировала:

— Циничненько.

Лёва обернулся к ней.

— Айм сори, душа моя. Не добавить ли сиропа?

— Где моё мороженое? — напомнила Рита. — Шоколадное. Три кило.

— Ах, я остолоп! — Лёва плеснул себе в рюмку из графинчика. — Душа моя! — окликнул он официантку. — Могу я вас ангажировать?

Девчонка в кружевном передничке, на которую Боков, похоже, произвёл ошеломляющее впечатление, приняла заказ и упорхнула с ощущением высокой своей миссии. Лида меж тем украдкой передала Виктору салфетку с портретом Лёвы. Спортмастер прыснул, чуть не поперхнувшись яблочным соком, и спрятал салфетку в карман.

Рита осведомилась небрежно:

— Кто-нибудь в курсе, ожидать ли Могилевича завтра?

На мгновение все примолкли.

— Сие только Богу известно, — ухмыльнулся Лёва, смакуя коньяк.

Виктор воззрился на Риту глазами ясными до опупения.

— Тебе зачем?

Лида сморщила носик.

— Она зациклилась на Могилевиче. Отдохни, Ритка: перемирие.

— Вот и я о том же, — отыграла назад Рита. — Может, удастся с ним как-то миром…

К счастью, официантка принесла ей мороженое. Шоколадное с орехами. Не три кило, конечно, однако вполне солидная вазочка. И фужер с яблочным соком. Рита, голодная до головокружения, волевым усилием, удержалась от того, чтобы проглотить лакомство вместе с посудой. Лилипутской ложечкой она принялась есть как бы нехотя.

Лёва Боков, перед которым вместо опустевшего графинчика возник наполненный, качнул сократовским лбом.

— Поскольку «Наполеоном» вы брезгуете…

— Мы за рулём, — ввернула Рита. — Прости, брат.

–…поэтому, — продолжил пьянеющий экономический аналитик, — попробуйте задаться вопросом: почему Игоряшу Могилевича в наших кругах кличут Могильщиком?

Лида насмешливо закатила глаза к потолку.

Виктор пожал плечами.

Рита ответили так же, как ответила заместителю прокурора:

— Скорей всего, из-за фамилии. Чего проще.

Не услышав других версий, Лёва показал коллегам средний палец.

— Вот вам фамилия, душа мо… души мои! У Игоряши имеются две особенности, отличающие его от собратьев, которые шебуршат грязное бабло и коррупционные схемы. Какие это особенности, кто скажет?

— Он пишет блестяще, — отозвалась Лида.

Лёва отмахнулся.

— Я тоже пишу нехило, другие — тоже. Фигня всё это. Первая особенность Игоряши заключается в том, что каждая его публикация завершается арестом плохого парня. Обычно у нас как? Журналист, проведя расследование, публикует статью, где слуга государев, к примеру, предстаёт людоедом с педофильским уклоном. Журналист приводит доказательства, либеральная общественность выпрыгивает из пижам, и что в результате? Ни внятных опровержений, ни отставки — тишина, как после атомного взрыва. Мол, срать мы на вас хотели. Иное дело — Могилевич. Про кого ни напишет — тот или садится, или объявлен в розыск, или в СИЗО коньки отбросил. За такую вот жуткую эффективность Игоряшу и прозвали Могильщиком. Фамилия по звучанию совпала. — Лёва плеснул себе коньяку и выпил залпом.

Рита, замерев с ложечкой у рта, задумчиво пробормотала:

— Как ему это удаётся?

Лёва развёл руками.

— Шут его знает. Имеется, напомню, и вторая его особенность. В отличие от коллег, работавших в той же группе риска, Игоряшу до сих пор не грохнули, не покалечили и даже не побили. И это в нашем-то суверенном отечестве. Тут вон спортянке нашему, — Лёва кивнул на Виктора, — за критическую ремарку болельщики «Зенита» чуть рожу не подправили, едва уберёгся.

— Чудом повезло, — подтвердил Витя Даль. — Ты ешь, Ритуля, ешь: мороженое тает.

Лида Богарт растерянно смотрела на Лёву.

— Надо же, никогда об этом не задумывалась.

В кафе «Пингвин» врубили музыку, и динамики исторгли из себя неувядающей голос Филиппа Киркорова. Поддерживать беседу стало затруднительно. Лёва Боков, однако, стал витийствовать на международные темы, силясь перекричать кумира домохозяек.

Под шумок Рита прикончила своё мороженое, но скрепя сердце решила немного посидеть тут для приличия.

19

Выйдя из машины у своего дома, Игорь привычно огляделся. Взгляд его не обнаружил никого и ничего, выпадающего из общего визуального фона. В подъезде и в лифте ловушка также не таилась. Словом, тишина и покой.

Стоило, однако, переступить порог квартиры, раздались звонки городского телефона. Скинув обувь, Игорь ринулся к трубке.

— Оп-па! — произнёс голос отца. — Неужто я тебя поймал? Фантастика.

Игорь почесал переносицу.

— Брось, я вполне уловим.

— Скромничаешь. Но раз уж ты попался, спешу сообщить: сомнения отпали, Алёна беременна. — Отец замялся. — Скажи честно: тебя это не смущает?

Игорь прыснул.

— Мужик, ты чё?! В твоём-то возрасте, греховодник!.. Пап, я офигенно рад за вас и за себя. Хочу братика, но согласен на сестрёнку.

— Честно?.. Прости, вопрос снимается. Когда прилетишь?

— Через недельку-другую. Закончу вот дело… Море у вас уже тёплое?

— Через недельку-другую потеплеет. Дело опасное?

— Пап, ты знаешь: я умный.

— Уповаю на это. На пианино упражняешься?

— Не так много, как хотелось бы. Но вот уже второй день в ушах у меня такая тема звучит… умереть и не встать. Блюз из неё сделаю — пальчики оближешь.

— Кулинарный блюз, что ли?

— Типа того.

Они хохотнули, и отец нехотя подвёл черту:

— Ладно, мы с тобой не любим трепаться по телефону.

— Терпеть не можем. Алёне горячий привет.

— И она тебя целует. Буду звонить.

Отсоединившись, Игорь переоделся в шорты. Затем сел за письменный стол, включил диктофон и принялся расшифровывать интервью с Василием Травкиным. Работа была кропотливой: предстояло поглубже вникнуть в экологическую проблематику, отсеять разговорную шелуху и прокомментировать то, что в комментариях нуждается. Игорь знал уже, как построит статью. Оставалось лишь свести концы с концами. Диктофон меж тем воспроизводил интервью реплику за репликой, и в комнату будто проскакивали электрические искры.

Травкин: «Органику в ТБО метнулись компостировать, но у ребят обломчик вышел. Оказалось — кто бы мог подумать! — неотсортированная пластмасса портит вид компоста. Наши звездюки помыслить не могли, что почвогрунт из этого компоста…» Зав. химлабораторией (прерывает): «Вась, не мечи бисер. Синьор журналист скучает. Выдай ему сразу, кто плохой, кто хороший.» Могилевич: «Вы не поверите, но к этому обычно всё и сводится. Но кто сказал вам, Ира, что я скучаю?» Зав. химлабораторией: «Лицо ваше. Посмотрите в зеркало.» Могилевич: «Хватит того, что я смотрю на вас.» Травкин: «Эй, на меня смотрите! Почвогрунт из этого компоста имел некондиционный вид, не говоря уж о духовном содержании. (Смеётся) Это ж надо! Его отказался покупать даже прикормленный Горзеленхоз…»

Игорь выключил диктофон, глубоко вдохнул и выдохнул. И прошёлся из угла в угол. Потом сел за пианино и коснулся пальцами клавиш.

20

Попса, звучавшая в кафе «Пингвин», терзала уши. Лёва Боков пьянел в экспресс-режиме. И спортмастер Витя Даль, наклонясь к Рите, предложил посидеть где-нибудь в другом месте, вдвоём. В ответ Рита, опять же наклонясь к нему, доверительно прошептала: «Хочу в свой домашний туалет. Вдвоём там тесно.» После такого откровения поддерживать угасающий разговор смысла не имело. Пора было сваливать. Поскольку Лёва продолжал рьяно надираться, а Витя вызвался его охранять, Рита после ритуальных чмоки-чмоки подбросила Лиду Богарт до метро.

Дома Рита первым делом ринулась в душ, но там плескалась тётка, чёрт её дери. Рита постучала в дверь:

— Выходи, Верка! Тут очередь скопилась!

Ответа не последовало, слышался только шум воды. В досаде Рита шмыгнула в свою комнату, разделась догола и принялась набрасывать в блокноте план на завтрашний день: «1. Артюхинская станция. Поговорить с грейферистом (бульдозеристом), нашедшим труп. 2. На…» Швырнув блокнот на раскладной диванчик, Рита выбежала из комнаты и забарабанила в дверь душа:

— Верка, всё равно тебе не отмыться!

Дверь открылась, тётка вышла в махровом халате и с полотенцем на голове. Она улыбалась.

— Рано ты сегодня.

— Может, мне уйти и вернуться позже? — подбоченилась Рита.

Тётка помрачнела.

— Нельзя ли хоть голой не расхаживать?

Рита прищурилась.

— А что, у тебя пенис возбудился? — И когда тетка метнулась прочь, вдогонку ей бросила: — Могу ходить в скафандре, только скажи!

Она приняла душ, почистила зубы и, конечно же, прогулялась по квартире нагишом. Тётка, однако, забилась в свою каморку и протестов не выразила. Несколько разочарованная, Рита встала перед зеркалом в дверце шкафа и посмотрела в глаза своему отражению. «Ну как, довольна собой?» — «А ты?» — огрызнулось отражение. — «Слушай, пюре морковное, — осадила его Рита, — не лезь в мою стратегию.»

Тут в комнату заглянула тётка, заколовшая влажные волосы шпилькой и одетая в блёклое домашнее платьице. Она выглядела девчонкой, неуверенной в себе.

— Ужинать будешь? Могу омлет с помидорами сварганить, твой любимый…

— Во-первых, я по-прежнему голая, — сверкнула глазами Рита. — Во-вторых, я объелась мороженым…

— Гастрит себе наживёшь, потом язву. Так питаться нельзя.

— Обожаю советы медсестрички из больнички. Моё питание, тётя Вера, тебя не касается. От твоей заботливости меня тошнит. Это в-третьих. А сейчас я хотела бы…

— Сколько злости в тебе! — простонала тётка. — Что я тебе сделала?

— Сейчас я хочу, — отчеканила Рита, — чтобы сестра моей мамы и любовница моего отца убралась на хрен из моей комнаты.

— Господи, какая же ты… — Тётка исчезла.

Рита захлопнула дверцу шкафа, взяла с дивана блокнот и перечла план на завтра: «1. Артюхинская станция. Поговорить с грейферистом (бульдозеристом), нашедшим труп. 2. На…» Тут она дописала: «2. Набить морду Могилевичу (если завтра явится). Говорят, ещё не били. 3. В 15.00 шашлыки у Аркадия. Что за дела у него с Горводоканалом?»

Зевнув, Рита призадумалась о том, как распределить остаток предстоящего дня.