Чрез тернии к счастью

Валерий Васильевич Осадчук

Не вполне сформированное сознание юной Девы в круговерти жизни в стремлении к так называемой взрослой свободе привело к ошибкам молодости. Осознание совершения морального предательства по отношению к своему ребёнку всколыхнуло природное материнское чувство. Долгий и тернистый путь исправления своих ошибок вознаградил Деву Великим Материнским Счастьем и любимым человеком.

Глава 3

1

Вспоминая все эти события пятилетней давности, Ольга не раз вспоминала слова тёти Мани про женскую долю рожать детей и быть матерью. Уже не раз в её сознании, как на яву, вставал момент, когда акушерка подняла перед её глазами это ужасное, красно-коричневое, с морщинистой головкой и игрушечными, как у куклы ручками и ножками и, о Боже!… кнопочкой — мальчиковым писюном, существа. А оно вертит головкой и верещит как поросёнок, не глядя на неё, на… маму. «На маму? Да какая ж я мама?»

Ольга уже успела побывать замужем. «Замужем? — спрашивала она себя. — За мужем? Или была удовлетворительницей прихотей мужа?»

Молодая женщина брела ранним утром по тёмным улочкам городка и рассуждала сама с собой:

«Вот, уже какой раз я бегу от него, от грязных, его притязаний на свободную любовь». — За два года, что они живут как муж и жена и, даже расписаны, и, даже в квартире, как бы подаренной его родителями, но, не оформленной не на него, не на неё. «Квартира!? Ну, да и чёрт с ней, с квартирой!».

Родители порядочные, нормальные, люди. Когда на свадьбе объявили о подарке, на следующий день оба, и свекровь и свёкор, разговаривали с обоими и, как бы извиняясь перед невестой:

— Оля, можешь осуждать нас, можешь ругать, но мы знаем, что у нас за сын. Говорим, как бы нам больно и стыдно не было, — объясняла свекровь, — но наш сын оболтус, не серьёзный. Это — наше баловство…, распустили мы его.

— Мама, — возмущался молодой, — чего ты волну гонишь? Всё будет нормально. Не нагоняй напраслину.

— Цыц, ты! — осадил его отец. — Мать не напраслину говорит, а то, как оно есть. — Отец досадно вздохнул. — Ты не серьёзный, в твои двадцать шесть и, мы это видим и переживаем.

— Мы пока не будем переписывать на вас квартиру, — вновь заговорила свекровь и дрожащие её пальцы говорили о её волнении и о том, как не просто ей даётся этот разговор. — Ты уж прости нас, дочка. Жизнь сейчас такая…, какая-то не прочная, временная. А, если у вас заладится, и пойдёт жизнь…

— Мать, — возмутился не на шутку сын, — ты меня уже ниже плинтуса опустила.

— Ты сам туда упал, — парировала женщина, — и девочку за собой тянешь. Но ты, дочка, не переживай, знай, если родишь дитё, мы поможем всем, чем сможем и квартирку оформим на дитё. Без угла не останетесь, — душевно тепло, но, с еле заметной гримасой душевной боли, закончила разговор свекровь.

Оля и не обиделась. Родители мужа, оказались честными, душевными людьми, откровенно признали свою ошибку с сыном и не скрывали этого. Так оно и получилось.

Муженек как помешался на сексе: то ему подавай любовь втроём, приводил прежнюю подружку и развлекался одновременно с женой и с подружкой; то приводил друга и уговаривал при нём заняться сексом с другом. Её хватило только раздеться при постороннем мужике. А когда и тот разделся и, увидела перед собой двух голых мужиков, волосы на голове зашевелились, представив, что они сейчас с ней будут делать. Как ошпаренная, Ольга похватала свои вещи и, на ходу одеваясь, под хохот мужа, выскочила из квартиры. После этого, неделю жила у подруги, с мужем не хотела встречаться.

Сколько раз уж, Ольга думала: «Ну, может забеременеть и родить ребёнка, может он успокоится и родители исполнят обещание на счёт квартиры?

Сказав однажды мужу, что беременна, услышала от него, не радость будущего отцовства, а не то упрёки, не то угрозы: «Только попробуй! Рано ещё. Не до детей…»

Улицы были почти тёмными, а зарождающийся рассвет слегка осветлил небо. Жители прилегающих домов ещё только просыпались и, редко где горели огни в окнах, а там где горели, из ближних, скудная полоска света стелилась по земле. Оля брела по тёмным улочкам и вспоминала ночной ад, из которого некоторое время назад, она вырвалась.

Вчера её муженёк привёл в дом друзей, мужа и жену, как и они, почти два года назад поженившихся. Ольга была знакома с ними и, даже не плохо. Вместе были в компаниях, ездили на море и там жили в одном, двух комнатном номере. И вчера Ольга искренне обрадовалась их приходу. Общение с мужем уже не доставляло ей удовольствия, надоело смотреть на его задранные ноги перед телевизором. Иногда, объединяла только большая бутылка пива на двоих за затянувшимся молчанием перед телевизором. Других развлечений не было. И приход друзей поднял настроение хозяйки.

Вместе приготовили ужин, выпили, повеселились, потанцевали, и за играми, Ольга даже не заметила, как обе пары вместе, оказались голыми в одной постели. И, может быть и это бы ничего, что занимались любовью с мужьями обе пары рядом, но, когда её муж перевалился с неё на соседку, а её муж на Ольгу, она ничего не успела предпринять, как он овладел ей. Ничего не оставалось делать, сил просто уже не было, молча, выдержала это испытание и решила: «Всё! Хватит! Ухожу. Мне больше этого не надо. Это не муж, а…а…» — не нашла сравнения. Скосив глаза, посмотрела на соседку, рядом, с которой только что свалился её, Ольгин муж. Та лежала, распластавшись на постели во всей своей красе, обессиленная, с закрытыми глазами, закинула свою ногу на ногу Ольги, рядом с которой лежал с зажмуренными глазами, друг мужа, тоже Васька.

Ольге стало противно. Комок тошноты подкатил к горлу, вот-вот изнутри всё вырвется наружу. Молодая женщина высвободила свою ногу из-под ноги соседки и, как лежала на спине, сползла в низ, мимо ног всех лежащих на пол. Не чувствуя стыда, а только отвращение от всего происшедшего, прихватив по пути своё бельё и бюстгальтер, прошла в ванную. Сначала, под тёплой, потом под прохладной струёй воды, привела себя в чувство. Вытерлась, растерев тело полотенцем, затем, одевшись в халат поверх белья, вышла в прихожую. На их с мужем двухспалке, продолжали красоваться голые тела мужиков и женщины между ними. Левая рука её мужа, возлежала на впалом животе не рожавшей подруги. Отвернув взгляд от противной картины, Ольга схватила свой плащ с вешалки и, воткнув ступни ног в туфли без задников, вышла из квартиры.

Теперь, ни свет, ни заря, Ольга шла по затемнённой улочке старого района города, где, в так называемых «хрущёвках», находилась их с мужем квартирка. Шла, спотыкаясь о крупные камни гравия, которым были засыпаны выбоины на асфальте, в связи с проводимым «ямочным» ремонтом. Шла, спотыкаясь и чертыхаясь после каждого попадания ногой на камень. А в голове всё настойчивее бурлили противоречащие друг другу мысли:

«Ну, кто я? Ну, что я? Проститутка? Вроде… нет. Не торгую телом. Замужняя? Вроде да. Переспала с другом мужа, а он с его женой? Так не тайно же от него, а вместе, на одной кровати… Аморально? А что такое „аморально“? Кто мне объяснил, или объяснит? Хотела свободной, городской жизни, и жила, как хотела». — Нога снова наступила на камушек и «ч-черт», — вырвалось из уст одинокой женщины в осеннем, прошлогодней моды, плаще с пояском, концы которого, оказались не завязанными, а опущенными в карманы.

Брела уже битый час. Спешить не хотелось. Да и, некуда было. Подруга ещё спала. «А, вдруг, не одна?…И, я тут!»

Раннего, осеннего солнца ещё не было видно, но рассвет уже полностью овладел городом и стали появляться редкие прохожие, спешащие по своим делам. И вроде бы можно было не спотыкаться и видеть камни, но глаза не смотрели вниз, под ноги, а, слезясь от досады, на не сложившуюся жизнь, вели эти ноги прямо, дальше от ставшего таким постылым, места, где, чем дальше, тем глубже затягивало в какой-то омут.

В пылу весёлой жизни и беззаботного времяпрепровождения, Ольга особо и не осознавала мотив происходящего с ней. Выпивала в компаниях, но не допивалась до чёртиков, умела в какой-то момент остановиться, или ограничить себя. Помогало женское чувство самосохранения и повышенной ответственности, впитанное с молоком матери в деревенской семье. Она считала, что каждый должен сам уметь это делать, а не должен кто-то заставлять и указывать. Но, не по-деревенски была и раскованной. Отплясывала навеселе с двойной энергией и так же, как новые, городские подружки, свободно могла раздеться перед компанией и, запрыгнув на стол, отплясывать почти голой.

«А, что тут такого? А все так отдыхают. Не в деревне же?! Молодая, хочу развлекаться. Рано коровам хвосты крутить. Может, ещё и не вернусь в деревню…», — размышляла, ещё каких ни будь два-три года назад. А с каждым прошедшим месяцем и годом, по данной природой интуиции, в сердце всё больше закрадывается тревога: «А кто я? А что я? А куда я?»

2

Ольга часто вспоминает трёх своих деревенских сверстниц, с которыми выросла со школы и с которыми не раз обсуждали будущую жизнь, и всегда приходили к одному, что в любом случае, их жизнь будет связана с мальчиками — мужчинами. Всегда, когда разговор заходил об отношениях с мальчиками-мужчинами, подруги заливались от смеха, пытаясь объяснить эти отношения с помощью пестика и тычинки.

«Да где взять в деревне этих «пестиков», когда всего один парень, близкий к их возрасту, да и тот, как и старшие его братья, и в будние и в выходные дни, в поле: то пашет, то полет, то косит, то урожай убирает. И нет у него интереса к девкам, кроме как пугнуть их, проезжая на тракторе мимо лавочки под ракитой на бережку высохшего ручья, на которой, как на насесте, плюясь шелухой от семечек, восседают четыре подружки. Он вильнёт рулём в их сторону, вроде как наезжает на них, а те с визгом слетают с насеста, хотя и знают, что угрозы ни какой, такая игра, шутка. Но, каждой хочется думать, что Васька заигрывает именно с ней. А Васька, смеясь через левое плечо, отворачивает свой «Белорус» и мчится дальше, по дороге в поле.

Кому что, а девочки, по природе своей, о любви мечтают, о красивых, пусть даже трактористах, приехавших их сватать на железном коне. И, давно не видя этого в своей деревне, а помня бабушкины и мамины рассказы, как это происходило в «старину», домысливали и фантазировали уже по-своему.

Слушая фантазии очередной подружки, все смеялись, надрывая животы от какой ни будь новой особенности в рассказе. Не зная практически, как «это» происходит между мужчиной и женщиной, но каждая видела, когда бык запрыгивал на корову, а хряк на свинью и, что при этом происходит, девушки пытались нарисовать картину, как «это» будет происходить у них и опять с визгом смеялись, держась за животы.

Однажды подружки стали не вольными свидетельницами сцены любовных отношений одного из старших братьев Васьки — тракториста, с приехавшей на практику, ветеринаршей.

В какое-то лето, накупавшись в ставке за деревней и обсохнув, не отправились домой, а зашли в старый колхозный склад, где с давних времён, хранились холщёвые и сетчатые мешки для картошки, а с развалом колхоза, оставшиеся ни кому не нужными. Вот там, на самом верху, под крышей, у них было гнёздышко, где они отдыхали от жары после купания.

Отдыхая однажды в гнёздышке, подружки услышали весёлый смех молодых людей и тут же в склад вбежали, смеясь, Васькин брат Гриша и практикантка-ветеринарша с фермы, оставшейся от колхоза. Они весело смеялись, таская друг друга за руки. Она пыталась вырваться, но была притянута сильной Гришкиной рукой и прижата к его груди.

Девушки из-за бугорков мешкотары, видели, как уста молодых людей слились в долгом, страстном поцелуе. Они испугались и чуть не выпрыгнули из гнёздышка, но целующиеся, в порыве страсти стали снимать друг с друга верхние одежды и бросать тут же, на мешки внизу.

Две подружки, испугавшись и закрыв рты ладошками, уткнулись лицами в мешки. Ольга, с другой подругой, оказавшись смелей, в полглаза, из-за пачек мешков, наблюдали происходящий процесс, так же прикрыв рты ладонями, чтоб не вскрикнуть, или громко не вздохнуть. Когда оба оказались полуголые, и третья подружка Ольги нырнула головой вниз, и расширенными глазами смотрела на смелую подругу, завороженно не отводившую взгляда от происходящего. И только лишь, когда Гришка осторожно положил девушку на спину и засверкал своими ягодицами, Ольга в шоке тоже опустилась в низ. А оттуда, ещё ниже, доносились только стоны и вздохи страсти.

Подружки лежали, затаившись, не живы — не мертвы, и от стыда и страха бледные, не глядя в глаза, друг дружке. В таком состоянии и не заметили, как внизу стихло.

Полежав ещё немного и не услышав снизу ни шороха, потихоньку стали выглядывать. Первой, как всегда, пришла в себя Ольга. Выглянув из-за пачки мешков и не обнаружив там никого, откинулась на спину и, наконец-то выдохнула полную грудь воздуха. За ней зашевелились подружки.

— Никого? — шёпотом спросила, всё ещё бледная, светловолосая Верка, та, что предпоследней убрала взор свой от происходящего.

— Никого, — кивнула головой Ольга. — Вылазьте.

— Ты всё… видела? — спросила другая светловолосая девушка, с виду младше других. Это только с виду. Из-за меньшего ростика, а на самом деле была на полгода старше двоих и на год старше тёмноволосой Галки, пухлой девушки, продолжавшей лежать на боку в самом низу гнёздышка. Всем подружкам было по пятнадцать — шестнадцать лет.

— Вылазь, Галка, — улыбаясь, позвала Ольга. — Всё, никого.

— Ты видела всё? — опять спросила Светка, не отводя восхищённого взгляда от подруги, как будто именно она была героиней события.

— Ага! — негромко ответила Ольга. — Гришкин голый зад, — расплывшись в широкой улыбке и рассмеявшись, пояснила девушка. Подруги ответили на слова девушки заразительным смехом.

— А чего они стонали? — сквозь смех спросила отошедшая от оцепенения Галка.

— Вот, дуры были! — сейчас идя по изъязвлённой белыми латками гравия, дороге, вслух произнесла женщина, опять споткнулась о камень и испугалась своего голоса в тишине безлюдной улицы, не вольно оглянувшись назад. «Дуры, то дуры, а Васька взял в жёны Галку, уже двоих детей ему родила. Верка, где-то в городе, в служанках в богатом доме. Шурка окончила ветеринарный техникум в городе и вернулась в деревню, работать на ферме, но вскоре родила. Оказалось, успела забеременеть перед выпуском и теперь сама растит ребёнка».

Ольга шла и вспоминала своих подруг: «Родила и не отказалась…, как я, — тяжело вздохнула женщина. — И ни кто её не выгнал и не убил. А я? — она ухмыльнулась, — испугалась родителей.

Рассуждая и бредя по утреннему городу, ноги сами довели её до дома подруги, где не раз Ольга находила пристанище при очередном разладе с мужем, а ещё до него, коротая вдвоём одиночество.

Саша — Александра, всегда была рада подруге. Оставшись одна в двухкомнатной квартире, после смерти мамы, больше двух лет назад, позвала пожить с ней подругу Ольгу, которую, настырно администрация выгоняла из общежития, как порвавшую связь с фабрикой. Олю долго уговаривать не надо было, и стали они жить вместе. Но, вот, два года назад, квартирантка вышла замуж и ушла к Ваське. И осталась Александра опять одна.

Не смотря на свои тридцать лет и не дурную внешность, замуж выйти, не получалось. То достойного не было, то женатые попадались, набивались на одну ночь или предлагали быть любовницей. Таких Саша отфутболивала сразу. Хотелось полноценной семьи: с детьми, с мужем, со стирками им ползунков, трусов, носков, готовкой каш, борщей. Всего того, что так отвергают многие «эмансипированные».

Ольга знала все проблемы подруги. И, даже то, что после двух ранних абортов у Саши были осложнения, и она могла не выносить ребёнка, что и явилось однажды причиной её не замужества. Жених, с которым Сашка жила больше года, узнал, что у подруги может не быть детей, вместо предложения заняться лечением, «ушёл по-английски». При встрече обе делились своими болячками, и становилось легче.

И Ольга не скрыла от подруги свою беду — оставленного в роддоме ребёнка. Обе плакали, рассуждая с высоты прожитых лет об ошибках молодости. Но, что было — уже не воротишь, а жить надо.

Однажды Александра посоветовала:

— Оль, а что, если найти ребёнка и через суд вернуть его? Ты ведь работаешь, прокормишь?

— Узнавала. Не отдадут. Надо замужем быть и квартиру иметь.

И, вот, когда всё-таки Ольга вышла замуж и квартира была, при разговоре о ребёнке, у Васьки проявлялся «озверин»:

— И не думай! Ни каких детей! — взрывался он. — Пока, — добавлял он, видя реакцию жены на свой ответ. Так, что не дай Бог, завести при нём разговор об отказном.

В свою очередь, Ольга советовала подруге:

— Саш, давай лечись. Я буду работать и помогу тебе деньгами. — На что та в отчаянии отвечала:

— Ты не представляешь, какие деньги на это нужны!? Без мужа олигарха, здесь проблему не решить.

Так и остались подружки, каждая со своим горем.