Поэма о наручниках

Валериу Реницэ

После твиттерной революции успешный политолог, состоявший на службе старой власти, попадает по ложному обвинению в следственный изолятор. Страх осуждения, желание вернуться в семью и к нормальной жизни вынуждают его заискивать перед новыми правителями. Эта книга о трудном поиске свободы в обыденном и духовном мире. Автор – дипломант международного литературного конкурса «Лучшая книга года» с романом «XXI хромосома» (Берлин, 2018 г.).

2. СИЗО

Благополучие нашей «хаты» в СИЗО держалось на особом отношении гагауза Пети и положенца. Кто знал гагауза, понимал суть этой связи. Петя сумел спрятать целый склад оружия во время похода молдавских волонтеров на Комрат⁸. Он был вторым или третьим человеком в гагаузском ополчении. Избежать тогда крови помог болградский десантный полк из соседней Украинской ССР. Мрачные, защитного цвета корпуса БМП выстроились у черты городишка против плохо вооруженной кишиневской шпаны, мобилизованной Народным фронтом. Молдавские спецслужбы знали точно, что гагаузы получили от братского Приднестровья взрывчатку, большую партию АК-74 и гранатометы со складов Колбасны⁹. Схрон начали искать, как только гагаузы поостыли, получив с подачи Совета Европы статус автономии. Долгие и нудные поиски склада результатов не принесли. Измученные опера связали гагауза Петю, подсунув ему в гараж пару пистолетов и патронный цинк, несмотря на то, что была объявлена амнистия всем тем, кто создавал Гагаузскую республику.

В обезьяннике редко отвечают откровенностью на откровенность, но все же… Я рассказал гагаузу Пете мою незатейливую историю о плохом добре — о добре, которое оборачивается в конце концов злом. Десять лет назад я сдуру согласился временно занять должность главы сельской администрации и помог одной женщине приватизировать двадцать пять соток государственной земли.

— Тогда и надели на тебя наручники? — недоверчиво спросил гагауз.

— Нет… только сейчас, спустя десять лет… Накопали… по наводке.

— А срок давности?

— Статья о превышении должностных полномочий… Давность — пятнадцать лет!

Петя рассмеялся:

— Это что! Говорят, при Сталине одному российскому академику дали десять лет за то, что хотел угнать Волгу на Запад. Не автомобиль, а реку. — Он сильно ударил ладонью по своей надутой мышцами штанине и по-бычьи нагнул голову.

Два дня спустя, возвращаясь к разговору, он посоветовал мне идти ва-банк. Если прогибаться, то только перед бугром¹⁰.

— Иди к самому Бачулу¹¹, он же всем рулит!

Бачулом называли за глаза лидера правой партии, который шаг за шагом прибирал к рукам власть во всей стране. Кличка обозначала миссию по согласованию всех самых важных политических процессов в стране: законодательных, правовых и правительственных. Видимо, слова «плеймейкер», «координатор», которые в большей степени соответствовали такому широкому амплуа, были слишком емкими и аристократичными для самодержца с деревенским мышлением.

— Подкопов подходящих реально нет!

— Да уж найдешь, если свобода дорога! Ты брось хорохориться, Олег, будь смирнее! Понимаю, ты человек не простой, головастый. Но политиканы… Они же все на одно лицо, что гагаузы, что молдаване… Не все ли равно, какому дьяволу служить? Хуже не будет…

С двумя другими сокамерниками я общался реже. Толстощекий задиристый Анастас величал себя узником совести и по глупости думал, что этот надуманный статус обеспечивает ему неприкосновенность. Воры развели его в «секу» и чуть не заставили заложить квартиру под выдуманный карточный долг. Если бы не вмешался Петя, его давно бы опустили… Дураком Анастаса все-таки считали не все. Он стал известен после подставы в столичном комиссариате. Полицейские выложили его пьяным в соцсетях. Когда у него выпытывали в дежурной части фамилию, он, сильно шатаясь, смог лишь пробормотать: «Товарищи-и-и… это… это архиважно!»

Под шконкой Анастаса место Москвича, дипломатического работника, ждавшего решения своего дела о взятке. Паренек изловчился получить место в молдавском посольстве в России. До прибытия в первопрестольную он занимался распространением газет, флаеров, футболок и кепок с партийной рекламой, выполнял мелкие поручения районных боссов, чтобы зря не топтать сельскую грязь. Слил его сам консул посольства, с которым он «мутил» по белым паспортам подлежащих депортации молдаван. Работы было по горло, с утра до вечера у ворот посольства на Кузнецком Мосту ждала толпа гастарбайтеров. Каждому нужно было объяснить, как, обойдя российский закон, остаться честным эмигрантом, чтобы и дальше укладывать плитку на Рублевке. Деньги передавали в кафешке за углом, а дальше по схеме… Сначала Москвич думал, что это политическая месть, ведь начальник состоял в левой партии, которую спихнули с власти. Но потом догадался, что консул просто завидовал ему. Почти все заработанные деньги Москвич тратил на модную одежду, дорогую выпивку, крутые телефоны и безотказных девушек.

— Рай! — оценил он свою московскую жизнь.

— Поэтому и сидишь! — возразил ему Петя.

— Это почему же? — недоумевал Москвич.

— Потому что в раю ты никогда бы ничему не научился!

Вечерами Анастас и Москвич до дури спорили о политическом устройстве страны. Из левой партии Анастаса вышвырнули за то, что обвинил лидера, бывшего президента, в предательстве партийных интересов и незаконном обогащении. Старик терпел-терпел, а потом решил наказать младшего товарища. Для начала подбросил одному телеканалу сфабрикованные документы о сотрудничестве парня со спецслужбами. Разозлившись, Анастас сделал заявление для прессы и стал устраивать флэшмобы у здания собственной партии. Докричался… Формально его задержали за хулиганство во время протеста, когда он пытался пристегнуться собачьей цепью к двери прокуратуры. В статьях об отступнике газеты брали в кавычки словосочетание «политический заключенный».

Москвич с издевкой спрашивал Анастаса, как старого большевика: «А вы Ленина видели?» и обычно продолжал: «А за какие такие идеи страдаете?» Программа новых коммунистов была заточена под либеральные реформы, чтобы получать гранты и кредиты от Евросоюза. Когда партия ушла в оппозицию, идеологи покинули ее первыми. Недоученный марксист Анастас боролся против олигархии, не подозревая, что первой программной задачей коммунистов всегда была отмена частной собственности. Москвич брал иногда с тумбочки красную брошюрку с уставом и программой левой партии и, листая, спрашивал: «Ну-ка, ну-ка, объясните мне доходчиво, что такое „пролетариат знаний“?» Анастас, как и все мы, не верил в молдавскую юстицию, но доверял своему мозговитому адвокату. Не потому, что тот мог решить что-то в нашем суде, а потому, что при грамотном подходе к делу можно было потом отыграться в Страсбурге. Хотя и в ЕСПЧ¹² очередь была на годы вперед.

Настоящая жизнь в обезьяннике начиналась после отбоя. К полуночи налаживали «дорогу жизни»: систему транспорта писем, мешочков, коробок, самогона и мобильных телефонов, которые распределялись по воровским предписаниям. Царапая кисть руки о решетку, Москвич бросал в соседние окна канат из скрученной простыни с прикрепленными к концу посылками. При удачном броске он довольно цокал языком. Гагауз Петя помогал Москвичу советами и сам привязывал к концу каната необходимый груз. Я перечитывал первые главы «Процесса»¹³, появилось время все же дочитать эту книгу до конца. Все, кроме дремавшего Анастаса, грызли печенье из последней передачи. Тюремную баланду пробовали редко, еженедельно в «хату» поступали по две-три посылки с продуктами и домашними яствами.

Все близкие Анастаса были за границей, но это не помешало справить ему по-людски день рождения. Выпили по пятьдесят самогона, хлопали смущенного сироту по плечу. Вторые пятьдесят пили за нового министра юстиции, который подписал приказ о пересчете одного дня заключения на два из-за нечеловеческих условий в СИЗО. Со временем высланная гагаузом Петей фотка нашей «хаты» перестала напоминать мерзостные детали тюрьмы: парашу¹⁴, сырые и темные продолы¹⁵, запах табака, смешанного с человеческими испарениями…

Я распечатал фотку на принтере и хранил ее в выдвижном ящике вместе с черновиком заявления жены о разрешении на передачу. Подпись Лили, номер паспорта — все как положено.

«Макароны — 3 пакета, сало — 1 кг, трусы — две пары, хлеб…» На таких малявах¹⁶ стоит моя подпись о факте получения с обговоренным недочетом. Коридорному¹⁷ тоже нужно было отстегнуть пачку сигарет или несколько ложек кофе на ночь.

Ближний карает ближнего, но он, по обычаю, поднимает глаза к небу, чтобы спросить, чем согрешил, за что осужден.

«Нет бога, кроме квантового поля, и Эйнштейн пророк его», — так я в шутку сформулировал суть своей созревающей в тюрьме веры. У этой религии свой гимн. Я послушал его однажды ночью на YouTube, поймав на конце каната смартфон, который выменял на блок «Мальборо»:

«Turn off your mind relax and float down stream, / It is not dying, it is not dying, — тихо пел Джон Леннон. — Lay down all thoughts, surrender to the void, / It is shining, it is shining»¹⁸. Мечтатель-певец стал однажды причиной мирового скандала. «Христианство погибнет, — заявил он. — Нет необходимости это доказывать. Я прав, и вы увидите, что я прав. „Битлз“ сегодня более популярен, чем Иисус Христос. Я не знаю, что исчезнет первым, рок-н-ролл или христианство».

«Хата-кубышка», три на три на три, наполнена ночной пустотой и спокойным дыханием отсыпающихся. Либо мы все невинны, либо все грешники и преступники. «Милость выше права, — твердит иногда Москвич, цитируя мудреца, — прощение выше справедливости!» Все, что за тюремными стенами, не лучше и не хуже самой тюрьмы.

Лишь отпавшие от Христа оправдываются законом… Нужно было возненавидеть все, кроме покоя, кроме сумеречного, тихо жужжащего пространства. Низвергнуть из сердца мир! Этого можно было добиться тихим плачем. Тайные слезы приносили один и тот же сон: я пытаюсь прогнать сластолюбивого пса, держа в одной руке камень, а в другой — хлеб.

Примечания

8

Комрат — город на юге Молдовы, столица АТО Гагаузии.

9

Склады Колбасны — оружейные склады, принадлежащие по праву МО РФ в с. Колбасна, Приднестровье.

10

Бугор — бригадир.

11

Бачул (рум. baci) — главный пастух; администратор овчарни или старший над чебанами овчарни; костеметатель в детской игре в кости.

12

ЕСПЧ — Европейский суд по правам человека с местонахождением в Страсбурге, Франция.

13

«Процесс» — роман Франца Кафки.

14

Параша — унитаз в камере.

15

Продол — тюремный коридор.

16

Малява — письмо или записка, которая нелегально передается заключенными из тюрьмы на свободу или же из камеры в камеру.

17

Коридорный — надзиратель.

18

«Отключи свой ум, расслабься и плыви вниз по течению, / Это не смерть, это не смерть…/ Оставь все мысли, поддайся пустоте, / Это сияние, это сияние» (англ.). Песня Tomorrow never knows группы The Beatles.