Кольцо с тайной надписью

Валерия Вербинина, 2014

Сотрудница полиции Лиза Синеокова отлично помнила тот ложный вызов: Маша Олейникова умоляла взломать дверь в квартиру ее подруги Насти, не отвечавшей на телефонные звонки и стук в дверь. Каково же было удивление полицейских, когда они обнаружили живую и здоровую Настю – ей просто надоела навязчивая приятельница. И вот новый вызов по знакомому адресу! На этот раз самый настоящий – девушку обнаружили зарезанной… Прослушав автоответчик погибшей, Лиза и ее напарник Павел убедились, что та была весьма любвеобильной особой: помимо официального жениха параллельно встречалась сразу с несколькими любовниками! Один из них оказался реставратором, которому Настя недавно передала доставшуюся ей от прадеда картину…

Глава 6. Дама без попугая

— Сбесились они все, что ли? — проворчал Ласточкин, продираясь сквозь запутанный лабиринт улиц в этой части города.

Его раздражение вполне можно понять. Лето — не сезон убийств. На это время года приходится наибольшая часть краж, но вот убийств, как правило, совершается в Москве куда меньше, чем обычно. Объясняется это тем, что многие жители столицы в это время уходят в отпуска и уезжают на отдых. С одной стороны, беспризорные квартиры представляют лакомый кусочек для воров, с другой — в столице в это время заметно убывает население, и, как следствие, кривая убийств резко падает вниз.

— Ты записала адрес? — спросил Ласточкин.

— Так точно. Да нам этот дом уже известен. Помнишь, тот самый, откуда в прошлом месяце был ложный вызов?

Ласточкин хмыкнул и невольно рассмеялся. Я тоже рассмеялась, потому что забыть такую историю было невозможно.

В конце июня к нам в отделение явилась растрепанная девица и поведала ужасную историю. Девицу звали Маша Олейникова, а ее подруга, Настя Караваева, жила в нашем районе. До недавнего времени девушки созванивались каждый день, но примерно неделю назад Настя внезапно перестала отвечать на звонки. Маша примчалась в дом к подруге, долго и тщетно звонила и барабанила в дверь, но ей — Маше, разумеется, а не двери — никто не отвечал…

В этом месте своего рассказа Маша разразилась рыданиями и заявила, что с ее любимой подругой наверняка случилось нечто ужасное. Может быть, у бедной Насти произошел сердечный приступ, и она лежит на полу, холодная и окоченевшая? Может быть, в квартиру забрался вор, убил спящую хозяйку и бежал? Неужели родная полиция откажется принять необходимые меры, чтобы спасти бедную Настю? Ведь так страшно подумать, что она осталась там совершенно одна и ей никто, совершенно никто не может помочь!

Ласточкин выслушал слезливую просительницу с непроницаемым лицом.

— Скажите, — спросил он, когда вконец обессиленная Маша умолкла, — у вашей подруги очень слабое сердце?

Маша возмутилась и заявила, что не понимает, какое это отношение имеет к делу, и что вообще Настя — самый здоровый человек на свете.

— Так, — протянул Ласточкин. — Еще вопрос. На каком этаже живет ваша подруга?

Выяснилось, что на четвертом.

— А замок у нее какой?

— Я не знаю, — нерешительно протянула Маша. — Дело в том, что у нее железная дверь и…

— Тогда до свидания, — сказал Ласточкин. — Ничего с вашей подругой не могло случиться.

Маша с негодованием объявила ему, что он бессердечный эгоист и что вообще в полиции служат одни бесчувственные чурбаны, после чего прямиком отправилась к нашему начальнику, полковнику Тихомирову. У полковника она потребовала две вещи: во-первых, незамедлительно уволить нас и, во-вторых, спасти ее ненаглядную подружку.

В общем, она допекала нашего шефа до тех пор, пока он, совершенно озверев, не вызвал нас с Ласточкиным и не приказал нам отправиться на улицу Мозжухина, дом девять, чтобы только эта ненормальная наконец от него отвязалась.

Уважив приказ начальства, мы прибыли в означенный дом и обнаружили, что мамзель Караваева жила за железной дверью такой толщины, что ее не пробил бы и артиллерийский снаряд. Как мы открывали эту дверь — это отдельная история, да что там история — целая эпическая поэма, а то и драма. Ибо, когда дверь наконец дрогнула под нашим напором и мы — я, Ласточкин, ненормальная и двое наших коллег, которые помогали вскрывать дверь, — ввалились в квартиру, навстречу нам выскочила злобная особа в коротенькой ночной рубашке и с помощью отборного мата осведомилась, какого дьявола мы делаем на ее территории и кто, мать вашу за ноги, позволил нам ломать ее дверь, которая обошлась ей черт знает во сколько денег!!!

— Ой, Настенька! — пролепетала струхнувшая ненормальная. — Так ты живая? А я думала… Мне показалось… Я думала, у тебя что случилось!

Настенька открыла рот.

— А, это ты, паршивая прилипала! — были ее первые слова, когда она заметила лучшую подружку. — Спасения от тебя нет! Какого черта тебе от меня понадобилось?

— Но ты не отвечала на мои звонки! — стонала прилипала, прижимаясь спиной к стене. — Я к тебе приходила на днях, звонила в дверь, а ты не открыла!

Настя Караваева топнула ногой.

— Потому что ты мне осточертела, гнусная подлиза! Вот! Ясно тебе?

— Настенька, ну что же ты сердишься? — заискивающе спрашивала подлиза. — Я тебе билетики достала… На концерт, куда ты хотела пойти…

Настенька посоветовала засунуть эти билетики в такое место, которое в литературных произведениях обычно не упоминается, после чего переключилась на нас.

Мы сломали ее дверь! Дверь, которая стоила черт знает сколько денег! Как мы смели, в самом деле? И кто, интересно, ей будет ставить новую?

— Я полагаю, ваша подружка, — ответил Ласточкин с присущей ему находчивостью. — Прошу вас обратить ваше внимание на то, что это она нас вызвала.

— Но зачем? — в изнеможении спросила Настенька, и в это мгновение из комнаты вылетела темная тень, тяжело хлопая крыльями. Я шарахнулась, но это оказался всего лишь громадный попугай какого-то необыкновенного лилового оттенка.

— Ой, Флинтик! — взвизгнула Маша тоном преувеличенного восторга. — Здравствуй, дружочек!

— Не смей трогать мою птицу! — цыкнула на нее Настя. Попугай сел на тумбу и покосился на меня круглым желтым глазом.

— Лапочка! — заискивающе шепнула Маша и протянула руку, чтобы его погладить.

— Отвяжись, подлиза! — совершенно отчетливо произнес попугай голосом Насти.

— Видите ли, — говорил меж тем Ласточкин хозяйке квартиры, — ваша… гм… подруга решила, что раз вы не отвечаете на ее звонки, с вами что-то случилось. Может, вам стало плохо или вас убили…

Настя с негодованием фыркнула.

— И вы послушались эту безмозглую дуру? — спросила она. — Вы что, не видите, кто она?

— Душечка, — спросила подлиза нежно, — ты немножко не в настроении, да?

Настя побагровела.

— Убирайся вон! — закричала она страшным голосом. — Вон, и чтобы духу твоего здесь не было! Поняла? И вы тоже! Вон отсюда, все! Иначе я не знаю, что с вами сделаю! Я полицию вызову!

Само собой, мы поспешили выполнить пожелание хозяйки квартиры и быстренько ретировались. Маша сделала попытку задержаться, но в конце концов и ей пришлось покинуть квартиру. Мне показалось, что вслед ей на площадку вышвырнули какой-то тяжелый предмет, но, возможно, это только моя фантазия.

— Приехали, — сказал Ласточкин. — Мозжухина, дом девять. Какая квартира-то?

— Тридцать семь, — ответила я.

Только с опозданием я сообразила, что сморозила страшную глупость. Ласточкин, сделавшись клюквенно-красным, медленно повернулся ко мне.

— Лиза, ты что, издеваешься? Это же квартира Караваевой!

* * *

Мы поднимались по широченной старинной лестнице с огромными маршами. Дом, очевидно, был построен еще при последнем императоре, и лифта в нем предусмотрено не было.

— Ну, — шипел капитан, шагавший впереди, — если и на этот раз ложный вызов… если эта чокнутая опять нам удружила… я не знаю, что с ней сделаю. Просто не знаю!

Мы добрались до четвертого этажа. Ласточкин перевел дух и нажал кнопку звонка. К нашему удивлению, дверь тотчас же растворилась. На пороге стоял смертельно бледный и, судя по всему, смертельно перепуганный человек.

— Слава богу, вы приехали! Входите, пожалуйста… Она там, в комнате…

Сразу посерьезнев, Ласточкин перешагнул порог.

— Она мертва? — быстро спросил он. — Вы ее трогали?

Человек в отчаянии заломил руки.

— Нет, я… Я не смог.

Ласточкин кивнул и двинулся вперед. Я шла следом за ним, машинально отмечая про себя детали обстановки. Высоченные потолки с лепниной, сверкающие хрустальные люстры. Мебель — ровесница Серебряного века, не меньше. На стенах — несколько картин, но не из числа тех, от которых способно затрепыхаться в груди сердце коллекционера. Моя мама, за которой с недавних пор стал ухаживать эксперт по западноевропейской живописи, пренебрежительно называет такие полотна «раскрашенными фотографиями», и я с ней согласна. Однако в этой квартире они смотрелись уютно и вполне органично. Сад, морской пейзаж, вид кремлевских башен, нарисованный в начале двадцатого века. Часы на стене важно тикали, а наискосок от них, на ковре, ногами к окну лежала Анастасия Караваева. Ее глаза были широко открыты, зубы оскалены. В жизни это была симпатичная молодая женщина с продолговатым лицом и светлыми кудрями. Теперь мало кто рискнул бы назвать ее симпатичной. Ласточкин осторожно дотронулся до ее руки.

— Уже окоченела, — констатировал он. — Она мертва со вчерашнего дня, не меньше. Зарезана ножом или, во всяком случае, каким-то острым предметом, которым ее ударили несколько раз. — Он махнул мне рукой. — Вызывай бригаду, Лиза, тут есть для них работа.

Через несколько минут в квартире номер тридцать семь закипает жизнь. Фотограф снимает место преступления, судмедэксперт осматривает тело, а эксперт-криминалист ищет следы, которые могут помочь нам понять, за что и каким образом была убита дама с попугаем.

— Поразительно, — говорит Сергей Кромвель, фотограф, который всегда умудряется острить с неподвижным лицом. — Куда Ласточкин ни заявится, там непременно появляется труп! Я полагаю, давно пора обратить на это внимание компетентных органов!

— Точно подмечено! — смеется эксперт-криминалист Самохвалов.

Сам Ласточкин меж тем ведет допрос мужчины, который обнаружил труп и вызвал полицию. Его зовут Антон Игоревич Илларионов, и он является женихом Насти Караваевой. Антон работает в международной фирме и прошлую неделю провел в Италии — был в командировке. Вернувшись, он открыл дверь своим ключом и почти сразу же наткнулся на труп.

— Я сразу же позвонил в полицию, — говорит он.

— И правильно сделали, — произносит Ласточкин. — Я бы хотел попросить вас об услуге. Осмотрите вещи и проверьте, что пропало.

— Думаете, это убийство с целью ограбления? — с дрожью в голосе спрашивает Илларионов. — Но…

— Что?

Илларионов пожимает плечами.

— Дверь! Она новая, железная. Мы поставили новую дверь незадолго до моего отъезда в Италию. Представляете, ее придурковатая подружка, с которой Настя рассорилась, вызвала к ней ментов, и эти уроды сломали старую дверь.

Ласточкин нервно чешет щеку.

— И? — сухо спрашивает он.

— Да-да, — торопится Антон, — я же еще не сказал. Так вот, ключи были только у меня и у Насти. Как же вор мог забраться сюда?

Ласточкин нахмурился.

— Помнится, когда мы вошли, форточка была приоткрыта, — говорит он. — Но с этим мы разберемся. Я прошу вас все-таки осмотреть вещи. У вашей невесты было что-нибудь ценное?

— А как же, — с готовностью отвечает Илларионов. — Деньги, бриллиантовые украшения, меха… Много чего. Идемте…

Мы вернулись в гостиную, где произошло убийство. Тело уже увезли, и все же Илларионов чуть ли не на цыпочках обошел темное пятно на ковре, где лежала бедная Настя. Теперь она и впрямь была «бедной Настей».

— Вот… — Илларионов открыл шкафчик и достал из него шкатулку. — Здесь должны быть ее бриллианты. Видите? Все на месте.

— Проверьте прочие ценности, — лаконично распоряжается Ласточкин и поворачивается к Самохвалову: — Леша! С комнатой закончил?

— Йес, босс. Нарыл кучу отпечатков, кстати.

— Зарой их обратно и осмотри замок на входной двери.

— Наш девиз — доставлять удовольствие клиенту, — отозвался Самохвалов и, подмигнув мне, подхватил с пола свой чемоданчик и отправился обследовать дверь.

Между тем Илларионов переворошил ящики в шкафу, извлек на свет божий кредитные карточки и пачки наличных в долларах и евро, пересчитал меховые манто и объявил, что ничего не пропало. Ласточкин нахмурился.

— Значит, это убийство не с целью ограбления, — буркнул он.

— Я же вам говорил, — с удовлетворением заметил жених Насти.

Капитан кивнул мне.

— Дуй к Самохвалову. Что там насчет двери?

Я вернулась буквально через минуту и доложила, что Самохвалов дает на отсечение голову — разумеется, не свою, а мою, — что дверь никто не взламывал и что ее могли открыть только изнутри либо своим ключом.

— Значит, — подытожил Ласточкин, — либо она знала убийцу в лицо и сама впустила его, либо у него был свой ключ, с помощью которого он сумел войти в квартиру.

— А окно? — напомнила я.

Капитан улыбнулся и махнул рукой.

— Я упомянул о нем просто так, для проформы. На самом деле в форточку на четвертом этаже никто не заберется.

Илларионов задумчиво почесал подбородок.

— Но вы знаете, у меня всё же такое впечатление, что чего-то не хватает.

Ласточкин прищурился.

— Чего же именно? — с расстановкой спросил он.

— Нет, это не то, что вы думаете, — ответил Илларионов. — Деньги и драгоценности на месте. Компьютер тоже, и ноутбук, и планшет…

— А картины? — спросила я.

— И картины тоже все на месте. Нет, я не об этом. Я не могу понять… Ну да, конечно же! — Он наклонился и подобрал с пола маленькое фиолетовое перо.

— Что такое? — насторожился Ласточкин.

— Флинт! Куда он мог пропасть?

— Вы это о попугае? — поинтересовалась я.

— Ну да. Но откуда… — Он умолк и вытаращил глаза.

— Дело в том, — со смешком сказал Ласточкин, — что мы и были теми уродами, которых вызвала эта чокнутая Олейникова. Значит, попугай исчез?

— Да, — сокрушенно сознался Илларионов.

— Больше ничего не пропало?

— Абсолютно ничего. Я уверен в этом! В конце концов, я постоянно бываю в этой квартире.

Мы с Ласточкиным переглянулись.

— И все-таки, — мягко промолвил мой напарник, — я не думаю, что кто-то пожелал убить вашу невесту из-за попугая.

— Флинт очень дорого стоит, — с оскорбленным видом заметил Илларионов. — Это я подарил его Насте на день рождения. Вы знаете, такие попугаи, как Флинт, встречаются крайне редко. Во-первых, он совершенно особой породы. А во-вторых, это было такое умное существо, что вы и представить себе не можете! Обычно попугаев считают глупыми птицами, но Флинт…

Ласточкин досадливо поморщился.

— Вы не хотите меня выслушать, — мягко перебил он славословия Илларионова по адресу подаренного им попугая. — Я хочу сказать, что вашу невесту убили не с целью ограбления и, разумеется, не из-за какого-то попугая, который, скорее всего, просто-напросто вылетел в форточку. А убил вашу невесту кто-то из знакомых ей людей, которого она не побоялась впустить в свой дом. Поэтому мы сейчас с вами сядем, и вы расскажете мне все, что вы знаете о ее друзьях и знакомых. — Тут он заметил меня. — Синеокова! Неси сюда сотовый жертвы или сотовые — все, что найдешь. — Ласточкин повернулся к раздавленному его сообщением Илларионову. — А вы, Антон Игоревич, пожалуйста, разыщите для нас записную книжку вашей невесты, ее органайзер, ежедневник — то, куда она заносила свои контакты. Уверяю вас, такие мелочи иногда очень сильно облегчают нам поиски убийцы.