Карта оборотня

Василий Погоня (2024)

Приятное времяпрепровождение с дочерью главы гильдии оборачивается стычкой со стаей оборотней из Тартарии и скорым обвинением в убийстве. Оказавшись меж трёх огней, герой должен проявить не только смелость, но и незаурядный ум, чтобы выбраться из этого капкана.

ГОСТЬ

Прима Палат — мертва. Сорвавшись с такой огромной высоты, невозможно выжить. Да и никакой живой человек так спокойно лежать на камнях, под ударами набегающих волн, не станет. И все же — я не хотел верить в это.

— Прима! — звал я с надрывом. — Прима!

Мой крик эхом возвращался ко мне: какой-то демонический звук, от которого кровь стыла в моих жилах. Меня трясло, к горлу подкатила тошнота. Сколько времени она там лежит? Может, уже давно?

Мне требовалась помощь. Если я поспешу в деревню, мы вытащим её до темноты. Я бросился назад и резко остановился: я вдруг понял, чем обернётся расследование. Они узнают, что я и Прима запланировали провести время в этом домусе. Чуть спустя эта весть дойдёт и до Льва Палата. Стоит позвать людей, и вся эта постыдная затея выплывет наружу.

Пока я раздумывал, в бухту подо мной вошла парусная либурна^[14]. Я сразу сообразил, что прекрасно виден на обрыве, на фоне неба. До лодки было приличное расстояние. Моего лица пассажирам и команде не разглядеть. Однако, страх вынудил меня молниеносно опуститься на четвереньки, спрятавшись за выступом обрыва. Вот и всё. Ты влип по полной, Кассий Феликс. Подсознательно я предчувствовал давно, что прямо-таки напрашиваюсь на скандал. И вот — результат, я влип в историю.

Стоя на коленях, я явственно представлял себе выражение жёсткого, тяжёлого лика Льва Палата, когда он проведает о моей интрижке с его дочерью, об уединении в домусе в Суррентум, о её трагическом падении со скалы. Палат наверняка решит, что мне надоела любовница и я сам столкнул её с обрыва.

Существовала большая вероятность, что и квесторы магистрата подумают то же самое. Видимо, никто не видел момента её падения. Также мне нечем подтвердить, что я прибыл после него. Дело плохо.

Единственным моим желанием стало немедленно убежать отсюда, как можно скорее. Повернувшись, чтобы уйти в обратный путь по тропинке, я вспомнил о браслете, который всё ещё держал во вспотевшей руке. Я хотел было бросить его со скалы, но почему-то остановился, прижал к груди и, повернувшись, быстро пошёл по тропе. Уже смеркалось. Закат расцветил море и небо кровавым сиянием. Я бросил взгляд на одинокий белый домус и заметил, как в его окнах загорелись неверные отблески масляных ламп.

Паника мало-помалу отступала, а я торопливо убегал по тропе. Меня терзала совесть, что я бросил несчастную. Но я пребывал в уверенности в её гибели, и не хотел гибнуть сам.

Когда я добрался до сада, переживания несколько успокоились, и мой разум лихорадочно заработал. Самое верное решение — позвать городскую стражу. Чистосердечное признание в планах пожить с девушкой на вилле, объяснение обстоятельств обнаружения тела, сами по себе, не повлекут за собой сомнения в моей правдивости. А вот моё молчание, при случайно раскрытой правде, станет источником справедливого подозрения. Однако, моё признание ставило под сомнение моё желанное назначение в Новеград. Мне не видать новеградского торгового двора, как только Лев Палат узнает правду. Отказ от такого будущего был бы сумасшествием. А вот моё молчание при небольшом везении и разумном поведении даёт шанс на удачу. Я убеждал себя в её собственной вине, в том, что эта волчица, по словам Марциала, сама соблазнила меня, что я буду последним дураком, если даже не попытаюсь предпринять ничего для своего спасения. Уверившись в своей правоте, я успокоился и принялся выстраивать алиби.

Марциал и Зену считают, что я на пути в Финикию. Надежды отправиться в Финикию отсюда сегодня же вечером нет. Единственно возможным вариантом обеспечения алиби было возвращение с обоснованием отказа от поездки в Финикию. Алиби слабенькое, но лучшего я тогда придумать не смог. Квесторы магистрата легко докажут, что в Финикии я не был, но каким доводом доказать, что я весь день пробыл дома? В мою квартиру в инсуле вела отдельная лестница, моего возвращения никто не заметит. Также обескураживала необходимость проделать весь обратный путь пешком. Запрячь коня, взять бигу Примы с площадки перед домом я бы не смог — приходящая служанка из деревни, нанятая Примой вести хозяйство в домусе, наверняка знала, что она приехала на колеснице. Если бига исчезнет, квесторы магистрата придут к простому умозаключению об убийстве Примы.

Придется топать до Суррентума, и снова ехать на колымаге в Партенопу. Но я мог вполне опоздать и на неё, ведь мне ещё предстояло пройти пять миль. Я снова бросил взгляд на бигу. Искушение взять её было сильным. Огибая колесницу на пути к подъездной аллее домуса, я прошёл мимо тихого, тёмного особняка. Вдруг там раздался резкий стук, будто от падения железного предмета о мрамор пола. Меня затрясло от страха.

В домусе кто-то был.

Неужели мне померещился этот звук? Я проворно метнулся за кожаные борта биги и присел на корточки. Моё сердце выпрыгивало из груди. Я пристально всматривался в тёмные глазницы окон виллы и вдруг — снова услышал какой-то неясный звук. Я ждал.

По комнатам домуса кто-то блуждал. Кто бы это мог быть? Это не могла быть служанка. Она бы зажгла настенные светильники — ей таиться не к чему. Вот теперь я по-настоящему был напуган! Низко сгибаясь, я отодвинулся от колесницы, пересёк брусчатую площадку и, прячась за кустами, перебежками удалился подальше от виллы, пока не оказался под прикрытием огромной мирты. Я спрятался за её стволом и снова всмотрелся в окна. Я жаждал узнать, кто это был. Меня подмывало подкрасться к этому гостю и напугать его. Я считал, что это вор. Однако, я помнил и о своём опасном положении — показываться на глаза мне нельзя было никому.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

14

Судно около 60 локтей в длину.