Тень монаха

Вероника Яновна Покровская (2025)

Надежда, бывший следователь, переживает тяжёлый период. Смерть любимого мужа, болезнь и кончина дочери. Случайно услышав о пророческом даре незрячего старца Максима, жившего в XIX веке, она с головой погружается в расследование его пути и решает написать о нём книгу. Этот интерес кардинально меняет судьбу самой Надежды. Ей предстоит распутать клубок отношений в собственной семье, сделать трудный выбор, перенести новые испытания, чтобы наконец прикоснуться к свету безусловной любви. Сумеет ли Надя найти своё счастье и ответить на вопрос, что такое вечность?

Глава 1

Чёрный монах

2013 год

Несмотря на ощутимое солнечное тепло, Надя подмёрзла. Мелкая дрожь не отпускала, хотя салон машины обогревался. Такой же невольный озноб пробивал каждый раз, когда Надя стояла возле могилы мужа, и всегда, покидая кладбище, не могла справиться с беспочвенной напастью страха. Страх поднимался в ней и вязался с чувством вины — не смогла помочь. Перед глазами вновь замерцали портреты с памятников.

С одной стороны, поразило, как давний друг Олег решился предложить ей выйти замуж; с другой — она давно была готова к этому. Правда, Надя представляла предложение Олега по-другому и никак не ожидала получить его возле могилы Славы Корнилова. Последнее прикосновение рук Олега вызывало усиливающуюся тревогу. Надя, не вдумываясь в его слова, стремилась вон, прочь от могилы мужа, обратно в тёплый родительский дом к единственной и любимой дочери.

Как-то странно: первое предложение выйти замуж поступило от Славы в СИЗО, когда он был её подследственным; второе — сегодня на кладбище от Олега. Тюрьма и кладбище — кажется, не столь достойные места для такого важного события в жизни. Что же толкнуло принять предложение Олега? Надя бросила взгляд на себя в зеркальное отражение, вздохнув, поджала губы. Тёмные очки, которые держались на голове как ободок, опустила на глаза. До деревни езды полчаса. На свободной трассе, вглядываясь в даль дороги, Надя продолжала уверенно вести машину.

Чувство потери не покидало. Она уже почти как два года — вдова, причём с богатым наследством. После Корнилова остались: пять торговых точек, два автомобиля, роскошная квартира с дорогой обстановкой и ещё одна — доставшаяся по завещанию их дочери Даше после смерти суррогатной матери Ольги. Несмотря на то, что Надя бездетна, у неё была дочь — частичка покойного Корнилова.

После гибели мужа в автокатастрофе, невольным соучастником которого стал Олег, она долго не находила места от тоски. Лишь благодаря Дашеньке сумела принять эту смерть как данность.

Но скорбь временами напоминала о себе желанием вновь обладать им телесно. Иногда мерещилось: он здесь, в квартире, казалось, она слышит его шаги. Она мысленно целовала его, явственно ощущая запах, ещё сохранившийся в вещах из гардероба, и с ностальгией втягивала желанный аромат. Часто всматривалась в антикварное зеркало, воспринимая его как некий портал, ждала появления образа Корнилова. Он не являлся, и Надю посещало разочарование. Но в тайниках сердца теплилось ожидание: ещё не всё потеряно, и связь с ним не может оборваться до конца. Что же не даёт ей успокоиться? И храм Надя посещала не раз, и свечки ставила за упокой души Корнилова. Тем не менее Надя предложение Олега приняла, надеясь на перемены в личной жизни. Но всё приходит однажды и уходит навсегда, а если возвращается, то с иными смыслами. Надя глубоко вздохнула.

Осталось повернуть с трассы на шоссе, а там и двор недалеко. Родительский дом, отделанный сайдингом и камнем, смотрелся внушительно, выделялся на фоне соседних однотипных фасадов. Подъезжая к двору, она машинально окинула его взглядом и с гордостью оценила.

Из калитки вышел отец — Александр Фёдорович в поспешно накинутой куртке защитного цвета. Остановился с застывшей улыбкой на чисто выбритом лице.

— Приехала наконец-то! — Охотно направился отворять большие ворота.

Надя вышла из машины, лёгким движением сдернула платок с головы и аккуратно сняла тёмные очки.

Отец всё продолжал говорить:

— Мы уж совсем заждались. Даша начала капризничать. Так вот, Михаловна уложила её спать. Я хотел звонить тебе, мать не велела. Хорошо, что приехала…

Внешне Надя походила на отца, такая же хрупкая и тонкокостная. От юного гадкого утёнка ничего не осталось, похорошела с годами.

— Пап, привет!

— Здравствуй, доченька. — Александр Фёдорович остановился. — Кстати, Степан Фёдорович у нас. Редкий гость. Между прочим, тебя ждёт. Отношения у нас с ним не очень, сама знаешь, но тебя он любит.

— Вижу его машину, а что ему надо от меня?

— Хм, не знаю, — пожал плечами отец, — могу лишь догадываться.

Александр Фёдорович медленно направился в дом. Надя следовала за ним.

— Неужели хочет предложить вернуться работать в органы? Хотя в органы уже поздно. Или что-то в этом роде?

— А ты думай, думай правильно. Я не стану давить на тебя, — посоветовал отец уже на крыльце.

Он только распахнул двери, как оттуда вырвался громкий голос родного дяди Нади:

— Вот, Надюха, молодец! Приехала.

Александр Фёдорович, сохраняя невозмутимый вид, прошёл через прихожую мимо веранды внутрь дома.

— Дядя Стёпа-милиционер, здравствуй! — обратилась Надя к очень рослому мужчине и рассмеялась.

Протягивая руки, тут же кинулась в его распахнутые объятья и утонула в них.

— Вспомнила детство. Давненько ты меня так не называла, — развеселился Степан Фёдорович.

Когда Наде исполнилось восемь лет, он подарил ей на день рождения книгу Сергея Михалкова «Дядя Стёпа — милиционер». Персонаж — невероятно большого роста и любил детей. С тех пор Надя его так и звала: дядя Стёпа-милиционер. И, конечно, у Степана Фёдоровича это вызывало умиление. Своих детей не получилось родить, а вот приёмного сына воспитал и вырастил. Единственная родная кровиночка — племянница Надя — радовала. Со старшим братом — отцом Надиным — с детства не ладил. Он ещё в подростковом возрасте перерос Александра Фёдоровича на целую голову. С тех пор смотрел на старшего маленького роста брата свысока.

— Чем занимаешься? Как жизнь? Рассказывай. — Обняв по-отечески племянницу, которая дышала ему в подмышки, провёл через прихожую на веранду.

Веранду через окно с тюлевой занавеской освещал солнечный закат. В глубине их ожидали два небольших кресла и полированный журнальный столик.

— На кладбище была, — как бы раздумывая, проговорила Надя.

Вслед за дядей села в кресло напротив, пристроила на столик дамскую сумку, очки и платок.

— Поговорим здесь, думаю, ты согласна. Даша спит. — Степан Фёдорович внимательно посмотрел на племянницу.

Надя, прищурив глаза, внезапно спросила:

— Что, дядя Стёпа, хочешь, чтобы я вернулась работать в органы?

— Почти угадала! — воскликнув восторженно, он сделал паузу. — Допустим, в органы уже не вернёшься, поздновато. А вот открыть какое-нибудь юридическое агентство хорошо бы. Скоро я на пенсию, глядишь, в подмогу к тебе подключусь. Связи-то останутся.

Надя немного растерялась, поймала на себе изучающий взгляд дяди.

— Что-то не так?

— Идея неплохая, вот только Даше всего два годика, маленькая она, да и здоровьем слабенькая…

— А я тебя и не тороплю. Годик-другой — Даша окрепнет. Главное, ты прими решение и готовься морально к новому течению жизни, — подбодрил Степан Фёдорович и посмотрел ещё пристальнее. — Что, так и будешь одна? Замуж тебе надо.

Тут Надя рассмеялась.

— Дядя Стёпа, в десятку попал. Два предложение получила сегодня! Первое — замуж, а второе — от тебя.

— Да ну! — Степан Фёдорович лукаво посмотрел. — Надеюсь, в этот раз не уголовник?

— Ладно тебе, — пролепетала немного обиженно Надя. — Я Славу любила и до сих пор забыть не могу.

— А предложение получила, говоришь, сегодня? Ты же на кладбище была!

— Там вот, возле могилы Славы и получила предложение.

— Интересно знать, и кто этот таинственный незнакомец? — вновь удивился Степан Фёдорович, немного потрясенный неожиданной новостью.

— Ты знаешь его.

— Хм, ну обрадуй дядю своего.

— Дядя Стёпа, но имей в виду, ты первый услышал об этом, родители ещё не знают.

— Мне доверять можно, уже проверено жизнью.

— За это тебе спасибо. Не выдал, что Слава был наркоманом. Мои узнали только после похорон.

— Правда, у тебя не всё слава богу. Корнилов предложил выйти замуж тебе в тюрьме, а теперь получила предложение на кладбище. Сечёшь?

— Я ехала сюда, тоже думала об этом же. — Надя глубоко вздохнула.

— Ну, рассказывай: кто жених?

— Брат Яны Шумилиной, подельницы Славы.

Степан Фёдорович немного поёрзал в кресле, продолжая сосредоточенно глядеть на племянницу. Протяжно промычал, вытянул длинные ноги.

— Олег Шумилин? — вроде как спросил и тут же ответил сам: — Ну что же, неплохая на этот раз партия. Работает в районной прокуратуре. Пока я в Верховном Суде при чине, могу посодействовать его карьере. Поздравляю, племянница, выбор одобряю. — Тут же усмехнулся: — Правда, я сомневаюсь, что ты стала бы просить благословения. Всё равно поступила бы по-своему, как с Корниловым. Ты тогда нас всех в ступор ввела таким решением. Но я прощаю тебя. Кто старое помянет, тому глаз вон. Зато богато живёшь. Сама бы такого не нажила. И родительский дом помогла привести в надлежащий вид. Ну что же, быть тому. Я сохранил твою тайну, теперь ты выполни мою просьбу. Я тебя не тороплю. Ты настойчивая и терпеливая. Если примешь решение, знаю, всегда добьёшься своего. Вся в меня. — После этих слов Степан Фёдорович громко расхохотался и расслабился.

Надя продолжала смотреть на довольное лицо дяди Стёпы и произнесла неуверенно:

— А торговые точки?

Степан Фёдорович встрепенулся.

— А что? Там у тебя порядок! От них нельзя отказываться. Возьмёшь управляющего. Торговля пусть работает. Она деньги даёт. Но, имей в виду, скоро ларьки будут убирать, откроют новые торговые магазинчики на крытых рынках. Будет более цивильно.

Надя почувствовала необходимость завершить разговор с дядей и поднялась с места.

— Дядя Стёпа, на веранде прохладно, а ты, по-моему, уже подмёрз.

За окном солнце уходило за горизонт, поэтому веранда утопала в последних отблесках зари. Поправляя воротник пиджака, с серьёзным выражением Степан Фёдорович ответил:

— Мне не холодно, разве что тебе пора в дом.

Пока дядя с племянницей обменивались пустыми любезностями, в дверном проёме веранды тихо выросла статная Татьяна Михайловна. Её сонное лицо выражало удивление, она ухмыльнулась:

— Не поняла! Вы что в дом не идёте? Секретничаете здесь?!

Надя со Степаном Фёдоровичем переглянулись, смутились, словно набедокурившие дети.

— Мам, все наши секреты вы скоро узнаете, не волнуйся.

— Да не волнуюсь я, здесь прохладно и уже темно, в дом проходите.

— Михайловна, благодарю тебя за гостеприимство, за вкусный обед, за наваристый борщ и пышные пампушки. Поеду-ка я домой, — сказал Степан Фёдорович, поднимаясь с кресла. — Только вот с братом попрощаюсь и портфель заберу.

Затем, приложив руку к груди, вроде как извиняясь, обратился к племяннице:

— Надеюсь, машину твою откатим от ворот, чтобы я смог выехать.

Надя осталась ночевать в деревне. Она легла пораньше с желанием встать со свежей головой, но получилось заснуть лишь на рассвете: Даша всю ночь капризничала. Через пару часов разбудил шум дождя. В первые минуты она лежала без движения, вглядывалась в образы в голове и вслушивалась в отзвуки убегающего сна. Периодически впадала в дремоту, вдруг где-то внутри просыпающегося сознания мелькнул образ монаха, заставив встрепенуться, и Надя начала медленно открывать глаза. Невольно проговорила вслух: «Чёрный монах». Причем тут чёрный монах? Откуда он? Появилась непоколебимая уверенность, что она слышала про монаха совсем недавно. Стало как-то нехорошо. Росла враждебность к образу, явившемуся во сне. Хотя в комнате уже стало светло, и от этого в ней самой тоже просветлело, тем не менее всё вокруг ещё казалось сном. Несмотря на всю враждебность показавшегося образа, она ощутила лёгкость, с какой можно парить только во сне. На пальце предательски блеснуло кольцо — Надя вздрогнула. Гнев и стыд овладели ею, нервы вновь болезненно затрепетали.

Она приподнялась, оперлась на локоть и начала разглядывать Дашу, лежащую рядом. Дочь спала на спине, раскинув руки и ноги в разные стороны. При взгляде на маленькое чудо к Наде вернулось самообладание. Она уже наслаждалась тем, что отныне стало её счастьем. Отвела взгляд от дочери.

Вчера на кладбище, возле могилы её мужа, Яна обнималась с братом. Надя одобрила этот жест. Наконец-то в их отношениях появилось ощущение родства. Правда, подметила: Яна какая-то замученная стала. От девки-сорвиголовы ничего и не осталось.

Тогда Яна отвела Надю в сторону: на бледном лице брюнетки и в карих глазах горел огонёк страха. Высокая Яна скукожилась возле маленькой блондинки Нади, заговорщически протараторила:

— Ты должна меня выслушать. Я видела в монастыре такое! Можно сойти с ума. Я об этом говорить ни с Олегом, ни с Давидом не могу.

— В каком монастыре? — Надя внимательно вглядывалась в её глаза.

— Где я срок отбывала, это бывший мужской монастырь. Он сто лет был монастырём, — испуганно ответила Яна. — Там в девятнадцатом веке жили монахи, а сейчас женская колония…

— М-м-м, да. Ладно, расскажешь потом, здесь не место. — Лёгкое ироничное выражение появилось на Надином лице.

После гибели мужа два года Надя прожила в определенной стабильности. А тут в один момент навалилось столько всего. Она сложила пальцы в замок, закинула руки за голову, откинувшись на подушку, легла навзничь. Расслабилась. В небольшой комнатке, где прошло её детство, так и веяло родной благостью. Висевшие на стене в рамках фотографии школьных лет привлекли внимание.

С тех пор как Надя покинула родной дом, обстановка в её комнате не менялась. Возле окна с чисто вымытыми стеклами и белоснежной тюлевой занавеской с крупным ажуром стоял письменный стол, блестевший лаком. Александр Фёдорович его смастерил своими руками. Дерево казалось погружённым в прозрачную воду. Надя в этом видела игру золотых волокон древесины.

Она спала с дочерью на большой полированной кровати, стоявшей у входа, а в детстве, на ней же — с мамой. Цветные ковровые дорожки придавали особую роскошь комнате.

Фотографии не отвлекли от пришедшего из сна образа чёрного монаха. К тому же шум дождя навевал тревогу. Она затаила дыхание. Медленно поднялась. Чтобы не беспокоить Дашин сон, аккуратно встала с кровати, машинально поправила пижаму, впрыгнула в тапочки, заправила короткие волосы за уши. Уже потрясённая воспоминаниями о повести Чехова «Чёрный монах», направилась к книжному шкафу.

На полках у каждого автора было определённое место. И меняться местами здесь не позволялось ни одной книге, а если такое и случалось, педантичная Надя тут же исправляла ситуацию. Работа в следственных органах тоже требовала скрупулёзности, коллеги не раз отмечали, следователь — это её призвание, но Надя наперекор всем пошла за любовью. Она нисколько не пожалела о своём поступке и откровенно бросилась в объятия любви. Пожалуй, тогда Надя подсознательно чувствовала, что вроде она и не причём, это сама Любовь выступала самостоятельным сгустком, любовь как данность. Любовь продолжала жить, хотя её объект — Корнилов — погиб.

Надя пробежала по страницам произведения. Поёжилась, вглядывалась в бегущие строчки перед глазами. Значит, мистический образ чёрного монаха являлся главному герою? А ведь это вовсе не мистика, видимо, Чехов сам имел такой опыт. Где-то в комментариях Надя читала о том, что идея повести пришла в голову Чехову после кошмарного сна с фигурой чёрного монаха, как смерч, несущейся над полем.

Некогда к Наде тоже являлся призрак свекрови, с которой в жизни ей не довелось познакомиться. Антикварное зеркало, висевшее в городской квартире в ванной комнате, обладало некой магической силой. Первый раз образ ушедшей в мир иной матери в зеркале увидел Корнилов. Затем и Надя, будучи в трансовом состоянии, заглянула к неизведанным тайнам другой мерности.

Придётся Яну выслушать…

По легенде, чёрный монах бороздил просторы Вселенной, пронзая пространство и время. Повесть Чехова заканчивалась трагически. Сам автор якобы объяснял, что эта повесть о мании величия. А ведь Слава Корнилов обладал такой чертой характера, и это так явно проявлялось в нём…

Несмотря на дождь, Надя решила отправиться в сад. На веранде накинула брезентовый дождевик и влезла в резиновые отцовские сапоги. Восхищалась ранним утром, свежестью весеннего дождя, любовалась оттенками новой зелени. Надя прикрыла глаза и вдохнула душистый аромат земли, который навевал восторг с легким налётом грусти.

Если Надя выйдет замуж за Олега, Яна станет родственницей, золовкой. А ведь желая заполучить в мужья Славу, когда-то Яна хотела, чтобы её брат женился на Наде. И ради этого стала любовницей и подельницей её мужа. Прям какая-то ирония судьбы…

Надя направилась к дому, и тут же на пороге появилась Татьяна Михайловна. Из-за её спины выглядывала Дашенька, то и дело надувая и втягивая бледные щёки. Сосредоточенное Надино лицо невольно озарилось улыбкой при виде балующейся дочери.

— В дом, в дом. Куда раздетая выскочила?

— А баби? — смеялась Даша.

— Бабушка тоже в дом.

Надя протянула руки к Даше, сжала в объятиях, направилась следом за матерью.

— Дождь закончился, солнышко вон скоро выглянет. Во второй половине дня мы поедем в город. Вы только не обижайтесь, мам. Хорошо?

Татьяна Михайловна одёрнула байковый халат, чтобы скрыть лёгкую нервозность и спросила с упрёком:

— Ну, а с женихом когда нас с отцом познакомишь?

Надя пожала плечами, закатила глаза вверх и, не улыбаясь, ответила тем же тоном:

— Успеем ещё познакомиться и с женихом. Не переживайте, мам.

Растущие вдоль автодороги деревья выбросили первые листочки и окрасились нежным налётом зелени. Лес проснулся, наполняя округу ароматом весны, словно желал перебить удушающий запах выхлопных газов проносящихся мимо машин. Природа вынуждена постоянно доказывать права на первозданность, а человек будто ослеп и оглох, не желая жить в гармонии с Флорой — древнеримской богиней расцвета и весны.

Надя ехала аккуратно, на заднем сиденье Дашенька привычно и мирно спала в детской автолюльке. Осталось только повернуть во двор, и — они дома. Через лобовое стекло увидела коренастого Олега, встречающего с широкой улыбкой на веснушчатом лице. Они накануне созвонились. Припарковавшись, Надя медленно вышла из машины, и ей показалось, будто послышалось учащённое сердцебиение Олега. Волнуется? В будоражащем воздухе вдруг мягким дуновением ветерка ударило по Наде лёгким духом человеческого пота. Тут же намерение поцеловаться с Олегом рассеялось, вызывая некое раздражение. Он поймал в Надиных глазах нотку укора, не стал настаивать на поцелуе и, сохраняя улыбку на лице, кивнул на её приветствие.

— Ты чем-то озадачена?

— Как видишь, — ответила сухо и тут же изменила тон на более мягкий: — Из багажника сумку с пакетом забери, а я Дашу возьму.

Олег покорно подчинился, отворил багажник и замер при виде книги, лежащей в стороне. С изумлением взяв её, прочёл: «Антон Чехов. Чёрный монах». С поклажей и книгой в руках Олег направился следом за Надей.

— Надя, а что тут чеховский чёрный монах делает?

— Чёрный монах является кое-кому, — иронизировала Надя.

— Что за ерунда? Хм. Интересно, к кому это он является? — искренне удивился Олег.

— Вот об этом я хочу поспрашивать у тебя.

— Странно! — удивился Олег ещё более и, уже поднимаясь на этаж следом за Надей, шутливо спросил: — Необходимо провести расследование? Или предъявить обвинение?

— Может быть, и расследование. По поводу обвинения не знаю пока… — В дверях, повернувшись к Олегу, Надя многозначительно добавила: — Но прежде надо выслушать Яну.

— Яну? — Олег совсем разволновался. — Она только недавно освободилась! И что? Успела что-то натворить?

— Ты заметил какие-нибудь изменения в ней после освобождения?

Надя на руках с Дашей достала из сумочки ключи и подала Олегу. Он отворил двери, в задумчивости ответил:

— Я, честно говоря, редко её вижу. К родителям не часто захожу, тем более там сейчас живёт Давид. Мать правда ворчит, что совсем их забыл…

Даша закапризничала.

— Она недоспала. Успокою, уложу, а ты проходи. Располагайся. — И Надя с дочерью направилась в спальню.

Олег остался в прихожей и неожиданно сконфузился. Даже немного оробел. Вдруг пришло прозрение: если он женится на Наде, то неизбежно будет жить в квартире Славы Корнилова. Надя же не переедет к нему в малосемейку?! Такое открытие начало удручать, но отступать от решения соединиться с Надей брачными узами он не собирался ни при каких обстоятельствах. Слишком долго и терпеливо ждал Олег этого момента. Отказаться от Нади? Нет! Она ведь приняла его предложение. Да и показалось, что Надя сейчас ведёт себя на правах жены и имеет определённую власть над ним. Пусть так, зато ему это льстило. Он привык к подобным отношениям в родительской семье.

Олег осторожно огляделся вокруг, заглянул в зал. Обстановка знакомая, приходилось бывать здесь при живом Корнилове. С тех пор ничего не изменилось: в современную мебель колоритно вписывался антиквариат.

Затем прошёл в кухню, поставил возле холодильника хозяйственную сумку и пакет, на стол кинул книгу. Она шумно шлёпнулась, привлекая внимание. Неожиданно для себя он снова потянулся к повести «Чёрный монах», с интересом открыл страницу с закладкой. С удивлением и вдумчиво начал читать отрывок:

«Едва он вспомнил легенду и нарисовал в своём воображении то тёмное привидение, которое видел на ржаном поле, как из-за сосны, как раз напротив, вышел неслышно, без малейшего шороха человек среднего роста с непокрытою седою головой, весь в тёмном и босой, похожий на нищего, и на его бледном, точно мертвом лице резко выделялись чёрные брови.

Приветливо кивая головой, этот нищий или странник бесшумно подошёл к скамейке и сел, и Коврин узнал в нём чёрного монаха. Минуту оба смотрели друг на друга — Коврин с изумлением, а монах ласково и, как и тогда, немножко лукаво, с выражением себе на уме.

— Но ведь ты мираж, — проговорил Коврин. — Зачем же ты здесь и сидишь на одном месте? Это не вяжется с легендой.

— Это всё равно, — ответил монах не сразу, тихим голосом, обращаясь к нему лицом. Легенда, мираж и я — всё это продукт твоего возбуждённого воображения. Я — призрак.

— Значит, ты не существуешь? — спросил Коврин.

— Думай, как хочешь, — сказал монах и слабо улыбнулся. — Я существую в твоём воображении, а воображение твоё есть часть природы, значит, я существую и в природе».

Дальше Олег пробежал бегло по строчкам. Вздохнул. С книгой из кухни осторожно двинулся через прихожую в сторону кабинета.

Ему почудилось — он проходит фейс-контроль, словно за ним наблюдает некая невидимка. Почему-то по телу пробежала дрожь. В какое-то мгновение он явно ощутил дезориентацию во времени. Будто бы начал впадать в лёгкую прострацию и что-то липкое обволакивало его. Мгновенно встрепенувшись, скинул с себя наваждение. Сделал глубокий вдох, заполняя воздухом лёгкие и живот, задержал дыхание на несколько секунд, быстро сбросил через рот, вытянув губы в трубочку.

Осмотрелся и всё-таки направился в кабинет. С минуту Олег простоял, закрыв глаза, вбирал привкус кабинета. Подошёл к книжному шкафу, приоткрыл дверцу, пробежал по корешкам книг. Присутствие чего-то неуловимого не покидало, цепко продолжало удерживать его в напряжении. Где-то внизу стукнула дверь. Олег растерянно дёрнулся. Разом зазвонил мобильник в кармане брюк, оказавшись спасательным сигналом. Полностью придя в себя, он немедленно вытащил сотовый, встревоженным взглядом прочёл: Эля. Засуетившись, Олег не стал отвечать, сбросил номер, поставил на беззвучку — она будет звонить настойчиво и не один раз. Эту очень щекотливую проблему тоже надо будет как-то деликатно решить.

Олег недоумённо провёл взглядом по книгам и хотел было пристроить Чехова, но тут вздрогнул, настолько взволновался, когда почувствовал, будто Надя мягко дышит ему в спину. В тишине кабинета он действительно слышал её спокойное дыхание. Олег медленно повернулся, посмотрел в упор испуганно. Не потерять бы её. В голове затаились мысли, о чём он не решался ей сказать вслух: «Я боюсь даже думать об этом, долго тебя ждал. Любовь моя сильна, но она запутанная. Когда всё выяснится, ты можешь сказать: как же ты мог предложить мне замуж? Не имел на это права. Не хочу отказа. Готов просить пощады на коленях, чтобы уже заранее быть прощённым».

Надя сильно наморщила брови и вопрошающе посмотрела на него, словно читала его мысли. Олег начал сочинять её ответ: «Может, я необдуманно приняла твоё предложение?» Олег ощутил жуть, сопутствующую страху. Что-то бессознательное пленило его в Наде, ведь для неё он уже давно отвёл определённое место в жизни.

— У тебя неприятности? — тихо спросила Надя.

— С чего ты решила?

— Растерянный какой-то. Неприятный звонок?

— Это по работе, — ответил нехотя. — Как Даша?

— Спит.

— Надь, ты меня прости. Я, пожалуй, пойду. Зайду к родителям. Мы поговорим ещё… успеем…

Надя кивнула на книгу в руках Олега.

— Но имей в виду, Яну надо выслушать. Хотелось бы вместе — и с Давидом в том же числе.

— Мы договоримся, обязательно, — мотнул головой Олег, передавая книгу Наде.

Она проводила жениха до прихожей.

— Даже от чая откажешься? У меня много интересных новостей, причём они и тебя касаются. Но раз спешишь, тогда в следующий раз. — Подставила губы, улыбнулась: — Можешь меня поцеловать.

Олег лишь чмокнул Надю. Выходя от неё, почувствовал, как его волевое лицо напряглось. В нём всё дышало силой. В сердце закралась тревога оттого, что новые отношения с Надей он начал с обмана, ведь звонили вовсе не с работы. А Надины намёки относительно сестры и прочитанные строки из повести Чехова: «…воображение твоё есть часть природы, значит, я существую и в природе…» — как всё это связанно с Яной? Не укладывалось. Как так? Яна освободилась по УДО, и теперь будет отмечаться каждый месяц у участкового, почти полтора года. На всякий случай Олег познакомился с новым участковым, чтобы быть предупреждённым о поведении сестры.

По дороге домой, как и обещал Наде, заехал к родителям.

Дверь открыла мама — Римма Сергеевна, восклицая, восторженно набросилась на любимого сына:

— Ты один? — Выглянула за дверь.

— С кем ты хотела меня видеть?

— Сегодня Эля приходила, спрашивала о тебе. Жаловалась. Не отвечаешь на её звонки. Даже на работу как-то тебе звонила. Там объяснили, что ты на выезде. Она уже не знает, что и думать. Расплакалась прям в коридоре, хотя я её приглашала пройти в комнату. Отец был на работе, а Яна слышала наш разговор. Как ушла Эля, тут же выпалила: Олег не будет с ней. Он женится на другой. Что же происходит? Ты мне разъясни, сынок?

Олег тяжко вздохнул, через силу улыбнулся и поцеловал мать в щёку.

— Мама, успокойся. Всё будет хорошо. — Озадаченно заглянул в комнату. — Где сейчас Яна?

— Она с Давидом в кинотеатр ушла. Яша у себя, в компьютере, а отец перед телевизором заснул. Я только прибралась на кухне. Давай покормлю тебя.

— Спасибо, мама. Домой я. Рано на работу.

— Там котлеты остались.

— Не голодный я, поел у Нади. — Тут же отметил для себя: сегодня двум женщинам сказал неправду.

— У Нади? У какой Нади? — по-видимому, догадываясь, с надрывом спросила Римма Сергеевна. — Сынок, сколько горя нам принесли эти Корниловы. Оставил бы ты их.

И в глазах матери Олег ясно прочитал: беда неотвратима. Он и сам, возможно, это понимал. Олег не мог предугадать поведение Эли и как всё может обернуться. Жениться на Эле? Ни в коем случае! Она чужая для него, хоть и знаком с ней уже около двух лет. Лишь теперь он перебирал её поведение, стараясь по отдельным поступкам разгадать характер этой напористой девушки с монгольским разрезом глаз.

Надежда Корнилова долго не могла успокоиться после услышанного рассказа про историю бывшего монастыря, который стал колонией, где Яна отбывала наказание за наркотики. Правда, Яна выдала только несколько скудных фраз о нём. Да и откуда бы ей знать об этой истории, да и не задумалась бы она никогда о монахе…

Особенно остро отозвалась в сердце Нади жизнь незрячего пророка старца Максима. Она, ещё мысленно переживая услышанное, озадаченно обвела взглядом сидящих на диване напротив: Давида — гражданского мужа Яны и Олега — её брата. Яна с чёрными длинными волосами, взятыми в хвост, с робкой улыбкой в этот день откровения казалась уставшей, старше, менее красивой, ссутулившейся, потому меньше ростом. Наде вспомнилось, как ещё недавно она считала Яну очень привлекательной, прям — топ-моделью. А что от неё осталось?!

Смешно было слышать от Яны, когда у неё спрашивали знакомые: «Шумилина, ты, сидела?», а она, немного задрав нос, отвечала: «Я числилась в монастыре».

Бывший следователь Надежда дослужилась до капитана, пока не променяла карьеру на любовь. И к тридцати шести годам из невзрачной девушки-следователя превратилась в подтянутую, харизматичную женщину.

Надя, привыкшая к странностям Яны, уже не удивлялась ничему. Даже тому, что Яна некогда была любовницей Надиного мужа, Славы Корнилова, который уже как два года в мире ином.

А сегодня история жизни старца зацепила Надю и не давала ей покоя. Кое-какие сведения об этом монахе она нашла в интернете и выяснила: оказывается, он схимонах — это высший сан монашества. Может, стоит лучше разобраться и для начала посетить его могилу в Оренбургской области? На электричке можно добраться за шесть часов, а на машине ещё быстрее. Решено.

Свет и жар летнего полудня навалились на Надю горячим дыханием, а ветер освежил легкой волной, когда она приближалась к кладбищу. Наручные часы фирмы Michael Kars, память от мужа, показывали двенадцать дня. Лёгкая дрожь пробежала по телу. Не оттого, что часы напомнили о нём. Что-то другое, потаённое глубоко в подсознании, в генной памяти. Надя обратила внимание на непредсказуемое беспокойство, горячее, живое, что внезапно вспыхнуло внутри сознания и вызвало мимолётное головокружение. «Позже поразмышляю», — быстрее молнии мелькнула мысль. Пока она искала могилу схимонаха Максима, вглядывалась в памятники, ей казалось, что тревожный бег теней умерших сопровождал её.

Заметила издали, как скользящей походкой по узкой дорожке направлялись люди к некому памятнику, догадалась: видимо, паломники.

В голове туманной волной звучали эхом вовсе не её мысли: «Пришла… Я тебя жду… Напишешь обо мне…» А между словами вспыхивал свет перед глазами, перетекая в пламя свечи. Какое-то наваждение — будто она в монашеском облачении сидит в пещере перед зажженной свечей и что-то шепчет под нос.

Надя замерла, вслушивалась в себя, приятное волнение кольнуло спину и опустилось по ногам. Не показалось. В унисон её мыслям мир насекомых вокруг жужжал, стрекотал, пел, свистел, изменял тембр и частоту, словно весёлый оркестр, заполняя воздушное пространство кладбища.

Надя внимательно огляделась: вдали от памятника монаху заметила убеленного сединой сгорбленного старика, который стоял, опираясь на костыль. Вздрогнула, будто старец встал из могилы и буравил её взглядом. Похоже, ему лет под сто.

Надя поправила шёлковый шарф на голове, медленно, но уверенно пошла к нему. Интуитивно почувствовала, что старик ждёт именно её.

— Здравствуйте. Меня зовут Надя.

— Значит, не ошибся, Надежда. И Слава Богу! — Перекрестился, причмокнул губами, потрепал белоснежную бороду. — Таки сон я видел, мне приснился опять старец Максим, требовал, чтобы я сегодня явился к нему. Тебя тоже во сне видел, узнал сразу.

— Интересно… — протянула в ответ Надя.

Сухощавое тело старика напоминало хрустальную снежинку. Наде казалось, чуть тронь, он тут же разлетится на звенящие осколки. Рискнула взять бережно под руку и повела к машине. Добротой и теплотой веяло от белоснежного старика. И рубашка на нём из светлого льна оттеняла его естественную природу.

Как ни странно, они вдвоём точно знали, для чего состоялась их встреча.

— Поедемте в какое-нибудь кафе, пообедаем. И вы мне всё расскажете о старце Максиме.

— Вам бы всё в кафе. Нет, ко мне домой! Дочь наварила супа на курином бульоне с домашней лапшой, она так тонко её режет, удивляюсь, как у неё это только получается, так что пообедаем дома. Я и фотографии покажу из альбома, и поведаю неторопливо о старце. — Вздохнул. — Не призывает меня батюшка Максим. Ещё лет десять назад как-то посетил могилку его. Думаю, ну всё, пора к старцу на небеса. Ан нет. Тебя ждал. Наконец всё передам и спокойно буду умирать. А то и жить на земле устал. — Небольшая пауза. — Доченька, меня зовут Анатолий Иваныч, можно просто Иваныч.

— Очень приятно. Анатолий Иванович, адрес назовите и поедем.

Пока ехали в небольшой уездный городок Бузулук, Анатолий Иванович не молчал:

— Мы в одной камере были, в тридцать седьмом. Двадцать мне таки было, а родился я в семнадцатом, вместе с революцией — батюшке Максиму почти что восемьдесят три года. Одному мне он предсказал-таки жить. Остальным ничего не сказал, видать, знал, что им погибель страдальцев. Уже после войны реабилитировали его и других, — убаюкивающим голосом сказывал старик. — Накануне своей смерти батюшка предупредил, мол, тебя отпустят сегодня, мол, ночью моим страданиям конец придёт, ты будешь знать, где моя могила, но никому не сказывай, иначе верующие начнут ходить к ней, пострадают за это, скажешь позже. Крест поставишь-таки. Потом началась война, батюшка тоже предсказывал об этом. Вернулся я с лёгким ранением, как и сулил старец, и вовсе забыл о нём. Так он начал сниться и таки грозно предупреждал: «Что ты, забыл обо мне!? Почему не говоришь, где моя могила и крест не ставишь?» Поначалу я не поверил сну. А батюшка ещё пуще снится и грозится-таки. Тогда епископ похлопотал и добился открытия кладбищенской Всехсвятской церкви, разрешили молиться. Я на клиросе появился-таки, всё и поведал верующим, как на духу. Теперь на его могилке лампадка постоянно горит и молитвы читают…

— Я обратила внимание, такая благодать возле его памятника, и народ идёт к нему, видимо, паломники.

— Верующие и неверующие, всякие идут к нему за просьбами. И с другой верой всё равно идут-таки. Говорят, помогает, как и при жизни. А о его чудесах из поколения в поколение передают. Больше полвека прошло, а народ местный помнит. Так вот.

Домой Надя возвращалась поздно, насытилась домашними угощениями, наполнилась рассказами о жизни и чудесах, которые творил старец; его молитвами спасались, исцелялись, утешались. В голове продолжали звучать монотонные слова Анатолия Ивановича, и вдруг его голос медленно начал перетекать в тембр Олега. Он, словно перебивая старика, признавался в любви. Месяц назад Олег действительно сделал ей предложение прямо перед могилой Надиного мужа. Именно в тот день и началось прикосновение к существованию некоего монаха.

Опять кладбище и, выходит, самое значимое место, ведь на свидание с ушедшими приходим. Клад-бище… — расшифровывала Надя. Клад, словно что-то ценное, зарыли в землю до поры до времени. А у греков некрополь, значит, город мёртвых. А что общего у этих слов: кладбище и некрополь?

Рассказ о жизни монаха завладел Надиным сознанием, а во внутреннем взоре встала фотография Матвея из альбома Анатолия Ивановича. Так звали схимонаха Максима от рождения. В тридцатилетнем возрасте незрячий Матвей ушёл в монастырь…

Вдруг озарило: «Он пришёл в монастырь в полдень! И на моих часах сегодня было двенадцать дня, когда я подходила к могилке старца…» В голове Нади продолжал звучать монолог Анатолия Ивановича: «В ночь, когда старец скончался-таки, мы проснулись от благоухания божественного, которое стояло на всю камеру. Потом было чудо, свет выплескивался из каждого угла камеры. Знамение такое вот было. Таки душа старца с нами распрощалась. Даже начальник тюрьмы сказал, мол, умер не простой человек, а святой. Признал-таки. А как не признать? Ежели за пару недель до смерти начальник-то сам обратился к старцу с просьбой жинку его излечить, мол, помирает, помоги, мол. А старец подал ему кружку с баландой, которую только принесли. Пил он из неё. На, мол, благословил, пусть выпьет, выправится. Начальник-то не сразу поверил, но кружку взял-таки. Так вот…»

И Надежда Александровна Корнилова полностью погрузилась в историю жизни старца, которую ей предстояло исследовать и поведать миру.

Тут и родилось название повести — «Схимник».