Вечное пламя

Виктор Бурцев (2009)

Первые, самые страшные недели Великой Отечественной войны. Немцы стремительно движутся на восток, отрезая от основных сил отдельные соединения Красной Армии и оставляя в тылу деморализованных солдат противника. Здесь, в партизанских белорусских лесах, оставшихся за линией фронта, происходят загадочные и страшные события, противоречащие историческому материализму. Похоже, фашистская Германия испытывает на оккупированных территориях новое чудовищное оружие, поднимающее мертвых и наделяющее их невероятной силой и кровожадностью… Правду предстоит выяснить попавшему в окружение и присоединившемуся к партизанскому отряду военному корреспонденту Ивану Лопухину, обладателю загадочного талисмана, который достался ему от старого колдуна в болотах Финляндии.

12

— Повернули мы туда? — хмуро поинтересовался Колобок, рассматривая пар, валящий из радиатора.

— А черт его знает… — Иван тупо пялился в карту. — Тут же ничего нет… Никаких указателей. Как специально сняли.

— Следопыт… — пробормотал Колобков. — Делать теперь чего?

— Ну, — Иван выбрался из машины, — воду бы найти надо. Зальем холодненькой. И до поворота…

— До какого поворота?!

— Ну, если смотреть по карте, то впереди поворот…

Колобков только головой покачал.

— Странно, что ни одной встречной нет. Ерунда какая-то. — Он вздохнул. — Ладно, пошли воду искать.

Они вытащили из-под заднего сиденья канистру и двинулись в лес.

Отходить далеко от дороги друзья опасались. Леса в этих краях были густые, непролазные. Однако воду нашли. Иван споткнулся о какую-то коряжину и с треском провалился в кусты. Вместо звучного удара раздался плеск.

— О! Водичка! — обрадовался Колобков и полез в кусты. — Ты как там, живой?

Водичкой оказалась маленькая, неглубокая речушка. Практически ручей, впадающий в Щару, которая, в свою очередь, питала Неман. Лопухин, мокрый насквозь, ругался под нос, а настроение Колобкова заметно поднялось. Он даже шутил и на обратном пути рассказывал анекдоты.

Иван взял у Димы канистру, открыл.

— Ты чего? — удивился Колобков.

— Думаю вот, что мокрый сухого не разумеет…

— Э… — Дима сделал шаг назад. — Ты не дури… Вода для радиатора нужна!

Иван догнал его только у машины.

Немного остывший, но все еще горячий радиатор довольно заворчал, когда в него полилась холодная вода.

— Ладно, как-нибудь доедем, — Колобков махнул рукой. — Давай, Сусанин, веди!

Иван тем временем выжал гимнастерку и кое-как оттер штаны от грязи.

— Прыгай уже! — поторопил его Дима. — Не на свидание. Вполне боевой вид. Лишь бы никто не подумал, что ты обмочился…

Лопухин сжал зубы и забрался на сиденье. Холодная ткань неприятно касалась тела.

А буквально за следующим поворотом была война…

Участники тех событий, кто выжил, называли дорогу на Слоним Дорогой смерти. С небольшой возвышенности, на которую выскочили из леса Лопухин с Колобковым, была отлично видна почти вся трасса. Брошенная техника. Дымящиеся машины. Несколько танков, глядящих пушками в землю. Большой санитарный грузовик с ослепительно-белым, а потому нереальным тентом, развевающимся на ветру. Страшный парус…

— Не понял, — пробормотал Колобков. Осторожно они подъехали ближе. — Бомбежка, что ли?

Действительно, вокруг уничтоженной колонны дымились воронки.

— А почему убитых нет?.. — Лопухин крутил головой. — Что за ерунда?

— Есть… — тихо отозвался Дима. — Есть…

Убитые действительно были.

Они лежали по другую сторону от медицинского грузовика. Жуткая, немыслимая куча мала, из которой высовываются окровавленные руки, ноги… Многие были перевязаны, в бинтах.

— Их убили! — с какой-то детской обидой воскликнул Колобков. — Раненых убили! Всех…

Лопухин метался между уничтоженными машинами.

Мертвых, таких незаметных поначалу, было много. Очень много. Водители, конвой, танкисты. Застреленные, сгоревшие, разорванные… Кровь. Гарь. Пепел.

На какой-то момент Лопухин потерял счет времени. Он носился от одного танка к другому, тормошил неподвижные тела, пытался кого-то поднять. Заглядывал в кузова грузовиков. Кричал. Звал. Зачем-то собирал оружие. Пытался копать могилу для какого-то лейтенанта, почему-то показавшегося таким знакомым.

Это была его первая, но далеко не последняя встреча со смертью. И ему можно было простить эту истерику…

Иван пришел в себя, только когда на него навалился всем весом Колобков. Лопухин забился, заверещал, как заяц, попавший в лапы к лисе.

— Ванька! Ванька! — орал чумазый Колобков в лицо Ивану. — Ванька!!! Там живой! Живой там!!! Спрятался…

И как выключилось.

Как оборвалось.

Истерика ушла, словно бы и не было. И только сосредоточенность, спокойная и отчетливая. Будто бы и дышать стало легче.

— Живой там… — Дима тянул Лопухина за собой. — Там…

Это был танкист. Капитан.

Диму спасло только то, что раненый боец расстрелял весь боезапас. Сначала из «ППШ», а потом и из «ТТ»… Капитан, контуженный, со страшной, рваной раной на спине, щелкал и щелкал курком, целясь в Колобкова.

— Капитан! — Иван осторожно вынул из рук раненого пистолет. — Капитан! Свои…

Вместе, осторожно, они выволокли бойца из-под подбитого танка.

Капитан скрежетал зубами и стонал. С губ его текла слюна, перемешанная с кровью.

— Слышишь меня? Слышишь?

Иван попытался вытащить из кармашка гимнастерки документы танкиста. Однако тот, будто повинуясь рефлексу, ухватил его за руку. Лопухин встретился глазами с раненым. Страшные, расширенные зрачки.

— Звери, — прохрипел капитан. — Звери! Слышь меня? Звери! Это были звери! Понимаешь?! Звери! Я троих, троих убил, троих! В упор! Вот так! — Он поднял руку и принялся яростно сжимать пальцы, словно снова и снова всаживая пули кому-то в грудь. — Не падают, не падают… Встают! Троих!

— Тихо, тихо… — Колобков нашел перевязочные пакеты и пытался закрыть рану на спине капитана. — Сейчас все будет хорошо. Все будет в порядке.

— Ничего не будет, — вдруг ясно и без надрыва сказал танкист. — С воздуха… Вы передайте. На Слоним не надо идти. Там ничего уже нет. Вы передайте… — Он говорил все тише и тише, сжимая в пальцах, покрытых коркой засохшей крови, документы. Как в Священное Писание, вцепившись в партбилет. — Мосты…

Капитан вдруг заулыбался, сразу став моложе. Будто встанет сейчас, отряхнется…

Только глаза сделались стеклянными и неживыми.

Лопухин осторожно закрыл глаза мертвому. Колобков сидел, зажмурясь.

— Что он говорил? — спросил Иван. Голос оказался вдруг хриплым и грубым. — Про зверей?

— Бредил. — Колобков поднялся. — Бредил, наверное. Контузило ведь… Да и крови потерял… У него спина располосована вся. С воздуха, говорит…

— Десант?

— Может, и десант…

Они отошли от разбитой колонны. Вернулись к машине.

— А делать-то чего?

— Назад надо возвращаться. Сообщить… — Колобков с тоской посмотрел в небо. — И вечер скоро… Вот дурная ситуация.

— Еще бы знать, куда мы заехали. Не могли мы Слоним так просто проскочить.

— Чего бы это не могли? Легко. Леса тут сам видишь какие… Не туда свернул и привет! Колонна на Слоним шла. А мы с тобой черт знает как, но обошли его стороной. Той же дорогой назад возвращаться? — Он посмотрел на приборную панель. — Топлива не хватит.

— А по этой нельзя. Если десант был, и капитан говорил…

— Да что капитан? Бредил он, поди. Откуда ему знать?..

Дима швырнул пилотку на землю. Сел рядом с машиной.

— Вот влипли…

— Возвращаться надо. Как хочешь, но возвращаться. Сообщить надо. Если десант, они тут могут таких дел наделать! Страшно подумать.

Колобков встал:

— Пошли. Посмотрим, может, в баках горючка осталась.

Они обошли все машины. Однако даже беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы понять: топлива нет. Изрешеченные топливные баки не оставляли никакой надежды.

— Ладно, — махнул рукой Лопухин. — Есть два варианта. Повернуть назад и не доехать или рвануть вперед. Найти там помощь, горючку, сориентироваться, и тогда уже назад. Риск есть, но передовая дальше. Точно дальше! И мы успеем.

Колобков задумался, потер ладонями лицо.

— Черт…

— Давай решайся. В конце концов, мы же военкоры!

Дима вздохнул.

— Ну, давай…

Это решение, несмотря на откровенную авантюрность, спасло им жизнь. Городок Слоним был взят немцами. Все коммунисты расстреляны. А часть, в которой находились военкоры, спешно отходила на север, чтобы через два дня влететь в котел вместе со всем Западным фронтом.