Как пишется история: Кронштадтские события 1921 года

Виктор Владимирович Попов, 2020

Ровно век назад – весной 1921 г. – в Кронштадте произошло одно из самых дискуссионных событий Гражданской войны. Ученые и публицисты сломали немало копий, стараясь разобраться в причинах конфликта между большевиками и революционными балтийскими матросами – героями 1917 г. В книге кандидата исторических наук Виктора Владимировича Попова мы увидим, как на протяжении века менялось наше отношение к кронштадтским событиям 1921 г., почему такой накал принимала идеологическая борьба и как дискуссия сегодняшнего дня влияет на наш взгляд на прошлое. Также автор приглашает к обсуждению дальнейших путей осмысления этого конфликта – знакового события всей Российской революции.

1. Исторические и историографические источники

Прикоснуться к прошлому мы не можем — оно, как широко известно, уже прошло. Но изучить прошлое мы можем, обратившись к сохранившимся источникам информации.

Во-первых, это первичные исторические источники — архивные материалы (опубликованные и нет).

Во-вторых — мемуары, свидетельства современников и очевидцев, периодическая печать. Зачастую эти вторичные исторические источники можно вполне рассматривать и как историографические.

В-третьих, это сами историографические источники — диссертации, монографии, научные статьи, учебно-методические и иные публикации профессиональных историков. К этой же группе относится и публицистика. Историографические источники и представляют максимальный интерес для этого исследования.

Сами сохранившиеся исторические документы не являются точным отражением прошлого. Чаще всего они предоставляют нам лишь фрагментарные данные о прошлом. Кроме того, они являются плодом деятельности человека со всеми его достоинствами и недостатками. Мог же автор документа неточно увидеть реальность? А кто сказал, что при отражении этой реальности он не был ограничен еще и временем, техническими возможностями, политикой, идеологией и, наконец, собственным мировоззрением и талантом? А исследователь, который потом берет в руки этот документ? Его интерпретация тоже будет отражением его личного субъективного опыта. Это уже следующая производная от прошлого. В свою очередь, исследование историографии — это производная от прошлого еще более высокого уровня. Конечно, на каждом этапе изучения прошлого мы отдаляемся от его объективного понимания. Но, во-первых, такой субъективизм исторических исследований более чем достоин изучения — он дает нам массу ценной информации о мотивах авторов. А во-вторых, привлечение максимально большого количества исторических источников позволяет нам хотя бы частично нивелировать этот субъективизм в исторической науке.

Поэтому, даже изучая историографию, мы не можем обойтись без собственно исторических источников — архивных материалов, как опубликованных, так и не использовавшихся ранее. Без них крайне сложно осуществить внутреннюю критику историографических работ. Изучение и анализ этих исторических источников позволяют оценить, например, информированность авторов. А если мы еще увидим, что автор был избирателен в подборе источников для исследования? Что каким-то документам он доверяет полностью, а какие-то обходит стороной? Может ли это продемонстрировать степень его пристрастности и политической мотивированности? Полагаю, что да. Значит, этой информацией нужно обязательно пользоваться при анализе и исследовании историографии.

При работе над этой книгой я обращался также к ранее не опубликованным документам. Часть документов фонда Кронштадтского Совета рабочих и солдатских депутатов³ из Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ) используется впервые при исследовании проблем Кронштадтских событий 1921 г. Это позволило лучше разобраться в хозяйственно-политических функциях Кронштадтского совета матросских, солдатских и рабочих депутатов. Эти документы во многом объясняют, почему к концу зимы 1921 г. большевистский Кронсовет утратил доверие основной массы кронштадтцев.

Из Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ) были использованы протоколы заседаний Кронштадтского укома за 1921 г.⁴ и протоколы заседаний Петроградского губкома за тот же период⁵. Здесь же была обнаружена еще одна копия докладной записки Э. И. Батиса⁶. Этот важный документ о причинах противостояния ранее уже был введен в научный оборот. Но копия была снята с другого экземпляра (из РГВА). В экземплярах из разных архивов различаются адресаты, что позволило лучше представить движение документа в высших военно-политических кругах страны.

При работе над темой исследования привлекались ранее не использовавшиеся документы из Российского государственного военного архива (РГВА). Это документы Центрального управления снабжения РККА и РККФ (ЦУС)⁷, также это документы Упрснабфлота⁸. Документы РГВА проливают дополнительный свет на хозяйственную жизнь и военную подготовку Балтфлота и гарнизона Кронштадта.

Помимо архивных документов в книге широко использовались и уже опубликованные источники. Исследователям Кронштадтских событий 1921 г. доступно сразу несколько сборников документов по истории выступления матросов. Почти сразу после подавления выступления кронштадтцев в 1921 г. в Праге в издательстве «Воля России» вышел сборник изданий «Известий Временного революционного комитета»⁹

В 1931 г. в СССР вышел сборник «Кронштадтский мятеж: сборник статей, воспоминаний и документов»¹⁰. Особенность этого сборника в том, что его составителей больше интересовали моменты вооруженной борьбы, участия коммунистов в разворачивавшихся событиях. Исходя из этого и подбирались документы и воспоминания. Однако кроме свидетельств об организации и проведении штурмов есть несколько ценных свидетельств и о первых часах выступления матросов.

Новый комплекс документов в 1973 г. опубликовал С. Н. Семанов в своей книге «Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 года»¹¹

Большим научным событием стал выход в 1990-е гг. сразу двух сборников документов о Кронштадтских событиях 1921 г. Возможность публикации такого большого массива документов появилась после снятия в 1990-е гг. секретности со следственных материалов. Сборники существенно отличаются между собой по принципу подбора документов для публикации.

Сборник о событиях в Кронштадте весной 1921 г., подготовленный международным фондом «Демократия»¹², получил критику со стороны ряда специалистов за ангажированный подход к подбору материала и многочисленные фактические ошибки¹³. Этот пример лишний раз демонстрирует доминирование идеологических и политических установок в такой, казалось бы, объективной форме, как публикация документов. На этом примере видно именно историографическое значение такой публикации для характеристики отечественной историографии «прозападного толка» в 1990-е гг.

Другой сборник, опубликованный два года спустя, в 1999 г., — «Кронштадтская трагедия 1921 года: документы в двух книгах»¹⁴ — дает нам пример иного рода, а именно научно обоснованной и добросовестной публикации документов. Этот сборник на сегодняшний день является наиболее полным собранием документов по Кронштадтским событиям 1921 г. В выпущенный издательством РОССПЭН двухтомник вошло 834 документа, кроме того, четыре документа опубликованы полностью в примечаниях. Представительность этого издания можно оценить, сравнив его с предыдущим сборником 1997 г., который включил только 278 документов¹⁵. В этом издании были опубликованы материалы из следующих хранилищ: Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Российского государственного военного архива (РГВА), Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ), Архива президента РФ, Центрального архива ФСБ (ЦА ФСБ), Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб.), Архива внешней политики Министерства иностранных дел России (АВП РФ). Несомненным достоинством сборника 1999 г. для отечественной историографии является обширное привлечение зарубежных источников.

Конечно, в своей работе я не мог не обращаться к опубликованным воспоминаниям. Следует отметить характерную особенность мемуарной литературы при использовании ее в качестве комплексного историко-историографического источника. Мемуары отличаются от непосредственных свидетельств очевидцев (писем, протоколов и т. д.) двумя особенностями. Во-первых, разнесенностью во времени и, следовательно, неизбежно ощутимым влиянием апостериорного взгляда мемуариста, который знает, что произошло после описываемых событий. Во-вторых, неизбежным влиянием на мемуариста окружающей его социальной, политической и культурной среды. Со временем могло поменяться и мировоззрение автора. Поэтому мемуары занимают особое, промежуточное положение между собственно историческими источниками и историографией, сочетая элементы обоих.

В отличие от воспоминаний, выходивших на Западе, советская мемуаристика создавалась и, что более важно, публиковалась в жестких идеологических и политических рамках. Воспоминания в обязательном порядке проходили предпечатную «литературную» обработку и цензуру. Существовавшая в СССР модель «историографической моноконцепции» и директивное наличие «принципа партийности» в исторической литературе приводили к неизбежности историографической обработки мемуаров профессиональными корректорами с историческим образованием, которые, в частности, отслеживали «правильность» указания хронологии, названий, имен исторических личностей, нумерации съездов и пленумов партии и т. п. В силу всех вышеизложенных соображений допустимо использовать мемуарную литературу не только в качестве исторического, но и историографического источника.

В советский период у нас и за рубежом были опубликованы воспоминания многих участников событий. При анализе мемуарной литературы следует учитывать ее фрагментарность и исключительную субъективность. Важно не забывать и о разной степени вовлеченности мемуаристов в разворачивавшиеся события. Можно ли, например, опираться на воспоминания красных командиров — участников штурма в оценке причин конфликта? Особенно если они о конфликте узнали из официальных правительственных сообщений только при отправке в район Петрограда.

Поэтому зачастую и трудно провести границу между воспоминаниями и политической публицистикой. К тому же мемуары содержат массу сведений, не относящихся к теме исследования.

В сборнике документов «Кронштадтская трагедия 1921 года»¹⁶ опубликованы некоторые черновики воспоминаний участников движения, их статьи. Многочисленные письма участников событий можно также рассматривать как близкие к личным воспоминаниям. Представляют интерес письма руководителя ВРК С. М. Петриченко¹⁷, воспоминания командира тяжелой артиллерии форта «Риф» Ю. Ф. Макарова и рукопись статьи члена ВРК И. Е. Орешина «Кронштадтское восстание и его значение»¹⁸

Среди эмигрантских источников следует выделить те документы, которые позволяют поставить вопрос о возможном существовании в Кронштадте весной 1921 года подпольной организации, принявшей активное и успешное участие в движении. Здесь, кроме откровенно сфальсифицированного сообщения в парижской газете «Эхо Парижа» от 13 февраля 1921 г. «о тяжелых беспорядках, происшедших в Кронштадте»¹⁹ (именно на эту статью ссылался Л. Д. Троцкий в правительственном сообщении от 2 марта 1921 г.), существуют и документы, заслуживающие серьезного изучения. Прежде всего, документ, обнаруженный американским специалистом П. Эвричем в Русском архиве при Колумбийском университете в США. По мнению П. Эврича, а с ним соглашается и отечественный историк Ю. А. Щетинов, автором этой докладной записки является кадет Г. Ф. Цейдлер, один из координаторов деятельности РОКК в Финляндии с Национальным центром в Париже²⁰. Документ этот датируется периодом с января по середину февраля 1921 г. Опубликованы и некоторые другие документы, позволяющие предположить наличие подпольных организаций в Кронштадте весной 1921 г.

А вот с официальной позицией руководства страны и местных органов власти по вопросу о причинах выступления матросов можно ознакомиться по периодическим изданиям. В первую очередь речь идет о газетах «Петроградская правда» и, конечно, «Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов». В них печатались официальные обращения и приказы. Эта же информация дублировалась в большинстве региональных изданий во всей России. Основные статьи многократно публиковались в монографиях и сборниках документов.

Кронштадтцы тоже выпускали газету — «Известия Временного революционного комитета матросов, красноармейцев и рабочих гор. Кронштадта». Все издания этой газеты были выпущены отдельной брошюрой эсеровским издательством «Воля России» в 1921 г. в Праге. Это издание для зарубежных авторов надолго стало основным источником по истории выступления матросов. В газете были напечатаны резолюции, обращения, приказы и другие материалы Кронштадтского ВРК, а также статьи пропагандистского характера.

Кроме того, статьи о событиях на Котлине можно найти во всех ведущих зарубежных газетах тех дней. При этом все зарубежные публикации, посвященные Кронштадтским событиям 1921 г., четко делятся на две различные группы изданий. Это, во-первых, собственно западные (английские, французские, американские, испанские и т. д.) газеты, а во-вторых, это периодика, издаваемая русской эмиграцией.

В качестве примера наиболее респектабельных западных газет того периода назовем The New York Times, The London Times, La Stampa, Le Figaro, «Политика» и многие другие периодические издания. Публикации в этих газетах не выдерживают серьезной критики в качестве источника по истории самих событий. Как мы еще убедимся в соответствующих главах, материалы, опубликованные в зарубежной периодической печати, изобилуют большим количеством фактических ошибок, домыслов, а зачастую и просто фантазий. Однако они позволили нам исследовать общественное мнение рядовых обывателей и низов западного общества и проиллюстрировать типичные стереотипы восприятия Советской России в те годы.

Разумеется, в 1921 г. среди всей зарубежной прессы наиболее оживленную реакцию Кронштадтские события вызвали в эмигрантских журналах и газетах. Например, статьи о Кронштадтском восстании публиковали такие газеты, как «Свобода», «Воля России», «Народное дело», «Общее дело» и многие другие. Особенность материалов эмигрантской печати — их заметная политизированность и ангажированность.

Но главный интерес для моей работы представляли отечественная и зарубежная историография Кронштадтских событий 1921 г. — совокупность трудов отечественных, эмигрантских и западных историков и публицистов, посвященных событиям в Кронштадте весной 1921 г. В книге мы познакомимся с различными концепциями причин и сущности Кронштадтских событий 1921 г., методологическими подходами и исследовательскими приемами, их генезисом и эволюцией в отечественной и зарубежной историографии. Передо мной также стояла задача показать развитие историографии в самом широком историческом контексте — то есть без отрыва от исторической, культурно-цивилизационной, партийно-политической, социальной, идеологической обстановки и принадлежности авторов к тем или иным историографическим научным школам.

Историографию Кронштадтских событий 1921 г. мы можем разделить по хронологическому принципу на три крупных периода. Перипетии политической борьбы внутри и вне СССР определяли особенности развития историографии в каждый из этих периодов.

1) Период 1920–1930-х гг., когда происходило накопление свидетельств и фиксация источников. В советской и западной публицистике начала 1920-х гг. особо выделяется наследие непосредственных участников конфликта с обеих сторон. Трактовки произошедших событий можно условно группировать в три основные концепции: советская «Кронштадтского мятежа», леворадикальная антибольшевистская «Кронштадтского восстания» — «Третьей революции» и, наконец, концепция Л. Д. Троцкого.

2) Период идеологической дискуссии между советскими и западными исследователями в годы холодной войны середины 1940-х — середины 1980-х гг., который привел к появлению двух хорошо обоснованных и конкурирующих концепций: «Кронштадтского антисоветского мятежа» в историографии СССР и «Кронштадтского антикоммунистического восстания» в западной антисоветской историографии. Послужившая основой для западных концепций леворадикальная концепция «Третьей революции», а также троцкистская версии в этот и последующий период существуют в узком кругу маргинальных малотиражных изданий.

3) Период кризиса классических подходов к кронштадтской проблеме как в СССР, так и на Западе в 1990-е гг. Введение в оборот новооткрытых источников. Начало методологического переосмысления Кронштадтских событий в отечественной историографии 2000–2010-х гг.

Если на Западе исследование проблем Кронштадтских событий 1921 г. с начала 1990-х годов по причинам политического характера почти замерло, то в нашей стране продолжают выходить и переиздаваться работы, посвященные этому событию. Издание этих книг, репортажи по центральным телевизионным каналам, широкое обсуждение проблемы в Интернете подтверждают научную и общественную значимость этой темы. В то же время, несмотря на издание новых работ, вопросы о причинах выступления матросов в 1921 г., его исторического значения в контексте истории Российской революции, как мне кажется, все еще требуют определения новых, созвучных сегодняшнему дню, подходов.

В этой книге я предлагаю подвести определенный итог столетнего изучения Кронштадтских событий 1921 г. Проанализировав методологические подходы, а также политические и исследовательские мотивации разных авторов, я уверен, мы и сможем во многом нащупать эти новые подходы к исследованию проблемы.

Разумеется, большинство авторов в той или иной степени и ранее рассматривали комплекс историографического наследия по данной проблеме. Это и неудивительно, ведь значительный интерес к Кронштадтским событиям 1921 г. проявился в большом объеме научной и публицистической литературы. А движение дальше в исторической науке попросту невозможно без знакомства с аргументацией оппонентов.

В работах отечественных историков традиционно уделялось большое внимание вопросам историографии. Это справедливо и по отношению к исследованиям по истории Кронштадтских событий. Историографические обзоры обязательно присутствуют в монографиях и диссертациях по исследуемой проблеме. Наиболее полные обзоры с присутствующим в них критическим анализом — это историографические обзоры в книге С. Н. Семанова²¹ и диссертации М. А. Елизарова²². Также в нашей стране было опубликовано несколько статей, специально посвященных историографии Кронштадтских событий²³

Первой специальной работой, посвященной историографии Кронштадтских событий, стала статья известного советского политического деятеля и историка М. А. Лурье «Кронштадтский мятеж 1921 года в советской и белой литературе»²⁴, вышедшая в 1931 г. Написанная в период политических процессов конца 1920-х — начала 1930‑х годов, статья больше нацелена на доказательство связи кронштадтцев с зарубежными спецслужбами и обоснование мелкобуржуазной природы движения. Автор, связывая события в Кронштадте с процессами в деревне, уделяет внимание критике ошибочных, на его взгляд, мнений о классовой борьбе в крестьянской среде в 1921 г.

М. А. Лурье классифицировал существовавшую литературу по событиям в Кронштадте 1921 г. По мнению исследователя, источники можно поделить следующим образом: брошюры и статьи научно-исследовательского характера; воспоминания участников подавления выступления; публицистическая литература с элементами воспоминаний; учебная литература; газеты периода самих событий.

К недостаткам такой классификации можно отнести выделение учебной (а заодно и воспитательной) литературы, по сути производной от научной и публицистической литературы, в отдельную категорию. Следует отметить, что сохранились и воспоминания участников выступления, а не только его подавления. Также нужно обратить внимание, что с выходом сборников документов по исследуемым событиям в 1990-е гг. несколько упало значение газет периода Кронштадтских событий 1921 г. в качестве единственных исторических источников, тем более что основная масса газетных статей является перифразом официальных сообщений.

Обширный историографический обзор присутствует в книге С. Н. Семанова «Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 года»²⁵, вышедшей в 1973 г. И если автор при разговоре о советской историографии ограничился лишь перечислением ключевых исследований, то некоторые его выводы относительно зарубежной историографии весьма ценны. Так, С. Н. Семанов обратил внимание, что западные авторы практически не обращались в своих работах к исследованиям советских коллег²⁶. Следует, правда, признать, что и отечественные авторы мало внимания уделяли западным публикациям. На мой взгляд, это определяется разной проблематикой исследований у нас и за рубежом, а также разными методологическими подходами. Сам С. Н. Семанов очень активно привлекал опубликованные П. Эвричем документы из эмигрантских фондов.

С. Н. Семанов верно определил два периода в зарубежной историографии. В первый период (1920–1930‑е гг.) проблемы Кронштадта были интересны исключительно анархистам, социалистам и эмигрантам. Во второй (послевоенный) период программные заявления кронштадтцев начали широко использоваться в идеологической борьбе против Советского Союза. Частично социалистические и при этом полностью просоветские лозунги, когда-то механически взятые кронштадтцами из программ различных политических партий, хорошо адаптировались для антисоветской пропаганды в 1950–1970-е гг.

Существенный недостаток историографического обзора С. Н. Семанова — отсутствие по вполне понятным причинам анализа работ Л. Д. Троцкого. В тот исторический период публикация работы с анализом трудов Л. Д. Троцкого вряд ли была возможна.

Важнейшая специальная историографическая работа — статья И. М. Шишкиной «Буржуазная историография кронштадтского мятежа 2 марта 1921 г.», вышедшая в 1974 г.²⁷ Выводы автора статьи развиваются и дополняются в главе «Неизвестная революция» в монографии «Правда истории и домыслы советологов», опубликованной Институтом истории партии в Ленинграде в 1977 г.²⁸

В своей работе И.М. Шишкина подробно разобрала основные подходы к исследованию Кронштадтских событий 1921 г. в западной историографии, проанализировала аргументацию зарубежных исследователей. Особенностью работы является освещение только послевоенного периода в западной историографии вопроса. И. М. Шишкина осознанно не включила в исследование анализ работ анархистов и Л. Д. Троцкого. Работа прикладного, пропагандистского характера должна была суммировать набор контраргументов для дискуссии именно 1970-х гг. А к этому моменту концепции Л. Д. Троцкого и его политических оппонентов — анархистов — практически полностью были вытеснены из зарубежной историографии, разработка их стала уделом небольших маргинальных политических групп.

И. М. Шишкина точно уловила ключевые тенденции западной историографии послевоенного периода. Во-первых, она корректно указала, что «обращение к этому контрреволюционному выступлению служит для… буржуазной историографии поводом для того, чтобы «гальванизировать» лозунги кронштадтских мятежников и использовать в борьбе против социализма…»²⁹. В результате этого, по мнению автора, большинство исследований превратились в «вульгарную апологию мятежа». Во-вторых, И. М. Шишкина указала на следующую методологическую особенность, вытекающую из задач, стоящих перед западными исследователями. Стремясь представить выступление матросов как массовое, всенародное явление, зарубежные исследователи замалчивают или затушевывают его социальную сущность. И это существенно отличает западную историографию от советской, достигшей больших успехов в исследовании социального состава кронштадтцев³⁰. И хоть накопленный советскими исследователями материал, по нашему мнению, использовался для подтверждения не вполне справедливой версии о мелкобуржуазной (крестьянской) природе выступления, можно согласиться с мнением И. М. Шишкиной, что отечественные исследователи точнее описали социальные процессы в Кронштадте накануне событий 1921 г.³¹

Можно согласиться с И.М. Шишкиной и в вопросе оценки исследования зарубежными специалистами программных заявлений матросов. По ее мнению, в западной историографии не проводилось критического анализа заявлений кронштадтцев. Не замечая эклектичного и популистского характера резолюций и воззваний кронштадтцев, разнонаправленного влияния на них меньшевистских, эсеровских и анархистских программ, зарубежные авторы старались представить движение как беспартийное, общенародное, подлинно социалистическое и революционное. Справедливости ради необходимо признать, что и в советской историографии обращали внимание только на сходство программы мятежников с меньшевистскими листовками того периода. Это и позволяло советским авторам классифицировать кронштадтское выступление как «правое» и мелкобуржуазное. И. М. Шишкина, на мой взгляд, справедливо отметила, что для западной историографии послевоенного периода характерно стремление любой ценой опровергнуть любое возможное внешнее влияние на события, а также возможность существования заговора³². Как мы увидим ниже, для западных исследователей это была несложная задача.

К сожалению, работа И. М. Шишкиной не лишена существенных (и характерных для того времени) недостатков. Как мы уже отмечали, она не исследовала довоенные западные публикации. Исследования И. М. Шишкиной страдают чрезвычайной политизированностью, однобокими оценками. Отстаивая точку зрения советских историков, И. М. Шишкина сознательно «не замечает» некоторых методологических преимуществ зарубежных авторов, в первую очередь их стремления расширить временные рамки вызревания противоречий между кронштадтцами и большевиками, их понимания, что 1921 г. был продолжением 1917 г. При этом можно вполне согласиться с И. М. Шишкиной, что «лозунги кронштадтских мятежников» в западной историографии используются как «инструмент борьбы против социализма в современных условиях»³³. Она справедливо отмечает, что для достижения своих политических целей западные исследователи «пытаются представить Кронштадтский мятеж либо как народную революцию, либо, по крайней мере, как широкое восстание масс против Советской власти»³⁴

Отдельно следует отметить историографический обзор в диссертации В. А. Демидова³⁵. Впервые в отечественной историографии автор, давая обзор зарубежной литературы, не руководствовался идеологическими догмами, постарался непредвзято описать ключевые западные историографические концепции. К сожалению, В. А. Демидов не смог сделать того же в отношении работ отечественных коллег. В характерном для 1990-х гг. ключе автор осуждает отечественную историографию за «тенденциозность и односторонность», сводя все ее достоинства лишь к исследованию социального «состава матросов Балтики»³⁶. Автор не проводит анализ аргументации своих предшественников, не разбирает методологические приемы оппонентов. Но он отмечает разницу между советской и зарубежной историографией Кронштадтских событий 1921 г., указывая на интерес к разным проблемам у нас в стране и за рубежом. Так, В. А. Демидов указывает, что западных исследователей «в первую очередь интересуют не мероприятия большевиков по подавлению восстания, а деятельность самих повстанцев»³⁷

По большей части избавлен от чрезмерной политической ангажированности историографический обзор М. А. Елизарова в диссертации «Левый экстремизм на флоте в период Революции 1917 года и Гражданской войны (февраль 1917 — март 1921 гг.)»³⁸. И хотя основной целью исследования М. А. Елизарова были многочисленные проявления экстремизма на флоте, их идеологическая основа и автор почти не затрагивал многие политические и экономические аспекты существования Кронштадта, тем не менее автор уделил серьезное внимание Кронштадтским событиям 1921 г. В том числе и в историографическом плане. В отношении зарубежной историографии М. А. Елизаров высказывает мнение, с которым, мне кажется, можно согласиться, что она «была объективнее, отмечая, что инициаторами восстания были не мелкие крестьяне-собственники»³⁹. Однако можно поспорить с автором в том, что «видеть левые причины Кронштадтского восстания П. Эвричу и другим западным историкам позволяла возможность знакомства с мало затронутыми цензурой публикациями о восстании эмигрировавших на Запад его участников, а также анархистских и других «левых идеологов»⁴⁰. Дело в том, что с этим источником работали и советские специалисты, имевшие к тому же доступ и к обширным архивам, закрытым для их оппонентов. Интерес к работам анархистов и кронштадтцев у западных исследователей был обусловлен принципиально другими методологическими подходами, продиктованными, в свою очередь, их публицистическими задачами. Сам же М. А. Елизаров верно указывает на особенность отечественной историографии: «изображение Кронштадтского восстания в отрыве от революционного прошлого моряков-балтийцев»⁴¹

В разделе, посвященном Кронштадтским событиям, он отметил, что В. И. Ленин не дает ясного и однозначного ответа на вопрос о причинах движения матросов. По мнению М. А. Елизарова, «ленинская методология в принципе позволяла советским исследователям объективно оценивать «левый» фактор в Кронштадтском восстании, но политическая заинтересованность в показе «руки Запада» и «контрреволюции» брала верх. Восстание в советских учебниках выглядело правым»⁴²

Также автор указывает на другую крайность отечественной историографии времен перестройки и 1990‑х гг. — идеализацию мотивов кронштадтцев⁴³. В таком подходе, как мы еще увидим, многие отечественные авторы того периода начали сближаться с западными советологами 1950–80-х гг.

Как и авторы других историографических исследований, М. А. Елизаров не указал на такие существенные особенности историографии Кронштадтских событий, как использование политических заявлений матросов без глубинного внутреннего анализа. М. А. Елизаров также не упоминает об особом взгляде Л. Д. Троцкого периода 1930-х гг.

В западной исторической науке в работах, посвященных Кронштадтским событиям, авторы уделяли, к сожалению, мало внимания историографии проблемы. Редкие исследователи только упоминали, но не анализировали существовавшую литературу. Если и писали о наличии каких-то альтернативных концепций, то без указания авторов и изданий. Показательна здесь, например, позиция П. Эврича — одного из ведущих западных специалистов по вопросам Российской революции, Гражданской войны и анархистского движения. П. Эврич писал: «Советские авторы, в значительной мере исказив факты, изложенные несколькими западными историками, выставляли мятежников либо простаками, позволившими одурачить себя, либо агентами белогвардейского заговора»⁴⁴. Автор сознательно пытался нивелировать заслуги советской исторической науки, без должного критического анализа работ отечественных исследователей обвиняя их в искажении фактов. П. Эврич также обошел вниманием тот очевидный факт, что как раз работы советских авторов основаны на богатейших архивных материалах, недоступных зарубежным исследователям. Такое небольшое и поверхностное внимание, уделяемое западными авторами историографическим проблемам, к сожалению, делает их работы более публицистическими, нежели научными. Единственная зарубежная работа, в которой предпринята попытка дать хоть поверхностный анализ существовавших тогда историографических концепций Кронштадтских событий 1921 г., определить суть дискуссии, была предпринята английским исследователем Г. Катковым в 1959 г.⁴⁵ Автор верно отмечает, что по существу дискуссия строится вокруг оценки роли большевиков в революции. По мнению Г. Каткова, для одних авторов Кронштадт — это продолжение революции, а поражение движения матросов — ее окончание. Для других же исследователей события весны 1921 г. — контрреволюционный антисоветский мятеж. Далее Г. Катков однозначно солидаризируется с первой точкой зрения, безапелляционно осуждая вторую⁴⁶

Как мы увидели, до сегодняшнего дня как в России, так и на Западе не было предпринято комплексного исследования историографии Кронштадтских событий 1921 г. Отдельные тенденции в историографии вопроса хоть и отмечены разными авторами, тем не менее требуют дополнительной аргументации, нуждаются в уточнении, сравнительном и критическом анализе, обобщении, типологизации и периодизации. Кроме того, требует определенной коррекции и чрезвычайная политизированность историографических исследований прошлых лет. А для начала нам предстоит отправиться туда, где все и начиналось, — в холодную весну 1921 г.

Примечания

3

РГА ВМФ. Ф. р-661. Оп. 1. ДД. №№ 272, 298, 303, 304, 344.

4

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 13. Д. № 761.

5

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 13. ДД. №№ 753–754.

6

Доклад Батиса Э. И. Кронштадтские события // РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 13. Д. № 761. ЛЛ. 25–26.

7

РГВА. Ф. 46. Оп.17. Д. 5.

8

РГВА. Ф. 50. Оп.1. ДД. 136, 192. Оп. 2. ДД. 48, 80, 344.

9

Правда о Кронштадте. Прага: изд. газеты «Воля России», 1921. 183 с.

10

Кронштадтский мятеж: Сборник статей, воспоминаний и документов / Под ред. Н. Корнатовского. Л., 1931. 234 с.

11

Семанов С. Н. Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 года. М.: Наука, 1973. 232 с.

12

Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. / Составление, введение и примечания В. П. Наумова, А. А. Косаковского. М.: МФД, 1997. 432 с.

13

См.: Кудрявцев И. И. Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. // Отечественные архивы. 1997. № 5. С. 107–109; Гусев К. В. Кронштадт. 1921. М.: Международный фонд «Демократия». 1997. 430 с. // Вопросы истории. 1998. № 10. С. 158–159.

14

Кронштадтская трагедия 1921 года: документы в двух книгах / Сост.: М. А. Антифеева и др.; Ред. кол.: В. П. Козлов (отв. ред.) и др. М.: РОССПЭН, 1999. Кн. 1. 688 с. Кн. 2. 672 с.

15

Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. / Составление, введение и примечания В. П. Наумова, А. А. Косаковского. М.: МФД, 1997. 432 с.

16

Кронштадтская трагедия 1921 года: документы в двух книгах / Сост.: М. А. Антифеева и др.; Ред. колл.: В. П. Козлов (отв. ред.) и др. М.: РОССПЭН, 1999. Кн. 1. 688 с. Кн. 2. 672 с.

17

Письмо бывшего председателя Кронштадтского ВРК С. М. Петриченко брату по вопросу о возвращении на родину, о политической оценке восстания в Кронштадте и экономическом положении рабочих в Финляндии // Кронштадтская трагедия 1921 года: Док.: Кн. 2. М.: РОССПЭН, 1999. С. 339–341.

18

Воспоминания быв. командира тяжелой артиллерии ф. Риф Ю. Ф. Маркова о событиях на форту во время Кронштадтского восстания // Кронштадтская трагедия 1921 года: Док.: Кн. 2. М.: РОССПЭН, 1999. С. 339–341; Рукопись бывшего члена Кронштадтского ВРК И. Е. Орешина «Кронштадтское восстание и его значение» // Кронштадтская трагедия 1921 года: Док.: Кн. 2. М.: РОССПЭН, 1999. С. 330–334.

19

Информация газеты «Эхо Парижа» о «тяжелых беспорядках, происшедших в Кронштадте» // Кронштадтская трагедия 1921 года: Док.: Кн. 1. М.: РОССПЭН, 1999. С. 85.

20

Из докладной записки руководству Национального центра в Париже об организации вооруженного восстания в Кронштадте и обеспечении его поддержки со стороны правительства Франции // Кронштадтская трагедия 1921 года: Док.: Кн. 1. М.: РОССПЭН, 1999. С. 60–62.

21

Семанов С. Н. Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 года. М.: Наука, 1973. 232 с.

22

Елизаров М. А. Левый экстремизм на флоте в период Революции 1917 года и гражданской войны (февраль 1917 — март 1921 гг.): дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. СПб., 2007. 577 с.

23

Лурье М. А. Кронштадтский мятеж в советской и белой литературе // Красная летопись. 1931. № 2. С. 225–240; Лурье М. А. Оценка кронштадтского мятежа в произведениях В. И. Ленина // Красная летопись. 1931. № 3. С. 167–175; Шишкина И. М. Буржуазная историография кронштадтского мятежа 20 марта 1921 г. // Военно-исторический журнал. 1974. № 3. С.85–97.

24

Лурье М. А. Кронштадтский мятеж в советской и белой литературе // Красная летопись. 1931. № 2. С. 225–240.

25

Семанов С. Н. Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 года. М.: Наука, 1973. С. 232.

26

Семанов С. Н. Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 года. М.: Наука, 1973. С. 15

27

Шишкина И.М. Буржуазная историография кронштадтского мятежа 2 марта 1921 г. // Военно-исторический журнал. 1974. № 3. С. 85–97.

28

Шишкина И.М. Правда истории и домыслы советологов. Л. 1977. 192 с.

29

Шишкина И. М. Правда истории и домыслы советологов. Л. 1977. С. 73.

30

Шишкина И. М. Правда истории и домыслы советологов. Л. 1977. С. 74–75.

31

Шишкина И. М. Правда истории и домыслы советологов. Л. 1977. С. 75.

32

Шишкина И. М. Правда истории и домыслы советологов. Л. 1977. С. 88–91.

33

Шишкина И. М. Правда истории и домыслы советологов. Л. 1977. С. 73.

34

Шишкина И. М. Правда истории и домыслы советологов. Л. 1977. С. 74.

35

Демидов В. А. Кронштадтское восстание 1921 года: дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. М., 1996. С. 185.

36

Демидов В. А. Кронштадтское восстание 1921 года: дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. М., 1996. С. 4.

37

Демидов В. А. Кронштадтское восстание 1921 года: дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. М., 1996. С. 8.

38

Елизаров М. А. Левый экстремизм на флоте в период Революции 1917 года и Гражданской войны (февраль 1917 — март 1921 гг.): дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. СПб., 2007. 577 с.

39

Елизаров М. А. Левый экстремизм на флоте в период Революции 1917 года и Гражданской войны (февраль 1917 — март 1921 гг.): дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. СПб., 2007. С. 33.

40

Елизаров М. А. Левый экстремизм на флоте в период Революции 1917 года и Гражданской войны (февраль 1917 — март 1921 гг.): дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. СПб., 2007. С. 33.

41

Елизаров М. А. Левый экстремизм на флоте в период Революции 1917 года и Гражданской войны (февраль 1917 — март 1921 гг.): дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. СПб., 2007. С. 34.

42

Елизаров М. А. Левый экстремизм на флоте в период Революции 1917 года и Гражданской войны (февраль 1917 — март 1921 гг.): дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. СПб., 2007. С. 35.

43

Елизаров М. А. Левый экстремизм на флоте в период Революции 1917 года и Гражданской войны (февраль 1917 — март 1921 гг.): дис.… канд. ист. наук: 07.00.02. СПб., 2007. С. 37

44

Эврич П. Восстание в Кронштадте / Пер. С англ. Л. А. Игоревского. М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. С. 9.

45

Katkov G. The Kronstadt Rising // Soviet Affeirs, London, 1959. P. 53.

46

Katkov G. The Kronstadt Rising // Soviet Affeirs, London, 1959. P. 52.