Сверхпустота

Виктор Доминик Венцель, 2023

Настоящая книга-загадка. Мягкий ужас, фантастический антураж и запутанный сюжет не оставят равнодушным ни одного читателя.

Глава 2. Железный мотылек и томатный суп

1.

Киновечер в субботу — это настоящий праздник. Что-то вроде Рождества или дня Рождения, Нового Года или Хэллоуина, только без подарков и елок. Ну и что, что нет обернутых коробок и ярких ленточек — зато киновечер бывает каждую неделю, а не раз в году, а это, безусловно, самый большой плюс, перечеркивающий все возможные минусы.

Каждый раз киновечер проходит по одному и тому же сценарию: Макс и Феликс двигают широкий диван к самому краю общей каюты, затем вместе настраивают проектор и занавешивают стену немного изодранной простыней. Ни на что другое она все равно уже не годится, но на роль белого фона вполне подходит.

Кинопроектор — настоящий раритет. Феликс говорит, что это Weimar 1950 года, и он собственноручно приволок его на корабль, чудом миновав зону досмотра.

Лаура приносит напитки для взрослых. Макс не знает, что выбирают остальные члены экипажа, но судя по всему, это то, что Феликс ласково и любовно именует выпивкой. Какие-то вытянутые прозрачные бутылочки с железными крышками. Пахнет от этих бутылок настолько противно, что даже не хочется пробовать на вкус — он приносит себе пару баночек лимонада из отдельного ящика в столовой. Дэвид говорит, что это настоящий лимонад, еще с Земли, но Макс не верит. Похоже на обычную сырую воду, в которую добавили лимонного сока, навалили сахар и, как следует, взболтали. Не сказать, что очень вкусно, но вполне терпимо. Тем более, что он уже совсем большой, и может смотреть фильмы с другими взрослыми.

Места занимают по старинке — Макс в центре, на его коленях Космический Защитник, Лаура справа, Герман слева. Феликс предпочитает сидеть на полу, вытянув ноги. Дэвид, сетуя на несправедливость судьбы, обычно приносит стул из своей комнаты или перетягивает кресло, хотя на диване поместились бы все вместе, и даже бы место осталось для остальных членов экипажа.

Когда-то на «Легате» была целая куча народу. Макс помнит их совсем смутно, но кажется, были военные, были ученые, были ребята из лабораторий. Потом грянула «Первая Авария», и этих людей не стало.

— Космос предполагает жертвенность, — говорил ему отец загадочно, — Как и спасение чужих жизней. Каждый из тех, кто поднялся на борт корабля знал, на что идет, и чем, в результате, рискует. Не думай о мертвых, Максимилиан. Думай о живых.

Когда места заняты, начинается обсуждение и выбор фильмов. Перечень картин совсем не велик — десять комедий, пять боевиков, два ужастика и три детективных сериала. Все они засмотрены до дыр, и Макс знает любую реплику каждого героя наизусть. Говорят, что до Первой Аварии на «Легате» была настоящая фильмотека. Оцифрованные копии самых знаменитых и захватывающих блокбастеров Земли, были записаны на специальные съемные носители, а теперь от них не осталось ничего. После той жуткой истории треть корабля вообще начисто перекрыта. Не то, что Макс, даже взрослые члены экипажа не рискуют туда соваться. Феликс говорил, что там прорвало обшивку, Дэвид утверждал, что произошла утечка хладагента, Герман уверял, что в тех помещениях нет ни капли кислорода, а Лаура только отчаянно качала головой и закрывала глаза. Не слишком-то много информации. Или много информации, но мало смысла — Макс еще не определился до конца, какое выражение лучше.

Возможно, настоящую причину знал Капитан «Легата», а значит, не знал никто. Может, еще Космический Защитник мог что-то подсказать, но предпочитал только добродушно улыбаться.

— Ну и хорошо, — говорил Максу Феликс, подмигивая, — Меньше знаешь о дерьме, значит крепче спишь во сне. Ну и пусть, здесь нет рифмы, зато правда.

Итак, на субботний киновечер превратился в своего рода настоящий ритуал. Макс начинал его ждать с пробуждения в воскресенье. Конечно, помимо этого, на «Легате» хватает поводов для празднования — кажется, Дэвид вел список всех значимых дней и событий.

— Если бы мы праздновали дни Рождения каждого колониста в криокамерах, — сварливо говорил он, — То могли бы не просыхать ни дня в году. Не знаю как вас, а меня бы это вполне устроило.

Впрочем, выяснить устраивало ли это остальных, было не суждено. Капитан строго следил за исполнением своих приказов, и сохранностью провизии, поэтому к холодильнику с напитками подходили только в субботу. Все. Кроме самого Капитана, разумеется. Макс частенько задумывался, видел ли он хоть раз отца без бутылки в руке, и все чаще понимал, что нет. С другой стороны, что ребенок может знать о правилах поведения на корабле? Если есть выражение «семь пятниц на неделе», то может, Капитан решил назначать себе персональные субботы каждый день? Трудно сказать наверняка. Макс не спрашивал, а ему не говорили.

Настоящие праздники отмечали редко. Да и отличие от рутинных будней было незначительным — отец что-то невнятно бормотал по радио, вызвал к себе виновника торжества, потом играла музыка. Макс плохо разбирался в музыкальных стилях, поэтому даже какое-то фальшивое созвучие в пределах станции, казалось ему торжественным и бодрым маршем.

— Дэвиду сегодня шестьдесят! — говорил отец, едва ворочая языком, в сентябре — Всем за счет заведения.

— Лауре исполняется тридцать два, — объявлял он в августе, — Гип-гип-ура!

— Герману сорок четыре, — произносил он в феврале, — Какое счастье.

— Феликсу пятьдесят один, — бормотал он в мае, — Не выжри все, скотина.

— Сегодня Максимилиану восемь, — передал он по радио в ноябре, на удивление трезвым, — Поздравляю. Можешь взять лишний батончик в столовой.

Максимилиан. Кроме отца, никто так не называл его.

На этом торжественная часть мероприятия заканчивалась. Не было ни подарков, ни торта, ни свечей. Даже не было открытки — отец не слишком склонен к сантиментам. Зато в честь дня Рождения сына он…

— Нализался, как последняя свинья, — рассказывал Максу Феликс, — Едва ноги передвигал. А то ты не знаешь своего папашу.

Если верить календарю Дэвида, сегодня восемнадцатое августа. Кто его знает, как он определяет точное время года, если за иллюминаторами во все стороны сплошная темнота, да далекие белые звезды. Пройдет еще три месяца, и Максу уже будет девять. Подарков, конечно, не стоит ждать, зато Феликс, Лаура, Герман и Дэвид обязательно поздравят его. Поздравила бы и мама, если бы не та Первая Авария.

Но сейчас думать об этом совершенно не хотелось. Киновечер — куда более веселое занятие. Проектор установлен, диван пододвинут, простыня загораживает собой иллюминатор с абсолютной пустотой. Так как фильмы всем известны, и большой разницы в том, что смотреть нет, выбор определяется простой детской считалкой. Когда-то это был длинный стих, но со временем он затерся из памяти, оставив несколько строчек. Макс запомнил немного, может быть, даже меньше остальных, считалку всегда начинал он, тыкая пальцем в бобины с пленкой.

…Мертвый стон на инфразвуке

По дорогам вен.

Чьи-то лица, чьи-то руки

Тянутся из стен.

Тишина в каменоломне

Задом наперед.

Открывая двери помни —

Темнота сожрет!

На этот раз ему повезло — на слове «сожрет» он указал на одну из комедий. Не такой уж и плохой вариант. На «Легате» совсем мало веселья, а уж смеха, и того меньше. И нет ничего страшного, что все шутки он знает наизусть, а все действия героя может предсказать заранее. Смотреть фильм от этого совсем не скучно. Это как будто встречаешь старого знакомого, который рассказывает тебе полюбившуюся историю.

— Значит будем хохотать, — скривился Дэвид, — Хохотать перед сном — плохая примета. Не нравится мне это.

— Фильм выбирал Макс, так что не спорь, — строго произнесла Лаура, для большей внушительности погрозив пальцем, — Ты знаешь правила!

— Знаю-знаю, — обиженно отозвался Дэвид, опускаясь в кресло, — Запускайте свою шарманку.

Макс, с Защитником на коленях, забрался на диван, удобно устроившись среди продавленных подушек. Герман и Лаура, как обычно по бокам. Феликс щелкнул кнопкой на стене, погрузив общую комнату в густую липкую темноту.

Темнота — это, конечно, страшно, рассудил Макс, но только не в компании друзей. Никто здесь не даст его в обиду. Ни зануда Дэвид, ни красавица Лаура. Ни Защитник. Значит, можно не беспокоиться. Есть киновечер, есть суббота, и это самое лучшее событие за неделю. Если подумать, темнота никогда не исчезает, а только прячется. Выжидает. Она скрывается во всех уголках, окружает любую каюту, бьется о борт «Легата», бессильно стараясь пробраться внутрь. И ничего не может сделать, потому что их корабль самый мощный и самый надежный.

Проектор за спиной застрекотал, и лоскут ткани на стене общей комнаты превратился в подсвеченный белый квадрат. Пройдет еще пара секунд, и замелькают кадры фильма — нужно только подождать.

Макс застыл в нетерпении, и… И ярко вспыхнул верхний свет.

— Ну что за дерьмо! — выругался Феликс.

Высокая фигура отца возникла у дверей, исподлобья разглядывая собравшихся. Макса всегда немного пугал вид отца — огромный, грозный, непоколебимый. Наверняка, если захочет, отец сможет достать до потолка ладонями. Одет он как обычно — грязные сапоги, защитного цвета брюки, на плечи накинут пошедший по шву китель. На лацкане кителя какие-то украшения или награды — отсюда не разглядеть. Ремень на поясе не застегнут, а завязан узлом. С шеи свешивается длинный шнурок. На шнурке синяя ключ-карта.С ее помощью отец входит в рубку, чтобы лишний раз не вводить код. И не мешает ему эта болтающаяся штука на груди? Борода, некогда аккуратная и ровная, торчит во все стороны, как солома, которую Макс видел на картинках в книге. Руки сжаты в кулаки, глаза напоминают остывающие осколки угля — отец медленно моргает, медленно открывает глаза. Говорит тоже медленно, да и движется неспешно. Плюс к этому — сильно хромает. Первая Авария на «Легате» едва не стоила ему левой ноги.

В общей зале замерли все. Даже проектор, бессмысленно транслируя белый экран с серыми полосками. Неясная угроза повисла в воздухе, ощутимая, почти физически.

Макс подтянул к себе Космического Защитника, вцепившись в него обеими руками, словно игрушка могла спасти от внезапного отцовского гнева. И без того, понятно, куда направляется Капитан. К холодильнику с напитками. Добраться до столовой, можно и не входя в общий зал, тем не менее, он выбрал именно этот путь — взглянуть на своих подопечных. Правый глаз Капитана напоминал черное дуло пистолета — был таким же пустым и безжизненным, зато левый, как будто, горел огнем, прощупывая собравшихся в помещении. Всем своим видом Капитан демонстрировал презрительное превосходство.

Он медленно прошел по комнате, с трудом опираясь на кусок согнутого железного прута, вместо трости, застыл на выходе, обернулся через плечо.

— Иждивенцы и бездельники, — процедил он сквозь зубы. Зубы у отца крепкие. Такие острые, что способны перегрызать металлические канаты, — Пока я один гоню этот гребаный корабль, пытаясь спасти никчемные жизни, вы развлекаетесь. И плевать, что у нас скоро встанет генератор. Что у нас нет продуктов. Что у нас скоро закончится вода. Вы…

— Но сегодня же суббота, Кэп, — попытался вставить Феликс самым невинным тоном, но тут же сник под каменным взглядом.

— Никто не смеет меня перебивать, когда я говорю, — зловеще произнес отец, отбивая импровизированной тростью такт словам, — Уясни это раз и навсегда. И если я говорю, что вы неблагодарные твари, вы должны соглашаться и не спорить. И за что я только вас терплю. Почему бы мне не вышвырнуть вас наружу, одного за другим?

Гнетущее молчание было таким тяжелым, что от него сводило зубы. Капитан еще раз обвел свой экипаж горящим взглядом, хмыкнул, неспешно вышел за дверь. Некоторое время слышались его тяжелые шаги, затем, где-то в отдалении зазвенели бутылки, и все стихло. Капитан вернулся к себе, но никто не осмеливался нарушить тишину.

— Вот ведь ублюдок, — горестно сказал Феликс, покачав головой, — Что ты сдох…

— Феликс, не при ребенке же! — возмутилась Лаура, бережно прижимая Макса к себе. Совсем, как мама.

— Прости, дружок, — спохватился Феликс, — И правда, чего это я.

Макс, вцепившийся в Космического защитника, коротко кивнул головой, и не ответил.

2.

Космос за стеклом — настоящий молчаливый друг, которому хочется рассказать все, что у тебя есть на душе. Безгранично мудрый, бесконечно глубокий и понимающий, он готов принять все, что только приходит тебе в голову. Прекрасный способ разобраться с кашей внутри — сделать собственные мысли частью этой самой темноты вокруг. Тогда идеи перестанут быть такими назойливыми и яркими, как бабочки, которые летят на свет.

Макс недавно читал о них в какой-то книге. Если мотылёк замечает свет горящей лампы или свечки, то он летит к нему в надежде как следует подкрепиться. Любые насекомые, в том числе и мотыльки, воспринимают свет, как показатель открытого пространства. Сначала мотылёк ведёт себя логично — влетев в освещённую зону, он ищет себе пропитания. Но беда, если насекомое приблизится на 3-10 метров к источнику искусственного света. Тогда мотылек теряет ориентацию в пространстве, и последствия для него могут быть самыми плачевными.

Если хорошенько подумать, получается, что «Легат 100» — просто огромный железный мотылек, который летит через бескрайние мертвые просторы на огонек несуществующей планеты. Интересно, какая она будет, эта новая Земля? Да и вообще, как выглядит Земля?

Макс видел изображение планеты на фотоснимках, в книгах и журналах. Разноцветный шар, подвешенный на невидимой нитке в черной пустоте — ни дать, ни взять, настоящая рождественская игрушка. Однажды, Макс даже пытался ее нарисовать, но получилась только уродливая зеленая клякса. Он попробовал исправить ситуацию, используя голубую краску, но вышло какое-то грязное болото. Если верить тому, что рассказывали ему Феликс и Герман, то больная Земля сейчас как раз похожа на болото, и рисунок его не так далек от истины, как бы хотелось.

Сегодняшний киновечер был испорчен целиком и полностью. Вместо радости и спокойствия он принес только раздражение и тревогу. После появления отца, фильм, конечно, досмотрели. Но совершенно без удовольствия. Даже губы в улыбках не растягивали — отсидели два часа, как заключенные, и выдохнули с облегчением, когда начались титры. Со своих мест вставали молча, растаскивали диван и кресло без разговоров, даже простыню на стене убирали быстро, нервно и безмолвно, словно прятали следы преступления. Ситуацию не спас даже лимонад, который обычно поднимал настроение. Макс, естественно, допил его, но почти не почувствовал вкуса.

В каюту он вернулся за двадцать минут до отбоя, и долго лежал на животе, разглядывая черное нутро космоса в маленькой бойнице иллюминатора. Спать не хотелось — стоит немного разнервничаться, и сон как рукой снимает. Когда-то мама говорила, что он принимает все слишком близко к сердцу и волнуется по пустякам. Но Макс знал, что это не так: на «Легате» существуют такие вещи, которые нельзя забывать или игнорировать. О них приходится постоянно думать, чтобы быть наготове и во всеоружии.

Обнимая одной рукой Космического Защитника, Макс перевернулся на спину, не отрывая взгляда от черного провала иллюминатора. Без центрального освещения, которое отключалось в десять часов вечера, в маленькой каюте было неуютно и неспокойно. Конечно, все вещи, которые лежат здесь, ему прекрасно известны. Взять хоть тот ящик с игрушками, к примеру. Или шкаф у стены. В них нет никакой опасности. А вот то, что может прятаться внутри… это уже совсем другой разговор.

Макс честно признавался себе, что боится темноты. Не отсутствия света, как таковое, а ощущения неизвестности, затаившейся за каждым углом. Воображение может выделывать всякие разные штуки, и порою, настолько яркие и насыщенные, что они кажутся вполне реальными. Вот и сейчас, во тьме, все шорохи и скрипы, наполняющие железное нутро корабля, кажутся невероятно объемными. Если хорошенько прислушаться, можно различить каждый из них, и разобрать, что происходит.

Где-то на другом конце коридора скрипят пружины матраца — это Феликс ворочается с боку на бок и не может уснуть. Он говорит, что у него бессонница в полнолуние, но что такое полнолуние — понять довольно сложно, если ты никогда не видел луны. Нужно будет узнать у Германа, что это такое.

Феликс Нурман был талантливейшим инженером на Земле. Работал в какой-то крупной компании, занимал высокую должность, и метил в руководство, когда планету потряс Разлом. Стоило объявить начало космической компании — и Феликс вызвался добровольцем. Может, хотел спасти человечество, а может, струсил и попытался сбежать с обреченной планеты. Учитывая характер Феликса, правдивы могли оказаться оба мотива.

— Все, что я умею — это копаться в деталях, — говорил он Максу, когда они, как заговорщики, оставались одни в комнате, — Дай мне кучу консервных банок, я из них построю тебе машину времени.

— Что, настоящую машину времени? — удивлялся Макс, делая круглые глаза.

— Не настоящую, — признавал Феликс, — Но какая разница, если в какое время ты не отправишься, везде будет одинаковое дерьмо?

Спорить с Феликсом сложно, и совершенно бессмысленно. Для Макса оставалось загадкой, как такой упрямый человек, как Феликс, мог работать под началом отца. Но видимо, в космосе, командиров не выбирают. На «Легате 49» у Феликса двое детей. Кто его знает, как работает эта система распределения экипажа, и почему их не поместили на один борт? Феликс иногда задается этим вопросом. Но ответа так и не находит.

Ярусом выше, в каюте по диагонали, живет Дэвид Браун. Макс никогда не был в его комнате, но уверен, что все там разложено по полочкам, и безукоризненно расставлено по местам. Наверняка старик записывает в свой огромный блокнот даже количество звезд за окном, чтобы не упустить ни одной. Тяга к порядку у Дэвида давно. Кажется, много лет назад, на Земле, он занимался сухой аналитической работой, перекладывал бумаги с места на место, считал деньги и надувал от важности щеки. Разлом грянул внезапно, катастрофы, одна за другой, прокатились по всей планете. Ужасное землетрясение, похоронившее Дюссельдорф, и пару близлежащих городов, отняло у Дэвида семью — сам он выжил лишь чудом. Больше ничто не связывало его с Землей, и ни один человек, оставшийся на планете, не ждал его возвращения. Даже если полет «Легата» закончится катастрофой, Дэвид будет последним, кто станет об этом жалеть. Он не слишком-то ценит собственную жизнь, и частенько говорит, что живет в долг. Странное выражение, которое почему-то заставляло Макса покрываться мурашками.

Через две комнаты от Дэвида — каюта Лауры Хартманн. Стены ее увешаны фотографиями в рамочках, а на иллюминаторе, зачем-то, висит яркая цветастая штора, словно за стеклом можно быть что-то кроме сплошной темноты. Лаура старалась превратить свое жилище в подобие обыкновенной земной спальни. Макс помнит, как она собиралась клеить бумажные обои, прямо на пластиковую обшивку, но отец не позволил, и устроил ей пьяный разнос. Ему никогда не понять того, как сильно Лаура скучает по Земле — там ее родители и двое детей. Лаура не замужем, но носит обручальное кольцо. На нем выгравированы две буквы «Л». «Лаура» и кто-то еще на «Л». Людвиг? Лоренц? Ларри? Макс не знал ответа. Сотни фотографий, каждая подписана. Лауре плохо, поэтому она часто плачет, когда остается одна — ее слышно и сейчас. Тихие всхлипы и тяжелые дыхание можно различить через металлические перекрытия и пластиковые панели.

— Этой шлюхе никогда не привыкнуть к «Легату» — заявлял отец в те редкие моменты, когда выходил из своей рубки — Она — просто балласт, который необходимо выбросить наружу, и посмотреть, что из этого получится. Ни готовить, ни ноги раздвигать не умеет — и зачем она здесь нужна?

Макс не понимал, что имеет в виду отец, но знал только одно — отец не прав. Лаура — чудесная, а все плохого, что говорят про нее — ложь и неправда.

Немного в стороне от каюты Лауры — личное помещение Германа Ландера. Кажется, много лет назад, на Земле, он преподавал в каком-то институте, и работал на Министерство Обороны, пока Разлом не докатился до Берлина, и не превратил столицу в груду тлеющих обломков. Теперь, вместо аудитории, у Германа есть его каюта. На корабле Герман отвечает за снаряжение для выхода в открытый космос, а еще, штопает раны в медицинском отсеке. После Первой Аварии, «Легат» лишился профессионального медика, и теперь его обязанности легли на плечи единственного, кто смог ровно наложить повязку или обработать ссадину.

— Прошу любить и жаловать. У нас новый доктор, — объявил отец тогда, всучив Герману белый халат, — С повышением. Виват, и так далее.

И все же, Герману немного легче, чем всем остальным. Его родные живы, и находятся на одном из кораблей, что сейчас летят к новой Земле. Во всяком случае, так было три недели назад, до тех пор, пока некоторые «Легаты» не перестали выходить на связь. Что случилось с ними, не знает никто. Или знают, но просто не хотят говорить — эта мысль давно не давала покоя.

Остальные жилые помещения отныне пустуют, да и прежде они были заняты малознакомыми Максу людьми. С ними он пересекался редко, ибо работали они в тех опасных и далеких местах, куда ему доступ запрещен и закрыт. Макс не знает о них практически ничего. Ни званий, ни рода занятий. Единственное, что хоть немного проливало свет на них — это маленькие бейджики с именами на левой стороне груди рабочих комбинезонов. Такая экипировка есть у каждого на «Легате», даже у него самого. Он до сих пор помнил, как мама пришивала белую бирку с именем «Максимилиан Шрудер» на серую курточку. Правила — есть правила, даже если ты сын Капитана корабля. Если находишься на борту — ты член экипажа.

— Для того, чтобы содержать станцию в порядке, — говорил ему Феликс как-то перед очередным киновечером, — Должно быть больше полусотни человек. Представь, что «Легат» — это настоящий живой организм, где каждый человек должен отвечать за сохранность и работоспособность отдельного органа. Каждый член экипажа — доктор, который следит за тем, чтобы билось сердце, сокращались мышцы, открывались и закрывались челюсти. Здесь не бывает мелочей: сломается одна деталь — к чертовой матери полетит все, и сразу. Именно поэтому твой папаша сидит в голове, а жилые помещения расположены прямиком в…

— Феликс! — возмущалась Лаура, краснея.

–…В самой дальней части «Легата» — заканчивал Феликс победоносно, — А вы о чем подумали?

Рубка была не просто головой корабля, а являлась настоящей святыней. Удивительный храм наук и технологий — во всяком случае, так думал Макс, когда пытался нарисовать модуль управления «Легатом». Он изобразил не только вращающееся кресло, пульт, штурвал, вроде тех, которые ставили на пиратских кораблях, но и кучу всяких устройств, названия которых не знал, и просто брал из головы — получилось немного аляповато, зато внушительно. «Крутилище», «Дергалка» и «Многочастотная штука» — старательно выводил он печатными буквами, указывая на соответствующий прибор стрелочками.

Рисунок так и остался лежать в папке с бумагами, которые Макс гордо называл «Техническими документами». Это выражение он услышал от Дэвида пару лет назад, когда тот копошился в своем блокноте, вычеркивая пришедшие в негодность детали.

— Когда-нибудь, кто-то вычеркнет и нас, — хмуро заявил Дэвид, наставив на Макса карандаш, как оружие, — Понимаешь это, парень?

3.

День не задался с самого утра. Вернее, утро существовало только формально, и выражалось оно в виде ярко вспыхнувшей лампочки под потолком — не самое приятное пробуждение, когда в глаза начинает бить свет, а голос отца, и без того, не слишком веселый, а теперь и искаженный помехами внутренней связи, звучит хрипло и зло.

— Поднимайтесь. Новый прекрасный день уже наступил!

Кажется, раньше система оповещений работала без сбоев, но со временем, отказала вовсе. Теперь к команде, вместо записи, обращался непосредственно, сам Капитан. Если, конечно, продирал глаза к тому времени, а это случалось редко. Пять минут на пробуждение и утренний туалет. Пять минут на перемещение до общего модуля, где за столом Капитан зачитывает инструкции. Пятнадцатиминутный брифинг и начало рабочего дня. Исключением может стать только катастрофа. Остальное вымерено и выверено. Привычный график, в котором они живут уже…

— Сегодня 2301 день на «Легате», — мрачно заявляет отец в конце, — Надеюсь, вы помните, что у меня короткий разговор с опоздавшими?

Да, оказаться в карцере или стоять дополнительную ночную смену — сомнительное удовольствие. Макс отлично знал, что спящий «Легат» — мрачное место. Ночью по кораблю лучше не перемещаться.

Последний раз в дозоре был Герман. В наказание за небольшую задержку он простоял в машинном отделении больше суток. Вернулся измотанным, бледным и молчаливым. На все вопросы молчал, и только изредка вздрагивал от каждого громкого звука. Больше на собрания экипажа он не опаздывал.

Конечно, предупреждение отца относится к членам экипажа, и совсем не касается Макса, но он тоже не собирается сидеть в каюте до обеда. Если повезет, то кто-нибудь из взрослых позволит ему совершить небольшую прогулку, вместе, по кораблю. Побывать в запретных зонах «Легата» — настоящее приключение. Коридоры, переходы, тоннели, отсеки — если подумать, корабль можно представить, как настоящий лабиринт, где в конце ожидает сокровище. Естественно, сокровища попадаются разные. К примеру, какая-то сложная деталь. Или уцелевшая банка с консервированными ананасами. Или еще какая-то забавная штука, забытая в дальних отсеках кем-то из экипажа. Может быть, ему повезет и сегодня. Жизнь, как зебра: полоса черная, полоса белая, объясняла Максу Лаура, поэтому за каждым плохим днем идет хороший, и наоборот. Если киновечер субботы сложился совсем не так, как он рассчитывал, значит, что-то веселое произойдет в воскресенье. Это закон. Иначе никак.

Если с прогулками не выйдет, то он всегда сможет сыграть перед сном в шахматы с Феликсом — он никогда не отказывается, хоть и постоянно выигрывает. Может быть, хоть этот день не пройдет в полном одиночестве. Странно, вокруг столько людей, а после смерти мамы, Макс чувствует, что он совсем один.

Он умылся в пустой душевой, почистил зубы, старательно причесал торчащие во все стороны кудри, тщетно пытаясь разглядеть свое отражение в мутном куске начищенного металла, видневшегося из-под обивки. Зеркал на «Легате» не осталось после Первой Аварии. Можно обойти каждый отсек, заглянуть в любой угол, посетить все модули, но не найти ни одного зеркала, вот и приходится довольствоваться тем, что есть. Конечно, взрослые постоянно жалуются на неудобства. Особенно Лаура, сетующая на то, что невозможно пользоваться косметикой или укладывать волосы, но Макс уже привык. Если встать прямо под лучи света и повернуться боком, можно разглядеть свое отражение в стекле, и увидеть высокого худого мальчика с улыбкой и небрежной прической в рабочем комбинезоне. И чего только люди переживают из-за таких мелочей?

После душевой Макс вернулся к себе в каюту за Защитником, оставшимся на кровати, и потащил его по длинному коридору в общую комнату. Возможно, он немного опоздает, но точно пересечется со взрослыми в столовой — нужно же узнать, что сегодня задумал отец.

Сегодня, как и многие дни до этого, Макс едва сдерживал тошноту и закрывал рот ладонью, пробегая коридор. Взрослые говорят, что вышла из строя система очистки воздуха, и теперь жуткое зловоние разливается по служебным помещениям все сильнее и сильнее. Кто его знает, что произошло там, глубоко внизу, под слоями металла и пластика. Есть места, куда нельзя заходить. И минус второй этаж Легата — как раз такое место.

Макс добрался до зала еще через четверть часа, разглядывая через иллюминатор абсолютную густую черноту, расплескавшуюся за стеклом. Наверное, «Легат» совсем сбился с курса, раз не видно ни звезд, ни планет, а может, кто-то огромный расплескал целую бочку чернил — темно, хоть глаз выколи.

Когда Макс вошел в общий модуль, все столы пустовали. На одном из них лежит листок смятой бумаги — когда отцу не хочется разговаривать с командой, он пишет короткие записки с распоряжениями и оставляет их на самом видном месте. Посадив Защитника на ближайший стул, Макс взял лист в руки. Отец писал в спешке. Буквы были то огромные, то совсем крохотные, то взмывали вверх, то опускались вниз, заползая на соседние строчки. Снизу роспись — невнятная закорючка, где ничего не разобрать. И имя Капитана, написанное печатными буквами: «Терилл Шрудер».

«Основная задача:

Решение проблем системы воздушной очистки

1. Утренняя проверка систем:

— Дэвид Браун — отвечает за проверку систем жизнеобеспечения.

— Лаура Хартманн — отвечает за проверку систем коммуникации.

— Феликс Нурман — отвечает за проверку систем управления станцией.

— Герман Ландер — отвечает за проверку систем электропитания.

2. Безопасность:

— Дэвид Браун и Лаура Хартманн — проверка работоспособности «Легата» и систем герметичности.

— Герман Ландер — очистка служебных переходов и воздушных фильтров.

— Феликс Нурман — подготовка отчетов, анализ информации полученной информации.

3. Штрафы и выговоры:

— Феликс Нурман: опоздание на утренний брифинг.

Принятые меры и наказание: ночная, десятичасовая смена в криозале»

Ниже было выведено рукой Феликса «Иди ты на…» — дальше совершенно неразборчиво. Значит, Феликсу сегодня не повезло. И не повезло еще больше, чем всем остальным. Криозал — по-настоящему жуткое место, если верить тому, что говорят ребята из экипажа. Огромное пустое помещение, заставленное камерами, будто гробами, до самого потолка. Настоящая гробница. Макс никогда там не был, но его фантазия услужливо разворачивала самые мрачные картины во всей красе. Тусклый голубой свет, стеклянные крышки саркофагов, переплетения труб и проводов, которые тянутся, точно корни дерева во все стороны. Узкие проходы, блеск металла вокруг и бесконечная глухая тишина. Бр-р-р-р, от одной этой мысли бегут мурашки по коже. Если есть на «Легате» что-то более страшное, чем криозал, то это только законсервированные отсеки, оставшиеся от Первой Аварии. Те самые, куда доступ запрещен даже экипажу.

Макс шумно выдохнул, возвращая бумагу на место. Кажется, Лаура была не права. Жизнь не похожа на зебру, потому что у зебры не бывает таких широких черных полос. Бедняга Феликс, как же его так угораздило!

Макс ухватил Защитника за руку, подхватил его и потянул в столовую. Наверняка там есть кто-то из взрослых, которые смогут рассказать ему, что произошло. Он застыл на входе, разглядывая погруженное в полумрак помещение — никого. Такое ощущение, что сегодня Макс опаздывает везде, где только возможно, и ему придется весь день провести в своей каюте или библиотеке, если, конечно, отец не закрыл ему туда доступ — иногда Капитан решал, что его сын слишком увлекается литературой, и просто-напросто запечатывал двери в архив. Хочешь — не хочешь, а приходилось коротать время у иллюминатора или у ящика с игрушками.

— Что толку в твоих книгах, если они все врут? — спросил он его однажды по громкой связи, и голос его прозвучал, как гром с ясного неба, — Бездельник и ничтожество. Лучше бы сделал что-то нужное, чтобы стать мужчиной, а не книжным червем.

В голосе отца было столько презрения и ненависти, что Макс еще долго не мог прийти в себя от внезапного выговора. С тех самых пор в библиотеку приходилось ходить тайно, или просить кого-то из взрослых, принести ему что-то из книг. Правда, чаще всего тебе были слишком заняты, забывали, и приходили с пустыми руками.

Все еще размышляя над этим, Макс сунул ладонь в ящик с консервами, вытащил первую банку и скривился. Ну что за день! Кажется, это называется черная полоса — теперь еще придется есть этот дурацкий томатный суп. Можно, конечно, покопаться еще, но когда-то он дал сам себе слово, не пользоваться второй попыткой, а слово нужно держать. Ну, и что, что суп противный — нет никакой гарантии, что во второй раз повезет больше, и он вытащит персики или джем.

Макс сам не знал, чем ему не угодил томатный суп. Было в нем что-то противное и неправильное.

Орудуя ножом, он вскрыл банку, осторожно заглянул внутрь, понюхал. Нет, кажется, все в полном порядке. Осталось найти ложку в соседнем ящике, где все перевернуто вверх дном. Может быть, утро еще не испорчено до конца, и что-то внезапно изменится. Случится настоящее чудо, которого он так ждал вчера. Ведь должно же ему хоть немного повезти.

— Помоги мне, Косми, — попросил он игрушечного космонавта, — А я помогу тебе и спрошу у Дэвида про батарейки.

Добродушная улыбка Защитника не изменилась. Не понятно, услышал он Макса и согласился, или просто пропустил его слова мимо ушей. Да и как тут что-то услышишь, когда на голове такой прочный шлем. Макс вздохнул, вытянул ложку и принялся за еду. Суп холодный, но разогревать его негде. Когда-то в столовой была микроволновка, но не так давно она перестала работать — это пьяный отец решил засунуть в нее что-то металлическое. В результате, экипаж остался без еще одной нужной штуки, а папа просто хмыкнул и пожал плечами. Кажется, есть еще электроплита в дальнем углу, но Макс не умеет ею пользоваться. Лучше не рисковать, а то еще можно что-то сломать, и тогда наказание будет ужасным. Об этом даже не хотелось думать. Вдруг, он что-то не то повернет? А вдруг, что-то взорвется? А вдруг, начнется пожар? Интересно, а как выглядит пожар в космосе?

Макс поднес ложку ко рту, когда услышал шаги в коридоре. Герман возник в дверном проеме, помахал ему рукой, привлекая внимание.

— Ешь спокойно, — улыбнулся он, и подмигнул Максу, — Хотел узнать, не хочешь ли ты прогуляться со мной на технические этажи. Маленькое приключение в новые места. Меня отправили разгребать завалы на минус второй, а ты можешь, заодно, отнести пустые консервные банки на утилизацию. У нас их уже целый склад.

— Конечно, я с тобой! — обрадовался Макс — Одну минутку, я сейчас!

Холодный томатный суп из жестяной банки почему-то показался ему донельзя вкусным.