Соблазнить за 13 дней

Виктория Вольская, 2022

Современные барышни уже давно не вяжут, а плетут интриги и строят коварные планы. Я не думала, что подруги втянут меня в авантюру! Теперь я должна соблазнить друга своего отца за 13 дней. Да, мы с ним не выносим друг друга. Да, не о нём я мечтала ночами. Но именно ему я должна подарить свою невинность. Что ж, Игорь Николаевич, держите штанишки обеими ручками. План по вашему соблазнению придумывают три отчаянные подружки! Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Первый день соблазнения или первый блин комом

Приняв душ после пробежки, я спускаюсь к завтраку. Овсянка ожидает меня в компании друга. Стас сидит за столом, делая вид, что ест. Он нервничает. Через несколько часов у него самолёт, чемодан уже стоит в холле.

— Доброе утро, — приветствую друга, присаживаясь за стол.

— Доброе, Игорь. Как спалось?

— Неплохо. А ты, я вижу, не спал. — Тёмные круги под глазами и лёгкая заторможенность в движениях свидетельствуют о том, что ночь была трудная.

— Эти головные боли меня доконают, — говорит, потирая виски подушечками пальцев. — Таблетки уже не помогают.

— Попроси Мироныча выписать другие.

— Другие — это наркота. Я не хочу быть зависимым. Это вторая причина, по которой согласился на операцию.

— А первая?

— Валерия. Хочу выдать её замуж, взять на руки внука или внучку, хочу ещё много раз поздравить её с днём рождения. Восемнадцати лет для меня мало, я не готов оставить её одну в этом мире.

— Ты слишком её любишь.

— Своего ребёнка невозможно любить слишком, Игорь. Любовь к своему дитю — она другая, нежели к родителям или к женщине. Да, она сильнее всех, но нельзя о ней сказать, что она «слишком большая». Она просто другая. Ты поймешь это, когда сам впервые возьмёшь своего ребенка на руки.

— Знаешь, кто будет оперировать? — меняю тему разговора, так как дети для меня далёкая тема. Не могу представить мелких сорванцов на своей территории.

— Да, фрау Катрин Рихтер, её называют Святой.

— Как?

— Святой, говорят, что безнадежных с того света вытаскивает, бывшие пациенты ставят теперь свечи не перед иконами, а перед её фотографией.

— Симпатичная?

— Не видел. В интернете в общем доступе нет ни одной фотографии, интервью не даёт, на светских мероприятиях не появляется. Живёт только работой.

— Не замужем?

— Неизвестно. Свою личную жизнь тщательно скрывает.

— Обследование проводить будет она?

— Нет, фрау Рихтер сейчас в Финляндии на какой-то конференции, обследование проведёт её ассистент, Отто Леман, но она уверяет меня, что Отто очень компетентный врач и я могу ему доверять.

— Ты общаешься с ней?

— Да, переписываюсь в мессенджере. Она, кстати, в онлайне двадцать четыре часа в сутки. Я сегодня ночью ей написал, и она мне ответила через секунду, впрочем, как и всегда. Такое ощущение, что она не спит, не ест, сексом не занимается. В любое время суток отвечает мгновенно. Разве женщина может писать рекомендации по обезболиванию, пока над ней кто-то пыхтит? Может, она и правда не человек.

— Ты представляешь, как она трахается?

— Нет, сам процесс я не представляю. Просто поражаюсь, что она ни разу не медлила с ответом. Такое ощущение, что у неё нет личной жизни вообще.

— Как пациента тебя должно это радовать.

— Ты прав, меня это вдохновляет и вселяет надежду.

— Зачем ты пишешь ей?

— Описываю своё состояние, скачки давления, вид и продолжительность головных болей, даже температуру тела. Говорит, что ей необходимо это знать, чтобы составить полную картину моего диагноза. Опухоль в моём мозгу, Игорь, выросла на шесть миллиметров и стала с перепелиное яйцо. Катрин говорит, что медлить нельзя, либо операция сейчас, либо никогда. А никогда для меня приравнивается к смерти.

— Ты подтянул свой немецкий?

— Нет, мы общаемся по-русски. Это её просьба. Фрау Рихтер ещё и полиглот, знает более семи языков, с каждым пациентом старается разговаривать на его родном языке.

— Оригинальная практика изучения языков.

— Дело не в изучении языков. Она понимает, что пациент в основном пишет ей в периоды дичайших болей, а в такие моменты не до переводчиков или словарей. Я иногда на русском-то нормально написать не могу.

— Дочь знает о цели твоей поездки?

— Нет. И не узнает. — Стас наклоняется ко мне и очень серьезно смотрит. — И, вообще, если с операцией не выйдет, если я умру на операционном столе, сделай так, чтобы она об этом никогда не узнала.

— Как ты себе это представляешь?

— Сердечный приступ или авария, вариант моей смерти выберешь сам.

— Но почему нельзя сказать правду?

— Эта правда будет означать, что я лгал ей много лет, а она уверена, что я никогда её не обманываю. Не хочу, чтобы дочь разочаровалась во мне, даже посмертно. Кто угодно, только не она.

***

— Может, всё же останетесь на завтрак? — спрашиваю я, когда подруги уже стоят в дверях моей комнаты.

— Нет, не хотим отвлекать на себя его внимание. Он должен тобой очароваться, а мы представляем для тебя серьезную конкуренцию, — подмигивает мне рыжая красавица.

— Зоя, ты от скромности точно не умрёшь.

— Я всегда говорю правду. Извините, что порой она вам не нравится.

— Вечером сходим в клуб? — Сегодня последний день, когда я могу себе позволить ночную вылазку. Во время тренировок у меня режим.

— Обязательно, но без тебя.

— Почему?

— Игорь, — напоминает Полина. — Сосредоточься на нём.

— Он в это время будет уже десятый сон видеть, такие старички, как он, рано спать ложатся.

— Смотри сама, ориентируйся по ситуации, — говорит Зоя и тянет Полинку за руку к выходу. — Мы выезжать будем в одиннадцать.

— Закажите мне мартини, если приедете раньше меня.

Девчонки уходят, а я, ещё раз взглянув на себя в зеркало, спускаюсь в столовую.

Чего я ожидаю? Как представляю нашу встречу этим утром? А так. Я войду туда, он бросит на меня мимолетный взгляд, чтобы поздороваться, а потом, медленно повернув голову в мою сторону, замрёт на пару секунд. Затем нервно сглотнёт слюну и отвернётся, чтобы папа не заметил его интереса.

И вот я вхожу, папа с Игорем тихо беседуют за столом, но, заметив меня, сразу замолкают. Папа улыбается мне, а Игорь, уткнувшись в тарелку, поедает овсянку.

— Доброе утро, — говорю я, подходя к отцу.

— Доброе, доченька. — Он целует меня в щёку и при этом смотрит очень странно, грустно как-то.

— Всё в порядке, пап?

— Не выспался. — Сжимает пальцами мои ладони, и я ужасаюсь тому, насколько холодные у него руки.

— Доброе утро, Валерия. — Ну наконец-то заметил.

— И вам того же, — одариваю Игоря лучезарной улыбкой. Он же в ответ удостаивает меня холодным и равнодушным взглядом.

Что, Игорь, не зашла тебе моя Лолита?

Присаживаюсь напротив друга отца, папа очень настороженно и непонимающе смотрит на меня, ведь до этого момента я всегда сидела напротив него.

— Вкусная каша? — Я тебя в покое не оставлю, ты обратишь на меня внимание. Игорь! Ну, смотрит же на меня. Как тебе мои косички?

— Очень вкусная каша. Рекомендую.

— Нет, спасибо. Я люблю на завтрак творог.

— Творог лучше усваивается вечером, для костей полезно.

— Ну, может в вашем возрасте его и стоит есть вечерами для полезности, я же его ем исключительно из-за вкусовых качеств. — О, боже, он взглянул на меня, да как? Убийственно. Валерия, ты точно такого взгляда добивалась? Не уверена. С ума сойти, я мысленно сама с собой разговариваю.

— Валерия, мне нужно тебе кое-что сказать, — папа отвлекает от пронзительного взгляда Игоря, который буквально пригвоздил им к соседней стене. И зачем брякнула про его преклонный возраст? Мне же надо его соблазнить, а не развязать с войну.

— Я слушаю, — переключаю своё внимание на папу, но не забываю поглядывать боковым зрением на Игоря. Ну вы посмотрите на него! Он ест. На меня ноль внимания.

— Мне необходимо срочно уехать в Германию. На переговоры.

— Почему ты? — Смотрю на Игоря, тот, опустив голову в кашу, делает вид, что даже не слышит нашего разговора. — Ты же никогда не ездил в командировки. Игорь прекрасно с этим справлялся столько лет.

— Игорь Николаевич, — поправляет меня обладатель этого имени.

— Ой, простите дядя Игорь! — Черт, язык что ли себе прикусить. Какой ещё дядя?

— Дочь, — папа накрывает своей ладонью мою руку, — Игорь сейчас в отпуске, в котором по моей вине не был пять лет. С моей стороны было бы верхом бестактности просить его съездить вместо меня.

— Я поеду с тобой. Никогда не была в Германии.

— Нет, Валерия.

— Почему?

— Это очень серьёзные переговоры, я не должен отвлекаться.

— Отвлекаться? На что? Мне не три месяца, подгузники менять не надо, ем самостоятельно. Можешь даже поселить меня в другом отеле, обещаю, ни разу не побеспокою. Встретимся в аэропорту, когда будем возвращаться домой.

Папа переглядывается с Игорем, и мне это не нравится. Что это за командировка такая?

— А как же твои тренировки? Ты же Павла подведёшь, да и твой день рождения на носу. А ты ещё не выбрала, в каком ресторане будем отмечать. Тему вечера придумала?

— Нет.

— Вот. У тебя и здесь куча дел. К тому же, Игорь гостит у нас, я не могу его оставить в пустом доме.

— А своего дома у него нет?

— Валерия, следи за языком. Прости, Игорь. Валерия Станиславовна, ты хозяйка этого дома, и будь любезна вести себя гостеприимно. В моё отсутствие Игорь остается за главного, поэтому не шали. Он отвечает за тебя передо мной головой.

— Так я хозяйка или пленница? Мне не нужен надзиратель.

— Не утрируй, дочь. Он вместо меня приглядит за тобой.

— Ага, мой новый папочка. — Игоря даже передернуло. Жевалки на его скулах зашевелились, а глаза наполнились гневом. А что я такого сказала?

— Мне уже пора выезжать в аэропорт. Проводишь?

— Конечно, папа.

— Игорь?

— Я тоже еду.

В аэропорт мы едем почти час. Игорь сидит рядом с водителем, мы же с папой обнимаемся на заднем сидении.

— Я буду очень скучать, — шепчет папа, целуя в макушку. Он сегодня по-особенному нежен, таким сентиментальным я его не видела. Впрочем, отец никогда не покидал дом и не оставлял меня одну. Наверное, в этом дело.

— Я тоже. А пораньше вернуться не получится?

— Нет, родная. Каждый день расписан поминутно. Но обещаю, что вернусь в день твоего рождения и как всегда поздравлю первым.

— Я буду ждать.

***

— Позвони, как приземлишься, — говорю другу, стоя в здании аэропорта. Ему давно пора идти к стойке регистратора, но он оттягивает этот момент. Держит за руку дочь, сжимая ладонь, чтобы не выпустить её пальчиков, будто ей три года и она стремится убежать от него.

— Обязательно, — отвечает он, пожимая мою руку. — Валерия, — смотрит на дочь, которая едва сдерживает слезы, — веди себя достойно, я не должен краснеть перед другом.

— Я постараюсь, папочка, — она обнимает отца нежно за шею, а он обхватывает её талию. Я слышу, как она всхлипывает.

— Ну, малышка, не плачь. Мы же не навсегда прощаемся, — дрожащим голосом говорит Стас, глядя на меня из-за её спины. Он сам не знает, вернётся ли.

— Увидимся в мой день рождения, — вытирает слёзы и размыкает объятия с отцом.

— Конечно, — он касается указательным пальцем её носа, улыбается. — Как всегда, поздравлю первым. Идите уже, мне пора на посадку.

— Валерия, — обращаюсь я к девушке, — не могла бы ты подождать меня в машине?

— Секреты? — подозрительно смотрит она на нас.

— Нет, рабочие моменты, — отвечает Стас, — тебе будет неинтересно. Иди, родная.

Лера нехотя покидает нас, провожаем её взглядами, и только когда водитель открывает перед ней дверь автомобиля, и она садится в неё, мы можем продолжить неприятный разговор.

— Перешли мне номер телефона врача или того, кто будет делать тебе обследование.

— Думаешь, я буду не в состоянии позвонить тебе сам?

— Стас, ты не знаешь, что будет там. Да, это ещё не операция, а только обследование, но при твоём диагнозе ухудшение может произойти в любую минуту. Я должен владеть ситуацией о твоём здоровье.

— Я понял. На твою личную почту я отправил все необходимые документы, там информация о клинике, фрау Рихтер и её заместителе.

— Спасибо. Ну, пора прощаться, а то самолёт улетит без тебя, — с трудом выдавливаю из себя улыбку, сложно улыбаться ему, не на курорт же летит.

— Расслабься, буду через тринадцать дней, — на этот раз друг обнимает меня. — Спасибо, что согласился помочь. Для меня это очень важно.

— Я знаю. Звони чаще.

Стас уходит, а я какое-то время стою на месте и не могу двинуться дальше. Смотрю на электронное расписание самолетов и сам не понимаю, зачем это делаю. Хотя вру — понимаю. Мне хотелось бы сейчас сесть на ближайший рейс и скрыться в неизвестном направлении. Но нельзя, в течение тринадцати дней я — нянька, опекун, дядя. В общем, впервые не свободен в своих желаниях. «За моей спиной» стоит маленькая зараза с невинными глазками.

Сажусь в машину на переднее сиденье. Поворачиваю голову, чтобы увидеть девчонку — не сбежала ли? Но нет, она тихо сидит сзади и смотрит в окно на взлетающие самолёты.

— Куда едем, Игорь Николаевич? — обращается ко мне водитель.

— Домой, Володя, — усаживаюсь удобнее, пристегиваюсь ремнём безопасности, краем глаза замечаю, что Валерия не сделала этого. — Лера, пристегнись, пожалуйста — стараюсь говорить мягко и без нажима.

Девушка безэмоционально, не глядя на меня, тянет ремень и защёлкивает его. Трогаемся. Дорога назад кажется бесконечной, в машине полная тишина. Володя включал радио, но Лера попросила выключить. Состояние девушки мне совсем не нравится, по её щекам то и дело катятся слёзы, и она быстро их стирает ладошками. Молчу и делаю вид, что не замечаю этого. Включаю айпад и, открыв электронную почту, просматриваю информацию, которую мне скинул Стас. Клиника действительно мирового уровня. И кадры высококвалифицированные. В душе теплится надежда, что Стасу помогут там. На экране, как назло, выскакивает ссылка элитного похоронного агентства с выгодным предложением купить себе гроб заранее, выбрать, так сказать, понравившийся. Есть даже услуга рассрочки. Передергивает от одной мысли о подобном, я закрываю и блокирую сайт. Не выношу гробы, кладбища и слёзы утраты. Сразу вспоминаю прощание с отцом и убитую горем мать.

— Когда у тебя тренировки, Лера? — спрашиваю я, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

— С понедельника, каждый день с трёх до шести.

— Как ты добираешься до спортивного комплекса?

— По-разному. Иногда Володя возит, но чаще Зоя или Полина за мной заезжают. Редко езжу сама за рулём.

— Почему редко?

— Я не люблю водить.

— У меня к тебе просьба: эти две недели на учебу и тренировки тебя будет сопровождать Володя.

— Зачем? Не надо за мной следить.

— Пойми меня правильно, Валерия, я никогда в жизни ни за кем не приглядывал, у меня не то что кошки, даже хомячка не было. Я не знаю — нет, неправильно — я не умею за кого-то быть в ответе. Пойди мне навстречу в этом вопросе.

— Хорошо. Но если вы будете переходить границы со своей опекой, я молчать не буду.

— Договорились. Всё обсуждаем и договариваемся мирно. Идёт?

— Идёт.

Ну, вот вроде и компромисс. Проблем быть не должно.

***

Какой наивный дядечка. Ага, разбежалась я потакать твоим тупым правилам. Ничего в своей жизни я менять не буду. На Володю, так и быть, согласна, и то лишь потому, что он всегда за меня. Не раз прикрывал перед отцом и уж точно доносить на меня не будет. А к остальному, Игорь Николаевич, придётся привыкнуть: никаких обсуждений и договоренностей.

От Зои приходит сообщение — напоминание о сегодняшней встрече в клубе. Не хочу идти, но придётся. Потому что сидеть дома, зная, что в нём находится посторонний человек, мне хочется ещё меньше. Пишу ей, что всё в силе и я буду. Танцевать и веселиться настроения нет, но я же могу просто посидеть в дальнем уголочке с бокалом мартини.

Машина заезжает на территорию дома и останавливается у парадного входа. Не жду, когда Вова откроет мне дверь, сама выхожу из авто и иду в дом. Игорь идёт следом. Он разговаривает с кем-то по телефону на японском. Он как папа — вечно в делах и заботах бизнеса. Молча направляюсь в свою комнату, закрываю за собой дверь и падаю на любимую кровать. Обнимаю плюшевого мишку, которого подарил папа, когда мне исполнилось семь лет, и проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь он настойчивого телефонного звонка. Ищу рукой по кровати сотовый. Нахожу под подушкой. Открываю глаза. Папа? Нет, Полина.

— Слушаю, — отвечаю сонным голосом.

— Ты спишь? — удивленно интересуется Поля.

— Благодаря тебе — нет, — ворчу я. — Что-то случилось?

— Мы уже выезжаем, за тобой заехать?

— А сколько времени? — встаю с кровати и иду к зеркалу.

— Одиннадцать. — Ничего себе, я проспала весь день.

— Заезжайте, только остановитесь у соседнего дома. Я дойду до вас сама.

— Как продвигается с Игорем? — кричит в трубку Зоя.

— Никак. Я проспала целый день.

— Очень плохо, подруга. Ты не проспала день, ты потеряла бесценное время, отведённое на соблазнение Игоря.

— Сомневаюсь, что у меня получится, — расплетаю косы, не произвели они должного эффекта. А может, не в косах дело? Может, из меня в принципе хреновая Лолита?

— Что за пессимизм в голосе? Поговорим об этом в клубе.

— Хорошо, поговорим, — вздыхаю и отключаю звонок.

Выхожу из комнаты, спускаюсь на первый этаж. У меня полчаса в запасе, нужно немного перекусить, чтобы не опьянеть с первого бокала. Внизу полная темнота, включаю свет в столовой и иду к холодильнику. Делаю себе несколько бутербродов с маслом и красной икрой, включая попутно чайник.

— Добрый вечер, — слышу я за спиной.

Он ещё не вошёл в помещение и стоит в темноте коридора. Жуткое зрелище, как в фильмах ужасов. Сейчас он сделает шаг мне навстречу, и я замечу в его руке топор или пилу. Входит. Пронесло. Облегчённо вздыхаю. В руке лишь сотовый, который он небрежно бросает на стол.

— Бутерброд будете? — спрашиваю я, показывая на свою тарелку.

— Давай, — устало соглашается он. Уверена, что всё это время он просидел в кабинете. Трудоголик.

— Чай? — интересуюсь, когда чайник отключается. Достаю из шкафа две кружки.

— Лучше кофе, — он сам подходит к кухонному гарнитуру, открывает дверцу шкафа и достает пачку кофе. Засыпает несколько ложек в турку.

— На ночь? — удивленно спрашиваю, наливая себе зеленый чай.

— В Токио ещё рабочий день.

— Сочувствую, — я правда в шоке от продолжительности его рабочего дня, чувствую, что вписаться мне в него будет крайне сложно. — Тяжело работать в двух часовых поясах?

— Непросто, но я привык.

Он варит кофе, а я зачем-то стою рядом с ним и жду, когда он закончит. Потом садимся за стол, напротив друг друга, между нами ставлю тарелку с бутербродами. Нам не о чем разговаривать. Слишком разные, нет общих тем. Неловко. Лучше бы поела в кафе. Я украдкой поглядываю на часы. Моя кружка уже пуста, но я делаю вид, что пью из неё. Минуты уходят, а он сидит и никуда не торопится.

— У тебя планы? — спрашивает он, будто мысли читает, а может, заметил, как я на телефон часто кошусь.

— Хочу фильм посмотреть. У себя в комнате. А у вас какие планы?

— Тоже хотелось бы посмотреть фильм, но нужно провести видеоконференцию.

— Не буду мешать, я к себе.

Сбегаю от него. Телефон вибрирует в моей руке, девчонки уже на месте, а я, во-первых, не готова, а во-вторых, понимаю, что «официально» через парадную дверь мне из дома не выйти. Скидываю с себя футболку и джинсы. Достаю из шкафа первое попавшееся платье, напяливаю его на ходу, расчесываю волосы, надеваю балетки — каблуки в моей ситуации не вариант. Рекорд — семь минут, и я готова. Пишу девчонкам в чате, что уже выхожу, на что получаю гневный смайлик.

Распахиваю шторы и открываю окно. Вот он — мой запасной выход. Веревочная лестница. Как же я благодарна изобретателю этого чудесного способа улизнуть из дома незаметно. А ещё я благодарна Володе, который закрепил эту лестницу под подоконником. Он счёл, что веревочная лестница намного безопаснее, чем рядом растущее дерево. Вова однажды стал свидетелем подобного побега. Грозился спилить несчастное дерево, если я ещё хоть раз попробую прыгать на нём подобно обезьяне.

Выбрасываю лестницу в окно, кладу телефон в клатч, а клатч в зубы. Залезаю на подоконник, спускаю ноги в окно, практически ложусь на живот, ступнями ловлю веревочные перекладины. Платье задралось почти до талии, ну и пофиг, всё равно в темноте никто не видит. Раз ступенька, два ступенька. Медленно спускаюсь вниз. Телефон в клатче снова вибрирует, чем раздражает меня. Ну не могу я быстрее. Быстрее только прыгать, а мне ноги жалко. Мне ими ещё танцевать вальс, румбу, ча-ча-ча. Двадцать восемь ступенек позади, осталось ещё две, и наконец, земля, свобода. В предвкушении начинаю дышать чаще. Ещё осталось одно препятствие — забор. Слава богу, через него перелезать не надо, есть ключ от запасного входа позади дома. Просто к нему нужно бежать через окна папиного кабинета, а это значит, нужно быть крайне осторожной, чтобы остаться незамеченной. Ползком, ползком и не дышать.

Неожиданно сзади за талию обхватывают мужские руки и отрывают от верёвок. Мои ноги касаются земли раньше запланированного. Я точно знаю, кто за моей спиной. Интересно, как давно он тут стоит? Он что, видел, как я тут бельём сверкала? Позорище. Сквозь землю готова провалиться. Разворачиваюсь в руках Игоря и встречаюсь с его недобрым взглядом. Он вытаскивает из моего рта клатч и забирает его.

— Далеко собралась?