Ода на рассвете

Вирсавия Мельник, 2023

С громким хлопком Библия упала на стол. Вместе с нею душа у Лизы упала в пятки: она начала догадываться в чем дело… Но это была битва не человеков, а богов. Сколько испытаний ожидает Моховых впереди? И наступит ли тот рассвет, когда над тайгой протянется хвалебная песнь?

От автора

Я хочу рассказать вам нечто большее, чем просто историю…

I

«Утро». Эдвард Григ.

Звуки переплелись с лучами восходящего солнца и словно ранняя прохлада, пропитанная запахами лесов и лугов, наполнила всю усадьбу Моховых. В ее просторной и светлой гостиной фортепиано с послушной непринужденностью издавало мелодию под нежными девичьими пальчиками. Скрипка добавляла некое величие и трепет, извиваясь в более сильных руках юноши. То ликуя, то сокрушаясь, то радуясь, то плача они дополняли друг друга. Гармония звуков твердила о великолепии и неповторимости нового утра, которое дал им Бог.

Произведение идет к завершению. Diminuendo. Длинная и глубокая тоника.

Тишина.

Лиза подняла голову:

— Это чудесно! Не правда ли, Роман?

— Не имею никакого права оспорить, моя дорогая сестра, — ответил скрипач.

— Каждый раз, когда я играю это, мне кажется, что я просыпаюсь где-то в лесу, где все цветет и благоухает, роса мочит ноги, над озером расходиться туман, а над верхушками высоких деревьев показывается солнце…

— На что способна музыка!

— На что способен Господь… — добавила Лиза.

— Лиза! Лизонька! — послышался звонкой голос со второго этажа и быстрый топот маленьких башмачков о деревянную лестницу — «топ-топ-топ-топ-топ-топ — топ-топ-топ-топ…» — Лизо-о-нька! — спустился с последней ступеньки и очутился в гостиной маленький мальчик.

— Да, Саша, — ответила девушка, все также сидя за инструментом.

— Ты только посмотри, какую я у папы в библиотеке книжечку нашёл! — воскликнул он и протянул книжечку сестре.

— Михаил Юрьевич Лермонтов. Избранное, — прочла Лиза на обложке. — Мы когда-то учили эти стихи. Помнишь, Рома?

— Конечно. Мы еще спорили кому какой достанется, — ответил он, улаживая скрипку в футляр.

— А что вы учили? — спросил Саша, наблюдая как сестра медленно перелистывает.

— Наверное, почти всё, но больше всего мне понравился стих «Когда волнуется желтеющая нива".

— Расскажи! Расскажи мне его!

–Саша, стихи не рассказываются, а читаются на память, — исправил Роман.

–Да… Ну, тогда… прочти, пожалуйста, Лиза!

Лиза, положив книгу на крышку фортепиано, посмотрела Саше прямо в глаза и, переживая каждое слово стихотворения, начала:

— Когда волнуется желтеющая нива

И свежий лес шумит при звуке ветерка,

И прячется в саду малиновая слива

Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,

Румяным вечером иль утра в час златой,

Из-под куста мне ландыш серебристый

Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу

И, погружая мысль в какой-то смутный сон,

Лепечет мне таинственную сагу

Про мирный край, откуда мчится он, —

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе, —

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога…

— О! Здорово! Здорово! — захлопал в ладоши Саша. — Я тоже так хочу! Я тоже так буду! — Он схватил свою книжечку и помчал на второй этаж в библиотеку, к отцу. — Па-па!… — с верху доносились только отголоски: его — звонкие, и отца — спокойные, низкие. — Ур-а-а-а! — Саша снова быстро спустился вниз. — Рома! Лиза! Папа сказал, что сейчас, перед завтраком, мы можем пойти погулять в парке, покормить лебедей и покататься на качелях! — Запыхавшись протараторил он. — Это только на полчаса, пока не подадут на стол. А потом папа будет со мной учить стих! А потом, папа сказал, что мы вместе с Ромой пойдем в мастерскую. У нас есть очень важное дело. Так он сказал! Да, да! Так и сказал! И ещё, что он меня берет в главные помощники!… Так давайте же быстрее в парк! — радостно воскликнул мальчик и помчался к двери. Через секунду массивные деревянные двери со скрипом открылись и тяжело захлопнулись.

Переглянувшись, Лиза и Рома рассмеялись и пошли за Сашей.

Тут дверь снова скрипнула.

— Ой! Погодите! Я хлебушек для лебедей забыл! Подождите меня! — крикнул Саша, пробегая мимо старших брата и сестры, очевидно на кухню. Дождавшись довольного Сашу с буханкой хлеба, все трое вышли.

Усадьба Моховых.

Высокий белый дом, укутанный зеленью деревьев, стоит с таинственной надменностью, глядя на пышные клумбы из роз, амброзий и астр. В этот август они особенно хороши. Цветники расступаются на две противоположные стороны отдавая место и честь каменной дорожке, которая должна из разных уголков страны приводить в этот дом гостей. Забор обвит хмелем и плющом. Добротные кованные ворота едва ли закрыты. Возле них стоит добрый дядя Вася. Он оперся о свою метлу и любуется чистотой, которую навел во дворе.

Если заглянуть за дом, то можно увидеть парк. Здесь широкие тропинки, пронизывая всю его территорию, ведут в самое сердце посадки. Тут разлилось, как блюдо, небольшое озеро, отражающее голубизну небес. У самого его берега установлена беседка с круглым столом и лавками. Немного дальше, Саша катается на качелях. Роман, зная, как нравиться это братцу, толкает ее еще сильнее. Саша, игриво смеясь, ножками достает до листьев дуба, к ветке которого и привязаны эти качели.

Очевидно, Андрей Савельевич Мохов знал, что это место станет излюбленным у всего семейства. Он не жалел ни сил, ни средств, чтобы усадьба была прекрасным и уютным уголком, который принимал бы всех, без исключения, с теплом. Этот почтенный человек очень любил детей, но своих не имел; как в народе говорят: Бог не дал; поэтому, состарившись, переписал свое родовое имущество племяннику, сыну своего сводного брата, а теперь и отцу Романа, Лизы и Саши.

— Сильней! Сильней! — требовал Сашка. Его белокурые волосы развевались на все стороны, а голубые глаза сверкали, как огоньки. Белая рубашка, казалось, вот-вот надуется как парашют, если бы не подтяжки, державшие шортики. Этот шестилетний мальчишка на сколько только возможно дрыгал ножками, чтобы дотронуться башмачками до желудей. — Ещё сильней! Ещё!

— Это небезопасно, — напомнила Лиза, усмиряя Сашкин пыл, и Роман, постепенно ослабил толчки.

Рома — это девятнадцатилетний юноша атлетического телосложения. Все в округе говорят, что он очень похож на свою покойную бабушку по материнской линии, Ефросинию. Она имела толи турецкие, толи цыганские корни, поэтому Роман отличался от других черными, как смоль волосами и глазами, как угли в печи. Любовь к музыке, а особенно к скрипке, тоже передалась ему от бабушки. С семи лет он взялся за смычок и с тех самих пор инструмент не мог отдохнуть хотя бы на сутки. Его гардероб — это гардероб музыканта: светлые, слегка свободные рубашки, темные узкие брюки; на выход — жакеты и пиджаки, а если это публичное выступление, то обязательно — фрак. К всеобщему удивлению, повзрослев, он не поступил в консерваторию, а решил строить свой успех на поприще архитектуры. «В архитектуре, — как утверждал он, — сочетается всё: и музыка, и природа, и скрупулёзная точность».

Елизавета, его младшая сестра, всегда восхищалась им. Она видела в брате наставника и лучшего друга. Хотя разница в их возрасте составляла только два года, девушка всегда замечала в Романе более опытного человека, на которого можно положиться. С фортепиано она познакомилась, когда ее старший брат пытался уже пропиликать «Маленького пастушка». Она всегда хотела быть для него поддержкой, быть рядом. Именно это желание побудило ее на изучение аккомпанемента. Внешность Лизы была заурядной, но гармоничной: русые волнистые волосы с вплетенной розовой атласной лентой; карие выразительные глаза; искусно организованные рот и нос; аккуратный овал лица. Одетое на ней бежевое кружевное платье подчеркивало ее стыдливую девичью худощавость и слегка заметные женские формы.

— Даже не верится… — вздохнула Лиза. — Ещё несколько недель и ты снова уедешь.

–Да, но осталось-то совсем немного, — успокаивал ее Роман.

–Я буду по тебе очень скучать… — прильнула девушка к мощному стволу дуба, наблюдая за радостью своих братьев.

— Лиза, а куда он уезжает? — поинтересовался Саша, мимолетно услышав их разговор.

— Сашка, разве ты не знаешь, что Рома уезжает учиться далеко-далеко, в Москву?

— Это как раньше он уехал на долго, а потом приехал и привез целую кучу больших бумаг?

— Да, именно так, — рассмеялся Рома. — Но, Саша, если ты хочешь стать благовоспитанным взрослым человеком, то запомни, что говорить о присутствующем рядом и называть его «он» — некрасиво.

На это замечание мальчик задумчиво промолчал.

–Лиза, — обратился Роман к сестре и снова толкнул качели, — а ты не хочешь поехать со мной? Может родители и я похлопочем и найдем для тебя хорошее училище и жилье?

— Нет, братец, я не могу… — покинула Мохова защиту огромного дерева и задумчиво подошла ближе к Роману. — Мне бы так хотелось остаться здесь, рядом с отцом и матерью, с Сашей, и няней… К тому же, я уже поняла кем хочу стать.

Лидия Ивановна Карпова, ты ее знаешь, она здешний лекарь, многим помогла и была прошлым месяцем у нас. Марье Петровне не здоровилось, и мы ее позвали. После того, как она ее осмотрела и назначила лечение, я имела удовольствие с нею пообщаться. Мы говорили о медицине. Я давно увлечена этой наукой и многое читаю о ней. Лидия Ивановна, к моему удивлению, была довольна моими знаниями и рвением, поэтому она предложила мне ассистировать ей, помогать, приобретать еще больше знаний и навыков, чтобы в дальнейшем, как она надеется, я заняла ее место и стала поддержкой и помощью для людей. Я согласилась…

Что скажешь по этому поводу?

— Очень смело!… Но если честно, то я не знаю ни одной женщины из нашего общества, которая была бы помощником врача.

— Роман, дело же не в звании и не в положении, а в том, что я хочу помогать людям… чем только смогу… Этому ведь нас учил Иисус.

— Ты права. А что говорят отец и мать?

— О, они полностью поддерживают меня! Ты же знаешь, что не так давно и они носили эту ношу на плечах, оказывая медицинскую помощь раненным…

— Лиза, я очень рад, что ты выбрала именно эту дорогу… А знаешь что?… — предложил Роман. — Я кое-что придумал! Ты будешь лечить больных, а я построю для тебя отдельную лекарню! И назовем ее: «Лечебница Моховых»! — фантазировал будущий архитектор, размахивая руками, и рисуя в воздухе огромное здание. — И построим ее прямо в нашей провинции. Представляешь, к нам будут съезжаться все: от Ростова до Владивостока!

— Ты забавный! — рассмеялась Лиза.

— Я вполне серьезно!

–О, Роман, как бы я была счастлива, если бы Господь дал мне мудрости и сил поднять на ноги хотя бы одного человека.

— Я уверен, что всё будет как нельзя лучше!

— Спасибо… — тихо ответила Елизавета.

— Ой! Смотрите! Там лебеди! — сказал Саша, указывая вдаль пальчиком. — Они спускаются!

Рома остановил качели. Мальчик быстро слез и, схвативши буханку, которую он положил на траву у дуба, побежал к озеру. За ним пошли и Лиза с Романом.

Лебеди спускались один за другим, нарушая неподвижность деревьев и облаков, которые отображала вода. Они людей не боялись, поэтому сразу поплыли к берегу, где Саша уже набросал им целую горсть хлебных крошек. Аппетит у птиц оказался отменным, поэтому хлеб у мальчика очень быстро уменьшился на половину.

–Сашенька, дай и нам по кусочку, пожалуйста, — попросила Лиза.

Он послушно разделил оставшийся хлеб на три части так, чтобы каждому досталось поровну.

–А можно я пойду и с помоста буду их кормить? — спросил Саша.

–Можно, только аккуратно и внимательно, чтобы не упал. Держись за перекладины.

–Хорошо! — пообещал он и помчался.

–Какие прекрасные творения… — заметила девушка, продолжая кидать крошки.

–Я вижу, что ты обеспокоена чем-то, — заметил Роман, оставшись с сестрой наедине.

–Да… — призналась со вздохом Лиза, — это так…

–Чем же?

–Дело в том, что… — она посмотрела в сторону Саши и, убедившись, что всё в порядке, продолжила, стараясь не выдавать своих эмоций. — Рома, пойми меня, пожалуйста, правильно… Я всегда искренне радовалась и радуюсь за твои успехи, но понимаешь… Мне кажется, что ты всё дальше уходишь от нас. Институт. Москва. Архитектура… Ты не подумай: я не о себе, я об отце. Ты ему очень нужен. Кому он доверит своё дело и людей? Он просто не говорит тебе об этом, а я каждый день вижу, как он переживает, хотя всячески скрывает это от нас… Твоя поддержка ему необходима.

–Ох, Лизонька! — Роман обнял ее за плечи. — Я поступил в архитектурное, чтобы, наоборот, поднять нашу мастерскую, возможно, даже расширить ее деятельность, чтобы мы не только обустраивали здание лучшей мебелью, но и поднимали его по исключительным меркам. Понимаешь? — Роман ласково заглянул в глаза сестры. Лиза улыбнулась и кивнула головой. — Но, если ты так утверждаешь, то я обязательно с ним поговорю.

Саша прибежал обратно:

–У меня хлеб уже закончился, и я всех накормил.

–Очень хорошо, — ответил старший брат. — Вот, и у нас закончился! — объявил он, выбрасывая последние крошки. Птицы съели всё и собирали мельчайшие частички с водной поверхности. — Ну что, идем домой?

–Идём, — согласилась Лиза.

–Пока лебёдушки! — прокричал Сашка напоследок птицам, но на этом его удивительные открытия не заканчивались. — О! А вот, и наша лодка! — заметил мальчик, когда они проходили мимо старой ивы. Она была на столько изогнута, что ее ветви, образуя купол, опускались прямо в воду. Под этим куполом и хранилась их лодка от зноя и дождей. — Может покатаемся на ней?

–Папа же пустил нас погулять только на полчаса, — напомнила Лиза. — Время наше истекает, и нам нужно возвращаться.

–Ну, тогда может вечером?

–Может быть, но…

–Ой, дядя Вася идет!

И вправду, к ним приближался их садовник, дворник и сторож. Ему было около шестидесяти лет. Ходил всегда в сером длинном переднике и в своей любимой поношенной фуражке. По его морщинистому лицу, обрамленном сединой, было видно, что много горя он носит с собой, и что только водка спасала его от уныния. Тощий да слегка хромой, он подошел к детям:

–Батюшка велел вам идти к столу.

–Благодарим, Василий Павлович, — ответил Роман. — Мы уже идем.

Когда дети вошли в столовую, Федр Николаевич и Наталия Михайловна, их родители, уже были за столом, дожидаясь своих чад.

Просторная светлая столовая была наполнена запахами липового чая, меда и свежеиспеченного хлеба.

–Прошу к столу! — сказал отец, откладывая недочитанную газету в сторону.

Дети подошли. Родители встали.

–Возблагодарим Нашего Господа, — сказал Федр Николаевич своим мягким бархатным голосом и склонил голову. Всё, сложив руки, покорно повторили его жест. — Отец Наш Небесный, мы стоим пред Тобой с благодарностью за новый день, за нашу семью, за эту пищу, за Библию, за Твою любовь. Просим у Тебя благословения и мудрости в исполнении Слова Твоего, Воли Твоей. Всецело доверяемся Тебе. Ты — Наш Бог. Пусть во всем будет перст Твой. Мы жаждем Твоего присутствия и водительства в нашей жизни. Да будет славно Имя Твое! Да будет Благословенно Имя Твое! Прими сию молитву через Сына Твоего Иисуса Христа. Аминь.

–Аминь.

Все уселись.

–Ой, так вкусно пахнет! — восхищенно ахнул Саша. — Мама, что это?

— Это Марья Петровна нам готовит яблочный пирог.

–А сгущенка будет?

–Александр, одолей сначала чай с баранками, — сказал ему отец. — Приятного всем аппетита!

–Взаимно!

–Спасибо.

Приятно было смотреть на их совместную трапезу.

Федр Николаевич — мужчина лет сорока. Морщины едва ли начали касаться его лица, а седина — волосы. Сам по себе он был аккуратным и старательным как в отношении внешнего ухода и работы, так и в отношении внутреннего мира. На нем был классический коричневый костюм, а из-под жилета выглядывала белая рубашка, обрамляющая сильную стройную шею хозяина. Он любил зачесывать свои густые русые волосы на бок и носил усы стиля «Хэнд-лбар». Всё подчеркивало в нем эстета. И это было, как мы знаем, не без оснований.

–Тебе налить ещё чаю? — спросила его Наталия, когда заметила, что кружка супруга опорожнилась.

–Да, будь добра.

Хотя на дворе стоял 1928 год, тогдашние мода и взгляды на житейскую сущность не повлияли на Наталию Михайловну. Ей присущи были хорошие манеры держаться, любовь к искусству, элегантность, воспитанные в ней с той французской царской России. И сейчас, когда эта эпоха давно прошла, женщина сохранила прежнюю закалку. За столом сидела благородная дама с прекрасными белыми кудрявыми волосами, заложенными кзади, и темно-голубыми глазами. Ей очень подходили одетые сегодня длинная до пола синяя юбка с высокой талией и, заправленная в нее белоснежная блузка с длинным рукавом до запястья. Из-под ее воротничка выглядывала большая синяя брошь.

–Благодарю, — сказал Федр Николаевич, принимая вторую порцию ароматного чая из рук жены.

В этот момент в столовой появилась Марья Петровна, женщина в возрасте, исправно служившая господам уже двадцать третий год. Лицо, фигура, одежда, говор и поведение этой женщины могли говорить только о ее добросердечности и только. Она несла большой поднос с еще горящим пирогом и с вазочкой сгущенного молока.

–Ура! Ура! Сгущенка! — закричал Саша и заиграл под скатертью ногами. Он жадно следил за каждым движением Марьи Петровны и ожидал с нетерпением того момента, когда она положит вазочку на стол и он сразу же съест ложечку, другую любимого лакомства. Лиза, да и Рома, заметили реакцию Сашки на приход няни и не могли не улыбнуться, изредка косясь на него. Как только сгущенка оказалась на столе, объем её в сосуде, как и следовало ожидать, резко начал уменьшаться.

–Сашенька! — воскликнула мама. — Ешь поспокойнее! Куда ты торопишься? — на её лице были заметны и удивление, и строгость.

Эти слова матери заставили мальчика остановиться. Он и вправду увлекся. Темными пятнами устилалась дорожка по чистой белой скатерти от вазочки со сгущенным молоком до тарелочки Саши. Да и сам он был не очень. В сладком оказались его пухлые розовые щечки и кончик кнопочного носика, усеянного веснушками. Ложку он случайно повернул вертикально, и остаток сгущенки с чашечки ложки стекал по стеблю к ручонке, уже облипшей сахаром. Поняв, что ведёт он себя неподобающе, Сашка со стыдом опустил глаза, голову, плечи… Ему стало очень стыдно.

— Не серчайте, Наталья Михайловна, — с пониманием произнесла нянечка, — это ребенок, ему ещё это позволительно. Пускай балуется.

— Я вовсе не серчаю, Марья Петровна, — с мягкостью в голосе ответила мать. — Я хочу, чтобы Александр понял, что нужно кушать более аккуратно, — продолжала она, глядя на своего сынишку.

–Сынок, слушай, что мать тебе говорит. Будь аккуратным, — подтвердил отец, допивая чай.

— Марья Петровна, присоединяйтесь к нам! — пригласила мать к столу няню.

— Ох, батюшки! — взмахнула руками та. — Кушайте сами, а я потом, когда уберусь, и позову ещё дядю Васю; его тоже кормить нужно, — выговорила няня, удаляясь из столовой.

Сашка немного приободрился и исподлобья стал медленно осматривать лица окружающих, что на них написано. Все они смотрели на него, тщетно пытаясь скрыть свою улыбку, но у мальчика выражение лица не изменилось. Он с виновным видом стал облизывать свою ложку. Глядя на эту опущенную светлую головку, ручонки в липкой сладости, мама усиленно и глубоко вздохнула:

— Сашенька, Сашенька…. Лиза, милая моя, подай мне, пожалуйста, горбушку хлеба.

Лиза поспешно подала ее матери. Наталья Михайловна намазала на хлеб сгущенное молоко и положила в тарелку Саши:

— Кушай, сластенушка наша!

Это вмиг все изменило. Сашка понял, что прощен, и с превеликим удовольствием начал лопать предложенное лакомство.

— Благодарение Богу за великолепный завтрак, — сказал Федр Николаевич, поднявшись из-за стола. Он наклонился к своей жене и поцеловал ее в лоб. — Извещай меня о любом изменении состояния. Хорошо? — отец не ушел, пока не услышал ее тихое «Да, конечно». Удовлетворившись ответом, он взял свою газету: — Саша, я буду в библиотеке. Когда покушаешь, можешь подняться, и мы позанимаемся с тобой. Ты помнишь об этом?

— Угу! — ответил Саша с полным ртом.

— Ты еще не передумал учить стих?

Мальчик замотал головой: нет.

— Замечательно! Тогда я тебя жду, — с этими словами Федр Николаевич покинул столовую.

— А я уже всё! — объявил Сашка, поспешно допивая чай. — Я иду к папе! Спасибо Богу! — он быстро слез со стула, утерся и помчался вслед за отцом.

— Пожалуй, и я пойду наверх, — сказал Роман, закончив свой завтрак. — Благодарю Тебя за это, Господи. — Роман вышел, оставив Лизу и маму одних.

Лиза положила пустую чашку на блюдце:

— Мама, с тобой все в порядке?

— Да, всё хорошо, моя девочка, — нежно ответила Наталья.

— Отец просил тебя извещать его об изменениях состояния: значит, что-то всё-таки случилось.

— Я просто устала немного. Это пройдет. Не волнуйся, Лизонька.

— Это точно? Или…

— Это точно, дорогая. Мне просто нужно немного отдохнуть.

— Конечно, я позабочусь о том, чтобы тебя никто не беспокоил.

— Не стоит, моя дорогая. Я хочу писать на холсте. Думаю, это меня успокоит.

— Это удивительное лекарство, мама! — просветлела Лиза и встала. — Позволь, я проведу тебя…

— О, Лиза, я справлюсь с этим, — остановила дочку тронутая мать. — Какая ты у меня добрая и заботливая! Спасибо. Мне кажется, что у тебя сегодня намечены занятия с Лидией Ивановной. Разве не так?

— Да, матушка, но мне совсем не хочется оставлять тебя одну сейчас.

— О, мой милый ангелочек, — мать подошла к дочери и обняла ее. — Ступай с Богом. Пусть Он оберегает тебя и даст тебе разумения. Я же одной не останусь никогда. Твоя забота всегда будет меня ободрять, даже на расстоянии, мой цветочек! Ступай…

— Благодарю тебя, мама, — сказала с ободрением Лиза и поцеловала ее руку. — До скорого! Я вернусь к нашему собранию.

— С Господом! — отпустила ее мать.

Через две минуты в столовой снова появилась Марья Петровна.

— Вы уже покушали? — удивилась она. — Так быстро?

— Да, мы уже позавтракали.

— Тогда отдохните, матушка, Наталья Михайловна, немного, а я пока быстренько уберу со стола.

— Вы, няня, как всегда вовремя, — сказала Наталья Мохова и с облегчением присела на стул. — Марья Петровна, вы разговаривали с Василием Павловичем, как я просила? — поинтересовалась она, наблюдая за работой няни.

— Говорила. Как же?

— Он пройдет сегодня?

— Я не знаю, матушка. Он обещал поразмыслить над моими словами. А придёт али нет: не знаю.

— Благодарю вас. Еще один вопрос к вам, Марья Петровна. Что вы можете сказать о Дуне Скупановой?

— О соседке моей что ли?

— Да.

— О, это несчастная женщина! На днях пришёл ее муж пьяным. Дебоширил так, что нам, соседям, было не до сна. Дуня детей-то к матери отправила в ночи, чтоб меньше видели да знали, а сама все удары получала. Так днём-то муженек выспался да ушел. До сего дня его никто не видал… А Дуню жалко. Она хорошая, да и мне по-соседски помогает.

— Они голодают?

— А как же. Кормильца нет, а она сама еле-еле со всем справляется.

— А дети?

— А что дети… Они как воробушки зимой. Худые, боязливые.

— Очень жаль… — вздохнула Наталья. — Марья Петровна, у меня к вам большая просьба.

— Какая, матушка? — выпрямилась няня, оторвавшись от своего дела.

— Я бы хотела, чтобы вы передали кое-что этой несчастной.

— Что, матушка?

— Когда вы закончите работу на сегодня, после нашего собрания, поднимитесь ко мне. Я вам дам один узелок, который нужно будет передать Дуне. Я желала бы подарить ей немного теплой одежды и продуктов. Что скажете?

— О, моя соседка будет самой счастливой на нашей улице!

— Вы не беспокойтесь. Я вам доплачу за эту услугу.

— Что вы, матушка?! Такая работа мне только в радость будет.

— Только не говорите от кого эти вещи. Хорошо?

— Да, конечно, не скажу.

— Спасибо вам огромное! Вы мне очень помогли.

— За что мне спасибо? Это Боженьке нужно спасибо говорить, — ответила Марья Петровна, возвращаясь к своей работе.

— Вы правы, — согласилась Наталья и встала. — Я пойду к себе. Приятного вам чаепития, Марья Петровна!

— Благодарствуй, — улыбнулась няня.

Где-то через час в родительской спальне появилась в дверях Сашкина голова:

— Мама, ты здесь?

— Да, милый, — ответила Наталья Михайловна. Она сидела перед холстом, только что окончив набросок.

–Ух ты! — удивился Саша, подошедши ближе. — Мама, что ты рисуешь?

— Сейчас, — рассмеялась она, — я рисую Рому, а тут у меня на руках будешь ты. Сзади будет стоять Лиза, а рядом — папа.

— Как красиво, мамочка! — воскликнул Саша, когда заметил, как на светло-бежевом пятне, на лице Ромы, восстанавливались из-под кисти его черты: глаза, губы, румянец.

— Ты выучил стишок с папой, Сашенька?

— Да! Мы выучили его весь-весь! Папа сказал, что я его должен буду прочитать сегодня вечером перед всеми.

— Надо же! Как интересно! Как я хотела бы тебя послушать…

— Вечером, мамочка, вечером! А сейчас я побёг… нужно с папенькой на работу идти, — объявил мальчик и выбежал из комнаты.

«Господи, какие у меня замечательные детки! Какая у меня чудесная семья! Как Ты меня благословляешь! Спасибо Тебе!» — благодарила Наталия Мохова.

Федр Николаевич со своими сыновьями пришел в мастерскую. Она находилась недалеко от их усадьбы. Это было просторное здание с прилегающей территорией. На ней располагались огромные кубометры неотесанных бревен и обработанных брусьев. Под длинным навесом у здания были аккуратно сложены уже готовые изделия, ожидающие своих заказчиков.

У входа хозяина поприветствовал сторож и открыл ему двери. На него и на мальчиков тут же рухнул столь знакомый и приятный запах древесины.

–Доброе утро! Божией помощи вам на сегодня! — поздоровался Федр Николаевич с рабочими и мастерами.

Со всех сторон сразу отдалось:

–Доброе! Спасибо!

— Благодарим!

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, батюшка!

— Доброе утро!

— Взаимно!

— И вам того же!

Федр Мохов с мальчиками сначала прошлись по рядам станков и обрубков. Хозяин справлялся у каждого рабочего, как идет работа, всё ли в исправности, много ли запланировано на сегодня. В мастерской трудились молодые и старые, опытные и только начинающие. Для всех было крайне важно такое внимание со стороны хозяина.

— О, да вы сегодня с помощником, и не с одним!

— Похвально!

–Молодцы!

— Так держать, ребята! Отцу нужно помогать.

От таких похвал и поддержки Сашка сначала засмущался, но немного погодя, привык и осмелел.

Рома здесь уже знал своё дело, поэтому, не теряя ни минуты, пошел к своему рабочему месту, надел фартук и принялся за труд.

Закончив с рабочими, отец уже вел беседу с мастерами по дереву, которым давалась самая ответственная работа.

— Здравствуйте, Федр Николаевич! — подбежал к нему приказчик.

— Здравствуй, Владимир! Что-то случилось?

— Дел невпроворот! Поступило еще двенадцать заказов на шкафы и лестницы, восемь на кресла, пять на комплекты стульев и двадцать один на двери. Это и, плюс ко всему, что мы еще не сделали. Боюсь — Ха! Ха! — что нам нужно расширяться и привлечь больше людей для работы, — рассмеялся приказчик. Смех его был задиристым и громким. Говорил и действовал Володя всегда быстро и хватко. Ничего не ускользало из-под его контроля. Такой смекалки и опыта в деле редко можно было встретить у мужчин более старших и проживших больше его, Владимира, жизни.

— Да, — согласился Мохов. — Я предвидел это и решил увеличить число рабочих кадров. Вот, — указал он не без улыбки на лице на серьёзного Сашу, — мой заместитель и правая рука! Если есть какие-то вопросы — всё к нему!

— Ой! — Владимир слегка побледнел. Лицо его собрало всю решимость. Он присел перед Сашей и извинительным тоном начал. — Здравствуйте, уважаемый! Прошу прощения за то, что был так невежлив, — он протянул руку.

Мальчик, украдкой поглядывая на отца, ответил рукопожатием.

— Как хорошо! — воскликнул довольный приказчик. — Я уверен: мы будем с вами в хороших отношениях! А пока мне нужен ваш совет, — он сделал небольшую паузу. — Проблема в том, что мы ломаем с Кузьмой голову. Кто такой Кузьма? Это вот тот парень с веснушками; у него еще нос картошкой. Видишь? — спросил Володя у Саши, указывая на одного из рабочих, который, стоя за станком, смотрел на них, а теперь уже и грозил кулаком этому же приказчику.

— Угу! — сказал Саша.

— Так вот, мы не знаем, что нужно делать, когда лепишь табуретку. Нужно сиденье прибивать к трём ножкам или четырём? — Володя серьёзно смотрел на Сашу и ждал ответа.

Мальчик скрестил руки на груди. Он задумался, размышляя над этим вопросом, глядя то на стены, то на потолок:

— Я думаю, что будет лучше к четырем.

— Точно! — на приказчика как будто снизошло озарение. — Так мы и сделаем! Вот спасибо! — он выпрямился. — Не буду вас задерживать, Федр Николаевич. Хорошего дня! — попрощался он с хозяином. — И вам успешной работы, — пожелал он Саше и устремился дальше. — Кузьма, начальство распределилось, что к четырем! — пошел он к другу, доказывая и размахивая руками, скорее для показа перед Сашей, чем всерьёз. — Я же сказал, что четыре! Четы — ре! А ты?

— Володька, ты что им наговорил?! — разозленный Кузьма чуть ли ни ринулся на товарища.

–Остынь, старина! — усмехнулся Володя и похлопал его по плечу. Кузьма успокоился и вернулся к станку. Приказчик обернулся. Он знал, что Сашка за ним наблюдает, и подмигнул ему. Мальчишка едва ли сдерживал свой смех.

— Александр, ты мне поможешь? — обратился отец.

Саша оторвался от своих наблюдений:

— Да, папенька!

День прошел как нельзя лучше. Многое было выполнено, многое успели. Незаметно подкрался вечер. Рабочий день был окончен. Вся семья снова была вместе. Поужинав и обсудив свои новости, успехи и планы, они собрались в гостиной. Приближался час их собрания. К ним присоединилась няня и, ко всеобщему удивлению, пришел и дядя Вася. К времени собрания все Моховы относились с трепетом и благоговением. Ни одна церковная служба, какой бы богатой и пышной она ни была, не могла сравниться с их скромным единодушным сбором.

Они вознесли молитву и исполнили песню хвалы и благодарения. Затем Федр Николаевич начал чтение Библии. Он читал Послание к Ефесианам Святого Апостола Павла.

— Павел, волею Божиею Апостол Иисуса Христа, находящимся в Ефесе святым и верным во Христе Иисусе: благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа."¹ — он читал. Все слушали. Сколько мудрости и благодати можно почерпнуть из этих слов. — Ибо мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять… А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию Христовою. Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем.… Но вы не так познали Христа; потому что вы слышали о Нем и в Нем научились, — так как истина во Иисусе, — отложить прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, а обновиться духом ума вашего и облечься в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины.… но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас. Итак, подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное.… Испытывайте, что благоугодно Богу, и не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте. Ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить. Все же обнаруживаемое делается явным от света, ибо все, делающееся явным, свет есть.… Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолев, устоять. Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие. Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом… Благодать со всеми, неизменно любящими Господа нашего Иисуса Христа. Аминь» ²

Отец закончил. Тишина в комнате установилась на долго: каждый размышлял об услышанном.

— Меня тронуло то, — сказала Наталья Михайловна, — с какой любовью, терпением и заботой апостол Павел относится к Ефескому собранию. Его слова, вдохновленные Богом, были очень важны для тех людей и, хотя прошло много лет, они не утратили своей актуальности и в наши дни. Каждая строка — это обращение к нам самого Господа… Марья Петровна, что с вами? — испугалась Наталия, заметив, как няня с покрасневшими глазами нашла в переднике платок и начала вытереть слезы.

— Тут так… так написано… я не сдержалась, простите… «мы Его творение и созданы на добрые дела»… Созданы!… мы созданы на добрые дела… Я никогда такого не слышала. Верите?… Никогда…

— Это Библия, — пытался успокоить ее Федр Николаевич, — это Слова Бога, а не человека, поэтому они касаются самих глубин нашей души.

— Да… — закивала головой Марья Петровна, стараясь успокоиться и насухо протереть глаза.

— Папа, — спросил через некоторое время Сашка, — а что такое «брань»?

— «Брань» — это борьба, война.

— А как мы можем воевать, папа, ведь ты нас не учишь?

— Нас учит этому Библия, сынок. Воевать нам нужно со злом в этом мире.

— У меня нет оружия, а вот у дяди Васи есть. Он охраняет и на охоту ходит. Когда у нас в деревне были солдаты, они все с ружьями ходили. Они умеют воевать. Как же я буду это делать?

— Запомни, Саша, мы сражаемся ни с помощью оружия, а с помощью веры и Слова Бога. Об этом здесь написано, — объяснял отец.

— А-а-а… Разве это нам поможет?

— Конечно, поможет!

— Это самое сильное оружие, — добавила мать.

— И что же, я могу им уже пользоваться?

— Да, с помощью Бога, ты можешь побеждать, каким бы ни был твой враг.

— Я вспомнил! — воскликнул Саша. — Это как Давид воевал с огромным Голиафом. Да?

— Да, Сашенька, именно так. Давид не воевал в доспехах, с мечом или копьем. Единственное что у него было — это твердая вера.

Теперь мальчик удовлетворил свое любопытство и, откинувшись на спинку дивана, мечтательно глядел в потолок, наверняка, представляя себя в этом «всеоружии» против великана.

— Елизавета, что ты так задумалась? — спросил Федр Мохов у дочери.

— Я услышала удивительные слова. Именно над ними я и думаю.

— Что же это?

— Было прочитано, что, познавши Христа, нам следует оставить прошлый образ жизни, все прошлое оставить, и принять образ нового человека. Я понимаю, что раскаяние приводит чудеса в жизни каждого. Но мне не до конца понятно, возможно ли так измениться в корне. Может ли это сделать человек? По силам ли эта задача ему?

— Это по силам Богу и Иисусу Христу, Лиза. Когда они поселяются в сердце, там просто нет места для неправды или коварства, — ответил отец. — Ты еще пока этого не замечала в жизни людей, но, когда ты будешь с ними говорить о Господе, о Его любви к нам, когда ты сможешь показать Бога в себе нуждающимся, а, особенно, к больным, о которых ты будешь заботиться, то обязательно заметишь, как Рука Нашего Небесного Отца работает с ними, и как зерно, которое ты насадила, будет прорастать.

— О, это будет прекрасно! Я буду надеяться, что Бог мне поможет, и я стану достойным Его служителем, Его сеятелем.

— Тут также было сказано, что ноги наши нужно обуть в готовность благовествовать мир, — добавил Роман.

— Это одна из наших целей, — отметил Федр Мохов. — По милости Бога, я могу говорить и говорю об этом с моими работниками, заказчиками. Но слова не являются самым главным. На много важнее наши поступки. Дела говорят красноречивее слов. Не так ли? Помните, мы читали послание Иакова? Там апостол пишет: “Вера без дел мертва". Я веду это к тому, что не только в наших словах, но и в наших делах люди смогли увидеть свет Божий. Это наша проповедь. Это наша цель на всю жизнь и на каждый день.

— Именно поэтому я присоединилась к вам, — ответила с улыбкой Марья Петровна.

— И я… тоже, — вдруг произнес Василий Павлович, до сих пор не обронивший ни слова. Это признание стало настоящей наградой для Моховых.

Беседа продолжалась еще около получаса. Затем был спет псалом и Роман помолился в завершении собрания.

— А я стишок выучил, — похвастался Сашка.

— Прочти нам его, — попросила мама.

Саша встал на ноги и, потупив взгляд, по-своему, по-детски начал. Читал он стих с особым чувством. Было видно: он старается. Его аудитория пребывала в полном внимании: ведь и мысли не могло появиться, чтобы не слушать такого мальчика.

— Когда… — Сашка вдруг остановился и сморщил лоб. Он призабыл слова…

— Студеный ключ, — подсказал папа.

— Когда студеный ключ, — исправился Сашка и быстренько начал читать на память дальше, — играет по оврагу

И, погружая мысль в какой-то смутный сон,

Лепечет мне таинственную сагу

Про мирный край, откуда мчится он, —

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе, —

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога. — Саша сел.

–О, спасибо, Сашенька! — сказала няня.

–Очень красиво!

— Молодец, сынок! — поцеловала его головку Наталия Михайловна.

–И в небесах я вижу Бога! — подчеркнул в заключении отец. — Как важно нам научиться всегда и везде видеть Бога… Я очень рад, Василий Павлович, что вы пришли, — признался Федр Мохов, обращаясь к сторожу. — Надеюсь, что вы и в дальнейшем будете у нас частым гостем.

— Хорошо тут у вас, батюшка! Душевно, — сказал дядя Вася, поднимаясь со стула. Он немного поперхнулся, и спросил: — А можно я… и старуху свою буду приводить?

— Конечно!

— Конечно. Мы будем только рады, — ответила Наталия Михайловна.

— Спасибо, — дядя Вася натянул свою фуражку и ушел домой.

— Наверное, нам пора готовиться ко сну, — предложил глава семейства. — Радуюсь, что у нас прошло такое собрание. Дети мои, — Лиза, Рома и Саша внимательно посмотрели на отца, — мы с матерью от всей души желаем, чтобы каждое слово Библии глубоко укоренилось в ваших сердцах. Самым сокровенным желанием для нас является то, чтобы вы ходили перед Богом в вере и истине.

— Я обещаю! — крикнул Сашка.

— Мы будем стараться, чтобы все слова и научения слагались в сердцах наших, а повиновение Богу и исполнение Его Воли, мы будем считать главным стремлением, — ответила Лиза. — Мы весьма ценим ваши старания, отец и мать.

— То, что вы в нас прививаете, будет сопутствовать нам всю жизнь, — заверил Роман.

— Я благодарю Бога, что слышу от вас такие слова, — признался растроганный Федр Николаевич. Мать и няня испытывали это чувство не менее сильно. — Они, как елей для души. Я счастлив!… Теперь я могу вас спокойно отпустить отдыхать. Спокойной ночи!

— Папенька, а ты не идешь ещё спать? — поинтересовался Сашка, проводя взглядом отца.

— Нет пока. Мне нужно поработать в библиотеке, а ты иди и отдыхай. Завтра мне тоже необходима твоя помощь.

— Хорошо, папенька! Я иду, — тут же согласился мальчик и, поднимаясь в свою комнату, пожелал: — Спокойной ночи всем! Спокойной ночи, папа и мама! Спокойной ночи, Лизонька! Спокойной ночи, Рома! Спокойной ночи, няня!

— Спокойной ночи, Саша! — пожелали ему все по очереди.

— Сашенька, я скоро к тебе подойду, — сказала мама.

— Хорошо, маменька, — зевнул Саша.

— Мы с Лизой тоже пойдём, — объявил Роман.

— Доброй ночи, — попрощалась Лиза.

— Доброй, мои дорогие, — ответила Наталья Михайловна. К ее пожеланию присоединилась и няня. — Марья Петровна, я не буду вас задерживать, — обратилась к ней Мохова. — Вы уже всё выполнили. Я вас отпускаю. Можете идти домой, но прошу вас взять и то, о чем я просила вас утром.

— Конечно, Наталья Михайловна.

Они поднялись в спальню. Наталья Мохова вытянула из шкафа большой узел.

–Надеюсь, это вам не причинит неудобств?…

— Что вы? Нет. Я с радостью вам помогу.

— Не трудно ли будет взять ещё сгущенки? Я знаю, что ее осталось целый кувшин. Деткам Дуни будет только в потеху!

— У вас доброе сердце. Я сделаю всё, что вы только ни попросите, — Марья Петровна взяла узел. — До завтра, матушка!

— До завтра, Марья Петровна!

Няня ушла, выполнив просьбу.

Наталья Михайловна уложила Сашу.

Вся усадьба отдыхала.

II

-О, мама, неужели это правда!? — с восторгом воскликнула Лиза. — Это правда?! О, как я счастлива, мама! — обняла она Наталию Мохову.

— Да, правда, — ответила та не без улыбки. — Но только это наш маленький секрет.

— Как же можно молчать об этом? В нашем доме скоро появится малыш, и об этой радости нужно молчать?!

— Это будет не так скоро, Лиза. Я тебе об этом сообщила в надежде, что на тебя можно положиться.

— О, мама, — смирилась Елизавета, — я все понимаю… Я тебя вчера спрашивала, — вспомнила девушка, — что случилось, о разговоре с отцом. Ты сказала: «Всё в порядке»… — с лаской и упреком подметила она. — Ах!

— Что ж, теперь, — рассмеялась мама, — ты всё знаешь.

— Я сейчас же принесу тебе яблок и винограда, — спохватилась девушка. — Когда ты захочешь, мы можем гулять. Может ты устала и тебе следует отдохнуть?

— Доченька, я признательна за твою заботу, но пока что мне этого не нужно. Я чувствую себя превосходно, — уверяла Наталья Михайловна.

— Лиза! Ли-за! — оборвал их разговор Саша, который поднялся на второй этаж в поисках сестры.

— Я у мамы, в спальне, — отозвалась она.

Сашка мгновенно оказался в комнате:

— Лиза, идём со мной, — просил он. — Мама, мне Лиза очень нужна.

— Конечно, я ее отпускаю, — ответила Наталья. — Лизонька, иди.

Девушка со вздохом сожаления что покидает мать, подчинилась ее словам. Мальчик мышонком юркнул за дверь, а потом по лестнице и коридору. Очутившись на улице, он спрятался за большим деревом и поманил туда сестру. Та еле поспевала за ним.

— Что случилось, Саша? — запыхавшись, спросила она.

— Тш-ш…-ш! — погрозил ей братец и огляделся вокруг. Обнаружив, что ни души поблизости нет, он, наконец, решился:

— Большой секрет! — выпалил он шепотом.

Лиза удивилась.

— Папа мне сказал, — продолжал он, — чтобы я об этом никому не говорил. Это наша тайна. И ты никому не говори! Папа сказал, что у меня скоро будет братик или сестричка! Представляешь, Лиза?

Девушка выражала немой восторг.

— А значит, Лиза, и у… у тебя тоже! Понимаешь?

Сестра радостно закивала головой.

— Мы с папой решили сделать для мамы и для братика или сестрички подарок! Мы будем делать, ну… такое… такое, где он будет спать, где мама ему будет петь песни…

— Колыбель? — уточнила Лиза.

— Да! Колыбель! — вспомнил мальчик.

— О, как я рада, Сашенька! — схватила и покружила его сестра.

— Только ты никому не говори, — остановившись, настаивал Сашка. — Даже маме и няне!

— Никому не скажу, — пообещала Лиза серьезным тоном.

— Хорошо. Тогда я иду обратно к папе.

— Ты куда? — спросила девушка.

— В мастерскую.

— Ты прибежал сюда только, чтобы мне об этом сказать?

— Да, Лизонька! Я сказал. Я побёг!

Лиза помахала ему вслед рукой.

«Маленький чудачек! — подумала она про себя, восхищаюсь такой искренностью и нежностью. — Ох! И почему в нашем доме завелось столько секретов?»

Следующая неделя ознаменовалась некоторыми обновками в доме Моховых. Над камином в гостиной красовался семейный портрет, выполненный Наталией. Следует отдать ему должное: получился он великолепным. На холсте было изображено счастливое и дружное семейство. Ни одна черта лица или фигуры не была упущена, как и, наверное, ни одна черта их натуры, которую можно было прочувствовать, глядя на этот труд.

В эту же гостиную Федр Николаевич с Романом занесли искусно выполненную колыбель. С этих самих пор Наталья Михайловна не могла пройти мимо комнаты, не заглянув в неё и не притронувшись к прекрасной работе своих сыновей и мужа. Она радостно вздыхала в ожидании чуда и от той заботы, которой окружали ее родные.

Но вскоре всё переменилось…

— Василий Павлович! — закричал на весь дом Федр Мохов, выбегая из спальни.

— Что стряслось, б..б..батюшка? — вскарабкался по лестнице старый сторож. Он минуту назад пошёл на кухню поужинать, поэтому на его губах ещё были крошки в папахах съеденного ломтя хлеба.

— Быстрее! — приказал он. — Запрягайте лошадей! Знаете, где живет Лидия Ивановна?

— Да, — в растерянности ответил тот.

— Мы сейчас поедем к ней. Быстро!

Сторож выбежал на улицу.

— Папа, что случилось? — бросились к нему дети.

— С мамой что-то не так. Лиза, поднимайся к ней! Рома, беги, найди няню, пускай она поможет! Саша будь в гостиной и всегда на чеку! Я поеду за доктором.

Все поспешили по наказу отца.

Через пятнадцать долгих минут в дом ворвался глава семейства, сопровождая врача.

— Вот…Вот сюда, пожалуйста, — показывал он дорогу. — Понимаете, с утра всё было хорошо… Я просто ума не приложу, что могло случиться… Пожалуйста, сюда!

Они вошли в спальню. Дверь закрылась. Няня давно уже была там. Роман дежурил у двери, если вдруг нужна будет его помощь. Лиза и няня то и делали, что бегали туда-сюда, принося воду, полотенца, чистые простыни. С каждой минутой возрастали беспокойство и суета.

На больших маятниковых часах монотонно пробило пять часов утра. У этих часов стояло кресло с подушками, на котором сладко спал белокурый мальчик. Разговор отца и доктора, которые спускались по лестнице нарушил его тихий сон. Спросонья ему нужно было время, чтобы вспомнить почему он здесь, а папа там, да ещё и с кем-то разговаривает.

— Скажите, ей станет легче?

— Да, она поправиться.

— Слава Богу!

— Я оставила листок с рекомендациями на тумбе и всё объяснила Лизе. Она справится. Через день я навещу вас.

— Спасибо, вам! Вот, возьмите. Вы трудились с нами.

— Нет, я не могу этого принять…

— Это не зарплата, это благодарность. Ведь вы были с нами всю ночь.

— В таком случае, благодарю. Надеюсь, что всё разрешиться лучшим образом.

— Василий Павлович сейчас вас отвезет. Вы не будете возражать, если я вас провожу только до дорожек?

— Нет. Я все понимаю. Вы сейчас нужны жене и детям.

По стуку дверей Сашка понял, что они вышли. Через минуту он снова слышал тяжелые отцовские шаги. Они поднимались на второй этаж. Мальчик всё ещё сидел один. В гостиную вошла Лиза. Она выглядела уставшей и удрученной.

— Саша, — удивилась сестра, — ты был здесь всю ночь?

— Да, но я только что проснулся. А что с мамой?

— Всё будет хорошо… Всё будет хорошо…

Сюда вошёл и Роман. Было видно, что и он не спал.

— Давайте помолимся, — предложил он.

Они подошли поближе друг к другу и склонили головы.

— Отец, — начал Роман, — мы сейчас очень нуждаемся в Тебе. Мы терпим боль и страдания. Помоги через всё пройти. Подкрепи родителей. Прошу, не оставляй нас. Аминь.

— Аминь.

Роман и Лиза присели возле Сашки. Лиза, обнявши братца, обессиленно оглядела комнату, в которой они находились. Ее утомленный взгляд скользнул по часам, по диванам, креслам, камину, их портрету, окнам, в которые спешил заглянуть первый луч солнца, по шкафам и стульям, и остановился на колыбели.

— Роман, когда придёт дядя Вася, — сказала она, не сводя с неё глаз, — возьмите ее и вынесите в кладовую, в самый угол. — Едва ли она закончила, как за парадными дверьми послышался шум. — Это, наверное, он. Иди.

Рома вышел. Не прошло и двух минут, как дверь в гостиную распахнулись и сюда молча вошли Василий Павлович и старший Мохов, и вынесли деревянное изделие.

— Лиза, а почему они ее выносят? — спросил Саша.

— Так будет лучше, Сашенька… — тяжело вздохнула девушка. — Так будет лучше…

Наступил сентябрь, первый месяц золотого и тревожного времени года. Первые деньки еще никак не выдавали смены природного настроения: смятения и умиротворенность, щедрость и розга ожидались впереди. А пока люди занимали свои умы совсем другими суждениями.

Во дворе знакомой нам усадьбы стояла повозка. Василий Павлович погружал туда чемоданы, узелки и бумаги.

На порог вышла вся семья Моховых. Они провожали Романа в Москву. У студента закончились каникулы, и он возвращается в университет.

— Прощай, Рома! — первой нему подошла Лиза и обняла его. Она была освещена милой улыбкой, а волнистые волосы оплели ее голову и шею так, что девушка, казалось, дышала свежестью. Ростом сестра была ниже на две головы, поэтому, чтобы обнять Романа, ей пришлось стать на цыпочки. — Будь тверд и мужествен, — кротко прошептала она ему на плече.

Тут же к ним подбежал Сашка и обнял их вместе:

— Приезжай быстрее обратно! И купи мне тетради. Я тоже буду учиться как ты.

Затем Роман подошёл к матери. Она было ещё бледна и слаба. По рекомендациям врача, Елизавета ее лечила. Лидия Ивановна проведывала женщину. Нельзя было не заметить улучшений: она уже понемногу выходила на улицу, улыбалась и подбадривала всех.

— Мне очень жаль, что я покидаю тебя в этот час… — признался старший сын. — Буду молиться за вас…

— Сыночек, — оборвала его Наталия Михайловна, прильнув к сыновьей груди. — Езжай с Богом и ни о чем не беспокойся. Нас ведет Пастырь. Все что ни происходит, происходит под Его контролем и по Его воле, — она выпустила сына из объятий и, держа его за руки, смотрела на него, как будто пытаясь запомнить каждый штрих. Измученные глаза умоляюще бегали по лицу сына и как будто кричали: «Останься, не уезжай!» Но матери нужно было возобладать над собой. Сознание напомнило ей, что и это идет на благо. Печальные мысли убежали прочь и, облегченно просияв, Наталья Михайловна, ласково прикоснулась к щеке первенца. Наконец, она и вовсе не задерживала Романа. Он подошел к отцу.

— Пусть Господь будет с тобой, сын, — пожал Федр Николаевич сыновью руку и похлопал его по плечу. Отец и сын. Они долго ещё находились в таком положении, глядя друг другу в глаза. Это было больше, чем какие-либо слова и красноречивые пожелания.

— Всё готово! — подойдя, сообщил дядя Вася. Отец кивнул ему в знак понимания, и сторож вернулся к лошадям, усевшись на козлы.

— Ступай… — отпустил сына Федр Мохов.

Роман спустился на одну ступеньку, оглядывая каждого. Вскоре он развернулся. Сцены расставания были ему особенно тяжелы. Он должен покинуть их на год (на период обучения и работы по профессии) и только письма и молитвы будут его связывать с родным кровом через тысячи верст. Старший Мохов рывком пошел к повозке и сел.

— Но! — приказал лошадям Василий Павлович, и те покорно начали свой шаг.

— Погодите! — закричала Марья Петровна, выбегая из дома. — Ромочка, подожди!

— Что там ещё? — остановил лошадей дядя Вася, немного негодуя.

— Да подождите!… — женщина, переводя дыхание, очутилась у повозки. — Рома, так пирожочки! Ты забыл? Я только что из печи вынула. Вот, держи, — протянула она небольшую корзинку, укутанную полотенцем, в салон.

— Няня, — сказал тронутый юноша, принимая корзинку, — спасибо вам! — он взял ее руку. — Прощайте. Мне вас будет не хватать, — он тут же выглянул из повозки и, обращаясь к своей семье, всё также стоявшей на лестнице, крикнул: — Прощайте! — и помахал рукой. Все Моховы ответили ему такими же взмахами и улыбками.

— Едем, Василий Павлович, — приказал Роман, усевшись обратно.

Дядя Вася снова дернул вожжи. Повозка тронулась и вскоре исчезла за воротами.

Примечания

1

Еф 1:1-2.

2

Еф 2:10,13-16; 4:20-24,32; 5:1-2,10-13; 6:10-18,24.