Конкурс красоты в женской колонии особого режима

Виталий Ерёмин (2021)

Трагическая мелодрама. Место действия — единственная в нашей стране женская колония особого режима. Участницы действия — особо опасные рецидивистки. Русский криминолог и американка-мастер художественной фотографии приезжают в то время, когда колония готовится к конкурсу красоты. Мероприятие сомнительное — неволя наложила даже на молодых женщин страшный отпечаток. Криминолог решает сделать доброе дело — пытается способствовать освобождению трех участниц конкурса. Самых сохранившихся молодых женщин. И самых достойных освобождения. Но с какой целью сюда приехала американка? Это одна из множества интриг этой редкой истории. Редкой по сюжету и проникновению в преступную женскую психологию. На самом деле повесть отражает реальные события, происшедшие Березниковской женской колонии особого режима. Повесть дополняет психологический этюд «Сумерки души».

Глава 4

Валька Брысина ворвалась в кабинет к капитану Ставской без стука, шмякнулась на стул без разрешения. Коротконогая, пухлая, большие груди. Деревенские мужики таких любят. И заголосила, теребя в руках телеграмму.

Сидевшая за письменным столом Ставская оторвалась от бумаг. Брысина ей не нравилась. Некрасивая, грубая, истеричная. Заставить бы ее выйти, а потом зайти, как положено. Но тут особый случай. Кажется, мать у Вальки все же померла.

Ставская пробежала глазами текст телеграммы. «Мамка скончалась. Отпросись похороны. Варвара». Подумала: этого мне еще не хватало.

Только что вышло временное разрешение — в исключительных случаях предоставлять заключенным краткосрочные побывки. Так сказать, в порядке гуманности. Только как бы Ставской этот эксперимент боком не вышел.

Она вспомнила, что говорилось в приговоре Брысиной. Накануне свадьбы Валька убила отчима, потом кастрировала его и сама отнесла отрезанное хозяйство в милицию, будучи при этом в невменяемом состоянии. Когда допрашивали, отвечала, что ничего не помнит. Всю вину взяла на себя мать Вальки, но в прокуратуре ей не поверили. Следователь пригласил гипнотизера. Вальке оживили память, она рассказала все, как было. Ее показания, в отличие от тех, которые дала мать, были куда более правдоподобными. А спустя месяц, окончательно придя в себя, она эти показания подтвердила.

— Да не сбегу я! — вскричала Валька.

— Нам разрешены поездки только по железной дороге. А у тебя дело срочное. Надо лететь. Не дадут денег на самолет, понимаешь?

— Я с баб соберу, — отвечала Брысина.

Пошли к начальнику колонии. Там Валька упала на колени и начала умолять во весь голос. А Ставская сидела, гадая, чем закончится для нее эта сцена. Корешков выслушал арестантку с благодушным выражением лица. Потом велел ей выйти и сказал отряднице:

— Сама заварила кашу, сама и расхлебывай.

— То есть? — не поняла Ставская. — Какую кашу я заварила?

— А зачем привела? Могла бы сразу отказать. На кой черт нам эти заморочки! Вези ее теперь сама.

— Николай Кириллович, вы серьезно? — возмутилась Ставская. — А концерт? Половина номеров — из моего отряда. А если сбежит? Или чего натворит? Тут контролер должен ехать.

— Брысина — девка со сдвигом, — согласился Корешков. — Но если ехать, то только тебе.

— Значит, это как бы мое личное дело? Хотите, чтобы провалилась?

— Ну, ты ж у нас самая гуманная, самая душевная, — начальник колонии не скрывал иронии. — Тебе и лезть в эту петлю.

— Думаете, петля? — совсем по-бабьи спросила Ставская.

Корешков развел руками.

— Все от тебя зависит. Тут, как говорится, пан или пропал. Кстати, телеграмма не заверена врачом. Вдруг…

— Какой вдруг? — сказала Ставская. — Там деревушка — десять дворов, даже фельдшера нет. А мать у нее давно больна. Я читала письма. Хотя…ничего нельзя исключать. Не жалко вам потерять меня?

Подполковник посмотрел сонно, равнодушно.

— Томочка, ты же знаешь: я очень тебя жалел, но ты этого не оценила.