В погоне за призраком

Владимир Анин (2025)

Жена преуспевающего юриста по бракоразводным делам кончает жизнь самоубийством. При этом её смерть оказывается окружена такими невероятными подробностями, что юрист начинает подозревать неладное, а следователь вообще считает его причастным к гибели жены. Чтобы доказать свою невиновность и узнать всю правду о своей жене и её внезапной кончине, юрист вынужден начать собственное расследование.

Глава пятая

Плотные шторы на окне были задёрнуты, вокруг царил полумрак, поэтому разглядеть что-либо было сложно. К тому же башка раскалывалась от боли, и всё время хотелось зажмуриться. Усилием воли Костя заставил себя сесть, раскладушка под ним омерзительно запищала старыми пружинами. Ступни коснулись холодного линолеума, и этот холодок, пробежав от ног по всему телу, заставил содрогнуться.

— Ты уже встал? — послышался сонный голос Толика.

— Почти.

Костя с трудом поднялся и, пошатываясь, вышел из комнаты. Первым делом он отправился на кухню и, схватив с плиты эмалированный чайник, долго пил прямо из носика. Затем, сполоснув в ванной лицо, сунул голову под холодную струю и стоял так с минуту. Вроде немного полегчало. Костя набрал в рот воды, выдавил туда же большую порцию зубной пасты и долго полоскал.

— Сколько мы вчера выпили? — спросил он, вернувшись в комнату.

— Не помню.

Костя покачал головой и снова почувствовал, как внутри черепа перекатываются из стороны в стороны, громко стукаясь друг о друга, тяжёлые шары. Он отдёрнул шторы, и ослепительно яркое солнце ворвалось в комнату. Толик ойкнул и натянул одеяло на голову. Костя поднял с пола свой пиджак и, отряхнув, надел его.

— У тебя есть зеркало? — спросил он.

— Не-а.

— Как я выгляжу?

Толик выглянул из-под одеяла одним глазом.

— Нормально, — подумав, ответил он.

— А по-моему, я выгляжу так, будто меня корова всю ночь жевала. Где у тебя утюг?

— Там, в шкафу.

Костя подошёл к старому двустворчатому шкафу и открыл скрипучую дверцу.

— Только он не работает, — добавил Толик.

Костя закрыл шкаф и с явным неудовольствием посмотрел на Толика, который снова поспешил спрятаться под одеялом.

— Ну, а пожрать-то у тебя что-нибудь осталось?

— Не знаю, — донеслось из-под одеяла.

На кухне, в облепленном всевозможными магнитиками холодильнике, Костя нашёл пять яиц, открытый пакет молока, остатки сливочного масла в скомканной магазинной упаковке, полбатона хлеба и слегка заплесневевший кусок какого-то сыра.

Недолго думая, Костя взбил яйца, добавил молока, немного очищенного от плесени и натёртого сыра, и вывалил всё это на единственную сковородку. Получился вполне сносный омлет. Костя выволок сопротивляющегося Толика из-под одеяла и притащил на кухню. Взъерошенный, в посеревшей от времени майке и полинялых семейных трусах, из которых торчали тощие ноги, Толик был похож если не на школьника, то лучшем случае на студента, хотя был ровесником Кости. Разве что помятое лицо с намёком на щетину и признаками вчерашней попойки выдавали в нём пусть и не повзрослевшего, но вполне зрелого мужчину.

Они позавтракали. Толик даже приготовил кофе, правда, растворимый — другого в доме всё равно не было.

— Мне пора, — сказал Костя. — Ты мне деньжат не ссудишь? А то я что-то поиздержался.

— Конечно! — отозвался Толик и, вскочив, достал из кухонного шкафчика жестяную банку с надписью «мука». — Тебе сколько? — спросил он и, сунув руку в банку, извлёк горсть мятых купюр.

— Ничего себе! Тысяч десять в твоём банке найдётся?

Толик отсчитал десять тысяч разными купюрами.

— Я тебя не очень… ограбил? — осторожно спросил Костя.

— Да ну что ты!

И Толик продемонстрировал содержимое банки, которая была туго набита такими же смятыми купюрами.

— Спасибо, — неожиданно дрогнувшим голосом проговорил Костя. — Ну, я пойду.

— Погоди, я тебя провожу, — сказал Толик и взял со стола пакет с остатками молока.

— Кис-кис-кис! — позвал он, выйдя из квартиры.

Сверху, с лестницы, ведущей на чердак, спрыгнула наполовину чёрная, наполовину белая кошка и подошла к стоявшей на полу миске. Толик сел на корточки и налил в миску молока.

— Не знал, что ты кошатник, — сказал Костя.

— Я тоже раньше не знал. — Толик погладил кошку по спине. — Она у меня уже год живёт. Я её котёнком подобрал.

— А почему она у тебя здесь живёт? Почему не в квартире?

— Я бы с радостью… Только у меня на них аллергия, на кошек. На собак нет, а на кошек…

— Завёл бы себе собаку.

Толик вздохнул и, покачав головой, сказал:

— Я кошек люблю.

* * *

Отдел полиции находился менее чем в десяти минутах ходьбы. Спросив у дежурного, как найти следователя Воронцова, Костя поднялся на четвёртый этаж, отыскал нужный кабинет и постучал в дверь.

— Войдите! — донеслось изнутри.

Костя вошёл.

— Константин Дмитриевич? Рад что вы пришли, — сказал Воронцов, не вставая из-за стола. — Проходите, присаживайтесь.

Кабинет следователя представлял собой небольшую комнатку с двумя письменными столами, один из которых в это время пустовал. Перед столом, за которым сидел Воронцов, стояли два стула для посетителей. Костя молча вошёл, сел и только после этого поздоровался. Воронцов невольно отпрянул и слегка поморщился.

— Похоже, вы вчера… злоупотребили, — проговорил он.

— А вам-то какое дело? — огрызнулся Костя. — Вы меня вызвали на допрос — допрашивайте. А по поводу того, где я был вчера и что делал, это уже… И кстати, почему моя квартира до сих пор опечатана? Я не могу попасть домой, не могу нормально помыться, переодеться. И после этого вы мне говорите…

— Я пока ещё ничего вам не сказал, — перебил его следователь. — И это не допрос. Пока. А станет ли наша беседа допросом, зависит от вас. Вам ясно?

— Ясно, — буркнул Костя.

— Вот и прекрасно. — Воронцов раскрыл лежавшую перед ним папку и продолжил: — А теперь, в продолжение нашей с вами беседы… — он бросил взгляд на листок в папке, — пятого сентября сего года, прошу вас ответить на несколько вопросов.

Следователь снова спросил, в каких отношениях были Костя и Майя последнее время, что послужило поводом для возникшего между ними конфликта. Костя заявил, что отношения были нормальные, как и все семь лет, что они прожили с Майей, и никакого такого конфликта между ними не было.

— А у меня другие сведения, — сощурившись, сказал Воронцов и постучал пальцем по раскрытой папке.

— Интересно, какие? — спросил Костя.

— Например, что у вас были серьёзные финансовые разногласия.

— Не было у нас никаких разногласий.

— Что вы позволяли себе физическое насилие в отношении своей супруги.

— Чушь! Я её пальцем никогда не трогал.

— Что вы упрекали её в том, что у вас нет детей.

— Да никогда я её в этом не упрекал! — воскликнул Костя, вскочив.

— Сядьте! — приказал следователь.

Костя повиновался.

— У меня здесь… — Воронцов снова постучал пальцем по папке, — имеются весьма серьёзные показания. Против вас, Константин Дмитриевич. И согласно этим показаниям, смерть вашей жены произошла по вашей вине. Так что я могу привлечь вас к ответственности за доведение до самоубийства гражданки Ковалёвой Майи Александровны, понимаете?

— Нет, не понимаю. Я могу взглянуть на эти показания?

— Всему своё время, Константин Дмитриевич.

— Тогда, если вы не хотите показывать мне то, на основании чего собираетесь выдвинуть мне обвинения, я вообще отказываюсь вести эту бессмысленную беседу.

— Отказаться вы, конечно, можете, вот только я вам этого не советую.

— Это почему же?

— Потому что доведение до самоубийства может быть переквалифицировано.

— Что значит — переквалифицировано?

— Это значит, что в крови гражданки Ковалёвой обнаружен флунитразепам.

— Мне это ни о чём не говорит.

— Очень сильное снотворное.

— Ну да, она последнее время принимала снотворное, — припомнил Костя. — У неё была бессонница.

— Ах, бессонница? Вот только концентрация препарата в крови была настолько высока, что такой дозой лошадь можно усыпить. И вам не кажется странным, что принята эта доза не на ночь, а с утра?

— Да, это странно.

— А ещё более странно, что человек принимает это снотворное аккурат перед тем, как собрался покончить с собой, а? И это уже не совсем похоже на самоубийство.

— В каком смысле? — растерянно переспросил Костя.

— В том самом, Константин Дмитриевич, в том самом, — проговорил следователь, пристально глядя на него.

— Не хотите же вы сказать, что считаете, будто я…

— А это вы мне сами расскажите.

— Чушь какая-то! Мне нечего вам рассказывать. И вообще, с этим делом надо разбираться тщательнее. У неё что-то случилось, понимаете? В тот день, с утра, она сняла с моего счета все деньги — два миллиона, между прочим.

— Как же она смогла их снять?

— У неё была доверенность. Я ей когда-то сделал.

— Зачем?

— Не знаю. — Костя пожал плечами. — На всякий случай.

— А у вас была такая же доверенность от вашей жены?

— Нет, а зачем.

— На всякий случай, — повторил за Костей следователь.

— Нет, у меня такой доверенности не было. В этом не было никакого смысла.

— А для чего, по-вашему, вашей жене потребовалось снимать деньги с вашего счёта?

— Понятия не имею.

— И когда вы об этом узнали?

— На следующий день, когда пришёл в банк.

— А может, вы узнали об этом в тот же день?

— Я понимаю, на что вы намекаете, — сказал Костя, глядя прямо в глаза следователю. — Но нет, я узнал только на следующий день, когда выяснилось, что мне нечем расплатиться с ритуальным агентством.

— Но вы же с ними как-то расплатились?

— Я взял денег в долг… Послушайте, к чему вообще весь этот разговор? Вы же прекрасно знаете, что в то время, когда… когда это всё случилось с Майей, я был в суде. Меня там видела куча народа. Разве это не алиби? А после суда я сразу поехал в офис, и это тоже легко проверить.

— Ладно, Константин Дмитриевич, пока можете быть свободны, — помолчав, произнёс следователь. — Подписку о невыезде я с вас брать не буду, но до конца следствия из города попрошу не выезжать.

* * *

Костя вошёл в офис в тот момент, когда из кабинета Игоря выбежала пунцовая Ксения.

— Что случилось? — спросил Костя.

Ксения не ответила. Взглянув мимоходом на него полными слёз глазами, она поспешила скрыться в туалетной комнате. Костя проводил её взглядом и решительно вошёл в кабинет Игоря.

— Тебя стучаться не учили? — взвизгнул Игорь.

Нахохлившийся, взлохмаченный, с толстыми лоснящимися щеками и торчащими из-под вздёрнутой верхней губы двумя лопатообразными зубами, в эту минуту он походил на бобра.

— Кончай эти свои замашки. Лучше объясни, что у вас тут произошло? — потребовал Костя.

Игорь ещё больше надулся и стал похож на хомяка.

— Это у нас произошло? — возмутился он. — Это у вас произошло. Кто тебе позволил обчистить сейф?

— Что значит «обчистить»? Я просто взял деньги на время.

— Ах, на время? Да я заявлю на тебя! За хищение! И на соучастницу твою.

— Ну, ты это, полегче! Мог бы, в конце концов, войти в положение. Ты же знаешь, что у меня случилось и что я не просто так эти деньги взял.

— А меня не колышет, что у тебя там случилось, — заявил Игорь. — Это не даёт тебе права распоряжаться деньгами компании, как своими собственными. Так что можешь искать себе адвоката — будешь уже по двум уголовным делам проходить.

— По каким ещё делам?

— А по таким! За кражу денег из сейфа и за доведение до самоубийства.

— Что ты несёшь? Какое ещё доведение до самоубийства?

— А то я не знаю, что на тебя дело завели. Так что выметайся из офиса! Ты не имеешь права больше тут находиться.

— Что?

— Что слышал! Сдай ключи от кабинета и вали отсюда!

— С какого это перепугу?

— А с такого!

Игорь сунул Косте под нос какой-то документ. Это был договор, который они подписали, когда учреждали свою компанию.

— Пункт пятнадцать три, — подсказал Игорь.

Костя нашёл этот пункт. Он находился в разделе, где оговаривались особые условия, и гласил, что в случае, если на одного из партнёров будет заведено уголовное дело, то во избежание дискредитации компании он обязан будет передать свою долю в управление другому партнёру, а также устраниться от руководства компанией до момента прекращения дела. В случае, если будет предъявлено обвинение или если дело будет вестись дольше полугода, доля переходит другому партнёру навсегда и на безвозмездной основе. Этот же пункт был продублирован в уставе компании «Адрэм».

— Так вот, значит, как? — проговорил наконец Костя.

— Да, именно так, — отозвался Игорь. — Ты сам это подписал.

Костя положил договор на стол и, достав из кармана ключи от своего кабинета, бросил их сверху:

— На, подавись!

И, повернувшись, вышел.

— Сам подавись! — крикнул ему вдогонку Игорь.

Оказавшись на улице, Костя остановился, соображая, куда ему теперь идти и что делать.

— Константин Дмитриевич! — донеслось сзади.

Он обернулся. Из дверей бизнес-центра выбежала Ксения. Лицо у неё было заплаканное, нос красный, но вид решительный.

— Когда вы сможете вернуть деньги в кассу? — спросила она, подойдя к нему.

— Понимаешь, у меня пока нет денег, — признался Костя, — и я не знаю…

— Но это надо сделать срочно! Игорь Сергеевич сказал, что если до завтра денег не будет, он уволит меня и… и заявит на меня, что я…

— Да, да я знаю, он мне то же самое говорил. Но у меня сейчас вообще ничего нет, я немного одолжил у старого друга, а на моём счёте ноль. Когда я узнаю, куда делись деньги…

— Но я не могу ждать! Я же останусь без работы, а у меня ипотека и…

— У меня, кстати, тоже, — вспомнил Костя. — Но я пока ничем не могу тебе помочь. Извини, мне сейчас правда не до этого, и вообще мне некогда.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Что же мне теперь, в петлю лезть?

Костя вздрогнул и обернулся. Ксения стояла перед ним, съёжившись и дрожа, а по щекам её сбегали крупные слёзы.

— Э, ты чего это удумала? Ну-ка перестань!

— Игорь Сергеевич сказал, что… не отдаст документы, пока я… пока вы… — громко всхлипывая, произнесла Ксения.

— Какие документы?

— На мою квартиру.

— Так, погоди. — Костя почесал затылок. — Пойдём-ка куда-нибудь посидим, и ты мне всё спокойно расскажешь.

Они зашли в маленькую кафешку на улице Гагарина. Костя заказал чай на двоих и два пирожных.

— Помните, я недавно квартиру купила? — начала Ксения. — В ипотеку. На первый взнос мне родители денег дали. Ну так вот, а три недели назад появился он…

* * *

Ксения только что пришла с работы. В тот день её отпустили пораньше. Была пятница, никаких незавершённых дел не осталось, а учёба в университете ещё не началась. Так что вечер был совершенно свободен. Она позвонила своей подружке Маше и пригласила её в гости. Ксения уже месяц как переехала в новую квартиру, а новоселье так и не отпраздновала. Кроме Маши, с которой они вместе учились в университете, друзей у неё не было, а Маша половину лета гостила у родственников в Питере и приехала только накануне. По дороге Ксения зашла в магазин, купила бутылку вина и всяких вкуснот.

Едва она успела снять босоножки, замок щёлкнул, и входная дверь открылась. На пороге возник невысокого роста худой парень лет двадцати пяти в джинсах и футболке, с рюкзаком на плече.

— Здорово! — сказал он.

— З-здрасте, — растерянно пробормотала Ксения.

Парень шагнул в квартиру и, скинув рюкзак на пол, спросил:

— Ты кто?

— Я? Ксения.

— А я Шкет… то есть это… Михаил, значит.

— Очень приятно, а что вам, собственно, нужно?

— Мне что нужно? Это тебе что нужно? Ты кто такая?

— То есть как кто? Я хозяйка, это моя квартира.

— Ты хозяйка? А я, по-твоему, кто?

Только сейчас Ксения заметила у него в руках ключ. Ключ был точно такой же, какой ей вручили, когда она купила квартиру. Сказали, что комплект, к сожалению, единственный. И вот теперь перед ней стоял совершенно незнакомый человек с ключами от её квартиры, и это вызвало у неё панику.

Ксения постаралась напустить на себя всю грозность, на какую была способна, и громко произнесла:

— Немедленно уходите! Иначе я вызову полицию.

Для убедительности она зачем-то схватила стоявший в углу зонт-трость, который ей подарила Маша и которым Ксения никогда по назначению не пользовалась. Шкет — почему-то именно это прозвище, а не имя незваного гостя врезалось ей в память — несколько опешил, однако, судя по всему, не захотел обострять ситуацию.

Он медленно поднял с пола рюкзак и вышел из квартиры.

— Ещё поглядим, кто отсюда уйдёт, — проворчал он, уже стоя на лестничной клетке.

Ксения поспешила закрыть дверь. Её трясло. Она поставила зонт на место и опустилась на пуфик. Когда дрожь наконец удалось унять, Ксения пошла на кухню и машинально стала накрывать на стол. Однако не успела она закончить сервировку, как в дверь позвонили.

Ксения подошла к двери и посмотрела в глазок. Искажённое оптикой, на неё смотрела плоская голова с неестественно большим носом, в синей пилотке, из под которой торчали иссиня-чёрные локоны.

— Кто там? — дрожащим голосом спросила Ксения.

— Старший лейтенант Груздева, ваш участковый, — послышался снаружи хрипловатый женский голос.

Ксения осторожно открыла дверь и выглянула. Это действительно был полицейский. Точнее, полицейская. Довольно крупная круглолицая женщина в форме. Позади неё топтался давешний незваный гость, назвавшийся Шкетом.

— Я могу войти? — строго спросила участковая и, не дожидаясь разрешения, вошла в квартиру.

Шкет было шагнул за ней, но Ксения преградила ему путь.

— Так, гражданочка, не препятствуйте! Гражданин Букин имеет полное право находиться на этой жилплощади, — заявила участковая.

Шкет, ухмыльнувшись, вошёл в квартиру.

— Я не понимаю, что здесь происходит! — возмутилась Ксения.

— А это мы сейчас выясним, — сказала участковая. — Предъявите-ка для начала ваши документы.

— Да пожалуйста!

Ксения достала из висевшей на вешалке сумочки паспорт и протянула его участковой.

— Та-ак, — протянула та. — Волкова Ксения Борисовна. Всё верно, адрес этот. А можно документы на квартиру?

— Сейчас.

Ксения принесла прозрачную пластиковую папочку. Участковая внимательно изучила документы, при этом её густые брови то сходились над переносицей, то взмывали вверх. Наконец она пожевала свои пухлые губы и произнесла:

— М-да.

— Может, вы всё-таки объясните? — потребовала Ксения.

Участковая на мгновение замялась, потом откашлялась и сказала:

— Ксения Борисовна, похоже, произошло какое-то недоразумение.

— Ну вот видите! Я тоже так считаю…

— Дело в том, что… Михаил Степанович, можно ещё раз ваши документы?

Михаил Степанович, он же Шкет, скинул с плеча рюкзак и вытащил из него слегка помятую, сложенную вдвое пачку бумаг.

— Вот, — продолжала участковая, взяв у него бумаги, — здесь документы, подтверждающие право собственности на эту квартиру, которую гражданин Букин получил в наследство от своей…

— Тёти, — подсказал Шкет.

— Да, от тёти.

— Погодите! Какая ещё тётя? Я купила эту квартиру через риелторское агентство, они сказали, что квартира юридически чистая. И банк проверял, я же в ипотеку её купила.

— Мне жаль, но до выяснения всех обстоятельств вам всё же придётся впустить гражданина Букина, поскольку другого жилья он не имеет.

— А где же он был всё это время?

— На зоне, — как что-то само собой разумеющееся бросил Шкет.

— На какой зоне? — не поняла Ксения.

— Гражданин Букин отбывал срок, — пояснила участковая.

— И вы хотите, чтобы я пустила к себе в дом уголовника?

— Ну ты, полегче! — огрызнулся Шкет.

— Так, ты тут тоже не выступай! — рявкнула участковая, внезапно перейдя с ним на «ты». — А вы, Ксения Борисовна, должны понять, что гражданин Букин, отбыл свой срок и освободился на законных основаниях. И теперь имеет полное право находиться здесь, а если вы будете этому препятствовать, то сами нарушите закон и можете быть привлечены к ответственности. Комнаты у вас, вон я вижу, не смежные. Как-нибудь устроитесь.

— Да вы что! — воскликнула Ксения и чуть не заплакала.

— И прекратите, пожалуйста, истерику. Всё, я вас оставляю. Не вздумай мне тут устроить, а то я тебе… — обратилась она к Шкету и погрозила пальцем. — Ясно?

— Ясно, — буркнул тот.

И участковая ушла.

— Ну, и куда мне? — спросил Шкет, покосившись на Ксению.

Она не ответила и, зайдя в комнату, закрыла дверь.

— Ясно, — снова проговорил Шкет и, сняв кроссовки, пошёл в другую комнату.

Конец ознакомительного фрагмента.