Песочные часы арены

Владимир Кулаков, 2022

Роман ”Песочные часы арены” является финалом тетралогии, которая состоит из романов: ”Сердце в опилках”, ”Последняя лошадь”, ”Под куполом небес”. В новой книге автор переносит действие в день сегодняшний. Повествует о жизни трех молодых людей: артистов цирка из России Павла Жарких, Виктора Рогожина и итальянской танцовщицы Валентины Виторелли. Читатели встретятся и с прежними героями романов – Венькой Грошевым, Светланой Ивановой и некогда блистательной воздушной гимнасткой Валентиной, а ныне матушкой Серафимой. Пашка Жарких узнает новые подробности о жизни и гибели своего отца Павла Жарких-старшего. Поведает ему об этом бывший цирковой полетчик, один из «Ангелов», а теперь арбатский художник, которого жизнь крепко попробовала на излом… В книге бесконечная череда событий, подчас драматических. Также много юмора, который уравновешивает повествование, делает его объемным и динамичным. Автор пишет ярко, зримо, словно смотришь захватывающее кино. Читатели окунутся в повседневную жизнь героев романа на круизном лайнере. Узнают, что они чувствуют, о чем мечтают. Как выглядят на манеже цирка, на сценической площадке гигантского океанского судна и даже в схватке с бандитами. Читающие соприкоснутся с неведомыми тайнами удивительного и загадочного мира Бермудского треугольника. Основной идеей автора этих романов была попытка ответить себе и читателям на вопрос, который был задан еще в первой книге: кто же такие цирковые? Какие они?.. Удалось ли это автору – решать вам…

Глава седьмая

— Дядь Жень! А это кто?

Художник неожиданно слегка померк лицом, словно в старой квартире дореволюционного дома, где они находились, задернули штору.

— Это… «Портрет незнакомки…» Незаконченный, — Он продолжал с хрустом вращать изящно изогнутую рукоять старинной кофемолки, прижимая к груди деревянный куб с облезлой полировкой. Вот уже минут десять он крутил эту шарманку.

— А у вас что, нет электрической?

— И никогда не было.

— Это же долго! Нудно и непроизводительно.

— Слушай, маленькая Жара! Хотя, какая ты маленькая — вон какой вымахал, выше своего папашки. Представь себе — засунуть тебя в барабан и отцентрифужить по полной, как ты потом весь перемолотый будешь пахнуть? Так и кофе! Это — процесс деликатный, неторопливый. Это — магия, таинство…

Пашка не сводил взгляд со стены с давно выцветшими и местами оборванными обоями. Там в богатой раме висел портрет красивой дамы в роскошной шляпке с вуалью. Она прижимала к груди розу. Портрет был писан маслом и искусственно как-то наспех состарен. Кракелюры были грубыми, отвлекающими от красивого лица. Сам портрет вроде правильный, но было в нем что-то заметно торопливо выписанное. Он и в самом деле смотрелся незаконченным. Глаза на портрете из-под вуали вопили зеленым. Художник, видимо, все свое вдохновение и внимание направил именно туда. Рядом висела картина с парящими под куполом цирка то ли воздушными гимнастами, то ли красными ангелами. По цвету и изгибам тел явное подражание Матиссу.

Пашка напрягся, что-то припоминая, и вдруг его как обожгло!

— Дядя Женя! Это же знаменитый воздушный полет «Ангелы»! А рядом портрет тети Вали?

Дядя Женя затих со своей кофемолкой. Потом захрустел снова.

— Да, это мы. И она… Хм, тетя… Ей тут всего-то… Она мне тогда подарила свое фото с кинопроб. Вот я и срисовал. Это пока так, подмалевка. Все никак не закончу. Получилось то, что ты видишь, — мазня… Это сценка на балу. Там еще отец твой снимался. По ходу морду набил одному народному. Разворотил в павильоне всю киношную выгородку. Плотники с художниками-декораторами потом часа три вкалывали. Как раз из-за этой, хм, твоей тети… Вали. Или как он ее звал — Валечки… — В имя художник вложил весь свой сарказм. Продолжил, сопя от обиды.

— Что она в нем нашла, не понимаю? Длинный, худой, с телячьими глазами — кентавр!

— Почему кентавр?

— Потому что наполовину лошадь, наполовину — жонглер… — Голос художника вдруг обрел какие-то новые, теплые нотки.

— Это я раньше, дурак, не понимал, почему он, а не я. Мы с ней бок о бок, казалось, столько лет. Одна трапеция на всех. Небо общее. Я к ней, врать не буду, подкатывал. Однажды даже, спьяну, поспорил со своими партнерами, мол, оприходую. Она мне и вправду нравилась, без дураков, но — молодость есть молодость — кто чего тогда понимал! Она мне доходчиво объяснила. Сначала по физиономии, потом на словах, что партнеров, мол, не е… Короче, не спят с ними, с партнерами. Это как с родственниками — инцест. Но дело было не в этом. Это всё отговорки. Валентина — однолюбка оказалась. Хотя гульванила поначалу по-черному. Даже когда была женой твоего отца. Это потом все изменилось. В одночасье. После развода. Что-то сломалось в ней. Особенно, когда у него появилась Света — твоя мать. Пашка оказался настоящим мужиком. Я видел — метался он, маялся, места себе не находил, но так до конца и остался верен Свете. Потом этот пожар… Мы в Англии узнали. Валентина на самолет — только мы ее и видели… Вскоре мне пришла телеграмма из Главка, мол, теперь я руководитель «Ангелов»… Валентина, говорят, теперь где-то в церкви обретается. Даже не знаю, жива ли?

Для Пашки приоткрылась завеса жизни его отца. Совсем ненамного, на несколько морщин…

— Тетя Валя жива. Она в монастыре, в Воронеже. Постоянно ухаживает за могилами отца и Захарыча.

— Вот оно как! Жива, значит. Пашку не бросила и после смерти. Вот это любовь!..

Бывший ангел со следами преисподней на лице и израненным телом полетчика перестал хрустеть зернами «арабики», пошел на кухню. Там он высыпал в кованую джезву коричневый порошок, добавил щепотку соли и крикнул:

— Тебе с сахаром? Сколько?

— Сколько не жалко.

— Слава Богу, есть еще сладкоежки на свете. Хотя чего я спрашиваю — гены! Даже ответ тот же…

Через несколько минут по квартире разлился аромат душистого кофе. С кухни приказали:

— Маленькая Жара, лети сюда ангелом! Пообщаешься со старым чертом…