Пильпанг

Владимир Петровский

Пильпанг – это некий мир, с которым наша реальность соединена через виртуальное пространство. Однажды, в результате небрежности, происходит контакт двух миров, что может привести к межпространственному катаклизму. Роман-фантасмагория, захватывающее приключение, написан в необычной, местами в гротескной, фарсовой манере.

9

Вечером к Татьяне Весельчук заехал Грехов, ее давний знакомый. Общение их всегда походило на деловое: пили чай, говорили. Иногда, правда, возникала в разговоре непредусмотренная заминка. В тишине комнаты слышалось тогда ровное тихое жужжание, какое бывает на трансформаторных подстанциях, а между Греховым и Татьяной проскакивали с треском фиолетовые разряды. Но ни к чему опасному это еще не приводило.

Грехов был женат. Татьяна хорошо знала Греховскую супругу: та ходила к ней на платные лекции слушать метафизические рассуждения.

— Настоящий Липтон, — сказала Татьяна, ставя на стол поднос с дымящимися чашками и печеньем.

Грехова всегда удивляла эта фраза, обязательно предшествовавшая чаепитию у Татьяны, и он часто хотел спросить ее: а в других местах не настоящий разве? Но каждый раз сдерживался. Это было не главное.

— Знаешь Умрихина? — спросила Татьяна, садясь за стол напротив него.

Грехов пожал плечами и отпил из чашки.

— Ну это такой замедленный, женат на подружке твоей Ляли. Они вместе ко мне в группу ходят.

Татьяна никогда не упускала возможности напомнить Грехову, что его жена ходит к ней на занятия. Он вздохнул, но промолчал.

— В общем, жена этого Умрихина попросила посмотреть, что с ним. И я его лечила…

Грехов усмехнулся. Теперь уже Татьяна вздохнула и поджала губы. Грехов, считавшийся опытным колдуном, вчистую отрицал энергетическое целительство и признавал лишь хирургию. Это был парадокс в их кругах, где к медицине относились скептически. Но он так же парадоксально вызывал Татьянино уважение, хотя она в этом никогда бы не призналась.

–…лечила, — продолжила она упрямо, — и получилась какая-то непонятная штука. Он видел фрагмент компьютерной игры.

На этих словах она замолчала и стала пить чай, потупив глаза. К концу чашки Грехов спросил:

— Ты словами можешь объяснить? История-то скверная. И никакая это не компьютерная игра.

Он сидел, опершись локтями о стол, и смотрел на скатерть, словно изучая ее.

— Игра, я проверила. А у него забит сексуальный канал, — сказала Татьяна. — Кого там только нет. От мамаши до случайных впечатлений. Все забито.

— Чистить надо.

— Чистила. Его энергией.

Грехов взглянул на нее исподлобья, приподняв бровь.

— Сейчас я тебе покажу, — сказала она.

Они оба, замолчав, закрыли глаза.

— Нет. Это не его энергия.

— А чья же?

— Твоя.

— Сере-ежа… — самолюбиво засмеялась Татьяна. — Ты кем меня считаешь…

— Твоя, твоя, — сказал он. — Вон та вон дуга… в квадрат вписана. Я ее часто у тебя замечаю.

— Моя дуга не может попасть в квадрат! — возмущенно возразила она.

Грехов некоторое время смотрел на нее, осмысливая сказанное, потом все же сказал:

— Элементарно.

— Да ты что!.. Сережа!.. Я думала, ты специалист, а ты вон как…

— Подожди, — миролюбиво произнес Грехов. — Давай сегодня, ну… в три часа. Ровно. Посмотрим.

— Хорошо, — сразу кивнула Татьяна. — Договорились.

Дальше разговор смялся. Будто на колдобину наехали. Грехов попрощался и ушел. А в три часа ночи она уже лежала на диване, том самом, где этим днем по-кабаньи визжал Умрихин, и ждала, когда объявится Грехов.

Он появился сидящим в позе лотоса — прилетел, крутясь и покачиваясь, как летательный аппарат. Конечно, это было лишь Татьяниным впечатлением, но уж как видела, так видела. Главное, что прилетел.

Она не знала никого другого, кто мог бы так свободно лазить по времени во время медитаций, поэтому работать с Греховым было удовольствием.

— Ну, — сказал он. — Давай смотреть. Вспомни, как было.

Татьяна сосредоточилась на недавнем сеансе. Быстро промелькнули воспоминания, захватив и сбежавшее вечером из кастрюли молоко, но в основном картина восстановилась: комната, Татьяна лечит.

— Вот, смотри, — сразу сказал Грехов. — И еще смотри, вон там.

Он показывал в угол комнаты. Там стоял человек… темный силуэт, неподвижный. Он был окружен легким светящимся облаком того же цвета, что и энергия, которую Татьяна гнала по сексуальному каналу Умрихина. А ближе к ней, за ее спиной, оказался и второй, в каких-то обносках, с виду страшноватый. Она вдруг похолодела и чуть не потеряла картинку. Над ней, Татьяной, работающей в тот момент с Умрихиным, висел символ, о котором они говорили с Греховым. Дуга, заключенная в квадрат.

— Как это?.. Кто это?.. Почему же я этого ничего не видела? — в отчаянии спросила она, и картинка пропала. А сама Татьяна, дернувшись всем телом, ощутила себя на диване в своей одинокой, темной и даже мрачной сейчас квартире. Она посмотрела в тот угол, где Грехов обнаружил постороннего. Сейчас там, конечно, никого не было, но Татьяну охватил страх. Болела голова. Так было нельзя, поэтому она закрыла глаза и постаралась вновь отыскать Грехова.

Долго в темноте мелькали светящиеся пятна, свербила головная боль, но вот он снова возник в круге света.

— Кто же это? — спросила Татьяна снова. — Какой-то кошмар. Тогда я никого не видела.

— Давай думать.

Возник стол, два стула, чашки с чаем.

— Настоящий Грехов, — пошутил Грехов, показав на чай. — Не какой-нибудь Липтон.

— Не буду тебе больше чай давать, раз ты так.

— Ну а чего… Плоть и кровь, — сказал Грехов. — Я же у тебя дома ем. Впрочем, дело добровольное.

Чашки и печенье пропали.

— Верни. Съем.

— Давай лучше делом займемся, — сказал он. — Съесть меня ты еще успеешь. Что это за энергия?

— Я вышла на его высших… Мне показали.

— Ты ему в сексуальный канал закачала неизвестно что. Чужую сущность. Того, мрачного, за твоей спиной.

— Мне показали, — упрямо твердила Татьяна.

Но Грехов был не тот человек, чтобы смягчать или замалчивать свои предположения. За что и нравился Татьяне, хотя терпеть от него приходилось многое.

— Давай посмотрим, — сказал он и будто пощечину влепил: — Сама не знаешь, что делаешь, да еще и других за собой тащишь.

Татьяна смолчала. Но сколько они ни смотрели, увидеть ничего не удалось.

— У кого же ты спрашивала?

Она снова чувствовала приближение испуга, но старалась пустить его стороной, чтобы не мешал. Вошла в состояние медитации перед лечением Умрихина. Возникла энергия, как светящееся небо. Появилась и янтра, квадрат с дугой внутри. Хвостики дуги были загнуты вверх.

— Вот, — сказала Татьяна.

— Смотри еще.

Она упорно искала, хотя даже намека на разгадку не было. Только цвет. И вдруг, без всякого логического перехода, поняла, что искать нужно в прошлом. Всплыла в памяти фраза, произнесенная лежавшим на диване Умрихиным: «Дуга времени». И не только всплыла, а зазвучала подобно колоколу.

— Что за дуга? — спросил Грехов.

— Не знаю, — прошептала она.

А картина уже менялась. Вокруг возник лес. Наступали сумерки, деревья качались от ветра. Впереди, в темноте, виднелся забор, за ним — дом. Деревянный. В доме светились окошки. Послышался стук копыт. Всхрапнул конь.

— Ой!.. — сказала вдруг Татьяна. — Ой!.. Это же… Я знаю, что это!..

Мимо проехала женщина верхом на крупном, темной масти коне. Это было уже в стороне, на белевшем от пыли проселке, который тянулся, петляя, вдоль кромки леса. На этом картинка потускнела и пропала.

Татьяна лежала на своем диване, глядя в потолок.

— Кедр, — сказала она вполголоса. — Это же Кедр, точно. Ой, надо же!.. Лет двадцать прошло. Нет, больше даже. Или меньше?..

Она хотела быстрее рассказать Грехову про этот дом в лесу, напомнивший ей о самом непонятном приключении молодости, а может даже и всей жизни, но из-за навалившейся усталости не могла сразу вернуться. Собиралась с силами. Вдруг почувствовала, что Грехов тоже устал и хочет, чтобы она это услышала. Она послала ему мысленное согласие не возобновлять сейчас медитацию, и как лежала, так и уснула.

А проснулась только днем.