Кровь на мантии. Документальный роман

Владимир Сергеев, 2017

Владимир Кириллович Сергеев – писатель, журналист и ученый, кандидат исторических наук, доктор социологических наук, действительный член Российской Академии социальных наук и Академии литературы; окончил факультет журналистики МГУ им. М.Ю. Ломоносова, прошел путь от корреспондента до главного редактора, от старшего научного сотрудника до директора института, автор более трехсот научных работ, двух поэтических сборников и трех романов; лауреат премии РАН им. М.М. Ковалевского и международной литературной премии «Литературный Олимп». Остросюжетный документальный роман «Кровь на мантии» повествует о судьбах людей и самой России времени правления последнего российского императора Николая II, о дворцовых перипетиях и трагических событиях конца XIX – начала ХХ веков, приведших к падению монархии и гибели Великой Российской Империи.

Кровь на мантии

Вдень торжественного въезда в Москву Ники и Аликс встали спозаранок. Наскоро позавтракав и приодевшись, тронулись в путь.

На этот раз им повезло. Погода была чудная, дорога подсохла, в небе ни единого облачка, солнце пекло так, словно на дворе была не середина мая, а знойный июль. Москвичи поразили их своим гостеприимством и восторженным простодушием. Казалось, их безудержной радости нет предела.

«Народное ликование, достигнув своего апогея при въезде царя, продолжалось весь вечер и часть ночи. Густые толпы народа заполняли улицы и любовались невиданной до того, совершенно фееричной иллюминацией…

Вся Москва сияла в этот день разноцветными огнями, образовавшими на небе огромное багровое зарево, которое было видно за десятки верст от Москвы. Тверская, Кузнецкий Мост, Петровка, Неглинный проезд так и сияли огнями: красными, синими, желтыми, всех цветов радуги.

Гранитная набережная Москвы-реки от Каменного до Москворецкого моста была вся увешана гирляндами фонарей. Громадный купол Румянцевского музея сплошь залит огнями. Здание Городской думы от фундамента до крыши затянуто узорчатой сеткой светящихся белых шкаликов, шкаликов без конца, несколькими тысячами белых шкаликов». Теперь Ники и Аликс поселились в Александровском дворце, что в Нескучном саду. Здесь им предстояло обитать до самого дня коронации. Прием следовал за приемом. Каждое утро они слышали, как герольды, объезжая Москву, объявляют народу о Святом короновании. И сердце замирало от мысли о том, что это ведь они — Ники и Аликс — виновники всего этого переполоха, этого великого торжества. Это их приветствуют, ими восторгаются, им верят и на них возлагают надежды все эти люди.

И этот день наступил. Четырнадцатого мая в семь часов утра Москву огласил двадцать один пушечный залп. Следом зазвенели колокола Успенского собора Кремля. На них откликнулись колокола других московских соборов. И вот уже по всей Москве они гудят, звенят, кажется, без конца. Пестрыми ручейками стекаются почетные гости к Успенскому собору. Это здесь будет проходить торжественная церемония коронования.

К восьми часам все места уже заняты, люди толпятся на ступенях собора, на всей площади. Весь ритуал расписан по минутам:

«8.30 — сбор в Успенском соборе иностранных послов;

8.45 — шествие в собор Государыни императрицы Марии Федоровны;

9.40 — начало шествия их величеств;

10.00 — начало Святого коронования».

На верхнюю площадку красного крыльца собора вышли виновники торжества, Ники — в сопровождении великих князей Михаила Александровича и Владимира Александровича, Аликс сопровождали великие князья Сергей Александрович и Павел Александрович.

Многократно отрепетированное громогласное «Ура!» грянуло на Соборной площади и, перекатив через кремлевские стены, пронеслось по заполненным до отказа праздным и рабочим людом набережным Москвы-реки, по всей Москве. Военные оркестры грянули медью своих труб.

Под нескончаемый перезвон колоколов и торжественные звуки гимна Ники и Аликс взошли на паперть. В сопровождении высшего духовенства с замиранием сердца ступили под строгие своды древнего собора.

В сияющей, переливающейся горячими огнями свечей глубине собора, перед златыми вратами алтаря, под строгими ликами святых, отстраненно взирающих свысока на все происходящее, возвышался установленный специально для этого случая трон. Это были бережно хранимые в тайных палатах кремлевского дворца бесценные исторические реликвии — престолы русских царей Михаила Федоровича и Иоанна III. По указанию митрополита Московского высокопреосвященного Сергия, после троекратных поклонов и целования святых икон Ники и Аликс взошли на трон и заняли эти престолы — каждый свое место.

— Ой, Ники, мне что-то не по себе… — дрожащим голосом по-английски прошептала Аликс. — Я чувствую, что со мной вот-вот может случиться обморок.

— Потерпи, дорогая, так надо, мы должны через это пройти. Потом ты всю свою жизнь будешь вспоминать этот день, этот великий миг, — тоже на английском шепотом, так, чтобы его никто кроме нее, не услышал, успокаивал Ники. — Мне и самому как-то страшновато. Но никак нельзя показать виду. Посмотри, сколько людей на нас смотрит…

Тем временем к трону приблизился митрополит Сергий. С торжественным поклоном, на алой бархатной подушечке поднес Ники усыпанную драгоценными камнями и волшебно сияющую всеми цветами радуги в свете церковных огней корону, скипетр и державу.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь! — возгласил митрополит, протягивая Ники символы императорской власти.

Ники встал со своего места, сделал шаг ему навстречу, бережно принял корону и, как учили, возложил ее на свою голову.

«Ох, и тяжела ж она! — подумал он. — Да еще к тому же и велика, сползает на самые уши. До чего же смешно, наверно, я сейчас выгляжу со стороны!»

А митрополит уже протягивал ему скипетр и державу.

Ники принял их и в неуклюжей позе застыл перед иерархом, от волнения совершенно позабыв, что нужно делать дальше. Митрополит, видя его замешательство, глазами указал на престол.

«Садись, мол, садись, что стоишь, как истукан!»

Ники понял — и воссел.

В замешательстве повертев в руках скипетр и державу, наконец вспомнил, что нужно делать дальше, и положил их на подушечки по обе стороны от престола. Но это было еще не все. Теперь предстояло разобраться с императрицей. Ники взглянул на Аликс и понял, что она совсем плоха. Глаза ее были полузакрыты, а по бледному, сильно напудренному виску, оставляя за собой влажную дорожку, стекала капелька пота.

— Эй, мон шер, как ты там? Жива? — прошептал он одними губами.

— Я в этом очень сомневаюсь… — судорожно сглотнув слюну и не поворачивая головы, так же тихо прошептала Аликс.

— Тогда соберись с духом, сейчас твой черед…

В соответствии с ритуалом, превозмогая накатившую слабость, Аликс выбралась со своего места и, дрожа всем телом, подошла к нему, преклонив перед теперь уже августейшим супругом колени.

Ники, стянув со своей головы тяжеленную корону и, как того требовал ритуал, приложив ее ко лбу императрицы, начал снова нахлобучивать ее на свою голову, однако делал это так неловко, что поранил себе палец об ажурную оправу одного из украшавших корону драгоценных камней, да так сильно, что капелька крови упала на его горностаевую мантию.

«Черт возьми, этого еще не хватало. До чего же дурацкая церемония! — окончательно теряясь и злясь, подумал он. — Просто какое-то средневековье. Бедная Аликс, как ей сейчас плохо!»

«Что это — никак кровь? — увидев появившееся на мантии красное пятно, вздрогнул митрополит Сергий. — Не к добру это, ох, не к добру!»

Он по-быстрому водрузил царевой супруге на голову корону поменьше и помог ей, окончательно обмякшей, подняться с колен.

Наконец-то оба снова заняли свои места и с облегчением перевели дух.

В этот момент певчие на хорах дружно грянули «Многая лета», и тут же где-то там, снаружи, зазвенели колокола, мощные стены собора дрогнули от орудийных залпов.

«Один, два, три…» — машинально начал считать Ники, но быстро сбился со счета и бросил.

Начались поздравления. Этим, слава богу, коронация и закончилась.

Из собора, с Ники и Аликс во главе, многочисленные гости разнаряженной толпой направились в Грановитую палату, где в ожидании их уже стояли накрытые и богато сервированные к торжественному обеду столы. Перед каждым серебряным прибором лежало меню, высокохудожественный эскиз для которого был выполнен не абы кем, а самим знаменитым Васнецовым. Это был пергаментный свиток в пол-аршина длиной с перечнем всяческих мыслимых и немыслимых яств. Тут было все и на любой, самый взыскательный вкус. В том числе: «рассольник, борщок, пирожки, стерляди паровые, каплуны, салат, спаржа, фрукты в вине, мороженое» и прочие, и прочие деликатесы.

И эпиграфом к этому гастрономическому великолепию — следующие возвышенные слова:

Слава Богу на небе.

Слава.

Государю нашему на сей земле —

Слава.

Его верным слугам —

Слава.

Именитым гостям Его —

Слава.

Чтобы правда была

На Руси краше солнца светла —

Слава.

Уж звезды щедро усыпали небосвод над первопрестольной, а поедание стерляди и каплунов все продолжалось.

— А сейчас, господа, сюрприз! — вдруг торжественно огласил под фрукты в вине дворцовый комендант Гессе. — Государыня, — подошел он к Аликс, — позвольте преподнести вам этот букет из не обычных, а… электрических цветов. Его специально для вас придумали и изготовили наши искусные инженеры и механики. Зажгите его, нажав вот эту кнопочку, и по мановению вашей высочайшей ручки засветится яркими электрическими огнями не только этот букет, а и весь Кремль, вся Москва!

Аликс взяла букет из разноцветных лампочек, от которого длинный шнур уходил куда-то далеко, нажала указанную ей комендантом кнопку, и тут же с улицы в окна ворвались мощные потоки света.

— Ах, какая красота! — восторженно воскликнула золушка.

— Ах, какая красота! — эхом пронеслось по столам.

«Засветился разноцветными электрическими огнями весь Кремль, точно огненной кистью нарисованный на потемневшем небе… Иначе как огненной живописью нельзя назвать эту иллюминацию Кремля. Его кресты, куполы, крыши, зубцы, окна, карнизы, все его разнообразные архитектурные линии вырисовывались тысячами разноцветных огней, бирюзовых, пурпурных, золотистых или сверкающих, как бриллианты. Каждая башня, каждый купол, каждая арка ворот или амбразура окна были чудом красоты и искусства. Описать эти чудеса невозможно, нужно было их видеть, как видел московский народ, сотнями тысяч запрудивший все улицы. Что творилось на Красной площади и набережной Москвы-реки, между Москворецким и Каменным мостами, и представить себе невозможно».

Первопрестольная разгулялась не на шутку. Веселилась до упаду московская и заезжая петербургская знать. В пьяном загуле бездельничали иностранные послы. Бесчинствовали по ресторанам заводчики и купцы. Пропивали последние гроши, а то и портки обитатели московских трущоб…

Однако простой люд все еще томился в ожидании, в предвкушении невиданного, самого масштабного праздника для всех и каждого без разбора — мастерового и крестьянина, лавочника и мелкого чиновника, студента-очкарика и бродяги-босяка. Ведь новый царь решил облагодетельствовать всех, невзирая на чины и звания. По распоряжению Ники московский губернатор великий князь Сергей Александрович должен был организовать на окраине города, на Ходынском поле, массовые народные гуляния. Для этих целей здесь были построены временные «театры», эстрады, балаганы, сооружены полторы сотни ярко изукрашенных палаток, обустроены ларьки для бесплатной раздачи пива, водки и различной закуски. Сюда завезли тридцать тысяч ведер пива, бочки вина, водки и меда. Пей, гуляй, русский народ!

Но больше всего в народе судачили о бесплатных «царских гостинцах».

В рекламных листках, заранее распространявшихся по всему городу и приглашавших москвичей на Ходынское поле, было подробнейшим образом описано драгоценное содержимое этих гостинцев. В каждом из полумиллиона подарочных кульков были: «ситцевый платок, выполненный на Прохоровской мануфактуре, на котором напечатаны портреты императорской четы, памятная коронационная эмалированная кружка с вензелями их величеств, высотой 102 миллиметра, фунтовая сайка из крупчатой муки, изготовленная поставщиком двора его императорского величества булочником Д. И. Филипповым, полфунта колбасы, вяземский пряник с гербом 1/3 фунта, мешочек с 3/4 фунта сластей».

— Вот это да!..

— Вот это подарки!..

— И это что же, все даром?..

— Конечно, даром! Для своего народу анпиратору ничего не жалко.

— Ну так дай же ему Бог здоровьичка!..

Так судачил народ, читая эти рекламные листки.

А кто же не захочет вживую увидеть и услышать самого помазанника Божьего, обещавшего приехать на Ходынку вместе с супругой, чтобы во всеуслышание сказать людям свое доброе слово. Для этого здесь же, на краю поля, был оборудован специальный павильон, откуда царь-батюшка должен был обратиться к своему верноподданному народу. Не все же во дворцах с князьями да министрами пить да гулять, надо ж и с народом стопарик пропустить.

Однако до этого надо было еще дожить. И выстоять в круговерти приемов, балов, банкетов, торжественных обедов до ужина и ужинов до утра. Времени катастрофически не хватало: то высочайший прием чрезвычайных послов и посланников в Андреевском зале, то торжественный обед в Грановитой палате для духовенства, за ним — высочайший прием папского нунция, на следующий день — опять двадцать пять, то же самое, но уже с другими составами. Поздравления, шампанское, икра, устрицы, фрукты, мороженое, музыка, танцы и, конечно, «Ура! Славься! Многая лета!..»