История одной пачки сигарет

Владислав Александрович Тыщенко, 2021

Один день из жизни молодого парня, рассказанный его же пачкой сигарет.

20 сигарет

Это ужасное путешествие, от завода изготовителя, до табачной лавки длилось всего три часа, но ощущалось как минимум на три месяца. Люди очень часто не довольны своими условиями проживания. Люди вообще, частно не довольны. Но они совсем не знают, что такое — блок сигарет. Это очень тесное помещение, без личного пространства и намека на глоток свежего воздуха, обтянутое целлофаном и напоминающая атмосферу: между губками в ржавых слесарных тисках. Поэтому людские недоумения о совмещенном санузле, меня очень забавят. Забавят настолько, что из моих сигарет просыпается табак, от моего громкого гогота. Но мы не живые, поэтому не в праве жаловаться, а у людей это право имеется, и исчезает только с потерей пульса, наверное потому, они им и злоупотребляют.

Я увидела свет только на стеклянном прилавке, когда продавщица, орудуя канцелярским ножом, словно рыцарским мечом, разрезала скотч, скрепляющий картонные ставни. Для нее это было обыденное событие, а для меня это был праздник. Я чувствовала себя спящей красавицей, пребывавшей в заточении, к которой спустя долгое время пробрался принц, с целью освободить и согреть меня теплым, но не страстным поцелуем. Мне повезло, меня переселили из блока в висящий над кассой механических стенд, с большими буквами:"ТАБАК 18+". Там тоже было тесновато, но зато, в унисон с клиентскими потребностями открывалась металлическая гармошка, и вместе с ней невероятно красивый вид на табачную лавку. Я была восьмой в очереди на выдачу, что позволило мне на долго запомнить этот небольшой, но уютный магазинчик, который на время стал моим домом.

Серая плитка, постоянно терпевшая грязные подошвы, очень хорошо смотрелась с багровыми стенами, защищавшими нас от уличного панибратства. Стеклянные стеллажи с трубками и портсигарами, на самых верхних полках виднелись пыльные кальяны и шахматы, а за кассой: зажигалки, карты, периферия для самокруток и бессчетное множество кисетов с табаком (ванильные, фруктовые, мятные и т.д.). Я, как пачка сигарет со вкусом сигарет, никогда не понимала людей, покупавших ароматизированную продукцию. Ведь это просто кощунство, курить папиросы со вкусом ежевики, или крутить табак с запахом яблока. Если хочешь яблоко — в супермаркете есть, и много, и это будет явно дешевле и полезнее чем лопать капсулу, закованную в фильтре. Но каждый сокращает свою жизнь по своему, и явно не мне осуждать курильщиков. Весь этот бал освещала одинокая люстра, она явно была подавлена, так как светила очень тускло, но ее можно понять, куда не глянь везде есть собеседники: где лежит толстая сигара, рядом обязательно будет гильотина, где стоят бензиновые зажигалки, неподалеку всегда найдется горючая жидкость для заправки, а она лишь весит, слушает и наблюдает за всеми. Днем, это место было хорошей ухоженной лавкой, но вечером, когда солнце, отработав смену устало падало за горизонт, передав свое рабочее место луне и бригаде звезд, оно казалось малость пошловатым. И люди, которые поспевали к закрытию, легко могли принять девушку у кассового аппарата, за бандершу.

Было около восьми (я могу ошибаться, так как мне сложно понимать время по механическим часам, мне нужно потратить секунд пять, для того чтобы в уме посчитать на какой именно цифре остановилась стрелка, с электронными все куда проще). Продавщица уже нетерпимо ждала закрытие, с интервалом в минуту поглядывая то на часы, то на вешалку с курткой. И тут, спотыкаясь об ступеньку, зашел он.

Я тогда впервые увидела его. Обычный. Не красивый и недостаточно уродливый для отвода глаз. Молодой, но с очень старыми глазами. Несмотря на апрельскую весну, цветущую на улице, от него веяло осенним настроением. Я сразу поняла, что он чем-то расстроен, люди хотят курить только по двум причинам: первая это — безделье, вторая это — проблемы, и он явно не плевал в потолок. Сутулясь, и раздражительно напрягая скулы, подойдя к прилавку он обратился к продавщице, не прибегая к фальшивой улыбке:

— Добрый вечер

— Что вам?

Я, как и он была ошарашена ее бескультурьем. Первые слова беседы, всегда задают тон этой самой беседе, но ее видимо это не волновало, или она была готова к взаимной неприязни, или просто считала себя настолько выше него, что решила обойтись без приветствия. Я не знаю. Но знаю точно, что ему это не понравилось. Он не стал уподобляться ее бестактности:

— Будьте добры, пачку сигарет — сказал он, выкладывая на монетницу сто двадцать рублей.

— Вам какие? — кассирша открыла стенд и вместе с ним рот, в непонимании о каких идет речь.

Сузив глаза, он быстро пробежался по ассортименту, и с уверенностью указал пальцем на меня.

— Вот эти, бело-синие. Второй ряд сверху.

К его приходу, я уже была первая в очереди, продавщица вальяжно достала меня, и не менее вальяжно бросила на прилавок.

— Большое спасибо. Хорошего вечера.

Он аккуратно поднял меня, провел большим пальцем сверху вниз, и ловко убрал в карман. Выходя из магазина, он как-то назвал эту девушку, из кармана было неразборчиво слышно, но по тому, как он хлопнул дверью, было понятно, что уж точно не в хвалебном ключе. Я не знала куда мы идем и зачем, но была счастлива. В кармане было тепло, из-за его сжатой в кулак руки. Я обратила на нее внимание: такая костлявая, с в меру выпирающими венами, серебряным кольцом и шрамом на костяшках. Я делила этот перевалочный пункт со связкой металлических ключей и черными, запутанными, как и жизнь владельца, наушниками. Он нес меня не больше пяти минут и остановился у входа в парадную. Стоял неподвижно, будто в кандалах у расстрельной стены, изредка моргая и выдыхая теплый воздух. Вдруг, словно придя в себя, начал судорожно рыскать кистью, пытаясь что-то найти. Он взял ключи, потом осознав, что они ему ни к чему, отпустил. Вынул руку, и спустя секунд пять сунул обратно, сразу схватил меня и еле сжимая достал на обозрение засыпающему Санкт-Петербургу…