Книга Ангела

Володя Егоров, 2021

Единственное, что я умею делать – рассказывать истории. Я рассказываю историю, без выдумок, как если бы мы сидели в пабе – и я сидел напротив тебя. Я, Ангел. Содержит нецензурную брань.

Историй всего четыре.

История про Королеву. Метро Спортивная. Тучков мост. Странный столб с кольцом. Когда Спортивной не было, была аллея, изогнутые деревца у Князь-Владимира и, собственно — Князь. Звонница, колокола. Колокола звонили с утра и вечером. Вечером, когда пора идти выпить в Д’Акти, утром, когда туман. От угла Талалихина до Д’Акти — три минуты неторопливо, то есть — сигарета. Тогда я ещё курил сигареты. Проспект Добролюбова, на нём — Новгородская птица. Излишне романтизировал — часть проспекта Добролюбова из домиков в стиле модерн, как люблю рисовать. На скамейке у собора увидел слепого с собакой. Попытался представить, как чувствует он. В сером доме на улице Изобретателя лампочки (Эдисона/Яблочкова) жили два человека — как две сестры наоборот, в квартире 12 и 13. Играли музыку. Сейчас понимаю — сказки, домики в стиле модерн, королева и рояль/пианино в кустах. Какая музыка, если всё по-другому. Но тогда пытался представить, что видят они из окон дома на улице изобретателей лампочки. Кажущиеся осмысленными передвижения их в городе, мелочи — что видел бы я, спрячься в глазу и не зная мотивации передвижений. Что было бы, если б мотивация вмиг исчезла. Портвейн Кавказ — и прозрачные, стеклянные мои глаза, бессмысленно слоняюсь я по Петроградской стороне, пытаясь повторить маршруты, движения в воздухе. Настороженно относился к запахам, лучше цвета. Всегда представлял цвета, как будто за человеком — шлейф цвета, как будто бы человек светится, а мой глаз — открытый затвор фотоаппарата. Сейчас люди уехали, музыка осталась на плёнках и на кончиках пальцев. Тогда думал, что гонит ветер желания, придумал говорить так, чтобы проще было понять, сейчас понимаю, что — нет, ветер — он прилетел-улетел, после влюблённости может быть немножко стыдно и всё, здесь же шаги — мои/чужие по проспекту Добролюбова закатаны в асфальт, в культурный слой на глубине полтора метра — и никаким бульдозером; нет ни троллей, ни королев, ни музыки, все разъехались, нет Д’Акти, нет портвейна Кавказ, нет ничего, меня тоже нет, только истории, которые и рассказать-то некому.

Shuffle. То, что происходило на самом деле, снаружи глаза — или то, что я выдумал. История про Королеву, Сэма, Ангела и Ступакова. Игра в Драконов и Подземелья с самим собой.

Третья история — про Ангела. Однажды зимой девушка Антона уехала в Париж — и Антон внезапно умер. Эту историю, как и две предыдущие — я сочинил в то время, когда происходит действие четвертой истории — про Алису. Истории перемешаны именно по времени написания. Четыре описания одной реальности.

***

Наверное, все началось именно с Сенной площади. Я вышел из метро Сенная и свернул на Садовую улицу — был декабрь, мороз градусов двадцать. Наверное, такое случается с каждым, внезапное озарение — уже видел — или — точнее, когда-то увижу — будто бы в этот декабрьский вечер сошлись разные витки чудесной кинопленки, по которой я путешествую — я вдруг понял, что буду еще не раз стоять декабрьским вечером у магазина ОКЕАН и смотреть на башню, на машины, увязающие в снегу, иногда кто-то будет идти рядом, но я буду смотреть теми же глазами на ту же башню — мне, честно говоря, стало жутковато и я побежал — мимо магазина ОКЕАН, на набережную канала Грибоедова, под арку. Во дворе тусовались какие-то темные личности. Я закурил.

Наверное, тогда я понял про двери. Во дворе было несколько дверей, все с кодовыми замками. Очень странное ощущение — когда-то я буду работать почтальоном и поэтому я могу подобрать любой код с первого раза уже сейчас. Как лучник Дзен попадает не целясь. Я открыл дверь и вошел в подъезд. Было весьма засрано — сказывалась близость рынка. Я начал подниматься по лестнице — мимо дверей, выкрашенных в коричневый цвет — с замазанными табличками и звонками “прошу крутить”, мимо окон во двор, где темные личности что-то шумно обсуждали — к чердаку, засыпанному шлаком, на крышу, холодящую ладони и весьма скользкую — покрытую инеем крышу — как рыба, всплывающая на поверхность из довольно темных глубин — я сел возле слухового окна и увидел течения — кажется, разноцветные — течения времени и чужих настроений, поднимающиеся из форточек вместе с обрывками радиомузыки и телефонных бормотаний. Может быть как рыба, глотнувшая воздуха и ушедшая вглубь своего рыбьего бессознательного. Сигарета дотлела до пальцев и мне показалось, что я проснулся. Что бы зарыбить кого-то. To fish smbd.