Репликация. Книга вторая

Ву Вэй

Четвертая книга о мир XXIII века. Продолжение истории, рассказанной в «Холодно в Небесах» и первой части «Репликации».Человечество пытается объединиться в борьбе с общим врагом, Зигфридом Бер, и временем.Как на этот раз судьба распорядится жизнями героев? Кому удастся одержать победу и насладиться ею? И каков он, вкус победы?

3. Клуб любителей философии

Вопрос вопросов для человечества,

загадка, лежащая в основе всех остальных

и более интересная, чем любая другая,

— это вопрос определения места человека

в Природе и его отношения к Космосу.

Томас Гексли

Махинда с семейством, Ева, сенатор Мэнси и Кир неспешно прогуливались вдоль колоннады второго источника, ожидая появления Нины и Вэла. К полудню, утомившись променадом, Махинда пожелал где-нибудь присесть и отведать мороженого, славившегося натуральным молочным вкусом по всему курорту. Выбрали открытую веранду кафе, с которой просматривались подходы к источнику. Махинда по-королевски оккупировал помещение и заказал мороженое и чай.

— Делаем вид, что мы здесь случайно оказались, — произнес он, оценив пломбир покачиванием головы и поднятием взгляда к небу. — Действительно, замечательное мороженое. Мне здесь нравится. А вам, ваше величество?

— Чудесное место, — тихо согласилась Мина.

Арна бросила на родителей снисходительный взгляд и демонстративно отодвинула креманку с мороженым.

— Вам не по вкусу? — Махинда заметил недовольство дочери.

— Не хочу портить аппетит перед обедом, — назидательно произнесла Арна, задирая нос. — Нас ведь будут кормить?

— Разумеется, — ответил король строго.

— Простите, ваше величество, — демонстративно учтиво произнесла Арна. — Если позволите, я прогуляюсь у водоема.

— Не позволю, — не без удовольствия отказал Махинда, и Арна осталась сидеть с еще более недовольным выражением лица. — Кого это Гопал к нам ведет? С ним дама и молодой человек.

Все повернулись в сторону, куда король показал рукой, и Ева сразу узнала Марка и мадам Амели.

— Это ваша жена, сенатор, и Марк, — сказала она негромко, бросив осторожный взгляд на Айша.

— А там кто? — показал рукой в сторону озера сенатор Мэнси, подаваясь навстречу жене. — Не Кербер ли с военным министром?

— Они самые, — улыбнулся Махинда. — Мне кажется, если мы еще немного здесь посидим… А туда посмотрите, — Махинда показал движением головы на тропинку, спускающуюся к источнику с холма. — Там, по-моему, министр времени…

— Виду, — улыбнулся Айш, услышав за спиной шаги.

— Так, — Махинда потер руки. — Что-то затевается.

Марк подвел мать и представил ее королю и королеве.

— Здравствуйте, мадам Мэнси, — любезно протягивая ей руку, произнес Махинда, любуясь красотой Амели. — Сенатор, не знал, что у вас такая обворожительная жена. Почему от меня всегда скрывают красивых женщин?

— Благодарю, ваше величество, — смущенно проговорила Амели, склоняя перед королевской четой голову. — Ева, рада тебя видеть.

— И я рада, Амели.

— А где же виновники нашей радости? — непосредственно спросила мадам Мэнси, оборачиваясь и словно ища взглядом находящихся где-нибудь поблизости новобрачных.

— Папа с утра в саду общался, а мама… — Ева смутилась, непроизвольно назвав Нину мамой и дальше говорить не смогла.

— Она теперь твоя мама… с двух сторон. Разве не помнишь? — произнес Марк, подходя и обнимая ее за плечи.

Ева подняла на Марка благодарственный взгляд и положила свою руку на его.

— Помню… Хорошо, что вы прилетели, — произнесла она совсем тихо, когда мадам Мэнси села рядом с ней. — Папа с Ниной будут рады.

— Правда? — оживился Марк.

Ева кивнула ему и улыбнулась Махинде, смотревшему в их сторону. Он внимательно прислушивался к их разговору. Айш ел мороженое с видом человека, которому происходящее если не совсем безразлично, то малоинтересно. Ни одной мысли Еве он не транслировал, на присутствие Марка видимого внимания не обращал.

День был жарким, жарче вчерашнего. Солнце потешалось в высоком безоблачном небе, падая отвесно на головы людей, предусмотрительно покрытые шляпами, панамами и платками. В руках дам мелькали белые зонтики — иллюзия безмятежного существования в Златогорской долине была полной.

Кай Загория, сидя с Кербером и Кронсом в стороне от остальных, потягивал через трубочку имбирный чай, размышляя о кажущейся беззаботности жизни. Если не знаешь, насколько хрупок мир, в котором живешь, как все в нем взаимосвязано и зависимо от мелочи, случайности… Мы сейчас отдыхаем, болтаем о разных глупостях, строим планы, собираемся рожать детей, а в эту самую минуту какому-нибудь выжившему из ума Зиги возьми да и прилети в голову пальнуть из изотропной пушки. И чего тогда будут стоить наши планы? Кто нас спасет и защитит от таких вот маньяков? Сколько погибло людей за последнее время? Страшно представить. Нас осталось меньше одного процента от того количества, которое населяло землю двести лет назад. Если собрать всех, рассеянных по планете, сумевших выжить небольшими общинами, крошечными государствами, подобно Шрилану, точечными селениями, как Есеник, то даже с Небесами и Солерно едва ли наберется шесть миллионов человек. Это все, что осталось от почти девяти миллиардов… Это ли не конец человечества? Или мы таким страшным образом спаслись по другую сторону гибели цивилизации? Может быть, мы уже начали жить с чистого листа? Начали строить новый миропорядок для новых людей? Тогда почему все еще Зиги, Паччоли, Никеров… мой отец, готовый предать интересы страны ради… ради чего? Неужели ничего не изменилось после той мясорубки, которую устроили человечеству психопаты, возомнившие себя властелинами мира? Людей уничтожали много лет, пока не уничтожили практически всех. Но и оставшаяся горстка «счастливчиков» умудрилась ввязаться в гражданскую войну и сократиться вдвое. Сто пятьдесят лет мы живем в мире… Так говорил Вэл в апреле, но я его не слышал, потому что отец отправил меня к Паччоли искать от него защиты. Он ведь был уверен, что главная угроза небожителям — Вэл Лоу… Кто вводит нас в такие фатальные заблуждения? Почему мы не видим очевидного, не верим тому, кто рядом, но готовы слепо довериться кому-то, кто далеко, кто, по нашему мнению, лучше, милосерднее, надежнее? С чего бы? Не Вэл отравил всех в замке и бежал из страны, это Зиги сделал. А отец поверил именно ему, Зиги, убийце и предателю. Глуп человек! Меня отправили в Солерно первого апреля… Но… первого апреля я же был в Небесах и второго, и пятого, и десятого… Но и в Солерно был… Господи! Я чокнулся?!

— Где вы, министр? — негромко спросил Кербер. — У вас отсутствующий взгляд. Куда унесло на этот раз?

— Да так, задумался немного.

— Интересно было бы узнать, о чем.

— О нас, о людях вообще, о том, что мы делаем и что нас ждет.

— Это вам к господину Кронсу надо, — с улыбкой заметил Кербер. — По части философствования ему равных нет.

— А что? — оживился Кронс. — Вы что-то имеете против философии, господин Кербер?

— Боже упаси! — начбез изобразил подобие улыбки. — Ничего против не имею, просто сам в этом деле не силен, но послушать других всегда рад.

— Так давайте организуем философский вечер и поговорим о проблемах бытия, — с блеском в глазах предложил Кронс. — Я с удовольствием поделюсь своими соображениями.

— Я — за, — отозвался Кай. — Интересно вас послушать, министр.

— Как насчет сегодняшнего вечера? Посмотрите, какая у нас представительная компания! Думаю, его королевское величество может много интересного рассказать… Да и господин Вэл…

— Господин Вэл! — Кронс и Кербер обернулись на идущего к ним Вэла. Его слегка покачивало, он шел, запинаясь и останавливаясь.

— Что с ним? — не понял Загория.

Ева быстро поднялась из-за стола и побежала отцу навстречу, а оказавшись с ним рядом, подставила ему спину. Он сразу обмяк, повисая на ней.

— Что-то не то, — Кербер бросился к Еве, застывшей под тяжестью отца. — Что с вами, господин Вэл? — начбез переваливал его на себя.

Прибежали Марк и Кай Загория, военный министр подхватил Вэла с другой стороны, и вместе с Кербером они практически дотащили его до веранды, где усадили в большое кресло, подложив под голову подушку.

— Позовите Ашуру! — крикнул Марк.

— Не подпускайте его ко мне. Найдите Ловацки. Нине не говорите, — тяжело произнес Вэл.

— Кто Ловацки знает?! — нервно выкрикнул Марк.

— Я знаю. Он моего отца наблюдает. Сейчас приведу его. Марк, там Нина, — Кай показал рукой в сторону колоннады. — Отвлеките ее.

Кир, Роберт и Амели Мэнси, Мина с Марком поспешили к Нине, Махинда распорядился перенести Вэла внутрь, где было прохладнее. Ева осталась с отцом, держа холод на его голове.

— Папа, что с тобой? Ты долго был на солнце без платка?

— Нет, — слабым голосом отозвался Вэл. — Сердце прихватило.

— Можно? — Айш подошел к дивану, на котором лежал Вэл, сел рядом, взял его левую руку и, приложив ладонью к своему лбу, закрыл глаза. — У него приступ, нужно в госпиталь срочно! Где Гопал?..

— Как ты узнал? — спросил Махинда сына, когда через пятнадцать минут Гопал отчитался, что Вэл и Ева в госпитале и Ловацки там же, что сердечный приступ подтвердился, махатта находится в реанимации, но угрозы жизни нет.

— Догадался, ваше величество, — спокойно ответил Айш, глядя на отца прямым, открытым взглядом. — Не хотите его навестить?

— Хочу, хочу и сейчас же пойду, а вы, ваше высочество, отправляйтесь к источнику и подтвердите алиби Вэла перед Ниной — мы срочно вылетели в Шрилан, вернемся завтра.

— Я врать не буду. Нине соврать невозможно, она меня сразу прочитает.

— Как это: прочитает? — Махинда пробуравил сына взглядом.

— Увидит мои мысли — я пока не умею скрывать их от таких, как адерей кала кени и его жена.

— Айш…

— Я тоже креатор, но вы и сами догадывались, ваше величество, — с достоинством произнес принц. — А Нине стоит сказать правду, она имеет право знать, что с ее мужем.

— Вэл запретил ей говорить.

— Конечно. Он должен был запретить, а мы должны сказать.

— И кто на это пойдет?

— Я. Если с адерей кала кени что-то случится, она нам не простит.

— Иди, Айш. Встретимся в клинике.

— Да, отец.

Махинда нервно дернулся, подошел к сыну и обнял его.

— Спасибо.

— За что?

— За отца…

Нина набрала в поильник воды, но не успела сделать и глотка, увидев приближающуюся процессию. Что-то резко кольнуло в грудь, и она выронила поильник. Чашка упала на мраморную плиту колоннады и разбилась. Нина пошатнулась, но Марк успел подхватить ее.

— Нина, что с вами? — нервно спросил он, не сумев даже поздороваться.

— Где Вэл? — голос Нины дрожал, к глазам подступили слезы. — Амели, что с Вэлом? — обратилась она к мадам Мэнси, безошибочно определив, что та не сможет сказать неправду.

— Нина, он в госпитале. С ним доктор. Все будет хорошо, — выдала Амели, сама не понимая, как слова слетели с языка помимо ее воли. — Пойдемте, мы отведем вас к нему.

— Скорее, — Нина вырвалась из рук Марка и бегом бросилась по тропинке в сторону санатория. — Кир, давай со мной!

— Я всегда с вами, — Кир взял ее за руку. — Держитесь за меня.

Кир обхватил Нину за талию, и они побежали вдвоем. Роберт Мэнси зафрахтовал две большие платформы и отправил на них Амели и Ламбаканнов их догонять.

— А мы пешком? — спросил Марк, провожая взглядом удаляющиеся платформы.

— Пойдем, здесь недалеко, — произнес сенатор запыхавшимся голосом. — Минут семь всего. Господи, да что сегодня за день? Все через одно место с самого утра. Хотел поговорить с Вэлом, пришел в сад, а он уже ушел оттуда. Сюда пришел, и снова неудачно.

— Папа, не о том печалишься, — оборвал его жалобы Марк. — Сейчас главное, чтобы он поскорее поправился. Что-то в последнее время его мотор часто сбоит.

— И не говори, — согласился сенатор. — Он же сюда для того и приехал, чтобы сердце подлечить. А вместо этого жениться успел. Может, он того… в брачную ночь переусердствовал? Не мальчик ведь уже…

— Папа! Что за мысли?

— Нормальные, — удивился сенатор. — Он же человек, как и все…

— Все, хватит. Не будем обсуждать такие моменты. Лучше скажи, как вчера все прошло.

— Замечательно прошло. Жаль, что тебя не было. А как вы с Амели надумали прилететь?

— Мама убедила меня… Далеко еще? Мы с ней другой дорогой шли. Гопал нас вдоль озера вел.

— Нет, практически пришли. За тем поворотом, — сказал сенатор, отходя в сторону, чтобы пропустить на узкой дорожке двух женщин.

— Здравствуйте, сенатор Мэнси, — радушно улыбаясь, проговорила Эвелин. — Куда вы так спешите?

— Здравствуйте, — Роберт всем видом демонстрировал недовольство, что его задерживают. — Мы…

— Папа, отдышись, поговори с дамами, найдешь меня, — Марк поспешил вперед один.

— Марк! — окликнул его сенатор. — Ладно…

— Это ваш сын? Советник? — провожая жадным взглядом силуэт удаляющегося Марка, спросила Эвелин.

— Да, он самый, только прилетел… Простите, дамы, мы знакомы?

— Вчера познакомились, — Эвелин позволила напустить на себя обиженный вид. — На празднике господина Вэла. Я Эвелин, подруга Нины, а это моя дочь Зоя.

— А, ну да, — спохватился сенатор. — Простите меня, столько новых лиц, я немного смешался. Нет, лицо ваше я, конечно, не забыл, Эвелин, а вот на имена у меня всегда память была не особенно хорошая. Кстати, могу познакомить вас с моей женой, Амели. Она прилетела вместе с Марком.

— О! Буду счастлива с ней познакомиться, — восторженно затараторила Эвелин. — Я слышала, она очень умна и красива.

— В самом деле? — в голосе сенатора прозвучали едва уловимые нотки сомнения.

— Так все говорят, — уверенно подтвердила Эвелин.

— Значит, так и есть, — сенатор улыбнулся, ловя себя на мысли, что с большим удовольствием продолжил бы беседовать с Эвелин, а не идти в госпиталь, где и без него сейчас посетителей, наверное, больше, чем надо. Но чувство долга настойчиво требовало, чтобы он, Роберт Мэнси, оставил милых дам и поспешил в госпиталь. — Прошу меня простить, Эвелин, я должен идти. Господин Вэл ждет меня.

— Разумеется, — ответила Эвелин с некоторой досадой. — Надеюсь, мы еще увидимся, и вы познакомите нас с женой и сыном.

— Непременно. Буду рад это сделать.

Роберт Мэнси пошел дальше, а Эвелин взяла дочь под руку и, направляясь в сторону озера, негромко вещала, как хорошо они сделали, что поселились в «Моравии», где столько известных личностей им повезло встретить за последние два дня, и что эти новые знакомства обязательно принесут им новые возможности в ближайшее время. Зоя внимательно слушала мать, не до конца понимая, как знакомства с такими людьми для них, простых смертных, смогут не закончиться здесь же, в Есенике. Девушка была уверена, что по возвращении в Небеса никто из новых знакомых о них даже не вспомнит. Но Эвелин заметила, что дочь еще слишком наивна, если считает, что она, ее мать, не сделает все возможное и невозможное, чтобы извлечь по максимуму выгоду из этих связей. В том, что у нее теперь есть связи, Эвелин не сомневалась.

Кронс появился в клинике вместе с лингвистами. Остальные были уже здесь и, столпившись в приемном помещении, наводили ужас своим количеством на сотрудников клиники. Их попытались вежливо выпроводить на улицу, объявив, что в реанимацию никому кроме жены входить нельзя, а здесь стоять смысла нет, на что Кербер заявил прямо, что смысл того, кому где стоять и что делать, определять не им, и демонстративно уселся ближе к коридору, ведущему в кардиологическое отделение.

— Где господин Вэл? — крикнул вбежавший последним Ашура. Он был нервным настолько, что не мог стоять на месте и перебирал мелкими шажками по коридору. — Что с ним?

— Он почему-то не велел вам к нему приближаться, — произнес Марк с виноватым видом. — Сейчас он в реанимации, с ним Нина.

— В реанимации?! — закричал Ашура так громко, что к нему тут же подошли два медработника и несмотря на оказываемое доктором сопротивление, вывели его на улицу.

— Это недоразумение! Передайте господину Вэлу, что он должен был знать, я должен был сказать ему… — слышался его истеричный голос, пока двери приемного покоя не закрылись.

— Что здесь вообще происходит? — не понял сенатор Мэнси. — Ашура-то что такого вытворил, что властитель запретил ему приближаться?

— Не знаю, — ответил Марк. — Может, стоит выйти и поговорить с ним? Здесь нам в таком количестве явно не рады. Пойдемте на воздух, господа. Будем рядом. Если что-то изменится, нам сообщат. Так ведь? — последний вопрос Марк адресовал медбрату.

— Конечно, господин советник, — обрадовался тот здравой мысли Марка. — Посидите в саду, я распоряжусь, чтобы вам принесли напитки или обед, если пожелаете. Буду лично держать всех в курсе дела, сообщать о малейших изменениях состояния господина Вэла.

— Пойдемте, ваше величество, — обратился Марк к Махинде. — Как говорится, война — войной, а обед — по расписанию.

— Вы мне нравитесь, Марк Мэнси, — обронила Арна, проходя мимо.

«Осторожно, советник, лучше не попадать в сферу интересов моей сестры. Держитесь от нее подальше, это ради вашего блага», — передал Айш мысль.

«Он еще и креатор», — Марк бросил на Айша обреченный взгляд.

«Я вам не соперник, Марк Мэнси, что бы вы себе ни думали», — ответил на его терзания Айш и демонстративно прошел мимо, не удостоив советника даже взгляда.

— А вы, что встали? — Кронс попытался подтолкнуть своих подопечных к выходу. — Особое приглашение ждете?

— Мы должны быть рядом с господином Вэлом. Постарайтесь, господин министр, помочь нам попасть к нему, — сказал Макс.

Кронс задохнулся воздухом и зашелся в кашле от такой вызывающей наглости лингвиста.

— А больше вам ни в чем не надо помочь? — еле выговорил он, багровея от кашля и гнева.

— Больше ни в чем. С остальным мы сами справимся, — убийственно уверенным тоном ответил Ремер.

— Да что… — Кронс не смог завершить мысль, Ремер подошел к нему вплотную и вперил в него взгляд. И в это самое мгновение министр понял, что обязан помочь лингвистам оказаться в реанимации. Что, если он не сможет этого сделать, произойдет что-то на редкость неприятное, возможно, даже страшное. Он не совсем понимал, с ним это страшное случится или с кем-то другим, но в том, что случится, не сомневался. И, словно находясь в гипнотическом сне, Кронс решительным шагом направился по коридору кардиологического отделения, ведя за собой Макса и Ремера. Их дважды попытались остановить, но каждый раз Кронс прикрывал собой лингвистов, пускаясь в словесные перепалки с медицинским персоналом, а Макс и Ремер тем временем проходили вперед, пока в какой-то момент не увидели дверь реанимации и не скрылись за ней. Министр сразу очнулся и, не сумев понять, что он здесь делает, в растерянности поспешил к выходу.

— Где вы пропадаете, господин Кронс? — Кербер увидел блуждающий по сторонам взгляд министра.

— Я как будто сбился с пути… Вы заказали обед?

— Еще нет, ждем меню. Вы вовремя вернулись на праведный путь, — заметил Кербер, но лицо министра осталось безучастным, и начбез решил, что пошутить у него снова не получилось.

Когда обед наконец принесли, Махинда почувствовал, как сильно он устал за полдня, и решил, что после трапезы обязательно отправится отдохнуть.

— Мы сыты, — заметил сенатор, когда тарелки были убраны, а на столах появился чай. — А Нина ничего не ела. Надо бы ее сменить, чтобы она тоже могла пообедать. Может, совершим обмен: Нину заберем сюда, а я пойду вместо нее?

— Не надо никуда идти, — раздался голос появившегося в саду Вэла. Он шел, обнимая Нину или опираясь на нее. — Что? — спросил с улыбкой, видя вытянувшиеся от удивления лица. — Не говорите только, что успели меня похоронить. Осталось что-нибудь поесть или все запасы уничтожили?

— Господин Вэл! присаживайтесь сюда, — раздалось сразу несколько голосов.

— Но, как? Ты уже в порядке? — изумился Махинда, подходя к Вэлу и перекладывая его руку с плеч Нины на свои. — Ну и напугал же ты нас, друг! Садись со мной. Нина, садитесь с нами. Подвиньтесь, Айш, нам нужно еще два места.

— Не суетись, Махинда, — произнес Вэл довольным, но все еще слабым голосом. — Рад вас всех видеть. Иногда стоит прикинуться полумертвым, чтобы всех вместе собрать…

— Прикинуться полумертвым?! — воскликнули Ева и Марк в голос.

— Да все нормально, кризис миновал, — спокойно ответил Вэл, но, увидев Ашуру, сидящего в стороне, недовольно поморщился.

«Уйдите с глаз моих, — передал Вэл. — Уйдите от греха подальше».

Ашура ушел.

— Так о чем вы без меня говорили? — спросил Вэл, садясь рядом с Махиндой.

— Говорили о вас, господин Вэл, — ответил Кербер. — Ваше здоровье в последнее время нас все чаще беспокоит… Вот мы и подумали, хорошо бы вам с Ниной еще какое-то время побыть здесь, понаблюдаться у доктора Ловацки, водички попить…

— Водички, говорите, — улыбался Вэл. — Ну, что же… Нина, побудем еще?

— Побудем, родной, — согласилась Нина, глядя на мужа с нежной заботой. — Будем вместе ходить.

— Хорошая идея, — обрадовался Махинда. — Мы тоже, пожалуй, еще немного задержимся водички попить. Не возражаешь, друг?

— Буду счастлив, — отозвался Вэл. — Предлагаю всем еще немного задержаться, попить водички и обсудить наши дела…

— Давай завтра о делах, дорогой, — вмешалась в разговор Нина. — Не забывай, что доктор сказал.

— Я помню, — Вэл пожал Нине руку, потом поднес ее к губам и поцеловал. — Доктор запретил мне испытывать отрицательные эмоции, — объявил он всем с ироничной улыбкой. — Как вам такое предписание?

— Отлично, по-моему, — заметил Марк, осторожно глядя на Вэла, словно желая получить от него позволения присутствовать рядом. — Мы как раз собирались сегодня вечером устроить философские прения по вопросам бытия. Господин Кронс обещал взять на себя теоретическую подготовку участников.

— Как интересно! — оживился Вэл. — А нас с Ниной пригласите?

— А разве вас нужно приглашать? — в голосе Марка слышалось явное недоумение. — Мы гадали, захотите ли вы… и его королевское величество…

— Да мы за любой кипиш, Марк, какие могут быть сомнения? Так ведь, Махинда?

— Разумеется, с тобой хоть на слона, хоть в философский клуб, Вэл, — отозвался король. — Мина, вы с нами?

— Я? — королева не ожидала, что муж подумает о ней.

— Конечно, мы с вами, — подержала ее Нина. — Вам же интересно узнать, что женщины думают о вопросах бытия. Нас не так много, но мы вполне сможем облегчить ваши умные философские речи нашими житейскими представлениями. Не так ли, Амели?

— Я? — Амели вздрогнула. — Я с большим интересом, но…

— Никаких «но», — вмешался Вэл. — Все наши женщины будут с нами. Нам без вас невозможно. Кто думает иначе, лучше воздержитесь высказываться, потому что доктор запретил мне волноваться, а я в таком случае непременно начну.

— Это шантаж, дорогой, — шепнула мужу Нина, радуясь его игривому тону.

— А хоть бы и так, — довольно отозвался Вэл, принимаясь за обед. — Как хорошо, что все здесь. Жить хочется…

— И как только ему удается так быстро выходить из подобных состояний? — заметил Кербер, чуть слышно делясь мыслями с военным министром, как только Вэл и Нина ушли отдыхать. — В феврале, когда Нина исчезла, все были уверены, что он слег надолго. Но властитель вернулся домой в тот же вечер. Сегодня и двух часов не прошло…

— Я наблюдал за ним в Шрилане, — едва шевеля губами, ответил Кай Загория. — Самоконтроль господина Вэла невозможно понять, мне иногда казалось, что он не человек. Он же почти не спал несколько месяцев, сам мне говорил, да я и не видел ни разу, чтобы он спал, пока мы на острове были. И при этом у него энергии — на десять человек с лихвой. А о всяких таких возможностях я и не говорю. Вспомните Солерно, как он десятки тысяч усмирил, а купол над Канди…

— Говорят, он практически в одиночку за ночь поднял плотину в деревне ведов, — прошептал неслышно подкравшийся к ним Махинда.

Кербер и Загория вскрикнули от неожиданности, а король зашелся смехом, довольный произведенным эффектом.

— Ваше Величество! — воскликнул военный министр. — Мы так с ума можем сойти!

— Уф, — выдохнул Кербер. — Про плотину правда?

— Правда, — негромко сказал Виду, сидевший в стороне рядом с женой. Поймав на себе взгляды, привлеченные словами мужа, Рита смутилась так сильно, что румянец проступил даже сквозь ее темную кожу. — Брат Риты рассказывал, он тоже там был. Если бы не махатта Вэл, у меня не было бы любимой жены. Он дал матери Риты приданое для нее, а меня увидел мужем.

— Как это: увидел мужем? — с интересом отозвался Махинда.

— Это странная история, ваше величество, — вмешался в разговор Гопал. — Помните, вы отправили нас на поиски махатты, а потом мы полетели в деревню?

— Гопал, — оборвал выступление друга Виду. — Вряд ли его величеству это интересно.

— Нет, почему же, очень даже интересно послушать. Говори, Гопал, — приказал Махинда, садясь рядом с Кербером и Каем.

Гопал в красках поведал о сватовстве Виду к Рите, о том, как они пытались отговорить его от поспешной женитьбы, и о странной упертости Виду исполнить волю махатты, переданную братом Риты.

— Я, как только Виду увидела, сразу поняла, что мой муж пришел. А когда пуруша прилетел, вместо отца меня Виду отдавал, — перевел Гопал слова Риты, не поднимавшей глаз от смущения.

— С ума сойти, — проговорил сенатор Мэнси. — И когда только он все успевает?

— У него свое отношение со временем, — обронил Кронс.

— Что вы имеете в виду, министр? — Махинда пристально смотрел в глаза Кронсу.

— Только то, что властитель не тратит время впустую, он старается каждую минуту провести с пользой, — ответил Кронс.

— А мне показалось, вы еще что-то подразумевали, — не успокаивался король.

Махинда и Кронс обменялись долгими взглядами, а потом отвели их, словно померились силами и объявили ничью.

— Ясно одно: Вэл Лоу — человек исключительный, — как бы между прочим заключила мадам Мэнси, поворачиваясь к Еве и прося ее передать салфетку.

— Маман, вы порой потрясаете меня меткостью своих замечаний, — вырвалось у Марка невольно.

— Не только вас, советник, — согласился Кербер. — Вспомните идею с мнимой командировкой властителя…

Кербер замолчал на полуслове, выражение его лица застыло в промежуточном между ужасом и отчаянием состоянии. Сенатор, Марк, министр Кронс, Ева да и сама мадам Амели замерли в каком-то оцепенении, боясь открыть рот.

— Мама может, — голос Кира в образовавшейся тишине прозвучал странно, словно говорил не Кир, а кто-то другой, чужой, смеющийся над происходящим с пугающе серьезным выражением лица. — Господин Кронс, а мне можно стать участником философского клуба?

— Разумеется, — механически произнес министр, во все глаза смотря то на Кира, то на Кербера, то на мадам Мэнси. — Без тебя, Кир, клуб будет неполным. Обязательно приходи. Мы с тобой любой вопрос сможем…

Вэл и Нина проснулись около пяти.

— Выспался? — спросила Нина, сладко потягиваясь.

— Да, а ты?

— Тоже. Голова немного тяжелая, и ужасно хочется есть. Пойдем в душ, Вэл. Помоешь мне спинку…

— Пойдем, — Вэл тяжело задышал. — Помою… Успеем…

— Забудь, — пресекла его поползновения Нина. — Тебе вредно напрягаться, сделай паузу, дорогой, хотя бы два дня…

— Сколько?! — в ужасе выкрикнул Вэл. — Два дня? И как, по-твоему, это возможно? Я вообще сдерживаюсь с трудом, когда ты рядом.

— Да ты маньяк, — рассмеялась Нина. — Я тебя боюсь.

— Бойся, — сбивчивым голосом отозвался Вэл, перенося Нину в душ. — Бойся, что хочешь, делай, только не отказывай мне.

— Вэл… разве я могу тебе отказать?

Голос Нины свел его с ума, но в этот момент раздался звук дверного звонка.

— Черт! — вспыхнул Вэл. — Это Марк или Кербер, или кто угодно еще. Неужели три часа прошло?

Вэл открыл дверь и обнаружил за ней тех, о ком подумал: Марка, Кербера и Еву с Марием.

— Мы вас не разбудили? — смущенно спросила Ева, видя горящие глаза отца и его мокрые волосы.

— Нет, мы уже проснулись, только вот не успели собраться. Я прямо из душа… Проходите. Нина сейчас оденется и выйдет, а я пока вас в халате поразвлеку, если вы не против.

— Мы можем подождать… — начал было давать задний ход Марк, но Вэл втащил его в номер.

— Входите уже! Иди ко мне, малыш, — беря Мария на руки, Вэл закрыл дверь. — Расскажите коротко, пока Нина не пришла и не начала ругаться, — проговорил Вэл, садясь с внуком на софу. — Что в Небесах происходит? Как сенаторы себя ведут?

— Жопа, если коротко, — отрапортовал Кербер.

— Чуть длиннее, — вытаращив на начбеза глаза, произнес Вэл.

— Это к советнику, господин Вэл, у меня других слов нет.

— Доходчиво обрисовали ситуацию, Кербер, — только и смог сказать Вэл. — Марк, можно какие-то подробности узнать?

— Можно, господин Вэл. Коротко подробности. Первое: Сенат во всю продвигает законопроект, по которому высшее статусное лицо не может заявить свою кандидатуру на выборах еще раз. Кворума у них пока нет, расширенный совет проект стопорит. Второе: кто-то донес, что сенатор Загория лечится здесь и тесно с вами общается — сенаторы объявили его ренегатом, готовят импичмент. Третье: два дня назад от работы расширенного совета отключили исполком на основании принятого четыре дня назад билля «О наследственном статусе», по которому выходцы из народа лишились права на участие в государственном управлении.

— Марк! — гневно воскликнула Нина, появляясь в гостиной. — О делах — завтра! Ты что, хочешь, чтобы его новый удар хватил? Или, по-твоему, то, что ты рассказываешь, можно считать источником позитивных переживаний?

— Нина, прости, — ответил на ее возмущение Вэл. — Мне неведение приносит гораздо больше негативных переживаний. Ты же не думала, что я смогу отсиживаться здесь, если там такое творится?

— Я уже не знаю, чему верить, Вэл, — расстроилась Нина. — Не удивлюсь, если ты прямо сейчас полетишь в Небеса.

— Прямо сейчас не полечу, — передав внука Марку, Вэл подошел к Нине и обнял ее. — Не сердись. Ты сама сказала, что знала, за кого замуж выходишь…

— Знала. И сейчас знаю. И очень хочу побыть за тобой замужем подольше. Ева, ну скажи своему отцу, что он должен, обязан думать не только о других, но и о себе, о своем здоровье!

— Это невозможно, — обреченно обронила Ева. — Он никогда никого не слушает.

— Хорошо, — решительно произнесла Нина, глядя на Вэла убийственно твердым взглядом. — Я полечу с тобой. Я твоя жена и должна быть рядом всегда. Если ты не можешь и не хочешь думать о своем здоровье, Вэл, я тоже не обязана это делать.

— Это похоже на шантаж, дорогая, — оторопел Вэл.

— А хоть бы и так!

— Постойте, — вмешался Марк. — К чему так кипятиться? Стоит сначала все обсудить. Мы вполне сможем выработать план действий. И я, пожалуй, соглашусь с Ниной в этом вопросе, господин Вэл. Давайте отложим государственные дела до завтра. Сегодня мы планировали философствовать, — Марк улыбнулся.

— Давайте, — быстро согласился Вэл, видя нервное состояние жены. — Но подвести итоги разговора все-таки нужно. Тем более, что господин Кербер метко подвел их в самом начале. Состояние Небес, на мой взгляд, выглядит сейчас именно как то место, которое он назвал.

«Ася была осторожна в выборе выражений, говоря о болоте», — подумал Вэл, уходя одеваться и не переставая обдумывать полученную информацию.

— Нина, вы бы поосторожнее, — заметил Кербер, когда Вэл вышел. — Все-таки беременность делает женщину уязвимой. Не стоит так нервничать. Судьба еще предоставит вам много шансов проявить волю, которой у вас любой может позавидовать. Я это точно знаю, хотя и не понимаю, откуда. Жизнь рядом с властителем интересна, но совершенно неспокойна, уж поверьте моему опыту. Хотя, если честно, я бы ее не променял ни на какую другую. Знали бы вы, Нина, как нам всем его сейчас не хватает!

— Догадываюсь, — обронила Нина. — С чем мне надо быть осторожнее, Кербер?

— Себя берегите, нервы понапрасну не тратьте. Родите спокойно и осчастливьте всех нас вашими потомками. Даже думать не хочу, что будет с господином Вэлом, если что-то пойдет не так. Не дай бог! И поменьше заморачивайтесь на своей ответственности. Предоставьте это нам, это наш долг — охранять ваш покой, покой господина Вэла и ваших детей, и внуков, конечно, — добавил он, тепло глядя на Еву с Марием. — И мы его с удовольствием выполним. Не выбирайте сегодня долг, выберите человеческое счастье!

— Вот это речь, Кербер! — с восхищением воскликнул Вэл, появляясь в гостиной в желтом полосатом саронге и длинной белой рубашке поверх него. — Клянусь жизнью, под каждым вашим словом могу подписаться.

— Махатта Вэл, — с улыбкой поклонился Марк, подражая интонации Гопала.

— Издеваешься? — довольным голосом бросил Вэл.

— Ничуть. Мне нравится. Вам идут такие вещи, властитель.

— Брось, Марк. Какой властитель? Меня даже статусным лицом не считают, — Вэл похлопал его по плечу.

— Кто? Эти, что сами себя баранами называют? — нашелся Марк. — Слава богу, у вас с ними разные статусы.

Вэл подхватил Мария и посадил его себе на плечи. Марий радостно завизжал на такой высоте звука, что у всех заложило уши.

— Вот это громкоговоритель будет! — восхитился Вэл. — Ева, запасайся берушами.

— Пойдемте пораньше на ужин, — предложила Нина, беря Еву под руку. — Прогуляемся немного перед поисками ответов на вопросы о том, как устроен мир.

— Интересно, а кто-нибудь их вообще знает? — спросила Ева. — Мне кажется, мир непознаваем…

— Ого! — оживился Марк. — Определяются участники сторон философского диспута. Ева, ты на стороне агностиков¹¹ выступаешь?

— Зачем сразу обзываться? — Ева состроила обиженную гримасу.

— Я не обзываюсь! Агностики — это философы, которые отрицают возможность познания мира.

— Она знает, — шепнул Кербер Марку и засмеялся.

— Вы умеете?! — язвительно удивился Марк…

На входе в ресторан их ждал Гопал. Увидев его потухший взгляд, Вэл мысленно спросил, что случилось, и, получив ответ, велел всем занимать стол, а сам остался с Гопалом.

— Бери мой шаттл и вылетай немедленно, — сказал Вэл, когда они остались одни. — Соболезную, Гопал. Не знаю, что еще сказать. Деньги на похороны сейчас переведу. Чем еще помочь?

— Спасибо, махатта Вэл, — произнес Гопал, едва сдерживаясь. — Могу я попросить отпуск на некоторое время, чтобы с мамой побыть?

— Сколько нужно, столько и живи с ней. Ни о чем не беспокойся. Если что-то понадобится, любая помощь — обращайся смело, сделаю все, что в моих силах. Лети. Позже свяжемся и все решим. Держись, друг. Сестру не вернешь, береги себя, ты матери нужен и мне тоже. Отправлю с тобой Кая и Егора, они потом шаттл вернут.

— Благодарю, махатта Вэл, — Гопал заплакал. — Пусть будут милостивы к вам Вишну и Шива, пусть Нрисимхадева освещает ваш путь счастьем.

— Будет, Гопал.

— Виду и Рита тоже хотят лететь, но боятся обидеть вас.

— Что за глупости? Конечно, они должны быть с тобой…

— Жаль, что молодежь так внезапно исчезла из нашего собрания, — заметил Роберт Мэнси по дороге к источнику, куда все они отправились скоротать время после ужина. — Мне хотелось бы узнать их видение жизни, услышать, что они думают о серьезных вопросах мироздания, так сказать…

Вэл почувствовал Нинину руку в своей. «Нрисимхадева освещает мой путь счастьем, — подумал он, часто моргая. — Спасибо, Гопал, ты тоже к нему причастен. Кому счастье — кому печаль. Так устроен мир. Вот и вся философия…»

— Молодежи маловато, зато у нас есть Кир, который с достоинством примет любой вызов, — заметила Ева.

— Кир вполне может поспорить с господином Кронсом, — поддержала ее Нина. — В некоторых вопросах он даже более компетентен.

— Ну вы, конечно, спасибо вам, — приятно смущенный отзывами о сыне, сбивчиво проговорил сенатор. — Но насчет компетентности, Нина, вы, видимо, погорячились.

— Если только самую малость, — улыбнулась Нина, показав большим и указательным пальцем минимальное расстояние. — Чего гадать? Скоро сами все увидим и услышим… Время мороженого! — воскликнула она радостно, когда впереди замаячила мороженщица. — Я хочу из этой тележки. Кто со мной?

Нина отпустила руку Вэла и побежала к продавщице мороженого, теряя на ходу шляпу.

— Какое будешь, дорогой? — крикнула она Вэлу, оборачиваясь. — Белый пломбир в вафельном стаканчике?

— Как ты догадалась? — Вэл улыбался, надевая ее шляпу себе на голову.

— Сама такое люблю! — призналась Нина, подбегая к тележке с мороженым. — Будьте добры, два пломбира в вафельных стаканчиках. Нет, дайте, пожалуйста, три. Еще пломбир на всякий случай.

— Пломбир на всякий случай, — вдумчиво повторила мороженщица. — Мне нравится…

— Вы до какого часа работаете? — спросил Вэл продавщицу, когда остальные, накупив мороженого, неспешно потянулись вдоль озера.

— Обычно до восьми, — ответила пышнотелая румяная женщина лет пятидесяти с маленькими смеющимися глазками и большим пуком светлых волос на затылке. — Позже людей меньше, и те, что есть, не берут уже.

— Могу попросить вас приехать сегодня в половине десятого на другую сторону озера? Видите беседку на берегу? Да, ту, с качелями.

— Зачем? — удивилась мороженщица.

— У нас собрание намечается, с удовольствием сделаем перерыв на кофе с мороженым. Я оплачу ваш труд в размере дневной выручки и мороженое, которое у вас возьмут, — Вэл улыбался так, что отказать ему было сложно. — Что скажете?

— Ну, хорошо, — продавщица посмотрела на него с недоверием. — Можно аванс?

— Конечно. Если хотите, я сейчас переведу вам все.

— Нет. Все не нужно. Я не люблю потом работать. Довольно половины. С вас десять рублей, господин…

— Не густо, — обронил Вэл и перевел десять рублей на счет мороженщицы.

— Спасибо! А к кому мне там обратиться? Кого спросить?

— Я там буду, а если вдруг отлучусь, скажите, что договаривались с Вэлом…

— Мы тебя потеряли, дорогой, — Нина подхватила Вэла под руку. — Не мог решить, хочешь ли еще мороженого?

— Сначала не мог, но потом решил, что пока хватит, — прошептал Вэл. — Ты так хороша сейчас… Так бы и украл тебя у себя самого.

— Шляпу отдай, — рассмеялась Нина, стаскивая широкополую белую шляпу с головы мужа…

— Сколько желающих! — восхитился сенатор. — А я боялся, что только мы, всегдашние слушатели министра Кронса, и будем.

— Как видите, не только нам интересно, что думают философы, — ответил ему министр, с довольным видом прохаживаясь вдоль рядов кресел, выставленных полукругом перед беседкой.

— Не возражаете, если мы здесь будем? — громко спросил Вэл, садясь с Ниной на качель. — Люблю это место.

— Мы так и подумали, — заметил Кир. — И кресла поставили так, чтобы вам всех было видно и слышно.

— Спасибо, — Вэл благодарно улыбнулся. — А куда короля посадим?

— Его Величество уже был и забронировал три кресла в центре. Видите, он положил на них цветочки?

— Цветочки, — умилился Вэл. — Это на Махинду похоже.

— Что на меня похоже? — раздался довольный голос короля у него за спиной.

— Цветочки.

— Такие же красивые?

— Ты лучше, — засмеялся Вэл, пожимая Махинде руку. — А мы вот тут решили… Покачаемся немного.

— Качели твои, — произнес Махинда так, словно жертвовал другу полцарства. — Достаточно того, что мы твой дом оккупировали.

Король сел, остальные сели тоже.

«Интересно, как это происходит? Никто же живого короля до вчерашнего дня в глаза не видел. А вот, пожалуйста, каждый понимает, что сначала Махинда может сесть, и только потом он сам, будто все мы обучены дворцовому этикету», — заметила Нина мысленно.

«Махинда — величественная личность, он внушает людям почтение. Но я, на самом деле, сейчас об этом же подумал, — признался Вэл. — Не знаю, родная, как это происходит. Само собой как-то, видимо».

«Я не раз замечала, что и к тебе так же относятся, сейчас даже больше, чем раньше, почитают».

«Не преувеличивай, — Вэл улыбнулся. — Хотя, раньше в моем присутствии тоже не садились, но это от страха было. Меня, и правда, боялись… Пусть лучше меньше почитают, чем боятся».

— Вы с нами, господин Вэл? — спросил Кронс.

— Разумеется, — отозвался Вэл с улыбкой. — Мы же здесь. И, похоже, уже получили первую заметку от организатора встречи.

Нина ткнула его в бок пальцем и посмотрела укоризненно.

— Тогда объявляю первое собрание клуба любителей философии открытым, — торжественно провозгласил министр, едва заметно смущаясь. — Думаю, есть смысл потратить немного времени на представление членов клуба, так как не все друг другу знакомы.

Кронс бегло назвал почти всех, но шесть человек вынуждены были заявиться самостоятельно. Эвелин и Зоя представились подругами Нины, Кантемир объявил себя устроителем вчерашнего банкета по случаю, доктор Ловацки тоже поднялся и назвал свое имя — Всеслав, которое немногим было известно, ювелир Зденек Брански поклонился и рассказал, как вчера утром по заданию Гопала в спешном порядке подбирал кольца молодоженам, а потом придумывал по заказу Аси гравировку на подарочных сердечках, розданных детям во время ужина. Последним встал Макс, приятель Аси, и сказал, что просто шел мимо и не мог не остаться, узнав, что планируется, и что его роль в произошедшем ничтожно мала — он всего лишь собрал букет фиалок для невесты. Макс сел рядом с Евой и Марком, перед ними стоял маленький чайный столик, и их компанию определили как «молодежь», к которой Кира почему-то не отнесли, а Зою просто не поимели в виду, и она, насупившись, молча отсиживалась рядом с Эвелин, думая о том, что заявления матери о завязавшихся отношениях с четой Лоу — всего лишь результат ее способности выдавать желаемое за действительное.

— Позвольте мне в двух словах обозначить тему сегодняшней встречи, — продолжил министр, когда все участники были представлены. — Сразу должен сказать, что помогать вести ее мне будет Кир Мэнси, прошу любить и жаловать. Не смотрите, что он еще совсем юный, это ничего не значит, и скоро вы сами в этом убедитесь. Я с ним немного пообщался, пока вас не было, и, надо сказать, впечатлен… весьма впечатлен. Простите, отвлекся, — спохватился Кронс. — Итак, на повестку вечера выносятся основные вопросы философии, над ответами на которые философы бьются без малого три тысячи лет, а, возможно, больше, смотря что считать началом философии…

— Три тысячи лет и не могут ответить? — достаточно громко произнес впечатленный услышанным Фрол Репнин, по-видимому, не ожидавший сам, что скажет так громко.

— Не то, чтобы не могут совсем, Фрол, — с готовностью отозвался Кронс. — Мыслители по-своему отвечают на них. Скажем, если взять всю совокупность философских взглядов на решение основных вопросов, условно можно поделить ее на две большие группы мнений, каждая из которых будет придерживаться мнения, отличного от другого или даже противоречащего ему. Каждая будет адекватно отражать научную мысль своего времени, но находиться в противоречии с другой, тоже адекватной точкой зрения, принадлежащей иной философской школе. Вопрос упирается в то, от чего та или иная философская идея отталкивается, на каких принципах строится умозаключение.

— Хотите сказать, господин министр, что одни философы могут утверждать, что время существует, а другие, что его нет, но и те и другие будут при этом правы?

— Примерно, — вдохновился Кронс понятливостью инженера. — А сейчас я попытаюсь сформулировать эти три вопроса, которые считаются основными в философии, так, чтобы было понятно всем. Первый вопрос: как устроен мир, в котором мы живем? Второй: кто такие мы, человеки? И третий: как нам, человекам, жить в этом мире по-человечески?

Воцарилась мертвенная тишина. Все смотрели на Кронса с большим вниманием, во взгляде некоторых отражалось недоумение: неужели, три тысячи лет умнейшие из умнейших занимаются поисками ответов на такие элементарные вопросы? Что, правда: они не могут ответить на простые три вопроса? Да любой скажет, как устроен мир, кто такой человек и как ему надо жить.

— Если философия реально занимается тем, о чем вы говорите, господин министр Кронс, то она — величайшее надувательство всех времен и народов, — разочарованно заявил Зденек Брански. — А я всегда думал, что они все умные, философы эти… Какие же они умные, если три тысячи лет на три вопроса ответить не могут? У них на каждый вопрос по тысяче лет было, а они это время, получается, впустую убили пустой болтовней. И еще остальным головы туманили, чтобы мы их за умных считали.

Ювелир замолчал, и никто его молчание пока нарушать не спешил. Кронс растерянно переводил взгляд с одного на другого, пытаясь определить, к кому можно обратиться за поддержкой и пониманием. К столь резкой и категоричной оценке тысячелетней работы философских умов министр был не готов, не зная, чем крыть здравый смысл обычного человека, у которого белое не вызывает сомнения в своей белизне, а черное всегда остается черным.

— Позвольте, я попробую объяснить господину Брански, чем занимается философия, — Кир поднялся и вышел вперед.

— Пожалуйста, Кир, попробуй, — с готовностью передал ему слово Кронс и сразу сел, с облегчением выдохнув.

Сенатор Мэнси сочувственно смотрел на сына, удивляясь его выдержке и невозмутимому спокойствию, которые тот демонстрировал в такой непростой ситуации. Встань он сам сейчас перед лицом всех этих людей, думал Роберт Мэнси, не известно еще, что бы он стал говорить, но совершенно точно, чувствовал бы себя при этом далеко не так уверено, как его младший сын.

— Представьте себе, господин Брански, что вы оказались совершенно один на необитаемом острове и не знаете, есть ли у вас хотя бы один шанс из ста на спасение. Но, поскольку вы искусный ювелир, в вашем кармане случайно обнаружился мешочек с алмазами. В другом кармане — то, чем можно эти алмазы обрабатывать. Скажите, при условии, что вы не знаете, обречены ли до конца своих дней жить на острове или вас может спасти проходящее мимо судно или пролетающий случайно над вашей головой шаттл, что вы станете делать с алмазами: огранять их и вставлять в перстни и кольца в надежде потом дорого продать или использовать в качестве наконечников для стрел, чтобы добывать себе пропитание, и как острые ножи, чтобы разделывать туши убитых животных, из шкур которых сможете сделать себе теплую одежду?

— Думаю, у меня будут алмазные наконечники для стрел и ножи, — сказал ювелир, не понимая, к чему клонит молодой человек. — А при чем здесь философия?

— Сейчас поймете, — спокойно ответил Кир. — Как вы думаете, господин Брански, с точки зрения преуспевающего ювелира, вы правильно распорядитесь алмазами, если расстреляете их из лука, а не используете шанс разбогатеть, оправив драгоценные камни и дорого продав изделия? Что бы сказали вы сами тому, кто подобным образом решил бы судьбу сотни каратов?

— Сказал бы, что он сошел с ума, — просто отреагировал ювелир.

— Правильно, — согласился Кир. — А теперь давайте посмотрим на ситуацию глазами человека, любой ценой пытающегося выжить. Вместо того, чтобы использовать камни по назначению и приумножить в отдаленном будущем свое состояние, вы наплевали на стоимость камней и научились точно попадать в цель и быстро свежевать туши, потому что алмазы режут лучше, чем каменные ножи, и стрелы с таким наконечником летят точнее. Вряд ли кто-то подумает, что вы сошли с ума, когда найдет вас живым и невредимым на острове. Никому и в голову не придет усомниться в правильности использования вами алмазов в качестве ножей и наконечников, если это спасло вам жизнь. Видите, все относительно: то, что в одной жизненной ситуации считается нормальным, в другой выглядит совершенно нелепым.

— Согласен, но, простите, так и не понял, при чем здесь философия.

— Да бог его знает, — спокойно ответил Кир. — Философы, мне кажется, примерно так же ищут ответы — сначала напустят тумана, как вы правильно заметили, а потом с умным видом долго и непонятно его разгоняют.

— Кир! — возмутился министр. — На что это похоже?

Среди собравшихся послышались сначала отдельные смешки, но уже через секунду общий хохот разнесся по берегу.

— Ну, ты даешь! — высказался Марк, с трудом переводя дыхание. — Поддержал, объяснил, все ответы нашел.

— Я, конечно, рад, что всем весело, — невозмутимо ответствовал Кир, — но почему вы смеетесь?

Серьезное выражение лица Кира вызвало новый взрыв смеха. Вэл утирал слезы, Нина подергивалась, уткнувшись ему в плечо, даже министр Кронс, поначалу обескураженный заявлением Кира, хохотал.

— Сенатор, у вашего сына потрясающее чувство юмора, — трясясь от смеха, провозгласил Махинда. — Даже если мы ничего сегодня больше о философии не узнаем, мы собрались не напрасно. Продлили себе жизнь на пару лет точно. Молодец, Кир!

— Моих заслуг здесь нет, — отрешенно произнес Кир. — Еще Аристотель признавал за слезами и смехом катарсические способности. «Шутить надо для того, чтобы совершать серьезные дела», — говорит он в своей «Поэтике», а в Коаленовском трактате¹² анонимного автора минус первого века, который, уже доказано, является конспектом ее недостающей части, прямо заявляется, что «смех возникает или от словесного выражения, или по поводу вещей» и что через удовольствие и смех осуществляется очищение души от печали и пороков.

Махинда смотрел на Кира не моргая и не говоря ни слова. Никто уже не смеялся.

«Уложил на обе лопатки, — передал Вэл Нине. — Вот так крестничек! Надо спасать ситуацию. Кронс вряд ли знает, что делать».

— Простите мое занудство, — продолжил Кир. — Но мне кажется, поиск ответов на два первых вопроса нужно оставить философам. Они занимаются этим тысячи лет, вдруг они уже подошли к ответам так близко, что еще немного, и мы их узнаем. Не будем лишать возможности высокие умы увенчать себя победными лаврами. Хотя, сдается мне, этого все-таки никогда не случится, потому что, если ответы будут найдены, победа над вопросами станет пирровой, победив саму философию — она перестанет существовать из-за ненадобности. Поэтому, пусть ищут. В процессе поиска философия много чего интересного создала. А нам полезнее сосредоточиться на обсуждении третьего вопроса: «Как нам жить по-человечески в мире, который пока не понятно как устроен и создан для таких непонятных, как мы?»

«Ан, нет, — изумился Вэл. — Кир сам и справился».

«Вэл, его не в помощники надо, а в советники», — отозвалась Нина.

«Вероятно. Не зря же Топильцин…» — Вэл не успел вовремя оборвать передачу мысли и, испугавшись того, как Нина отреагирует, прислонился к ее виску и поцеловал.

«Топильцин? О чем ты?»

«Не знаю, дорогая. Сам не понимаю, что мне вдруг на ум пришло», — пытался отговориться Вэл, понимая, что выглядит неубедительно: Нина отстранилась от него и смотрела в упор, пытаясь проникнуть в его сознание. Но второй осечки Вэл допустить не мог и наглухо запечатал все входы мыслями о Нине и своих чувствах к ней.

«Хитрец, — заключила Нина. — Ладно. Прячься пока. Хотя это нечестно и некрасиво с твоей стороны».

«О чем ты?» — Вэл попытался изобразить недоумение.

«Хотя бы глупостью меня не обижай, Вэл. Мне достаточно осознавать, что ты мне не доверяешь. Я думала, мы ближе».

Вэл закрылся и ничего в ответ не передал. Рука Нины, лежавшая на его плече, спустилась, чтобы поправить локон, выбившийся из прически, и назад уже не возвратилась.

Вэл ощутил холодок, пробежавший по телу, ему сделалось так неуютно, одиноко и тоскливо, что хотелось крикнуть или убежать, но больше всего хотелось, чтобы жена приблизилась и обняла его. А Нина еще отодвинулась, сделав вид, что это вышло случайно, пока она поправляла подушку, лежавшую у нее за спиной. Вэл решил обнять ее сам, но, посмотрев на Нину, опустил поднятую руку и уставился перед собой ничего не видящим взглядом. Мысли увели его в прошлое, откуда, как из запертого на семь замков кощеевого подземелья, тянуло страхами и сомнениями. Вэл положил скрещенные руки на колени, согнулся, опершись на них, опустил голову.

Кир продолжал о чем-то говорить, но слова его для Вэла сейчас были только звуком, не имеющим смысла. Он улавливал смену голосов, но не понимал, о чем говорят Кир, Кронс, Махинда, сенатор, снова Кронс, снова сенатор, Махинда, еще Махинда, снова Кир…

Нина нервничала, но не показывала этого, чутко прислушиваясь к состоянию мужа, сердясь на него все меньше, переживая все больше. Она уже была готова сменить гнев на милость, но, когда Махинда призвал Вэла к ответу и тот, вставая, потянулся к ней, чтобы не давать повода другим заметить возникшее между ними напряжение, упрямо проигнорировала его порыв и сделала вид, что не поняла его. Вэл едва коснулся рукой ее руки, резко выпрямился и быстро вышел из беседки, и, подойдя к столу Махинды, сел рядом с королем.

— Вы что-то сказали, Ваше Величество? — пытаясь казаться обычно спокойным и даже довольным, спросил Вэл.

— Я много чего сказал, — глядя на друга пытливым взглядом, заметил Махинда. — А ты пока еще ничего.

— Я слушаю все, что вы говорите. Немного отвлекся, правда, в последние минут десять, но, если мое участие в обсуждении необходимо, готов подключиться. Так, о чем сейчас спор?

Махинда не понимал, шутит Вэл или нет, поскольку разговор последних десяти минут вращался вокруг необходимости его возвращения к управлению государством. Мнения собравшихся по этому поводу совпадали — Вэл должен вернуться любой ценой и как можно скорее, спорили в основном о цене и способах возвращения. Кир — единственный, кто оставил вопрос без однозначного ответа, заявив, что решение возвращаться или нет все-таки принимать не им, чем вызвал шквал возмущений в свой адрес.

Сенатор Мэнси прямо высказался, что сын еще мал делать подобные заявления, но министр Кронс не поддержал его, обратив внимание на умение Кира зрить в корень и отделять главное от второстепенного. С министром согласился Махинда, впечатленный и очарованный способностью младшего Мэнси держать удар, сенатор продолжал стоять на своем. Неожиданно в разговор вмешалась Амели и встала на сторону сына, заявив, что властитель здесь и стоит спросить у него, что он сам обо всем этом думает. Заметив отсутствующий взгляд Вэла, сенатор не решился побеспокоить его сразу и продолжил прения, уводя их в другую сторону, пытаясь вернуть внимание собравшихся к общефилософским вопросам, и ему на какое-то время даже удалось увлечь всех размышлениями на этические темы, но сработал эффект регрессии к среднему¹³ — упоминание понятия «долга» оживило спор вокруг надо или не надо Вэлу возвращаться на службу. Те, кто убежденно отстаивал, что надо, сейчас высказывались осторожнее, признавая за Вэлом право решать самому, а Кир, напротив, согласился, что долг существует и его исполнение не всегда зависит от желания человека.

Так или иначе, но прежде чем Вэл оказался за столиком Махинды, все сошлись во мнении, что необходимо прямо сейчас получить от него конкретный ответ.

— Господин Вэл, — решился сенатор. — Что вы нам скажете?

— О чем, Роберт? — Вэл смотрел непонимающим взглядом.

— Ну, как же? — оторопел сенатор. — Мы обсуждали ваше возвращение на пост главного управляющего… Разве вы не слышали?

— Нет, если честно, — Вэл не стал притворяться, что в курсе разговора. — Интересно, как обсуждение вопросов бытия привело вас к этой теме? — попытался он отшутиться, но по выражению глаз сенатора понял, что шутки у собравшихся сейчас не в почете.

— Элементарно. Это самый важный вопрос нашего бытия.

— Боюсь, мы его решить не сможем, — произнес Вэл подавленным голосом. — Во-первых, не обладаем должными полномочиями, во-вторых, ситуация за время моего отсутствия изменилась кардинально и внутри системы управления и в моем понимании. Насколько мне известно, выборы нового управляющего назначены на восьмое августа — через четыре недели, кандидаты определены, выбирайте достойного и все будет хорошо.

Все сидели молча, стараясь не смотреть на него. Даже Махинда отвернулся, делая вид, что разглядывает что-то на дальнем берегу.

— Но ведь вы назначили сенату испытательный срок, который истекает через несколько дней! — громко выкрикнул Марк, поднимаясь с места. — Я помню, что вы совершенно однозначно объявили тогда в совете, если сенат не исправит положение дел, вы заявите свою кандидатуру на выборах! Что же сейчас? Вы не сдержите слово?

Взгляды всех обратились на Вэла в ожидании, что он ответит Марку. Нина съежилась на качели, внимательно ловя каждое слово.

«Помоги мне, — обратился Вэл к жене, очень нуждаясь сейчас в ее помощи. — Помоги, пожалуйста».

— Господин Вэл всегда держит слово, — голос Эвелин, так неожиданно нарушивший тишину, вернул Вэла к реальности, поставив в еще более затруднительное положение. Обходных путей больше не было — нужно было давать конкретный ответ.

«Помогла», — передал Вэл Нине, не сомневаясь, что это она подтолкнула Эвелин высказаться.

«Как могу», — отозвалась Нина, а по ее расслабляющейся позе Вэл прочитал нежелание напрягать отношения дальше и улыбнулся, глядя на жену.

— Значит, господин Вэл сдержит слово и на этот раз, — не успокаивалась Эвелин. — А мы должны ему в этом помочь, — добавила она, ища взглядом поддержки у Марка и сенатора Мэнси.

— Что же вы молчите? — присоединился Марк.

— Эвелин, — произнес Вэл уставшим голосом, в котором не слышалось особого желания обсуждать эту тему. — Я, действительно, пригрозил сенаторам своим участием в выборах, если они не изменят реакционную политику по отношению к реформам. Но я тогда поступил недальновидно, идя на поводу эмоций, не найдя в себе сил смотреть на эти безобразия. В результате сегодня мы оказались перед фактом… Я теперь не могу сдержать слово — Сенат готовит закон, запрещающий баллотироваться дважды на высший статус. И им ничто не помешает принять его до пятнадцатого июля. А после этого срока выдвинуться в качестве кандидата невозможно. Сегодня уже девятое. Так что, слово словом, но есть еще объективные обстоятельства, которые не позволяют мне и дальше считаться человеком слова.

— Объективные обстоятельства? — возмутился Махинда. — Да что за обстоятельства? Какова в Небесах процедура принятия законопроектов?

— Для вступления в силу такого закона необходим кворум две трети голосов, — ответил сенатор Мэнси.

— Только сенаторы участвуют? — поинтересовался Махинда. — Или весь расширенный Совет?

— По сути, только сенаторы, — ответил Вэл. — Расширенный совет рассматривает законопроекты предварительно. Его одобрение нужно формально, но окончательное решение принимает Сенат. Сенаторы и высшее статусное лицо. Сейчас это Марк. Для кворума необходимо шесть голосов из девяти. Насколько я понимаю ситуацию, сейчас шесть и есть.

— Нет, — не согласился сенатор Мэнси. — Против этого закона только мы с Марком, и сенатор Загория. Но Марк и сенатор тоже, поэтому нас восемь, а не девять, как могло бы быть. Кворум остается из шести человек и его пока нет. Но Загории готовят отставку, замена уже, кажется, найдена. При желании они могут успеть вывести его из Сената и принять на его место своего человека, чтобы уже наверняка действовать.

— Давайте не будем тратить время на невероятное, — Вэл говорил улыбаясь, но улыбка только добавляла горечи его взгляду. — К чему мы завели этот разговор? Так хорошо все начиналось. Давайте вернемся к обсуждению философских вопросов…

— А зачем вы в отставку подали? — спросил вдруг Кантемир, молчавший все это время. — Простите меня, господин Вэл, мы раньше знакомы не были, слухи о вашем правлении разные ходили, но вас всегда боялись и уважали, как всякую силу уважают. А сейчас я на вас смотрю и совсем ничего не понимаю: не понимаю, чего бояться, уважение к вам огромно, этого нельзя не признать, только дурак этого не увидит. Они там все дураки, что ли, в Сенате?

Вэл улыбнулся непосредственности мысли и слов метрдотеля.

— Не дураки, господин Кантемир, конечно, не дураки. Просто мы не сходимся во взглядах на систему управления государством. Я всегда стоял если не в оппозиции к Сенату, то в глухой обороне. В последний раз попытался перейти в наступление — сами знаете, чем закончился такой демарш. Так что, дураками там назвать некого. Люди они очень умные. Умнее даже, чем я до недавнего времени думал.

— Надо сорвать принятие этого закона! — воскликнул Фрол. — Есть способ?

— Нет, Фрол, — отозвался Вэл категорично. — Никакого другого способа помешать Сенату принять закон не существует. Только не проголосовав за него двумя третями голосов. Но, как видите, сенаторы подсуетились. Хватит об этом. Не хочу больше. Не вижу никакого смысла говорить о невозможном, да и… я же сам отказался. И я этого хотел, я тогда не видел другого выхода, я не помнил себя, ничего не помнил. Я целый год жизни, пока в коме находился, забыл. Очнулся, а все не так, как было в моей памяти: люди другие, страна другая, а я тот же. И тот же, и не совсем, но без малейшего понимания того, что происходит. Какие реформы? Какие креаторы? Какой исполком? Я когда вас увидел после пробуждения, Фрол, даже не знал, как вас зовут, не то что… Не говорил об этом никому, потому что не был уверен, что вспомню хоть когда-нибудь… Вчера во время венчания память ко мне вернулась… Хочу мороженого!

Вэл откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, всем своим видом показывая нежелание говорить что-то еще. Нина подошла к нему, встала за его спиной, обняла и поцеловала в лоб. Он обвил руками ее шею и поцеловал по-настоящему.

— Смотрите, мороженщица едет! — воскликнул Кир. — Господин Вэл, вы хотели мороженого!

— Это чудо что ли? — изумился ювелир. — Ани никогда так поздно не работала. И сюда никогда не переходила с того берега.

— Позовите ее, — приказал Махинда, не спуская глаз с Вэла и Нины.

Между собравшимися пополз шепот, обрывки фраз вполголоса — все активно обсуждали амнезию Вэла. Марк сидел молча, насупившись, сраженный услышанным, и гонял в голове события прошлых месяцев, которые теперь никак не укладывались в сформированную им концепцию поведения Вэла, бросившего всех и все в угоду одному ему известному капризу.

Мороженщица Ани уверенно направлялась в их сторону, и когда она подошла совсем близко, Нина прочитала на борту ее тележки свежевыведенную голубой краской надпись:

«Пломбир на всякий случай».

Она довольно улыбнулась, шепнув Вэлу:

— Мои слова. Они увековечились на тележке с мороженым.

— Ух ты! — радостно отозвался Вэл. — Мою жену увековечили на любимом мороженом. Надо прикоснуться к вечности, съесть по стаканчику пломбира… на всякий случай, — Вэл рассмеялся.

— Хорошая идея, — поддержала его Нина. — Стоит подсластить горечь момента. Еще бы чайку.

— Чаек не проблема, — громко произнес Вэл, глядя на Кира. — А вот, что касается горечи момента… Поподробнее об этом, пожалуйста…

«Давай дома поговорим», — передала Нина мысленно.

«Поговорим, — отозвался Вэл сухо. — И не только об этом».

Нина с подозрением посмотрела на него, потом ущипнула за ухо.

«Слава богу, щипаться ты не разучилась, — с улыбкой передал Вэл. — Значит, и на другое можно надеяться».

Нина не ответила, а Ани громко спросила, кто здесь есть по имени Вэл. Вэл подошел к мороженщице.

— Вы хотели мороженого, господин. Выбирайте.

Он взял два стаканчика пломбира и предложил остальным выбрать любое и сколько хочется, пообещав оплатить все. Когда мороженое разобрали, он перевел Ани оставшиеся десять рублей, обещанные за работу, и пять за мороженое. Мороженщица благодарно поклонилась и укатила тележку с довольным выражением лица.

— Что это было? — с некоторым испугом в голосе спросил Махинда, когда Ани удалилась. — Ты внушил ей, что хочешь мороженого?

— Нет, — улыбаясь, возразил Вэл. — У меня есть небольшой секрет, который позволяет мне получать то, что я хочу.

— Это какой же, интересно? — Махинда поверил другу и ждал, что тот сейчас поделится с ним необыкновенным секретом.

— Я планирую исполнение желаний раньше, чем они возникают.

— Это как? — не понял Махинда. — Ты заранее запрограммировал себя на захотеть поесть мороженого?

— Нет. Я договорился с Ани, что в это время она привезет нам мороженое. Все просто: будь на шаг впереди события, и тогда событие не заставит себя ждать.

— Точно! — закричал Махинда. — Будь на шаг впереди! Это и есть способ, Вэл. Закон о втором сроке еще не принят?

— Нет, — уловив мысль Махинды, с надеждой ответил сенатор. — Слушание назначено на вторник, тринадцатое июля.

— Вэл, ты должен заявиться в понедельник, двенадцатого. А лучше завтра, десятого. Зачем ждать, когда действовать станет сложно или невозможно? — король тряс Вэла за плечо. — Очнись! Что за стазис? Надо действовать, нельзя терять время!

— Махинда, все не так просто, — возразил Вэл. — Я же не могу взять и вписать свое имя в списки кандидатов. Нужно заявиться в избиркоме, а для этого — собрать подписи минимум десяти процентов небожителей. Неужели вы думаете, что в Небесах найдется двести тридцать человек, которые захотят поддержать меня на выборах?

— Почему обязательно в Небесах? В прошлый раз за тебя народ голосовал, — не сдавался Махинда.

— То был референдум, а не выборы. Это другое. На выборы я могу заявиться от директории Небес, потому что приписан к ней. Марк, сколько процентов из голосовавших небожителей поддержали меня на референдуме?

— Семь, — уныло ответил Марк.

— Вот, — развел руками Вэл. — О чем мы вообще говорим?

— Ты теперь мой муж, Вэл, — осторожно заметила Нина. — Я приписана к Поднебесью. Можешь заявиться по месту моей приписки. У нас другой минимум, насколько мне известно, два процента всего.

— Да, два процента. Но это всего — почти сорок пять тысяч подписей! Собрать их за несколько дней совершенно немыслимо. Это первое. А второе — хоть мы и женаты, формально я остаюсь приписанным к Небесам, чтобы заявиться от Поднебесья, нужна государственная регистрация брака, открепление от Небес, прикрепление к Поднебесью. На это даже с моим прежним ресурсом власти ушло бы несколько дней, а сейчас даже не представляю, сколько. Забудьте. Эта задача не решается за столиками с мороженым. Поезд ушел.

— Позвольте, господин Вэл, — Кербер поднялся. — У меня в гвардии сто пятьдесят человек, все они небожители. У Кая в подчинении еще двести пятьдесят. Итого четыреста подписей. Можете быть уверены, завтра к обеду они у вас будут.

— Что? — Вэла передернуло. — Нет, Кербер, нет! Запрещаю вам использовать ресурс власти и заставлять людей ставить подписи под моей фамилией! Никакого насилия!

— Брось, Вэл, — одернул его Махинда довольно резко. — Кербер дело говорит. Сейчас не время быть благородным, надо проявить находчивость и отработать оперативно. Надо быть на шаг впереди.

— Я и не собирался никого принуждать, господин Вэл, — оправдательно заявил Кербер. — Ребята вам верны, уверен, все захотят поддержать вашу кандидатуру и в подписных листах, и потом на выборах.

— Господин Вэл, — произнес Марк. — Неужели вы позволите сенаторам думать, что они победили?

— Марк, я не воюю с ними, ни с кем не воюю…

— Хорошо. Если вам все равно, что будут говорить и делать после выборов сенаторы, когда ценой фальсификаций и нажимов они приведут к высшей власти Никерова, то подумайте о том, что в результате станет со страной, со всеми нами. Сенат вас боится, всегда боялся, а сейчас еще больше. После того, как референдум поддержал реформы и вас, сенаторы спят и видят, как бы от вас избавиться. И поверьте, они не станут вести себя благородно или заморачиваться законностью своих действий. Вы же не наивный человек, должны понимать, что вам не дадут жить спокойно. Ни вам, ни Нине, ни вашим детям. Вы готовы к такому развитию событий? — Марк подошел к Вэлу, взял его за руку. — Мы без вас потеряли курс. Наш корабль идет ко дну без своего капитана. Пока есть хотя бы один шанс на спасение, один из тысячи шансов, используйте его, возвращайтесь и спасите свою страну.

— Марк, я тронут, — сухо ответил Вэл. — Но…

— Но?! — Марк и Махинда спросили с одинаковой интонацией.

— Да, но… Если вы не забыли, я вчера женился.

— Это здесь причем? Нина и раньше отлично справлялась с вами, не думаю, что сейчас у нее будет хуже получаться, — выдал Марк.

— И раньше справлялась? — Вэл оторопел. — Что значит, Нина справлялась со мной? Потрудитесь объясниться, Марк Мэнси!

Со всех сторон послышались смешки.

— Простите, господин Вэл, — смутился Марк. — Я, наверное, как-то не так выразился. Я хотел сказать, что Нина с первого дня прекрасно вписалась в нашу команду. Вспомните, как она мне жизнь спасла, когда меня Бейтс подстрелил…

— Что?! — воскликнули супруги Мэнси.

— Марк! Когда тебя подстрелили? — испуганно заголосила Амели.

— Бейтс? — сенатор побледнел. — Почему нам об этом ничего не известно?

— Ну, Марк, — скривился Кир. — Ну и накосячил же ты сейчас! Если господин Вэл не вернется, мне даже представить страшно…

— Вот-вот, — схватился Марк за спасительную мысль. — Я ходячий косяк, господин Вэл, вы же помните, я вечно во все влипаю. Без вас у меня ничего путного не получается.

— Не прибедняйся, — с улыбкой ответил Вэл. — Твои косяки страну не раз спасали. Всем бы так косячить.

— Так вы согласны? — вдохновился Марк.

— Мне нужно хорошо все обдумать…

— Да что тут думать? — возмутилась Эвелин непосредственно. — Нина, почему вы молчите? Помогите нам уговорить вашего мужа!

— Я вам уже говорила, Эвелин, Вэл всегда принимает решения сам. Я не могу на него давить. И я пока с ним плохо справляюсь, — добавила она с улыбкой. — Тоже, как и Марк, постоянно косячу.

— Не замечал, — произнес Вэл с нежностью, обнимая жену. — Но мне интересно узнать твое мнение, родная. Если бы ты справлялась со мной, как Марк говорит, что бы ты посоветовала мне?

— Советовать не могу и не стану, скажу только, что хочу видеть тебя счастливым, а без служения своей стране мне тебя таким представить сложно. Дальше думай сам. И что бы ты ни решил, я тебя поддержу и пойду с тобой до конца, куда бы ни пришлось идти.

— Вэл, — тихо произнес Махинда. — Не глупи, Вэл. С такой женой разве может быть что-то страшно или не по плечу? Неужели ты все еще сомневаешься, что победишь на выборах?

— Похоже, выбора у меня нет, — широко улыбаясь, сдался Вэл. — Держитесь теперь! Сами напросились.

Примечания

11

Агностицизм (от греческого ágnōstos — недоступный познанию), философское учение, согласно которому не может быть окончательно решен вопрос об истинности познания, получена объективная характеристика окружающей человека действительности. Термин «агностицизм» введён английским естествоиспытателем Гексли в 1869, однако выражение позиции А. можно обнаружить уже в античной философии, в частности у Протагора, софистов, в античном скептицизме. Первые формы агностицизма возникли в связи с обнаружением несовершенства, изменчивости знания. Это особенно относилось к проблеме первоначальных оснований всего сущего: уже на ранних ступенях развития философии было предложено большое количество вариантов картины мироздания, каждая из которых опиралась на свой особый набор таких первоначал или на одно из них; но ни один из вариантов не обладал достаточной логической убедительностью. Осознание этого факта и породило скептицизм, а его крайней формой выступил агностицизм — принципиальное отрицание возможности проникновения разума в подлинную суть вещей. // https://www.booksite.ru

12

Коаленовский трактат (лат. Tractatus coislinia-nus) — анонимная греческая рукопись X века на двух страницах. Сам текст указывает на более древнее происхождение, возможно, I век до н. э. В этом трактате неизвестный автор дает определение комедии и описывает ее структурные элементы. Концепция и терминология явно перекликаются с «Поэтикой» Аристотеля, вплоть до полных параллелизмов между двумя текстами. Весьма вероятно, что Коаленовский трактат является кратким конспектом утерянной второй части «Поэтики, сделанный одним из учеников Аристотеля или одним из его более поздних последователей.

13

Эффект регрессии к среднему — (англ. regression towards the mean) — разновидность поведенческих нестандартных убеждений, согласно которой измерения случайной величины, находящиеся до и после экстремумов, неизменно стремятся к среднему значению всей выборки.