Провинциальные тетради. Том 1

Вячеслав Лютов

В книге собраны стихотворения, проза, литературные и философские заметки 1989—1994 годов, в том числе работы, посвященные немецким романтикам и русскому модернизму.

СТИХОТВОРЕНИЯ 1991 ГОДА

«Лишь стает ночь, и утро будет вздорным…»

Лишь стает ночь, и утро будет вздорным,

Сверкнет на солнце радостно булат.

И ветер, изгоняя дух тлетворный,

Раскроет окна заспанных палат.

И завопят ленивые калеки,

Что пролежали здесь без года век,

О том, что им названье — человеки,

И гордо-звучно слово «человек».

Но все сметет с пути воскресший демон:

Пробирки, склянки, пепельницы и

Холодной бритвой полоснет по венам

И возвестит пророчества свои.

«Какая ночь, какая тишь!..»

Какая ночь, какая тишь!..

Но до утра уже полшага.

Все невесомо, странно, лишь

Огней естественна ватага.

И спят облезлые дома,

Укрывшись серой штукатуркой.

Какая чудная тюрьма,

Где вечно все играют в жмурки.

И натыкаются впотьмах

На куст оттаявшей сирени,

И мнут задумчиво в руках

Обрывки сонных наваждений;

Идут, не зная ни о чем,

И запинаясь о коряги,

И нервно дергая плечом,

Пытаются взмахнуть мечом

В порыве смуты и отваги…

«Это будет немного печальней, чем звук колокольчика сонный…»

Это будет немного печальней, чем звук колокольчика сонный.

Это будет похоже на память, что вдруг объявилась сегодня.

Шелест тонких страничек блокнота спешит в фейерверк заоконный,

Мне остается только осевший и тающий снег прошлогодний.

Что ж, на этом спасибо за милость, за миг, что еще не отравлен

Ни стрелой, ни забавною шуткой, ни завистью злобной и дикой.

Я и так понимаю, что сам я своей же рукой обезглавлен,

И откуда мне ждать или жаждать последнего жадного крика?..

Прогулка

Одет неброско — в костюме Босха,

со слоем грима.

Шагаю мимо

ларьков, лотков, старушек-развалюшек

и других неведомых зверушек.

Шагаю мимо

домов, столбов, витрин комиссионки.

Навстречу мне — две милые девчонки.

Я их люблю — я должен их любить.

Ходить

вот так абсурдно, но приятно —

одет опрятно…

Воды? — здесь рядом питьевой фонтанчик,

а за углом есть милый ресторанчик

с вином и коньяком —

он мне знаком — я в нем

частенько проводил приятные часы.

Весы

качнутся в сторону тревожно.

Я заказал мороженое — можно

позволить сладкий холод в теплый день.

Не лень,

совсем не лень

ходить, расталкивая ближних,

беспомощных и лишних,

таких же,

как и я.

Одет я — верх приличия.

И даже в шляпе фетровой.

Читаю Вику Ветрову.

Здесь, в парке,

не очень жарко.

А так — все как всегда,

хотя немного влажно;

за пивом бьюсь отважно —

не важно,

что сосед уж пьян

и нос сует в стакан —

одет привычно —

лишь галстук заграничный,

отличные

усы скрутились, как могли —

такие ж — у художника Дали.

Людей я путать начинаю,

не замечаю,

не отличаю.

Трамваи

как прежде поедают что попало:

сухого дедушку, здорового нахала,

авоськи, маски, краски,

дым сигареты —

все было где-то, как будто в сказке.

Мужик метлою метет за мною.

И наши мысли неуловимы.

Шагаю мимо…

«Один, один! бессонный и смятенный!..»

Один, один! бессонный и смятенный!

Среди бумаг на письменном столе,

Среди чернильных образов вселенной,

За отзвуками света на стекле…

Мне хорошо, что нет причин смеяться,

Что нет уже ни ветра и ни сна.

Мне хорошо, что я могу остаться

В календаре, где властвует весна.

И нет уже ни звука, ни ползвука,

Все равномерно, тихо, как в раю.

И вот уже с неслышимого стука

Я невидимки голос узнаю.

Когда еще, слегка качая шторы,

Он будет дым по комнате пускать,

Вести со мной пустые разговоры

И всуе о хорошем вспоминать.

Каков тот день, когда неумолимо

Мне судьи будут выносить итог

За то, что пуля уходила мимо,

За то, что я любви не уберег.

И будет больно, и смешно, и грустно:

Де-мол, теперь смотри, мой брат, смотри,

Как над тобой висит слепая люстра

И глупо бьется бабочка внутри…

«Кому оставить горечь рая…»

Кому оставить горечь рая,

Кому оставить страх победы?

В руках мусолить чашку с чаем

И петь вчерашние куплеты.

Кому оставить холод мысли,

Бесстрастный взгляд и злые чувства?

Смотреть, как кружат в небе листья,

Как листья надо мной смеются.

Кому оставить дикость века

В двух зеркалах — зрачках беспечных?

И ждать спасительного снега,

И наслаждаться бессердечьем!..

«В той красоте — ни выстрела, ни крови…»

В той красоте — ни выстрела, ни крови,

Там — желтый лист и дальняя дорога.

В той красоте — ни зла, ни суесловий,

В той красоте — ни правды, ни подлога.

Но иногда мне кажется, что дико

В той красоте без боли и без крика…

Просчитанный по осени цыпленок

Я снова никем не замечен,

не рассекречен.

В моем углу в деревянном трухлявом сарае —

я все знаю:

каждую щепку,

каждую щелку,

я даже знаю, где какой камень лежит.

Из угла — изумительный вид!

Можно смотреть, как курицам головы

крутят к обеду,

и наслаждаться победой.

Можно смотреть, как цыплята

сбиваются с ног,

вцепившись в сочный листок.

В чем прелесть угла? —

там властвует мгла:

сохранит от чужого уха,

сохранит от чужого взгляда —

большего мне и не надо.

Сим незамеченный мир знаменит…

Из угла — изумительный вид!

«Опять часы на книжной полке…»

Опять часы на книжной полке

Зловеще замедляют ход.

Опять незримые иголки

В меня впиваются, и вот

Уж ночь разорвана, шумлива,

Шаги, шаги, и скрип дверей,

Вороны каркают пугливо,

Во мрак густой спешат скорей.

Вокруг сумятица и споры

Кленовых листьев и грозы,

Вздох половиц, и звон фарфора,

Улыбка и печаль слезы.

Трещат обои, бьются мошки

И смотрят в сонное окно,

И взбудораженные кошки

Со зла царапают сукно —

Цвет то ли красный, то ли белый —

Зато трезвучия ясны.

Зима вернуться не успела,

Как стало душно от весны.

И вот уже смешные нити

Я обрываю, как в кино.

Стучите, ходики, молчите,

Или сбивайтесь — все равно…

Мысли в старом саду

И сад — уже давно не сад,

А дивный бал чертополоха,

Сухие яблони стоят

И топчут зло стручки гороха.

Ах, эта старость, этот бред!

У покосившейся ограды

Скользит, скользит холодный свет

По жилкам пасмурного сада.

Нелепо до одури сарай,

Что словно подпираем вишней.

Как мне приятен дикий рай —

Я в нем чужой, но и не лишний.

Мне здесь услуги и почет,

Я сыт редисом и укропом.

И ржавый кран течет, течет,

Но не пускает капли скопом.

Мне здесь приятней скоротать

Все пораженья и победы.

Меня не суждено предать,

Пока я никому не предан…

«Из всех писем, отправленных мной…»

Из всех писем, отправленных мной

В неизвестно какие пределы,

Это — впрочем, бескровное дело —

Это не застоится за мной.

Просто звуки заказаны в срок

И не более, чем паутина.

Глупо хлопают дверцы машины

На распутье миров и дорог…

Колыбельная

Вот опять по ночам,

Доверяясь свечам,

Бродят грустные тихие сказки.

Почему ты не спишь,

Мой хороший малыш,

Закрывай поскорей свои глазки.

Даже гномы, и те

В колдовской темноте

Все уснули до срока в вповалку.

Только бабочка вдруг,

Сделав призрачный круг,

Вспоминает смешные считалки.

И печальна луна,

В черном небе одна,

Зацепившись за облако, плачет.

До нее дела нет,

В окнах выключен свет,

Лишь фонарь у подъезда маячит.

И не слышно шагов,

И не видно врагов, —

Знать, и нечисть устало кемарит —

Не хрустит под окном

И не злит сквозняком,

И ведьмацкое зелье не варит.

За кварталом квартал

Засопел, задремал,

И во всю уже спит без опаски.

Мой хороший малыш,

Только ты все не спишь —

Закрывай же скорей свои глазки.

У подъезда

У подъезда

В день отъезда

Только ветер песни пел.

Хоть бесславно,

Но забавно,

Я б так, верно, не сумел.

И отрадно,

Что парадно

Я обмыт, обут, одет.

Над крылечком —

Дым колечком

Улетает в новый свет.

Напомажен,

Приукрашен

Черно-красный Кадиллак.

У подъезда

В день отъезда

Все не эдак, все не так.

Под чечетку

В белом тетка

Приближается ко мне.

Я сыграл бы

И сплясал бы —

Только руки на ремне.

Воет ветер,

Ноет ветер —

Прощевайте, господин!..

У подъезда

В день отъезда

Я обязан быть один…

Тень августа

По бездорожью, в осенней хмари,

Какие люди — куда идут?

И на проселках, густых от гари,

Вверяют шагу излом минут.

Жестокость нищих не знает меры —

Кого возвысить — кого казнить?

И чьи повадки и чьи манеры

Плетут по тюрьмам стальную нить?

И не до смеха, не до оваций —

Кому насколько? В который раз

Среди иллюзий и коронаций

На чистой ноте собьется час?..

Одиночество нового года

Как горько от старого года

На полках таить дневники,

И складывать в ящик комода,

Как ложки, чужие стихи.

Но что остается? Откуда

Сегодня такая тоска?

И среди немытой посуды

Жучком копошится строка.

Для счастья ей много ли нужно,

Не все ли равно, что за год,

Когда стрелки кружат и кружат,

А в гости никто не идет.

Когда уж остыла картошка

И чайник натужно свистит,

Когда за холодным окошком

Лишь снег под огнями блестит?

Но мне ли расплакаться, мне ли,

Что я не ушел от беды,

Когда равнодушно метели

Тасуют чужие следы.

И мне ль ненавидеть кого-то,

И мне ли вверяться кому?

Как горько из старого года

Куда-то идти одному!..