Панихида по Бездне

Гавриил Данов

Город, потопленный в темноте, одичавшие твари, что сочатся злобой, и проклятье, укоренившееся в судьбах каждого, кому не посчастливилось оказаться здесь, в лоне присносущего мрака. Эта книга про зло, боль и свет, что должен гореть над головами.

Глава 4. Мигающий свет

Прошёл день, быть может, два. Он изредка вставал с кровати. Пытался выйти в море, но осекался на пороге дома, разворачивался и брёл назад. Томас видел, как луна сменяет солнце, как зажигаются и гаснут звёзды и как безучастно летит время. Он пропустил частицу своей жизни, погружённый в лишающую воли меланхолию и с занятым рассуждениями о случившемся мозгом. Почему столь мимолётный человек оставил столько груза? Артур — просто незнакомец, пустой, не значащий человек, но прослыл незваным критиком.

Томас старается не думать — не хочет обращаться к этой зловонной куче, которая пополнит армию из варева. Он бы лежал так до конца, лежал бы и смотрел в открытое окно, но тело словно расплывшаяся каша. Каждый его сантиметр затёк в недвижимом положении, и вот кровать уж не в блаженство. Томас сползает, с громким стуком роняя колени на пол. Словно ведомый на ниточках, он поднимается на дрожащие ноги и медленно идёт к знакомому до боли шкафу. Берёт бутылку, летит вниз. Кушетка, одеяло. Он наливает себе стакан, что завсегдатаем стоит тут прямо на перилах.

Солнце уходит за горизонт. Томас провожает его, подняв в воздух руку. Огненная полоса отделяет бесконечную черноту с блестящими искрами от играющей языками пламени воды. Он смотрит в золотую, исполненную смыслом точку, что ещё едва шипит, ныряя в воду. Томас прощается с ней, искренне желая, чтобы она скорей вернулась. Солнце тухнет, взамен него загораются два ярких глаза. Два зелёных шарика меж перил, непрерывно буравящие взглядом. Томас им платит тем же. Смотрит через слегка прикрытые усталостью веки. Они сидят так несколько минут, впиваясь друг другу в души. Перебить сей странный ритуал первым решается Томас. Двумя медленными хлопками свободной от бокала рукой он указывает существу сесть на кушетку рядом. Существо моргает, протискиваясь меж перил. Проползает по крыльцу к кушетке и медленно залазит вверх.

Томас мог бы удивиться, мог не поверить, всё это время восклицать, но именно в тот день, в тот час и в то мгновение он просто хотел принять, что это та же кошка. И возможно, сейчас неважно, как она сюда попала или правда ли это именно та, а не какая-нибудь другая чёрная кошка. Возможно, Томас хочет принять это как факт и насладиться компанией безмолвной тёмной тени с такими яркими зелёными глазами.

Животное утверждается на месте. Обойдя саму себя несколько раз, кошка ложится лицом к небу. Томас аккуратно касается её, стараясь не испугать, но та недвижима, верно, онемела. Он запускает руки в чёрную словно смоль шерсть и медленно гладит, замирая взглядом на распростёртой по небосводу россыпи горящих искр. Легко и умиротворённо. Опьяняющее лучше любого алкоголя чувство безмятежности и простоты. Его силы хватает, чтобы дать передышку раскалённой в стенаниях по бессмысленной жизни голове.

Они проводят так два часа, за которые пустеет полбутылки. Но умиротворение прерывается. Кошка чуть приподнимается и снова замирает, будто желает что-то разглядеть вдали. Томас примечает её реакцию и ведомый головокружением в сторону старается сфокусироваться на направлении взгляда животного, попеременно смотря то на её голову, то на чернеющие дали. Только хорошенько поморгав, он сумел убрать искажающую взор плёнку с глаз и углядеть далеко в море мигающий красный огонёк. Томас хочет податься чуть вперёд, но останавливается цепкими руками лени и мыслью, что это всего лишь судно. Ныне их не так уж много в местных водах, но даже так им нечего дивиться. Томас врастает обратно в кушетку и, пару раз прогладив рукой вдоль чёрной шерсти, пытается успокоить кошку. Но та не реагирует. Застыв в новом положении, продолжает смотреть только вперёд.

— Лодка, — уточнил для животного Томас, но кошка не шелохнулась.

Томас покачал головой с лицом, как бы говорящим: «Ну что с тебя взять?», прикрыл глаза и откинул голову назад, продолжая гладить по удивительно мягкой шерсти.

«Откуда он взялся?» — откатившая волна ненависти вернулась, чтобы обрушить свои мерзкие массы на голову Томаса.

Артур окунул его в помои, сделав и без того пресную жизнь ещё и перебродившей. Теперь Томас не выносит каждое мгновение и от этого уже второй день топит свою голову в безынициативном прозябании и алкоголе. Но даже так не это апофеоз его ненависти. Больше всего он ненавидит самого себя за то, что слова неизвестно откуда взявшегося ублюдка-философа способны заставить его смотреть на себя с отвращением.

Томас в гневном, истеричном спазме резко вздрогнул на кушетке. Кошка и не шелохнулась. Обратив в очередной раз внимание на окоченение животного, Томас с подкрепления выуженного мгновение назад из памяти гнева вскрикнул на существо:

— Ну что?! Это лишь лодка, что ты хочешь? — с этими словами Томас повернул взгляд к морю. Красный мигающий свет носило вверх-вниз, словно надувную игрушку. Огонёк погружался в воду и тут же всплывал наверх. Это было не судно, а какой-то небольшой и достаточно лёгкий объект. Мнение Томаса переменилось, и его истеричный позыв вмиг был осаждён.

— Стало быть, ты хочешь, чтобы я поплыл? — спросил Томас у животного с ироничным видом, но кошка и не шевельнулась. — Бред какой-то, — он откинулся назад и снова закрыл глаза, но со следующей мыслью тут же распахнул их.

«…Если бы только сделал шаг…» — прогремело в голове.

— Проклятый ублюдок, — произнёс Томас, рисуя на себе оскал. — Ну ладно, твою мать!

Томас рывком поднялся с кушетки, стянул с перил свою куртку и, грозно опустив брови, направился к причалу.

Несмотря на достаточно чистую погоду, волны были крупными. Каждый загрёб даётся с жутким, вытягивающим все мышечные излучины в струну трудом. Томас не знает, сколько времени прошло с того момента, как он отплыл от берега, но судя по тому, как немеют мышцы и голова спадает вниз, с час он гребёт точно.

Из-за слипающихся поочерёдно глаз Томас улавливает огонёк. Совсем рядом, в каком-то десятке метров. В подобной обстановке он не может различить очертание источника свечения, но понимает, что он не больше футбольного меча. Осознавая, что он вот уж совсем рядом, Томас сильнее налегает на вёсла, проклиная себя за идиотский, опрометчивый поступок, но радуясь, что он скоро его переживёт.

И вот загадочный предмет уже слегка колотится о лодку. Мигание окрашивает водную гладь в яркий красный цвет. Томас отпускает вёсла и выгибается наружу. Перед ним в неспокойной воде теплится металлическая сфера. Он облокачивается на край лодки и пытается выудить её руками. Кончики пальцев касаются металла, и лампочка, что излучала этот самый огонёк, вмиг втягивается куда-то внутрь. Немного опешив, Томас теряет равновесие и падает за борт. В момент отрезвев и взбодрившись полчищами жгучей до боли солёной воды в ушах, носу и горле, Томас рыщет вокруг глазами, пытаясь понять: что? где? когда? и почему? В голове возникает дикий страх. Мечущиеся вокруг глаза находят в беспроглядной темноте лодку. Изо всех сил Томас гребёт к ней, чувствуя, как быстро тратятся остатки его сил, и тут получает крепкий удар по голове. Он нагрёб на сферу. Руками нащупав её на поверхности, Томас недолго думая хватает её и со всей силы бросает в лодку. Он предпринимает несколько попыток перелезть через борт, но, рискуя перевернуть его единственный путь спасения, оставляет эту затею. Томас подплывает к лодке и, зацепившись за край, разворачивает её боком к волнам. Единственная, пускай и отдалённо, но вразумительная идея греет его надежду выйти из этой идиотской ситуации живым. Выжидая наиболее огромную волну, Томас терпит у себя на голове оглушительные удары воды. Несколько минут — и из-за чреды небольших возникает высокая волна с пенистым гребнем. Томас напрягает руки, готовясь к рывку вверх. Волна поднимает Томаса, скрывая его внутри себя. И снова уши, и снова нос, и снова горло. Тело крепким ударом приземляет о твёрдое дерево. Томас хватается, за что удаётся, стараясь закрепиться. Волна проходит мимо, оставляя в лодке исчерпывающее количество воды. Нос Томаса снова получает доступ к кислороду. Он лежит на дне лодки, наполовину заполненной морской водой. В голову вплывает мысль, что надо бы начать грести. Томас пытается подтянуться к вёслам и начать делать хоть что-то, но организм его имеет своё мнение. Он валится при первой же попытке и засыпает.

Дневной свет заглядывает под сомкнутые веки. Томас немного приоткрывает один глаз и тут же крепко смыкает его. Солнце всей своей иссушающей силой обрушивается на распростёртое посреди лодки тело. Отвратительное, наполовину сырое, наполовину высушенное чувство смешивается в голове, принося в два раза больше неудобства. Томас с трудом подчиняет залежавшиеся на твёрдой древесине члены и приподнимается, озираясь. Лодку прибило к берегу.

Лицо искажается глубоким зевком, одним из тех, что в момент наполняют глаза водой. Томас тянется, чтобы придать хоть какой-то тонус онемевшему организму. В поле зрения попадает сфера. Вся обшарпанная и помятая, она всё-таки умудряется, переливаясь, блестеть на солнце. Стальной шар с двумя ярко выраженными полушариями и обособленными, круглыми, слегка приплюснутыми частями сверху и снизу.

Томас нагнулся и потянулся руками вперёд, чтобы взять свою находку, но тут же их отдёрнул. Плотно засев между скамьёй и бортом, эта вещица была лишена воды, а потому нагрелась на палящем солнце до состояния конфорки. Томас снял с себя вымокшую на спине и иссушенную впереди куртку, обернул ей аппарат и поднялся на ноги, чтобы оглядеться. Лодку унесло достаточно далеко, чтобы в нормальных обстоятельствах озаботиться способами дальнейшего её возвращения на место. Но Томас не думал об этом. Он лишь затащил её повыше, чтобы её не унесло обратно в море, определился, в каком направлении находится его дом, и не особо быстро пошёл к нему.

Странно, но после свершённого в голове Томаса не было никаких особых чувств. Вполне разумной была бы любая крайность, будь то ненависть к такому бессмысленному риску для жизни или, напротив, радость от того, что он смог выбраться в общем-то целым, за исключением разве что небольшого синяка слева сзади на голове. Сейчас его вела вполне застоялая однообразность, слегка подправленная интересом к полученному «артефакту».

С полчаса понадобилось, чтобы вернуться к себе. Миновав один из брошенных домов, Томас уже обеспокоился, что пошёл в неправильном направлении, но вид до боли знакомого и вызывающего неоднозначные чувства утёса вернул ему уверенную осознанность на местности, пускай и придал укол неприятных воспоминаний.

Заходя во двор, он издали, через перила, заметил сидящую всё там же, на лежаке, кошку, и, кажется, даже в том же самом положении. По ощущениям, она так за ночь и не шелохнулась. Подойдя ближе, Томас заметил тот самый буравящий взгляд, вот только в этот раз он был направлен на свёрток в руках. Томас, отреагировав с отстранённой иронией, проходя по крыльцу, бросил кошке:

— Теперь довольна?

Томас зашёл в дом, миновав прихожую, попал в гостиную, где у стены стоял его рабочий стол, заваленный разного рода бумагами и документами, которые в свете некоторых событий перестали иметь свою ценность. Поэтому он сгрёб их в ближайшее свободное пространство, развернул сырой свёрток и разместил сферу посреди стола. Томас включил лампу и направил её на аппарат. Подвинув стул, он сел поудобнее и принялся выглядывать каждую деталь причудливой вещицы. Чуть обернувшись, чтобы поправить локон волос, он краем глаза задел проскочившую незаметной тенью на комод рядом кошку. Она приняла схожую с Томасом позу, пригнулась вперёд, вытянув свою величественную шею.

Первое, что удалось выяснить, это то, что сфера открывалась. Данный факт становится понятен при взгляде на полосу, разделяющую полушария. Внутри неё виднелись мелкие зубчики, крепко сцепленные меж собой. Лапая всё, что только можно было на этой сфере, Томас в итоге обнаружил зазубрины на верхней, чуть приплюснутой части. На той самой, где ранее была лампа. Махинации с поворотами в хаотичном порядке, ориентируясь на щелчки вполне определённой последовательности. Одна часть по часовой стрелке, две — против, три — по и четыре — против. Дошёл до этой простой последовательности Томас спустя час, даже несмотря на то, что сама сфера не позволяла совершать обороты сверх того количества, что необходимо. Другими словами, сфера эта не была строго ориентирована на пароль.

Томас достиг желаемого. Внутри сферы стал слышен механический скрежет, сменившийся впоследствии ровным жужжанием, как от работы шестерёнок. После мгновений внутренних манипуляций действие перешло на обозримую часть. Зубчики отворились, полусферы чуть раздвинулись. В щель быстро повалил воздух, заполняя внутреннее пространство. Достаточно громкий гудок изнутри — и полусферы отсоединились в стороны. Сфера оголилась перед Томасом. Аппарат таил в себе дракона. Статуэтка бронзового отлива. Она располагалась между двумя приплюснутыми частями, как на подставке.

В голове творилась катавасия. Томас совершенно ничего не понимал, но не давал этой мысли власти, ведь интерес перетягивал на себя одеяло. Он был увлечён находкой, словно ребёнок. Томас нерешительно потянул руки к статуэтке, не обращая внимания на кошку, которая пристально смотрела в одну из полусфер, застыв по своему обычаю. Аккуратно сняв дракона с подставки, он быстро отвёл руки так, будто боялся их лишиться.

От хвоста и до гортани эта вещица имела проём, который, судя по всему, был нужен для извлечения звука. Значит, не статуэтка, а горн. Томас повернул голову к животному. Кошка ответила ему взглядом, хоть и телом всё ещё была устремлена к полусфере. Томас медленно кивнул, как бы спрашивая: «Стоит?» Кошка ответила непоколебимостью. Томас подвёл горн к губам, чуть коснулся ими хвоста и, сначала нерешительно, потом во весь опор выпустив воздух из лёгких, родил на свет рычащий рёв, что обошёл весь дом и через раскрытые окна вылетел на улицу.

Рёв увенчался тишиной. В ожидании последствий Томас вслушивался во все мельчайшие отзвуки мира, но пока вокруг царила лишь тишина. Минута, пять, десяток. Ничего. Томас сам не знал, что и ожидать, но всё равно немного разочаровался. Он аккуратно поставил горн обратно на подставку, поднялся на ноги и, ладонями утирая глаза, направился к окну.

— Что же? — с напором воздуха процедил он сквозь руки.

Томас, не отрывая ладони от лица, двумя шагами достиг дивана и, перевалившись через боковину, свалился всей массой своего тела на сиденье. Испугав самого себя грохотом, Томас убрал руки с лица и посмотрел на кошку.

Животное всё в той же позе стояло на комоде. Хоть и слегка обвыкшись с этой странной особенностью тёмного существа, Томас холодно и негативно принимал её моменты «заскока». Она казалась не совсем нормальной, но, без сомнений, наученной.

— И что теперь? — обратился он к кошке.

Та не ответила.

— Вот име…

Из открытого окна послышался пронзительный гудок (по крайней мере, это Томас так его определил), который прервал Томаса. Он чуть приподнялся на диване, с выражением недоумения на лице. Почему-то в первую очередь после этого Томас повернул голову к кошке, ожидая её реакции. Та настороженно смотрела через окно на море, но со своего поста не сошла.

Томас поднялся с дивана и быстро подошёл к окну. Он жадно изучал всё, что попадало на глаза, чуть прикрываясь шторой. Взятый под власть манией преследования, он скакал вокруг окна в поисках источника звука, но весь доступный ему обзор на море был чист от чего-либо знаменательного. Убедившись в однозначности своих наблюдений, Томас повернулся к кошке.

Глубокий вздох — и, последний раз пробежав глазами по улице, Томас направился на кухню, вспомнив, что во рту его царила пустыня, вдобавок обожжённая изжогой от вчерашнего спиртного. Он открыл кран, набрал в сложенные руки воды и обрушил её себе на лицо. Осознавшись после дозы свежести, он, не вытирая лица, взял стакан и наполнил его из графина рядом. Повернулся, облокотился на столешницу и приложил прохладное стекло к жадным до влаги губам. Быстро осушая стакан, Томас упёрся взглядом в на днях купленный ящик с овощами. Он стоял у двери в кладовую. Посреди наклейки была дородная дама с раскидистыми чёрными волосами и в ярко-красном платье, окружённая разными овощами. Надпись у её пояса гласила: «Глориев посев».

«Глория», — призадумался Томас, хватая ртом последние капли со дна стакана.

Томас набрал ещё воды и направился в гостиную, чтобы озвучить свою идею животному.

— Как тебе Глория? — спросил он, проходя к дивану.

Кошка не пошевелилась.

— Вот и мне нравится. Будешь теперь… — Томас осёкся, увидев, что животное не реагирует. — Ну что ты застыла? — Томас хотел было усесться на диван, но вдруг с полусогнутых колен поднялся и направился к комоду.

— Что ты такое увидела, что… — Томас обмяк. Что-то бормоча себе под нос, он рванул к столу. Поставил кружку на самый край, но та соскользнула вниз и одарила водой ковёр. Зацепив это неуклюжее событие лишь краем глаза, Томас вмиг забыл о нём и обратился к полусфере. Он подтянул её к себе и достал листок, что, по всей видимости, выпал в неё в тот момент, когда полушария отсоединились. Понимая, что Глория увидела это с самого начала и всем своим видом старалась продемонстрировать упущенное Томасом, он благодарно посмотрел на неё и кивнул.

Чуть дрожащими руками Томас развернул сложенный вдвое, изрядно постаревший листок и принялся читать.

«37°01’21.0"N 8°59’49.5"W» — Пусть горна глас Сына Мортэмы призовёт.

« — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — » — Пусть солнца свет очистит наши души.

— Координаты, — этим словом ознаменовалась новая волна интереса Томаса.

Он скоро открыл ящик стола и вытащил оттуда карты. Томас разложил их на столе, перевёл свет лампы с дракона на нужный ему участок и принялся высчитывать. Несколько раз он перепроверял расчёты, чтобы уверить себя, что ему это не кажется. Указанная точка была в тридцати километрах от его дома, в маленькой бухточке, окружённой рифами. Томас хорошо знал её и не раз там бывал, но теперь в мгновение из достаточно мирного и спокойного места она превратилась в оплот пугающей до дрожи в коленках неизвестности. Второю строчку, увы, понять Томасу не дано. Он не знает, какой системой зашифрованы эти строки, а оттого в его голове просыпается ещё больший интерес.

— «…Сына Мортэмы…» — проговорил Томас. — Мортэма — это святая. Ведь так? — обратился он к Глории. — Значит, что-то религиозное. «Пусть солнца свет очистит наши души».

Всё это в немалой степени интриговало Томаса. Хотелось тут же рвануть в эту злосчастную бухту и застать продолжение приключения, что Томас и намеревался проделать. Он поднялся со стула, снял с крючка на стене свою берёзовую сумку-ранец, сгрёб туда всё, что посчитал нужным, со стола, взял с дивана куртку и направился к двери, но был остановлен самим собой.

«Что я делаю?» — в голове Томаса возникло резко осаждающее чувство. Он понял, что всё происходит слишком быстро, и оттого корил себя за опрометчивость.

Нарастающий ком неуверенности, который, без сомнения, выбил бы из Томаса всё желание что-либо делать, остановила Глория, медленно и вальяжно проходившая ко входной двери. Подойдя совсем близко, она села и тем самым взглядом нацелилась на дверь, а после и на самого Томаса, будто недоумевая, почему он всё ещё стоит на месте.

— Опять ради тебя? — чуть нахмурившись, спросил Томас. — Ладно… Ладно, ладно, ладно. — Томас посмотрел на тумбочку у лестницы, на которой он двумя днями ранее оставил подаренную Артуром флягу с мёдом.

Томас тяжело вздохнул и понял, что всё уже решил.

На то, чтобы добраться до бухты, у Томаса ушло меньше часа. Его катер с гордым именем «Седобородый» достаточно быстро справился с поставленной перед ним задачей. Для самого же Томаса ни прошло и пяти минут. Он пропустил весь путь, увлечённо рассуждая и на чистом автомате правя судном. В его голове смешивались два чувства: разумная опаска (но почему-то не та, что должна была остановить, а, скорее, которая поддерживала азарт) и будоражащая жажда к открытиям. Долгое время в нем не играли эти две эмоции, и потому сейчас он, не имея от них защиты, слепо шёл ведомым.

«Седобородый» проплыл меж рифов в открытое пространство бухты. С новым интересом, коего не выказывал в предыдущие разы посещения этого места, Томас вглядывался в детали, опасаясь пропустить что-то важное. Очень напряжённо и немного трудно, ведь в глубине души он и не подозревал, что могло его тут ожидать. Никакие, даже приблизительные версии не всплывали в его сознании.

Томас остановил катер посреди бухты, став в некотором роде бельмом посреди бездонного синего зрачка. Он слегка нерешительно отошёл от штурвала и выглянул за борт, всматриваясь, насколько глубоко дно. Томас открыл для себя на удивление глубокую впадину, которая совершенно точно была чужда здешней местности. Он не придавал этому значения раньше, хотя, когда был здесь впервые ещё в детстве с отцом, приметил странную глубину и по-детски боялся выглядывать.

Томас вышел на середину палубы. Он достал из сумки рог и, взяв его в две руки, завис на нём глазами. После минутного промедления Томас резко бросил нахмуренные глаза на Глорию, демонстрируя свою готовность. Та ответила понимающим взглядом.

Лёгкие растянулись в мощной затяжке. Воздух, запертый в замкнутом пространстве, давлением распирал грудь. Ровными, неспешными движениями рука приподняла горн. Губы прильнули к хвосту. Веки прикрылись, каждый мускул на теле расслабился. Томас выпустил сплошную струю плотного воздуха. Рёв разлетелся по округе, затмив все сторонние шумы.

Мир оглох. Томас замер в ожидании. Он скрючился, подобно опустошённому воздушному шарику. С крепко зажмуренными глазами, с частым дыханием кролика и с полностью спазмированным телом. Томас стоял, будто ожидая, что вот-вот упадёт небо. Только спустя несколько десятков минут он позволил себе сделать нормальный глубокий вдох и приоткрыть один из глаз. Ничего не происходило, а мир потихоньку стал возвращать себе жизнь. Вот уже и ветер снова вовсю завывает, чайки где-то в вышине оживлённо общаются друг с другом, и вода нещадно хлещет корабль по бокам.

Томас выпрямляет спину и оглядывается вокруг. Тело расслабляется. Его лицо выводит мину спокойствия. Он втягивает немного воздуха, желая что-то сказать Глории, и делает шаг в её сторону.

Деревянный настил скрипнул, «Седобородый» разломило пополам.

Боль, разливающаяся в груди, и свет, что скрывается за колоннадой остроконечных зубов. Единственные две скудные мысли, что успели искрами сверкнуть в отрешённой и ничего не понимающей голове несущегося в объятья разверзнутой бездонной Пасти Томаса.

Челюсть сомкнулась, монстр исчез в глубине.