Монастырские

Галина Мамыко, 2019

Вера Монастырская и Катя Небылица – подруги с детства. Вера в течение своей жизни переживёт много приключений. В поисках личного счастья она отобьёт у Кати мужа. Но дружба между героинями сохранится. Катя решится на необыкновенный шаг, что потрясёт Веру и изменит её жизнь. В романе Галины Мамыко «Монастырские» проходит жизнь поколений и судеб человеческих. Автор приглашает читателя заглянуть вместе с героями не только в прошлое, но и за завесу будущих времён. Герои ищут себя, оступаются, попадают в жизненные ловушки, вновь устремляются к поиску того лучшего, что так хочется найти в первую очередь внутри самого себя и поделиться с другими. За внешними буднями стоит главное: внутренний мир человека, его духовные ценности, устремлённость к добру и свету, несмотря ни на какие пропасти и бездны на жизненном пути.

Мария Фёдоровна

При себе Мария Фёдоровна Твёрдая имела чемоданчик, где лежали её главные сокровища — святые книги с иконами. По тем временам чемоданчик был на вес золота. Мария Фёдоровна обогащала нас знаниями о небожителях.

Марии Фёдоровне разрешалось начинать день с церковной службы. В храм тётя Маша обычно ходила по воскресным и праздничным дням. Из храма она приносила Кате, Богдану и мне пересказы церковных проповедей.

Слышу знакомый голос, няня держит вязаные чётки, сидит на маленькой скамейке. Мы, тринадцатилетние, рядом, молчим. За окном уже темно, в комнате сумрачно. Мы не зажигаем свет, нам хорошо. Шторы открыты, и в окнах стоит огромная яркая луна. В углу блестят игрушки на новогодней ёлке. Позавчера отпраздновали Новый 1971 год. Остаётся несколько дней до Рождества Христова. Но советские дети не знают такого праздника. Зато о Рождестве знает няня.

Она, как и Ритольда — Катина мама, говорила с нами на равных, но, в отличие от Ритольды, на иные темы. Жизнь Марии Фёдоровны была посвящена Богу. Она жила в Боге, и все её воздыхания были устремлены на небо. Именно к Богу она старалась направить наши мысли и чувства. Та предрождественская беседа запала в душу, до сих пор я слышу знакомый голос тёти Маши, интонации, слова… Катя и Богдан, как и я, так же внимательны.

Богдан задавал вопросы. Я искоса поглядывала на него. Мне было неприятно, что он и тут меня обходит. Когда у няни с Богданом завязывались заинтересованные диалоги, я чувствовала себя лишней. Я злилась и уходила, делая вид, что это скучно. Но я оставалась под дверью и продолжала слушать.

Вот и на этот раз, перед Рождеством, большую часть разговора я слушала за приоткрытой дверью, сидя на полу. В доме кроме нас никого не было. Мама снова в санатории, папа — в командировке.

–…наши проблемы все в том, что мы живем или будущим, или прошлым, и не видим радостей сегодняшнего дня, мы переживаем проблемы мирские, размышляем над тем, что нас толкнули в трамвае и мы ответили, и мы думаем о том, а зачем мы ответили, а если не ответили, то думаем, а зачем мы не ответили, но на самом деле все это пустота, суета. И мы живем этой суетой, поддаемся эмоциям, которые заслоняют от нас вечность, заслоняют Христа.

— А раньше людям никто не заслонял Христа, тётя Маша? — спросил Богдан.

— Всё это было и в прошлые века, так же шёл дождь, или так же засыхала земля, так же кто‑то завидовал другому, и из‑за этого возникали разногласия.

— Но почему так?

— Потому что суета правила и правит миром, суета правит людьми, а истина уходит мимо, жизнь проходит мимо, вот уже двадцать лет прошло, вот уже пятьдесят лет прошло, и ничего в ней не осталось такого, что мы сможем представить на суд Божий, что сможем сказать: вот, Господи, я был верен Тебе. Жизнь наша мгновенна, и она горит и сгорает как свеча. Но мы всё никак не можем опомниться, всё откладываем на потом то, что нам кажется не столь нужным сейчас. Пусть Господь и молитва подождут, а нам важнее предаваться своим радостям мирским, своей суете.

Няня молчит.

Богдан и Катя теребят её:

— Тётя Маша, не молчи. Говори, говори ещё!

— Мы не осознаём, что в мире совершилось величайшее событие, перевернувшее всё бытие человечества, это Рождество Христово. На землю пришёл Господь, и это не имеет временных границ и рамок. Это всё — сейчас, с нами. Но мы того не чувствуем, не ценим, не радуемся приближающемуся великому Празднику из Праздников. Мы живём своим, оно нам кажется важнее. А Господь ради каждого из нас принял на себя наши грехи, понёс их, быв распят, пострадал за нас. Но нам не до того. Мы не скорбим, и не плачем, не радуемся и не заботимся ни о чём, что имеет отношение к нашему Творцу, который ежедневно и ежеминутно печётся о нас.

Тётя Маша повышает голос. Я представляю тётю Машу над городом. Люди проснулись. Подняли головы. Смотрят на тётю Машу. Она говорит им строго, серьёзно — так, как учитель в школе ругает за пропущенные уроки.

— Многие и очень многие не могут найти двух часов в неделю, чтобы прийти в церковь, поклониться Богу, чтобы оторвать себя, наконец, от тех сластей и яств, и понести на какое‑то время пост и покаяние ради Создателя своего. Для нас это второстепенное. Мы в мыслях как бы отмахиваемся от Господа, говорим ему: подожди, Боже, нам не до Тебя, у нас столько своих проблем, столько дел. И не потому ли мы болеем и отягощаемся всё большими проблемами и тяжестью душевной, что живём по сути без Бога, вне Бога. А кто‑то лишь на словах признаёт Его, но не на деле.

— Тётя Маша, как всё хорошо вы говорите! — восклицает Катя.

— Почему детей не отягощают проблемы? Потому что всё возлагают на своих родителей, дети знают, что они — под защитой родителей. Но ведь и будучи взрослыми — люди всё равно остаются детьми. Мы — дети Божии, у нас есть Отец Небесный, но мы забыли о Нём, мы забываем полагаться во всём на Него и просить Его помощи. Когда говорим: Боже, помоги, — одновременно полагаемся всё же на самих себя, это и есть маловерие. Оно пронизало нашу жизнь во всём.

— А от чего это самое маловерие? — спрашивает Богдан.

— Маловерие от того, что мы не знаем по‑настоящему Бога. А тот, кто говорит, что знает, пусть сначала проверит, живёт ли он по заповедям Христа, хранит ли Ему верность, любит ли Его своими делами, своей жизнью, а не только словами и умом. Да, мы лишь умом молимся, просим, проговариваем молитву, но сердце остаётся занятым собственной житейской суетой. И отсюда та тяжесть постоянная, та забота сразу обо всём и ни о чем, она гложет и съедает. И всё время находится причина для тех или иных беспокойств. Но проходит время, и проходит оно стремительно, и спустя годы оказывается, что всё было пустым. И наши обиды, и наши стремления оказались на самом деле миражом. Мы прожили жизнь без Радости о Господе. Вот горькое осознание, вот истина.

— Но ведь человек должен бороться! — воскликнул Богдан.

— Да. Надо бороться. Пока ещё есть время. Есть сегодняшний день.