Мазок на мушку дрозофилу. Пьеса-газета

Гвасха Гвасхии

Книга от настоящего времени и о настоящем времени, в которой глаголы стараются не знать ни прошлого, ни будущего. Лицо постсоветского происхождения по неизвестным причинам попадает в центр австрийской столицы и случайно знакомится с албанцем из Эльбасана. Вместе они создают свою Австрию, полную цитат и домыслов, игры в ум и откровенного дурачества…

···ХИКАЯТ

Ну, конечно, Ферхат — добрый мусульманин, о чём явственно свидетельствует его имя. Из не совсем соседней комнаты, что по коридору направа, доносится вполне добротная и прилежная арабская молитва.

…Альхамдулиллахираббильааламин… аррахманиррахим…

…ихдинассыратальмустакым…

…амин…

Дорого можно дать за одно только удовольствие слушать искреннюю молитву!

Меж тем солнца не видать. Ферхата всё нет и нет. Я не замечаю, как съедаю начисто чужой, вроде бы, лимон, и жду его спросить, где он так хорошо набирается знаний по арабскому премудрствию.

Медленно постукиваю пальцами по деревянному столу, выгибаю шею, дабы увидеть сиреневое предночное небо. В доме почти тихо. Ферхат утихает минут на десять. Затем, не зажигая света, то есть пренебрегая электричеством, он зажигает свечу, о чём доносит мне сведения воздух.

Кричу: — Фер…

И слышу:

Па-тер нооо-стер, куи эс ин цщэ-элис,

санктифицщетур но-омен tuum…

Что за ерунда? Это ж католическая молитва, Отче наш? Ведь так ведь?

…И ведь как поёт! Ощущение живого средневековья не покидает меня. Так поют в церковном хоре разве что перед взятием Иерусалима — неистово и духовно.

…Et ne nos inducas in tentationem,

ſed libera nos a malo.

Amen.

Ой, Ферхат! До чего ж ты чудён!

Но, не проходит и двух минут, как он издаёт вдруг быстрое бормотание, в котором я нескоро улавливаю греческую речь. Это представление длится ещё около трёх минут. Затем минутная тишина.

Звук воды из крана и радостный вопль: На сегодня хватает!

Ферхат выходит с махровым полотенцем.

— А ты почему не весь лимон ешь? Что это такое? Я, всё-таки, хозяин, позволь тебя понасиловать. Ешь, о странник! — радостно и щедро говорит Ферхат.

— А ты почему ещё Шма Йисроэль не пропеваешь?

— О! Совсем спасибо! Последнее время как-то забываю. Если бы не ты — не знаю, что и делать-то!

И ещё десять минут я жду Ферхата, а он творит, несмотря на часы, громкую иудейскую молитву.