Гуттаперчевый клоун

Геннадий Авласенко, 2022

Геннадий Авлаесенко, популярный белорусский автор более 30 бестселлеров, представляет новый мистический роман.

Глава 3

Очнулась Лёля в каком-то небольшом, но на удивление светлом и, скорее даже, на удивление белом помещении. Белым тут было буквально всё: потолок, стены, небольшой стол с двумя табуретами, даже плотные тяжёлые шторы на единственном окне, и те оказались молочно-белого цвета.

Сама же Лёля почему-то лежала на кровати, заботливо укрытая одеялом (тоже белым), а рядом, на пустой соседней кровати, сидела мать в наброшенном на плечи белом халате и заботливо держала Лёлю за руку. Заметив, что Лёля открыла глаза, мать ободряюще ей улыбнулась и при этом украдкой смахнула с лица остатки слёз.

— Как ты, доча? — негромко осведомилась она.

— Нормально! — осторожно приподняв голову, Лёля принялась удивлённо осматриваться по сторонам. — А где это мы?

— В больнице, — сказала мать, потом помолчала немного и добавила: — Ты только не волнуйся, врач сказал, что тебе вредно волноваться…

— Врач?! Какой врач?!

Мать ничего не ответила.

— Я что, заболела?

Что-то было не так с Лёлей, совсем даже не так… Что-то она напрочь позабыла: важное что-то, жизненно даже необходимое…

Вот только что именно? И как это «что-то» всё же вспомнить?

Лёля вдруг поняла, что не хочет вспоминать это «что-то», что она просто боится будущих своих воспоминаний.

— Одноклассницы твои заходили, — сказала мать, внимательно и как-то встревожено посматривая на Лёлю. — Вместе с классным руководителем. Посидели немножечко…

— И Марьянка тоже? — мгновенно насторожившись, спросила Лёля.

— Не было Марьяны, — проговорила мать после некоторого молчания.

— Почему?

Вместо ответа мать лишь как-то неопределённо пожала плечами.

— Почему не было Марьянки? — закричала Лёля, вскакивая с кровати. — Почему другие были, а её не было?!

— Тише, тише!

Обняв Лёлю, мать крепко прижала её к себе.

— Успокойся! Тебе вредно волноваться!

Ничего на это не отвечая, Лёля лишь ещё крепче прижалась к матери. И тут…

Вспомнив о Марьяне, она тотчас же припомнила и всё остальное. И главное: жуткого этого клоуна, который, конечно же, вернётся, чтобы отомстить. А форточка, как назло, настежь распахнута, и дверь тоже можно было бы поплотней затворить…

— Ты что, доча?! — встревожено спросила мать, видимо, заметив в лице Лёли какие-то перемены. — Плохо тебе, да?! Может, врача позвать?

— Мобильник… где мой мобильник? Я должна… Марьяне должна позвонить!

— Да вот же он, на тумбочке! Только, может, не надо тебе сейчас звонить? Или… впрочем, как знаешь!

Трясущимися руками Лёля схватила мобильник, принялась лихорадочно «листать» меню. Ага, вот!

Она поднесла телефон к уху, затаила дыхание. Давай же, давай…

— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны досягаемости, — услужливо сообщил Лёле мобильник.

— Да нет же, нет!

Лёля вновь нажала кнопку вызова.

И снова услышала всё тот же вежливый автоматический голос, сообщающий ей, что в настоящий момент с данным абонентом связь не может быть установлена.

Да что же это такое?!

Откинувшись на подушку, Лёля некоторое время лишь с молчаливым испугом смотрела на настежь распахнутую форточку.

— Может, у неё, это… ну, с телефоном проблемы какие… — как-то не совсем уверенно проговорила мать. Потом она взяла из безвольной руки дочери мобильник, вновь положила его на тумбочку. — Или разрядился, может… всякое бывает…

— Закрой!

— Что?!

— Форточку закрой! — лихорадочно прошептала Лёля, испуганно озираясь по сторонам. — И двери прикрой… пожалуйста!

— Хорошо!

Поднявшись с кровати, мать первым же делом плотно прикрыла дверь палаты, потом подошла к окну. Перед тем, как захлопнуть форточку, вопросительно оглянулась на дочь.

— Закрой! — почти умоляюще повторила Лёля, обессилено откидываясь на подушку. — И пожалуйста… забери меня отсюда!

— Заберу! — возясь с форточкой, пообещала мать. — Завтра же утром попрошу, чтоб тебя выписали…

— Завтра?! — вновь вскинулась Лёля. — Почему завтра?!

Ответить мать не успела. Заскрипела, вновь отворяясь, дверь, и Лёля, вся похолодев от страха, испуганно на неё уставилась.

Но это оказался всего-навсего доктор, высокий и толстый, со смешными усами, переходящими на щеках в пушистые бакенбарды. И этот его немного комичный вид, как ни странно, совершенно успокоил Лёлю.

— Ну, как мы себя чувствуем? — проговорил доктор звучным басовитым голосом. — Лучше уже нам?

— Лучше! — вместо Лёли ответила мать, вновь подходя к кровати. — Домой вот просится…

— Домой — это хорошо! — сказал доктор, тоже подходя поближе. — Домой — это просто замечательно!

Он пододвинул табурет как можно ближе к кроватям и сел.

— Ну а теперь рассказывай!

Проговорив это, доктор замолчал в ожидании ответа.

— Что рассказывать? — прошептала Лёля и, немного помолчав, добавила: — Нечего мне рассказывать!

Доктор, конечно же, ни капельки не поверит её сбивчивому повествованию об внезапно ожившей игрушке. Ещё, чего доброго, за сумасшедшую примет, в психушку направление выпишет…

— Нечего мне рассказывать! — уже более решительно повторила Лёля.

— Так уж и нечего? — улыбнулся доктор. — Что-то же с тобой произошло… или ты не помнишь, что именно?

Лёля ничего не ответила. Врать не хотелось, выложить всю правду — тем более…

— Расскажи, доча! — присев на самый краешек кровати, мать вновь взяла Лёлю за руку. — Всё доктору расскажи! Ведь что-то же тебя так напугало вчера?

— Вчера?

Лёле показалось, что она ослышалась.

— Так это случилось вчера?

— Что, это? — насторожился доктор, внимательно глядя на Лёлю. — Ну-ка, давай выкладывай всё как на духу!

Но Лёля ничего выкладывать не стала. Она лишь испуганно и как-то беспомощно взглянула на мать.

— Напугал её кто-то сильно, — вместо Лёли вновь заговорила мать. — Да так сильно, что…

— Что она пятерых прохожих исцарапала, а одного почти до крови искусала? — перебил её доктор, вставая. — Ладно, я ещё зайду чуть позже.

Он вышел, так и не прикрыв за собой дверь, но Лёли теперь было уже совсем не до двери. Огорошенная только что услышанным, она некоторое время лишь молча смотрела в стерильно-белую пустоту дверного проёма.

«…Исцарапала… почти до крови искусала…» — всё звучали в её голове последние слова доктора.

Она, Лёля, царапала и кусала людей! Да такого просто быть не могло! Просто не могло быть!

Или всё же могло? И как так получилось, что она ничегошеньки об этом не помнит?

— Ты царапала тех только, кто пытался тебя остановить, — правильно угадав тот сумбур и смятение, что творились сейчас в душе дочери, пояснила мать. — Вырывалась, кусалась, царапалась… но сама на людей не бросалась, так что…

Не договорив, мать замолчала, а Лёлю вдруг молнией обожгла новая страшная догадка.

— Что это за больница?! — закричала она, вскакивая, вернее, попытавшись вскочить, но мать эту попытку решительно пресекла. — Это психушка, да?! — ещё громче закричала Лёля, отчаянно извиваясь в цепких материнских объятиях. — Меня сюда на всю жизнь заточили, так?

— Ну что ты ерунду мелешь?! — отпустив Лёлю, мать тотчас же вскочила с кровати и, подойдя к окну, отдёрнула штору. — Психушка… выдумала тоже! Наша эта больница, городская! Не веришь, иди в окно посмотри!

Но Лёля уже и сама успокоилась.

— Когда меня отсюда выпишут? — спросила она, вновь укладываясь в кровать. — Завтра?

— Завтра, — подтвердила мать, но полной уверенности в её голосе Лёля так и не услышала. — Ты же понимаешь, что…

Не договорив, она замолчала.

— Что я должна понимать? — спросила Лёля, внимательно глядя на мать.

— Ты же понимаешь, им надо точно установить, что с тобой вчера произошло, — пояснила мать, вновь подходя к кровати и заботливо поправляя одеяло. — Одно дело, если тебя кто-то сильно напугал, и совсем другое, ежели…

Запнувшись на полуслове, мать вновь замолчала, но Лёля и так поняла всё то, что хотела, да так и не смогла выговорить мать.

— Если у меня с головой не всё в порядке, — сама закончила она материнскую мысль. — Ты ведь это хотела сказать?

— Бывают различные нарушения… — уклонилась от прямого ответа мать. — Временные… — тут же поправилась она, глядя куда-то в сторону.

— Нет у меня никаких нарушений! — угрюмо проговорила Лёля. — Ни временных, ни, тем более постоянных! А вчера меня и вправду очень сильно напугали…

— Кто? — тут же насторожилась мать. — Кто тебя напугал вчера?

— Бомж какой-то, — запинаясь, принялась врать Лёля. — Грязный, пьяный… из-под моста выскочил и ко мне! Ну, я и…

Исчерпав весь запас вранья, Лёля замолчала.

Неизвестно, поверила мать Лёле или всё же засомневалась в искренности её повествования, но больше расспрашивать ни о чём не стала. Вздохнула только и, отойдя от кровати, принялась снимать халат.

— Ты что, уходишь? — испуганно спросила Лёля. — Куда?

— На работу. Мне же в ночную… — проговорила мать почти виновато. — Я и так вчера не пошла… отпросилась… больше нельзя… А завтра я с самого утра опять к тебе… договорились?

Лёля ничего не ответила, еле сдерживаясь, чтобы не разреветься. Впрочем, слёзы и без её позволения уже скатывались по щекам, сами по себе скатывались, и, чтобы мать ничего этого не увидела, Лёля тут же отвернулась к стене и даже уткнулась мокрым лицом в подушку.

«Ну и уходи! — мысленно бросила она матери. — И убирайся на свою дурацкую работу, если она для тебя дороже родной дочери… да ты меня никогда по-настоящему не любила, притворялась только… ну и катись колбаской, плакать не стану!»

Впрочем, Лёля уже плакала, да и злые мысли эти были словно не её мысли, ибо никогда ещё она так плохо не думала о матери и так несправедливо…

Всё это Лёля прекрасно понимала, но, увы, ничего не могла с собой поделать.

Ужас перед ожившей игрушкой вновь начинал овладевать ею. Это теперь, когда ещё так светло вокруг, да и мать покамест рядышком находится! А что будет потом, ночью?

— Ты что, плачешь? — встревожилась мать, вновь подходя к самой кровати. — Хочешь чего-то… говори, не стесняйся, чего хочешь?

— Не хочу! — прорыдала Лёля, не отрываясь от подушки. — Не хочу, чтобы ты уходила!

— Ты боишься оставаться одной? — догадалась наконец-таки мать. — Она боится, доктор! — обратилась мать к кому-то невидимому Лёле.

— А она уже не одна! — послышался знакомый голос всё того же усатого доктора. — Вот, прошу любить и жаловать!

— Здравствуйте! — услышала Лёля чей-то тоненький голосок. — Я Настя!

— Заходи, Настенька! — проговорила мать обрадованно. — Это вот Лёля… надеюсь, вы найдёте общий язык…

Повернув голову, Лёля окинула быстрым критическим взглядом новую свою соседку по палате.

Ну, так и есть! Совсем ещё малолетка!

Лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Худющая, большеглазая… В данный момент приветливо смотрит на Лёлю и даже улыбается ей.

— Приветик!

— Салют! — хмуро отозвалась Лёля, смахивая ладонью со щеки остатки слёз. — Проходи, чего в дверях застряла!

— Спасибо!

Настя подошла к соседней кровати, осторожно опустилась на самый её краешек. И вновь посмотрела на Лёлю с такой лучезарной открытой улыбкой, что Лёля невольно улыбнулась в ответ.

— Ну вот и хорошо! — с каким-то даже облегчением вздохнула мать. — Тогда я пойду, ладно?

— Ладно, — вновь помрачнев, буркнула Лёля, так и не взглянув в её сторону. — А ты завтра с утра точно придёшь?

— Обещаю и клянусь!

Мать вышла, и усатый доктор тоже вышел вслед за ней. Слышно было, как он что-то такое спросил у матери, но, что именно он спросил, Лёля так и не разобрала. А вот ответ матери она частично услышала, ибо голос у неё был куда более высоким и звонким, нежели у усатого доктора.

«…Пока ничего неизвестно… нет причин для волнения… может, просто уехали куда… вместе с бабушкой…»

Голос матери постепенно отдалялся, становясь всё более и более неразборчивым. А потом он затих окончательно.

«Интересно, о ком это она? — невольно подумалось Лёле, но обдумать до конца эту мысль так и не успела.

— А у тебя что болит?

Звонкий голосок Насти словно воротил Лёлю к действительности. Вздрогнув, она внимательно посмотрела на соседку.

— Ну с чем конкретно тебя сюда положили? — несколько видоизменив вопрос, вновь поинтересовалась Настя, всё так же доверчиво улыбаясь. — Меня, к примеру, просто на обследование. Со сном у меня проблемы…

— А меня утром и вообще отсюда выпишут, — с каким-то даже вызовом отозвалась Лёля. — Потому что, в отличие от тебя, я совершенно здорова, понятно?!

— Понятно, — сказала Настя, наконец-таки перестав улыбаться.

Она легла на кровать и молча принялась смотреть в потолок, а Лёля почувствовала вдруг что-то, вроде угрызений совести.

— Вообще-то, я вчера перепугалась здорово! — призналась она. — Даже сознание потеряла… только сегодня очнулась…

— Правда?

Теперь Настя смотрела на Лёлю не просто с интересом, а даже с каким-то уважением, что ли…

— Никогда ещё не теряла сознания! Это очень больно?

— Это совсем даже не больно! — сказала Лёля. Потом вздохнула и добавила: — Неприятно только…