На Черной реке

Геннадий Старостенко, 2014

Автор в романе «На Черной реке» рассказывает читателю о трудных условиях и событиях в организации производства в нефтяной компании «Дельтанефть», о неординарных, сложных производственных отношениях между ее сотрудниками. В их поступках проявляются люди, способные находить выходы из самых различных ситуаций не брезгуя для этого никакими средствами, и сильные личности с твердым волевым характером. В романе ярко показано, что действиями руководителей компаний в целях личного обогащения и сама нефть и большая часть доходов от нее утекают за границу, а не используются фактически для развития отрасли и улучшения жизни народа России.

4. В полете

Вылететь из Усинска должны были в семь утра, но не заладилось с погодой в Нарьян-Маре, куда летел вертолет, его с ночи накрыло пургой. В Арьегане, что в пол-лета от Нарьян-Мара, вертокрут должен был сесть транзитом, и там погода стояла летная, но командира МИ-8-го беспокоила нарьянмарская сводка.

— Ветер сильный и видимости нет, — виноватился он перед дельтанефтинцами. Те сидели в диспетчерской будке — кто покуривая, кто почитывая, кто посапывая.

В Арьеган летели Харлампиди и еще двое. Дальше предстояло гнать уже наземным. До Арьегана их попутчиками были два каких-то англоговорящих мужика из «Бейкер-Хьюза», а в Нарьян-Мар летели три чиновных субъекта из администрации Ненецкого округа. Последние грелись в просторном джипе на улице. Летчик нервно курил — ждал восьми чтобы позвонить шефу в авиатранспортном предприятии, услугами которого пользовалась ДЕЛЬТАНЕФТЬ.

Во многих местных делах и делишках порукой Тихареву был юрист Андрей Матвейчик. Особенно хорош он был в судебных тяжбах и делах контрактных, а уж с транспортными компаниями — так до последней буковки хорош.

Вот и с вертолетчиками у ДЕЛЬТАНЕФТИ был контракт с виду гладкий, а внутри шершавенький. А сейчас летуны были обязаны доставить в Арьеган работников и оборудование ДЕЛЬТАНЕФТИ, но как-то невпопад подрядились подкинуть в «северную столицу» еще чинуш из администрации округа. В тот день тем же маршрутом должен был вылетать еще и рейсовый МИ-8, но мест в нем не нашлось.

В диспетчерскую стуча унтами ввалился «правак», с которым Харлампиди был неплохо знаком.

— Пурга и к нам подбирается. Собачки на спине елозят.

— Так то ж не ездовые — местные, бродячие. Какой с них спрос. — Пыхнул дымом в ответ командир, мелкий, скучный, круглое рябое лицо.

— Да у них инстинкт, Петрович. Что они ученые, что нет. Ученые они бывают тупее бродяг.

— А в Арьегане, передают, ветра мало и солнышко, — буркнул командир и, как черепаха в панцирь, въежился головой в синюю летную куртку.

Грек не торопил их с принятием решения, пусть сами себе извилины мнут. За каждое неисполнение обязательств летуны платили неустойку — и очень крупно получали «по мозгам» от руководства. На Арьеган диспетчера давали «добро», но там, случись им задержаться по метеоусловиям Нарьян-Мара, эти ненцы-начальники из администрации НАО торчали бы без всякого комфорта. А начальники были крупные — что было видно и по внешним признакам, ширине лица и «прикиду».

Собственно ненцем был лишь один из них. Еще один был русский, и еще — еврей, но оба хорошо владели методом этномимикрии и этак жирно и лучисто щурились на все с покатых щек.

Грек был невозмутим, он давно уже запустил свой ноутбук и работал с ним «с колена». Снова и снова возвращался к конструкции эксплуатационных скважин, сетку которых ДЕЛЬТАНЕФТЬ будет бурить в контуре Верхнеужорского нефтегазоконденсатного месторождения. В «ковре бурения» на этот год их было «забито» четырнадцать. Почти столько же скважин предстояло построить и в следующем.

Греку откровенно не нравилась схема разработки месторождения. Но больше всего ему не нравилась собственная трусость. Открыто дискутировать — или «выступать» (как любил сказать Откат) Валерий Харлампиди редко когда осмеливался, не хватало веских аргументов.

Раньше он думал, что это только в гуманитарных зыбучих вопросах не добьешься истины. Там нет ни однозначности, ни точности, ни очевидности вещей. И поэтому нет ни одного мудрого и лаконичного философского утверждения, которому нельзя противопоставить такое же мудрое и красивое, но при этом полностью противоположное по смыслу.

Черта с два. И в серьезных вещах — в технических и высокотехнологичных, прежде прочего требующих знания тысяч и тысяч формул, установлений и процедур, высокой дисциплины ума и ответственности (да что там — требующих отличных мозгов и разворотливых рук) истина далеко не столь очевидна и неоспорима, сколь оно казалось в юности. Есть вещи, которые выше нее.

Например, интерес. Интерес личностный, надличностный, корпоративный и так далее. И за этим интересом чаще всего скрывалось гнилое, хищное и ядовитое дыхание низменных страстей.

Обывателю, далекому от «нефтянки», невдомек, что запасы углеводородов не просто высасывают из недр, как сок через соломинку из тетрапака. Разработку этих запасов тщательно планируют с использованием тысяч параметров, данных геологии, геофизики, сейсмических исследований, бурения и т. п. Инженеры-разработчики строят сложные компьютерные модели — гидродинамические, геологические и прочие. Геологи и геофизики изучают строение и залегание пород, рисуют сотни разных карт, проводят кучу анализов керна, десятки разных видов каротажа. Определяют отражающие горизонты, контуры водонефтяных и прочих контактов, кучу разных видов проницаемости и пористости породы, условия залегания пластов, древние тектонические процессы, приведшие к образованию антиклинальных ловушек, течение палеорек, где в мезозое или юре происходило осадконакопление или образование залежей. Потом за дело берутся буровики… Да что там — не скажешь и о десятой части того массива работ, что предписывается производить при разработке месторождения. А сколько нужно всего осилить при его освоении — лучше не вспоминать…

Всеми этими исследованиями занимаются умные и высококвалифицированные специалисты — привлеченные ли коллективы и фирмы, свои ли отделы в компании…

И многое зависит, конечно же, от того, насколько эффективными и разумными будут схемы и технологии разработки месторождения. Ведь можно и в полгода его загубить — неряшливо натыкать стволов в нефтенасыщенный пласт, что потолще… И в результате добыть только половину извлекаемых запасов, а остальное — коту под хвост…

А между тем с самим Ужорским нефтяным месторождением так ведь почти и получилось. Стараниями генерального директора нефтяной компании ДЕЛЬТАНЕФТЬ Нила Тихарева… по кличке Откат…

Вот так всегда — начинаешь с деталей, а потом тянет на осмысления…

И какой вообще идиот придумал ставить на скважины ДЕЛЬТАНЕФТИ газлифтные системы добычи? Это на наши-то нефти, засеренные и запарафиненные? А ведь тот же господин Откат… И вроде не идиот, вроде сам из нефтяников — должен знать… Нет, газлифт мы отобьем — пусть это будет стоить мне карьеры…

Но погоди, Грек, не спеши прощаться с карьерой в ДЕЛЬТАНЕФТИ Ведь если трон под ним зашатался, то, может, наконец-то и случилось то, что сам Откат именовал всегда «велением времени»?

Мысли роились, но не мешали Греку методично просматривать конструкции нескольких скважин, что предлагались к бурению на Верхнеужорском. Пару раз кликал по отдельным частям и глубинам — чтобы увеличить объем и рассмотреть все в деталях.

Нет, ставить здесь из одного куста наклонные с таким большим отходом от вертикали неразумно. Оно вроде и экибанисто, и даже целесообразно с виду — кусточками нефть покачивать… И персонал, и сама инфраструктура будущих промыслов вроде оптимальная… Все по науке, все так, но ведь и бурить, и эксплуатировать скважины будет сложнее… А вот о бурении горизонтальных стволов подумать стоит… продуктивные пласты на Верхнеужорском не очень мощные, так что в некоторых местах лучше дренировать «горизонталками»…

Уж такое оно месторождение, это Верхнеужорское, здесь подумать надо, покумекать да с ним самим и посоветоваться. Именно, ведь не случайно тут и геомагнитный, и радиационный фон особые, и сама природа — как у черта…

Но это все — проблемы бурения и заканчивания новых скважин. (Чужому уху сам термин «заканчивание» как минимум странным покажется). Хотя бы и с проблемами, а бурить новые куда веселей, чем ремонтировать старые или вызывать к жизни брошенные. Особенно — законсервированные в те сверхдальние — до царя Гороха — времена, когда социализм еще даже не считали развитым…

— Ну че — как там метео? — спросил у кого-то «правак».

…Отдел бурения шел с большим отставанием от плана по капремонту скважин. За это Греку уже не раз доставалось от Тихарева — не только прилюдно, но и площадно. Старый фонд ремонтировали люди со стороны — люди Дерюжного. ОАО «АРБУР». Грек давно уже убедился, что с них нельзя было спросить по всей строгости и букве контракта. Потому что одним боком выходило, что за АРБУР'ом — старые дружки Тихарева. Они ему и «откатили» за этот контракт пару лимонов долларов, по непроверенным данным. Примерно столько же, если не больше, откатили и строители, выстроившие за год офис для компании — с гостиничкой и рекреационным центром…

Тихарев откатывал и с транспортников, и с железной дороги, с поставщиков разного рода и сервисников, с которыми нефтяная компания не может не вступать в экономические отношения.

Да он, по моим сведениям, лимонов пятнадцать долларов только с откатов получил. Он разве что с КУЛОЙЛ'а ничего не просил, — нашептал Греку с уса на ус один знакомый прокурор. Не местный. Прошлым летом — когда Грек еще носил усы.

— Ну че — полетели? — Харлампиди захлопнул свой ноутбук и приказно взглянул на летунов.

— Ага. — Вставал правак, хлопая унтами. — Пока и в Арьегане погоду не смело.

Командир нехотя кивнул и поплелся к «чопперу» вслед за помощником. За ними следом гуськом поплелись пассажиры. Через несколько минут вертолет стал исполински чихать, загудел и застучал турбинами, потом принялся рубить на крупные куски холодный льдистый воздух.

Много лет назад, еще помбуром, Грек всякий раз испытывал волнение, поднимаясь по выкидному трапу на борт вертолета. Хотя тогда они так часто, как теперь, не бились. Но теперь, когда общий налет у него исчислялся многими сотнями часов, от этого волнения не осталось и следа.

Однажды его даже посадили в кресло правого пилота во время полета. Категорически запрещено инструкциями… но можно… Это было не баловство, а то внутреннее право и доверие, когда никто ни в ком не сомневается.

После того как ему дали «порулить», Грек и вовсе перестал бояться винтокрылых машин. Да, они часто бьются, эти МИ-8, ну так то развалюхи из тех ведомств, где эксплуатируют технику, отработавшую свой ресурс. А у этих ребят все по регламенту: все заменялось в нужные сроки.

— Факторы риска? — переспросил однажды Грека Анатолий Федулов, командир другого борта. — Какие здесь факторы риска… Гор здесь нет, боевиков со «стингерами» — тоже бог миловал. Угорелых губернаторов — тоже… Есть подлые — но это другое. Вертолеты бьются там, где все запущено. А мы здесь вас обслуживаем. А у вас, нефтяников, дивиденды бешеные.

— Да уж и бешеные? — подначил его в тот раз Харлампиди.

— А разве нет? — охнул праведным негодованием бородач-вертолетчик. — Ты прикинь. Он — на лондонской бирже, передают, уже за полста баксов за бочку полезло.

— На лондонской бирже одно, а у нас другое.

Грек знал, что последние экспортные цены ДЕЛЬТАНЕФТИ колебались в коридорчике от 31,5 до 32 долларов за баррель. Те «полста баксов за бочку» — это уже цены международных биржевых воротил, а нефтяной компании-оператору и этого — выше крыши. Да и внутренние продажи не намного им в цене уступают.

— Да вы же — как наркобароны, прикинь. Да что наркобароны, им эти прибыли и не снились.

— Ну, попроси Тихарева. Скажи — делиться надо, Нилушка. — Грек тогда не без ехидцы побуравил взглядом вертолетчика.

— Жди — поделится твой Нилушка… Я его знаю — прожженный до дыр… Лет семь-десять назад, я тебе скажу, Грека… здесь топки не было и бойлерной без своего партизана Лазо…

— Это как же? Я вроде тоже не чужой здесь…

— А вот так же. Пока ты по буровым колотился да учился в Москве… тут уж ваш Тихарев показал себя во всю ширь души. Когда делили все. Вот я и говорю, что здесь каждая топка в Тимано-Печерской провинции нефтегазовой — своего рода филиал крематория был… Пристрелят оппонента — и туда…

— Ну, а про прибыли наши что знаешь?

Греку не терпелось тогда взорвать Федулова на откровенный разговор. Ведь все себе на ус мотает, как древний летописец. И графоманией грешит: местные газетки все его очерки «при советах» тискали — за романтику Севера и летное братство…

— А что знаю… Вот в средней Сибири, где закрома поглыбже нашего — я там летал два прошлых года — построить скважину стоило миллионов двенадцать-пятнадцать. Тыщ четыреста-пятьсот баксов. Ну, какой, скажем, у нее, у новенькой, будет средний дебит? Тонн сто-то точно будет?

— У тамошней… смотря где… ну, тонн сто-двести в сутки, иногда больше… Но в общем по-разному… потом пойдет обводнение, пластовое давление начнет падать, самотока не станет — на мехдобычу надо переходить… — Греку становилось обидно, что этот летун с поспешной легкостью пытается судить о вещах профессиональных, в которых мало что знает, но неугасимое чувство справедливости в нем импонировало.

— Ну вот и прикинь. Они там два года назад, под Нижневартовском, где уже сорок лет нефть качают, в той же «Славнефти», скажем, получали по десять баксов за баррель. Это когда цена двадцать восемь была. Все остальное имели буржуи в Москве и Лондоне. Итак, в день — двести тонн. В тонне — семь баррелей. Тыща четыреста на десять баксов. Получается пятнадцать тыщ баксов в день. Множь на тридцать дней. Получается почти полмиллиона долларов… Все затраты окупаются за месяц. А в следующие месяца — вот и прикинь, чистый навар — и какой! Откат ваш в своей ДЕЛЬТАНЕФТИ давно уже не по десять долларов за баррель черное золото продает… Вот я и говорю — наркобаронам такое и не снилось…

Открытый был парень, этот Анатолий Федулов. Мог и самому Тихареву правду-матку в лицо рубануть. Мог и главе НАО Бутову — когда возил его по округу и дальше. А несколько месяцев тому назад решил уйти с их авиафирмы — и вообще бросить Севера. Запросил свою долю в ней. (Хоть и ругал буржуев, и «Советскую Россию» почитывал, а не погнушался когда-то летное добро на акции делить). Говорили, доля была заметная. А потом как-то странно умер вдруг — угорел от печки в собственной мазанке.

Этот давний разговор с летчиком Федуловым почему-то и пришел на память Греку на борту МИ-8-го по небесной дороге в Арьеган. Сначала летели — было солнечно, потом вошли в низкую рваную облачность, машину подняли на более высокий эшелон. Потом пошли прогалы в облачности — стали снижаться к Арьегану.

Когда до арьеганской вертолетной площадки оставалось всего километров пять-семь, тяжелый мясорубный пристук ротора был неожиданно рассечен каким-то неестественным «вжиком», а в днище — прямо под ногами у пассажира — образовалась дыра шириной в палец…

Один из нарьянмарских нагнулся через брюхо к полу и поднял смятую большую пулю.

— Карабин однако, — доверчиво засмеялся чиновник.

По резкому маневру борта Грек понял, что и в кабине у летчиков случилось нечто серьезное. Тут же открылась дверца их кабины — и оттуда ввалился командир, он был бледнее смерти. Из левого рукава куртки струйкой сбегала кровь.

— Аптечку! — заорал он, вращая глазами. Но тут же упал — не от боли и не от потери крови, а просто потому что оставшийся за штурвалом правак так резко кинул машину вниз, что и сами пассажиры не усидели на боковых скамьях, послетали на пол.

Снижались со скоростью урагана — должно быть, метров тридцать в секунду. Грек чувствовал, как от резкого перепада давления в переносицу кто-то изнутри вбивал ему иголки…

Сели-плюхнулись за краем вертолетной площадки. Где-то рядом засиренила «скорая помощь». Абсурд происшедшего держал всех в оцепенении еще минуту. Руку левому летчику бинтовал инженер-снабженец из ДЕЛЬТАНЕФТИ, летевший в Арьеган вместе с Харлампиди.

— Все — вываливаемся. — Правак выбрасывал трап.