Земля теней

Генри Райдер Хаггард, 1895

Далеко на востоке Англии затерялся край озер и камышей Рамборо. Некогда здесь был город, но теперь не осталось ничего, кроме руин аббатства и истлевших костей тех, кто когда-то его строил. Джоанна Хейст, незаконнорожденная с обостренным чувством собственного достоинства, живет здесь, сколько себя помнит. Гуляет в тени шотландских елей, штурмует развалины башни, разоряет птичьи гнезда. И все бы ничего, если бы не злая тетка, подмявшая девушку под свое воронье крыло. Не дает покоя Джоанне и тайна ее происхождения, а еще – назойливые ухаживания мистера Рока, мрачного соседа с Фермы Мавра. В эти солнечные июльские дни Джоанна все чаще задумываться о побеге. В очередной том «Мастеров приключений» входит остросюжетный роман Г.Р. Хаггарда «Земля теней», издающийся на русском языке впервые.

Глава IX

Обоюдное восхищение

Не стоит удивляться тому, что Генри и Джоанна так долго пролежали среди древних могил аббатства Рамборо, поскольку почтенный отрок Вилли Худ практиковал особый метод верховой езды, настолько перепугавший доселе смирного жеребца, что он впервые в жизни закусил удила и понес. Целую милю он скакал перпендикулярно тропе, а Вилли Худ цеплялся за его гриву и вопил во весь голос «Но-о-о!»; яйца морских птиц, которыми были заполнены карманы мальчика, разбились, превратившись в клейкую отвратительную массу, потоками стекавшую по бокам коня.

— Больше я не произнесу ни слова, но ты знаешь, что я имею в виду

Однако скачке неожиданно настал конец. Жеребец уткнулся в забор и встал как вкопанный, а Вилли перелетел через его голову прямо в кусты ежевики. К тому времени, когда он выбрался из них — почти невредимый, но изрядно перепуганный и испачканный кровью из множества мелких царапин, — конь смирно стоял ярдах в пятистах от него, фыркал и возмущенно оглядывался. Вилли был юношей решительным и потому принялся ловить его.

В детали преследования мы вдаваться не будем; достаточно сказать, что солнце успело сесть прежде, чем Вилли преуспел. Снова сесть в седло он не мог, поскольку оно сбилось набок, а одно стремя потерялось — да и не стал бы это делать ни за какие коврижки. Поэтому Вилли принял решение идти в Брэдмут пешком — и прибыл в город около десяти часов вечера, ведя пленное животное в поводу.

Вилли Худ, даже усталый и потрясенный пережитым, был человеком слова и потому направился прямо к резиденции доктора Чайлдса — вместе с конем. Позвонив в звонок, он объявил возникшей на пороге служанке:

— Мне нужен доктор, пожалуйста, мисс, спасибо!

— О, Господи! — отвечала служанка, рассматривая его окровавленную физиономию. — Не сомневаюсь в этом!

— Не для себя, глупая вы женщина! — степенно отвечал Вилли. — Попросите доктора выйти, потому что я не доверяю этой лошади: однажды она уже сбежала, и я не хочу снова ее ловить.

Девушка рассмеялась и отправилась за доктором; вскоре доктор Чайлдс, мужчина средних лет со спокойными манерами вышел на крыльцо и спросил, в чем дело.

— Сэр, пожалуйста! Там джентльмен упал с башни в Рамборо и сломал ногу, а Джоанна Хейст — она с этим джентльменом — тоже вся в крови, но я не знаю, что сломала она! Мне велено попросить вас пойти туда и взять с собой дверь, чтобы привязать к ней джентльмена.

— Когда он упал и как его зовут, мой мальчик? — терпеливо спросил доктор.

— Я не знаю, когда он упал, сэр, но Джоанну Хейст я видал около шести. С тех пор я добирался сюда на этой лошади, будь она неладна, потому что помощи от нее никакой и толку тоже. Я бы предпочел тачку с кирпичами катить, а не тащить это животное за собой. О! Имя! Она сказала, что это капитан Грейвз из Рошема, и я должен сказать это ее тетке!

— Капитан Грейвз из Рошема! — пробормотал доктор Чайлдс. — Да ведь я слышал сегодня, как мистер Левинджер говорил, будто ждет его в гости!

Доктор ушел в дом и через десять минут уже катил в Рамборо на двуколке, а за ним следовали несколько человек с носилками.

Добравшись до аббатства, доктор остановил свой экипаж, встал и огляделся, но, несмотря на яркое сияние луны, никого не увидел. Он начал звать мисс Хейст и капитана Грейвза — и вскоре услышал слабый голос, отвечавший ему.

— Мне нужен доктор

Спрыгнув с двуколки, доктор пошел на голос и вскоре добрался до подножия башни. Здесь, под тенью зловещей гробницы с шипами на крышке он обнаружил молодую женщину — Джоанну Хейст, чье белое платье было залито кровью, и которая, по всей видимости, только что очнулась от обморока. Слабым — очень слабым — голосом она объяснила, что произошло, и доктор принялся за работу.

— Плохой перелом! — произнес он через некоторое время. — Повезло, что бедняга без сознания.

За четверть часа он сделал все, что можно было сделать на месте; к этому времени прибыли и его спутники. Они очень осторожно подняли Генри Грейвза, который все еще был без сознания, положили его на носилки и отправились в долгий путь до Брэдмута. Доктор Чайлдс шел рядом с ними, а Джоанна была посажена в двуколку и отправлена вперед, в гостиницу «Корона и Митра» — удостовериться, что там все готово к приему раненого. Это была единственная гостиница в Брэдмуте, а доктор не имел возможности забрать больного к себе.

Наконец, они добрались, и Генри, только-только начинавший приходить в себя, был перенесен в комнату Джоанны на первом этаже — старинную, большую, обшитую дубовыми панелями. Когда-то эта комната служила монахам залом суда, поскольку здесь они проводили свои ассизы, в соответствии с королевским указом осуществляя правосудие в Брэдмуте — собственно, поэтому гостиница и получила свое название.

Здесь доктор и его помощник принялись вправлять сломанную ногу Генри, а тетка Джоанны, миссис Джиллингуотер, дородная и энергичная женщина средних лет, помогала им. Наконец, все необходимое было сделано, и измученный Генри уснул под воздействием сильного снотворного. Доктор Чайлдс с мрачным удовлетворением осматривал своего спящего пациента — поскольку действительно хорошо справился с нелегкой задачей, когда миссис Джиллингуотер сказала:

— А теперь, сэр, уделите нам минуту или две, чтобы осмотреть Джоанну — у нее довольно мерзкая рана в плече, и она ведет себя как-то странно.

Коротким коридором она провела доктора в маленькую комнатушку, когда-то бывшую кельей, а теперь служившую миссис Джиллингуотер в качестве запасной комнаты для ее мужа — сюда мистера Джиллингуотера помещали, когда он был слишком пьян, чтобы добраться до семейного ложа.

Джоанна лежала на кровати в полуобморочном состоянии, а рядом с ней топтался мистер Джиллингуотер, сжимая в руках зажженную свечу. Это был высокий тощий мужчина с довольно тонкими чертами лица и безвольным ртом; было очевидно, что он успел воспользоваться суматохой и основательно приложиться к бутылке с джином.

— Бедняжка! Бедняжечка! Не ужасно ли видеть ее мертвой! — причитал мистер Джиллингуотер, не замечая, что горячий воск капает прямо на Джоанну. — И как же она похожа на настоящую леди! Бедняжечка!

Они положили его на носилки и отправились в долгий путь до Брэдмута

Чувства переполнили его, и он зарыдал.

— Убирайся отсюда, пьянчуга! — рявкнула его супруга, отбирая свечу. — Ты спалить нас хочешь?

С этими словами она столь энергично вытолкала мистера Джиллингуотера из комнаты, что он не удержался на ногах и растянулся посреди коридора. Затем миссис Джиллингуотер повернулась к доктору и сказала:

— Прощения просим, сэр. Когда он пьяный, с ним только так и можно управиться.

Доктор улыбнулся в ответ и принялся осматривать плечо Джоанны.

— Что ж, ничего серьезного, — сказал он, промывая рану. — Разве только ржавчина могла попасть — тогда будет дольше заживать. Мисс Джоанне повезло — будь рана чуть ниже, могли пострадать легкие. Но теперь я обработал ее антисептиком, и к утру, полагаю, все будет в порядке — если, конечно, девушка не простудилась в мокрой траве.

— Как же с ней такое случилось, доктор?

— Насколько я понял, капитан Грейвз залез на башню в Рамборо, чтобы достать галчат из гнезда. Он упал, а ваша племянница попыталась смягчить его падение, но, разумеется, была отброшена и сильно ушиблась.

— Она всегда была хорошей девочкой, наша Джоанна! — сказала миссис Джиллингуотер с некоторой сдержанной гордостью. — Что ж, коли все кончится хорошо, то можно сказать, что она нам же и выгоду принесла, как раз тогда, когда мы в затруднении. Капитан ведь пролежит несколько недель, не так ли?

— Довольно долго, миссис Джиллингуотер, даже если все пойдет хорошо.

— Он что же, в опасности?

— Для взрослого человека в таких случаях всегда существует опасность. Возможно, он потеряет ногу, а это весьма серьезное увечье.

— Ой, Боже! И все из-за каких-то галчат! Вам придется объясниться, мисс, уж будьте любезны! — бурчала миссис Джиллингуотер, провожая доктора. — Она невезучая, наша Джоанна, доктор, несмотря на ее внешность. Вечно создает проблемы, как и ее мать: думаю, это у нее в крови.

Оставив в гостинице своего помощника, доктор Чайлдс вернулся домой, поскольку ночью ему нужно было еще к одному пациенту. Утром он написал две записки: одну сэру Реджинальду Грейвзу, другую — мистеру Левинджеру (оба были его пациентами), постаравшись как можно более тактично разъяснить, что произошло. Отправив записки с посыльным, доктор поспешил в «Корону и Митру».

Доктор принялся осматривать плечо

Как он и ожидал, Джоанна вполне оправилась к утру: она не простудилась, рана выглядела чистой, а энергия молодого организма позволила девушке почти полностью прийти в себя. Генри, судя по всему, тоже чувствовал себя намного лучше, однако доктор счел целесообразным пока держать его под воздействием опиатов, чтобы заглушить боль.

— Я полагаю, ему понадобится квалифицированная сиделка. Если телеграфировать в Лондон, к вечеру она сможет приехать.

Миссис Джиллингуотер покачала головой.

— Дело в том, доктор, что ей негде будет спать. Тут больше нет ни свободной комнаты, ни даже угла, если только Джоанна уступит ей маленькую комнатку — но тогда некуда будет деваться ей самой. Не можем ли справиться мы с Джоанной? Мне уж приходилось иметь дело с больными и потяжелее, а они говорили, что у меня ловко все получается. Да и навеки я закрыла много глаз, всякое бывало… Это я не к тому, доктор, что ваши услуги нам не нужны — вы-то с мистером Солтером можете приходить в любое время, как вам вздумается.

— Что ж, — после некоторого размышления сказал доктор Чайлдс, — пока оставим вопрос с сиделкой и посмотрим, как пойдут дела.

Он знал, что миссис Джиллингуотер была весьма способной и находчивой женщиной, к тому же сильной и неутомимой — он не раз имел с ней дело при родах, когда она выступала в роли повитухи, и знал, что она пользовалась среди местного населения почти незыблемым авторитетом.

Около полудня доктору сообщили, что леди Грейвз и мистер Левинджер ожидают в гостинице и будут рады увидеть его. Доктор Чайлдс нашел их в маленьком баре; Эмма Левинджер тоже была здесь и выглядела еще бледнее и бесплотнее, чем обычно.

— О, доктор! — воскликнула леди Грейвз. — Как мой бедный сын, что с ним? Миссис Джиллингуотер говорит, что я его не увижу, пока вы не разрешите. Я была в постели — не очень хорошо себя чувствовала, — когда получила вашу записку. Эллен уехала в Апкотт, а сэр Реджинальд, разумеется, не в силах выдержать такую дальнюю дорогу. Я сразу же поднялась и отправилась сюда.

Она замолчала, с тревогой глядя на доктора. Он покачал головой.

— Конечно, вам не стоило приезжать, леди Грейвз! Вы и впрямь не очень хорошо выглядите. Я надеялся, что приедет ваша дочь. Что ж, вы все равно уже здесь… Итак, у капитана Грейвза довольно неприятный двойной перелом. К несчастью, после получения травмы он довольно долго пролежал на голой земле, но сейчас, кажется, ему стало немного лучше. Вот пока и все, что я могу сказать.

— Как это случилось? — подал голос мистер Левинджер.

— Джоанна Хейст расскажет об этом лучше, чем я, — отвечал доктор. — Она уже встала, я видел ее в коридоре. Сейчас я позвоню.

При упоминании имени Джоанны лицо мистера Левинджера на короткое мгновение дрогнуло — и даже эта мимолетная судорога не укрылась от глаз наблюдательного от природы доктора. Казалось, мистер Левинджер не хотел, чтобы Джоанна пришла — но леди Грейвз тихо прошептала: «Да, прошу вас… обязательно!» — и он передумал, не сказав более ни слова. Доктор Чайлдс открыл дверь и позвал Джоанну; вскоре она уже стояла перед собравшимися.

Ее лицо было очень бледным, нижняя губа разбита, а правую руку на перевязи девушка бережно прижимала к груди; однако именно бледность и тревога в темных глазах придали ее облику еще большую прелесть и даже некоторую утонченность. Джоанна поклонилась мистеру Левинджеру, который кивнул в знак приветствия, затем коротко поздоровалась с леди Грейвз и уже собиралась заговорить — но тут ее взгляд упал на Эмму Левинджер. Взгляды девушек встретились, и Джоанна продолжала молчать…

Они встречались и раньше, а в детстве даже разговаривали друг с другом, но с тех пор ни разу не сталкивались лицом к лицу — и теперь казалось, что каждая из них была очарована видом другой. Джоанна вспомнила, что капитан Грейвз прошлой ночью в бреду говорил об Эмме Левинджер — и это почему-то сделало Эмму еще более интересной и загадочной в глазах Джоанны. Почему мысли Генри обратились к этой девушке, как только он впал в беспамятство? Был ли он влюблен в Эмму Левинджер или помолвлен с ней? Вполне возможно — ведь он ехал в Монкс Лодж, а там сроду не принимали гостей.

Джоанна почти утвердилась в этой мысли, но тут вспомнила, что там, на церковном дворе, Генри Грейвз говорил и о ней тоже — причем такими словами, которые явно подразумевали некое чувство, похожее на привязанность или даже близость между ними. Вспоминать об этом было приятно — и, тем не менее, Джоанна подумала, что было бы замечательно, если бы Генри действительно был влюблен в мисс Левинджер. У нее такое милое и одухотворенное лицо, а в чудесные серые глаза просто обязан влюбиться любой мужчина!

Но если Джоанна была впечатлена обликом Эммы, то Эмма была не менее потрясена обликом Джоанны. Когда их взгляды впервые встретились, у Эммы в голове промелькнула мысль, что никогда раньше она не видела и не могла представить такого физически совершенного образца женственности. Она могла сколь угодно долго разводить теории о духе и плоти, описывать красоту как некую случайность — а значит, качество, не стоящее особого уважения, — но была слишком честна, чтобы не признать тот факт, что эта девушка, Джоанна, была совершенно восхитительна. Кроме того, храбрость и самоотверженность этой девушки спасли капитана Грейвза от верной смерти. Глядя на нее, Эмма почувствовала укол зависти, сравнив свои черты и формы с женственным обликом Джоанны. Однако это не было завистью в полной мере — что-то внутри Эммы тянулось к Джоанне, и она приняла бы ее без раздумий, не будь между ними еще и ревности.

В самом деле, последнее время все мысли Эммы занимал капитан Грейвз, и теперь она не могла не ревновать к этой прелестной деревенской девушке, с которой Генри каким-то образом успел познакомиться, и которая смогла защитить его от куда более тяжких последствий ужасного несчастного случая.

В этот самый миг в душе Эммы прозвучал некий тревожный голос, настойчиво твердивший, что эта очаровательная девушка не отпустит так просто мужчину, которого ей послала сама судьба, что она будет сражаться за него так же яростно, как сражалась бы и за свою собственную жизнь. Эмму эта мысль ужасно перепугала, вернее — ее испугал тот безотчетный и неведомый ей доселе страх перед подобной мыслью. Никогда раньше она ничего подобного не испытывала, но теперь задрожала, и в глазах у нее помутилось. Эмме захотелось, чтобы Джоанна Хейст никогда не появлялась в ее жизни, чтобы они жили в разных концах света — и ни при каких обстоятельствах не могли бы встретиться.

Все эти мысли пронеслись в головах обеих девушек за какие-то доли секунды, ужас Эммы тоже был всего лишь короткой леденящей вспышкой — а затем заговорила леди Грейвз.

— Здравствуйте, Джоанна Хейст! — любезным тоном произнесла она. — Насколько я понимаю, вы были с моим сыном в момент этого страшного несчастья. Вы расскажете нам, как все произошло?

— О, миледи! — взволнованно отвечала Джоанна. — Это была моя вина, по крайней мере — в некотором смысле, хотя я-то была уверена, что он не совершит такой глупости и не полезет на эту башню!

Джоанна быстро и довольно связно изложила всю историю, стараясь как можно меньше упоминать о своей роли в ней.

— Спасибо! — сказала леди Грейвз, когда девушка умолкла. — Похоже, вы вели себя очень отважно, и я боюсь, что вы сильно пострадали. Надеюсь, вы скоро поправитесь. А теперь, доктор Чайлдс, скажите мне: могу ли я повидать своего сына?

— Что ж, пожалуй, на одну-две минуты вы можете зайти, только прошу вас не разговаривать с ним и не тревожить! — с этими словами доктор Чайлдс повел леди Грейвз к Генри.

К этому времени действие снотворного уже закончилось, и потому мать застала Генри бодрствующим и разговаривающим с миссис Джиллингуотер. Он встрепенулся, узнав шаги матери, и радостно приветствовал ее, стараясь не показывать, как сильно терзает его боль.

— Здравствуйте, матушка! К несчастью, вы видите меня не в самом удовлетворительном виде, но все же мне гораздо лучше, чем я сам ожидал, пока висел на стене этой проклятой башни. Мне очень приятно, что вы навестили меня, и я надеюсь, что новости об этой неприятности не слишком расстроили отца.

— Мой бедный мальчик! — сказала леди Грейвз, склоняясь к сыну и целуя его. — Я боюсь, ты очень страдаешь!

— Ничего страшного! Впрочем, разбился я довольно сильно, и мне, видимо, придется провести в постели несколько недель. Какой удивительный старый дом, не так ли? Эта добрая леди как раз рассказывала мне о нем. Я лежу в комнате ее племянницы. Во всяком случае, весьма интересная постройка. Вы только взгляните на эти дубовые панели и старинную каминную полку. Кстати, я надеюсь, что мисс Джоанна — она сказала, что так ее зовут, — не слишком сильно пострадала. Очень храбрая девушка, должен вам сказать. Если бы она не поймала меня, когда я падал, боюсь, я бы рухнул плашмя на эту жуткую гробницу, а тогда…

— Если бы не она, ты бы не полез на эту башню! — вздрогнув, произнесла леди Грейвз. — Не представляю, что заставило тебя совершить подобную глупость, мой мальчик — в твоем-то возрасте!

— Я думаю, все потому, что она очень красива, и я хотел произвести на нее впечатление! — отвечал Генри с безыскусной прямотой человека, который изо всех сил борется с сильной физической болью. — Да, и я надеюсь, кто-нибудь послал весточку Левинджерам, иначе они будут волноваться, что со мной случилось.

— О, мой дорогой, они здесь и уже все знают.

— Правда? Хорошо. Извинитесь перед ними за меня. Когда мне станет немного лучше, я непременно повидаюсь с ними, но сейчас я чувствую слабость…

Голос Генри стал значительно слабее, и доктор Чайлдс, правильно расценив этот намек, тронул леди Грейвз за плечо и безмолвно кивнул в сторону двери.

— Да, дорогой, конечно. Я тоже пойду, но завтра я или Эллен приедем навестить тебя. Кстати, не хочешь ли ты, чтобы мы послали в Лондон за профессиональной сиделкой?

— Конечно, нет! — с жаром откликнулся Генри. — Я ненавижу медсестер и профессиональных сиделок, они напоминают мне о госпитале в Хасларе, где я валялся с желтухой. Здесь у меня целых два доктора, а эта добрая леди превосходно ухаживает за мной — этого вполне достаточно.

— Я боюсь, ты очень страдаешь!

— Ну, если ты так думаешь… — с некоторым сомнением протянула леди Грейвз.

Затем она поцеловала сына на прощанье и ушла, а доктор измерил Генри температуру и дал ему еще снотворного.

Когда леди Грейвз отправилась к сыну, Джоанна последовала ее примеру и тоже вышла из комнаты, пробормотав, что ей немного нехорошо — что было чистой правдой.

— Какая красивая девушка, не правда ли, отец? — сказала Эмма. — Кто она? Кто-то на днях говорил, что в ней есть нечто таинственное.

— Откуда же мне знать?! — отвечал мистер Левинджер. — Она племянница миссис Джиллингуотер, и ее родители умерли — вот единственная тайна, которая мне известна.

— И все же что-то странное в ней есть! — задумчиво произнесла девушка. — Если вы заметили, ее манеры весьма сильно отличаются от манер большинства деревенских девушек, она говорит… как леди!

— Насколько я знаю, она получила некоторое образование, — быстро ответил ее отец. — Нельзя сказать, чтобы это шло во благо девушкам ее круга и происхождения: они привыкают думать, что их окружение недостаточно хорошо для них. В любом случае, именно из-за нее бедняга Грейвз попал в беду, и я не собираюсь ее за это прощать.

— Зато она сделала все возможное, чтобы спасти его, и сильно рисковала при этом сама! — мягко возразила Эмма. — Я не понимаю, что еще она могла сделать.

— О, эта женская логика! — отозвался отец. — Сначала вовлекаете хорошего человека в неприятности, а потом делаете все возможное, чтобы спасти его и предстать в образе героини. В девяти случаях из десяти куда лучше было бы просто оставить мужчину в покое — но ведь тогда не получится сыграть роль ангела-хранителя! Ради своей прихоти — назовем вещи своими именами — эта девица отправляет бедного Грейвза на башню, а когда он ожидаемо падает с нее, пытается его поймать. Теперь все только и говорят о ее храбрости и беспокоятся, не пострадала ли она. А ведь на самом деле из-за нее Грейвз уже никогда не будет прежним!

В голосе мистера Левинджера звучало столько подавленной страсти, что Эмма смотрела на него с удивлением: на протяжении всех последних лет ее отец всегда говорил и действовал в высшей степени сдержанно и спокойно.

— Неужели дела капитана Грейвза настолько плохи?

— Из того, что рассказал молодой Солтер, я понял, что все плохо и весьма. Он сломал ногу в неудачном месте, у него внутреннее кровотечение, он пролежал раздетым на земле в течение почти пяти часов, и его пришлось нести на носилках несколько миль.

— Что же с ним будет? — в тревоге спросила Эмма. — Я думала, что худшее уже позади.

— Не могу ничего сказать. Все будет зависеть от Провидения и сил организма капитана Грейвза, но вполне вероятно, что ему ампутируют ногу, и он останется на всю жизнь безнадежным калекой.

— О, Боже! — ахнула Эмма. — Я и понятия не имела, что все так плохо. Это же просто ужасно!

Ослабев от ужаса, она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

— Да, все довольно мрачно, но мы ничем не поможем Грейвзу, оставаясь здесь, так что пора ехать домой. Я пришлю вечером узнать, как он себя чувствует.

Левинджеры отправились домой; никогда еще Эмма не чувствовала себя столь несчастной. Она так ждала визита капитана Грейвза, а теперь он лежал раненый — и весьма опасно. Мысль об этом заставляла сжиматься ее сердце, и в нежной груди Эммы даже зародилось нечто вроде ненависти к девушке, которая, пусть невольно, стала причиной всех неприятностей…