Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Генрих Сапгир

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира — попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

ЭЛЕГИИ

(1967–1970)

ПРОЛОГ. СЧАСТЬЕ

Я вышел на балкон

Спокойно

Уже шагнул через перила

Ах

Земля встречает лоб

Шмяк…

А вокруг — шмыг шмыг шмыг шмыг

Из подвалов из помоек

Из железных гаражей

— Что случилось — чилось — чилось — чилось — чилось

— Это кровь — овь — овь — овь — овь?

— Он откуда — уда — уда — уда — уда?

— Так и надо — ада — ада — ада — ада!

— Бедняга…

Муравей на палец влез

Тоже недоумевает

Агент достал свое стило

— Как это все произошло?

— Это дело — эла — эла — эла — эла

— Посещала — ала — ала — ала — ала

— А подруга изуверка — верка — верка — верка

— Бедняга…

Рассуждения пожелания

Философские обобщения

Сегодняшние известия

И завтрашняя погода

Так!

Я видел

Как сильным ветром

Чаек сносило

Над иссиня коричневым морем

Всеми пустыми костями

И полыми перьями

Косо простерт

Я кричал

Я кричал по-кошачьи

Над кефалью

Над чудовищным Нечто

Что в пене и брызгах

Летело ко мне

Так!

Я любил эту землю

Из окна самолета

Как чужую планету

И просто в лесу на лугу

Жесткие желтые пижмы

Если выжать и сдуть

На пальцах останется

Запах желтый пушок

Лист полыни сорвать

Растереть…

Н Е Т

Не умею понять!

Запах звучит

Как гром

Море пахнет

Как женщина

Голоса то желтые

То фиолетовые

Все это слишком громко

И огромно

Дверь над Москвой

Раскрыта

Но это не полное счастье

Счастье — свобода —

П а д е н ь е

Что вы? О чем говорите?

Оставьте меня пожалуйста

Я уже т а м

Где т а м?

З д е с ь

Где з д е с ь?

Т а м

ПОЛУДЕННОЕ БЕЗУМИЕ

«С ума сойти» — гладит и печет — «Ну в общем психопатка» — просвечивает лист ландыша — витая свеча — «стояла у твоих окон и смотрела» — жгло сердце — вчера мы провожали Машу — ПОНТ АВЕН — гладит и печет — сирень увяла — (я это знал) — принципы мовизма — «затравлена по телефону» — акустика мистика — солнце просвечивает — оптика эпилептика — сквозь увядающую сирень — г л а д и т и п е ч е т — «поэзия — отдаться языку» — с ума сойти! — «между поэтом и обществом связи чисто негативные» — (я это знал) — «конечно психопатка» — гладит и печет у в я д ш а я с и р е н ь — печет невыносимо! — в окне балкона — ПОНТ АВЕН — голубь промелькнул — темная зелень поблескивает — печет и ж ж е т — прохладно волнуется — сквозь шелковый платок — радужная призма — принципы мовизма — «конечно психопатка» — сладкий запах увядшей сирени — печет зеленое сукно — с у м а с о й т и о т — гладит и печет

АРХАНГЕЛЬСКОЕ

Европа — Юлий Цезарь — Азия — Вакх — геральдические львы (один похож на Холина, другой — на меня) — уступами просторной планировкой — балюстрада ступени — вдоль газонов с двух сторон — все ниже ниже — санаторий спокойные больные — ниже к Москве реке — и снова луг — и выше роща — и вверх уступами далекие леса

И тут два московских поэта-философа — спор и поток информации — отбор информации — ассоциации — «Какие к черту ассоциации?» — прямо в упор еще теплые свежетрепещущие — зеленая зелень! — небесное небо! — и солнечные воды! — и вопли — и голые пятки — (живу!) — летящие в воду — и мои — и твои — и его ощущения

И превращения: время исчезло — музейные кресла — ты видишь картину какого-то века — я вижу: грека-негоцианта царицу царя генерал-адъютанта — ты видишь: левкои левкои левкои — я вижу: лакеи лакеи лакеи — Юсупов и длинные доги стоят на пороге дворца — и нас кто-то видит гуляющих в парке и видящих все что мы видим — и этого «кто-то» и нас и царей и богов другой обязательно видит — и этого тоже — и так без конца

Я слушал вчера пианиста (Джон Броунинг) — и в амфитеатре паря над огромною залой как чистые звуки Шопена — я вспомнил:

каменные скамьи — и беспредметный спор — и солнце — гримасы мраморные в солнце — полифония построенья — и желтая гроза на горизонте

я понял — (пальцы пианиста — взмок от напряженья — улыбка похожа на рыдание — аккорды!) — что основное это планировка — просторная — широкие ступени — все выше выше — и река луга — и дальше лиловые леса до истончения зрения и слуха

И — (если верно выбрать угол падения и отражения) — все есть! — всегда! — одновременно! — Джон Броунинг и Юсупов — автобус и философ — и лес и ресторан — и все подряд поэзия: музей — приехали на дачу — холодная бутылка пива — транзистор — «кажется гроза» — читаю чьи-то мемуары — велосипед — веселая Алиса — и девушки и небо и вода — АРХАНГЕЛЬСКОЕ и МОСКВА

И краснолапый голубь на балконе

Как вылепленный

Смотрит на меня

ПОХМЕЛЬНАЯ ПОЭМА

Георгию Баллу

Матрешка — чертова Матрена — деревянный в цветах и колосьях живот — (я — из него, он — из кого-то) дурак рождает идиота — и тут внутри еще какой-нибудь балбес

Друг Жора мы с тобою влипли — поблескивает риза алтаря — хоть перекраситься в индейца — мы тут — нам никуда не деться — мы любим купола церквей — и небо низкое — поля и перелески — проще говоря мы русские — и что ни говори — как русские и каждый раз с похмелья обречены решать свои треклятые вопросы

Правдоискатель князь Хворостинин

Лжеклассичный Ломоносов

Ученый русский дьяк О! Тредьяковский О!

Мурза самодержавный Державин

Пушкин — полурусский полубог

И Блок —

Кудрявый как цыган профессорский сынок

И Хлебников как хлеб и как венок

И ты и он и все —

Р о с с и я

Р о к

Дождь зарядил — нас мучат мысли о бесплодии — уже не день не год слыхать небытие — отяжелела зелень — мы чувствуем свою нелепость — сомнительно поблескивают крыши — свою огромность и свою ненужность — и небо кажется устало от дождя

И все равно нам — не двадцатилетним

Нам нынешним а не вчерашним

И все равно нам не взирая на!

Спокойно повествующим о страшном

Опохмелясь без лишнего веселья

(Мы любим жизнь-старуху)

Рыгнем похлопаем себя по брюху

Затем благословясь беремся за перо

О СМЕРТИ

Оса искала следы какао — ползет — по липким доскам дачного стола — детсад — отклеивая лапки — разглядываю близко-близко — на жопке ядовито-желтые полоски — ужасно хочется потрогать

И больше ничего не помню кроме большого страха в темном доме — когда проснулся ночью весь в слезах — и понял — это Я — и все что происходит — в самом деле — со мной — в трусах и майке — трет резинка — Я — а не другой умру — Меня не станет — МЕНЯ на самом деле — а не того о ком я думал — это я —

Все дети спят — а ночь гудит от ветра — пахнет слежавшимся матрасом — маленькое сердце: мама! мама! — и дерево наполненное бурей огромное ночное за окном

Мать умерла от рака — сначала не обращала внимания — но клетки уже переродились одичали — рука была тверда и горяча — чужое мясо

Как мучилась! —

Говорила все о каких-то пустяках — кажется она не понимала — «открой окно» — что все на самом деле — «дай апельсинового сока» — с ней — ни с кем иным — лепетала как младенец

Как мучилась! —

И уходя в свое первоначало — в свое спасение от боли — просила передвинуть телевизор к ногам постели — потом уже не она кричала — другая женщина — родные оперировать хотели — которая желала чтоб кончилось все это поскорей

Сегодня выйдя из метро — троллейбус липы ресторан СОФИЯ — улицу я знаю наизусть — впервые ощутил — (продажа мужских носков — отмеченные солнцем лица — скучающая продавщица) — что это ЕСТЬ — и только ЭТО — реальность из которой хода нет — улица устало клонилась к западу — недоуменье оставило — поток машин вливался в солнце что стояло над шпилем Белорусского вокзала — сияла каждая пылинка — и было счастье! — к вечеру слышнее пахли липы — сознание что вижу и дышу — на самом деле — и что умру Я а никто другой

ОШИБКА

И люди толпились — я думал что это какая-то снедь — строились очередью у стола — мясо с зеленью — но люди толпились — и это был гроб — в алых гладиолусах

ВСТРЕЧА

Где косое солнце — падая в папоротники — синим дымом встает — не увидел скорей угадал — (так вообразишь белый гриб — вон там под елкой — прямую ножку молодецки накрыла шляпка — и вот он здесь каким-то чудом) — сначала дуновение — дыхание и теплый острый запах — затем трава примятая копытом — сухая — почему-то поле — движение игольчатых ресниц — слетела зазвенела муха — и вот он тут каким-то чудом к о н ь

Не говоря о том что я давно подметил — стрекозиного крыла узор — изнанку сыроежки — ветвистое строение листа — ногу сплетенную из трав и сухожилий кузнечика — и треск его сухой как летний полдень — и свет такой высокий и реальный — что призрачным в нем становилось все

Поле-призрак — серое былье — и конь белый — почти стертый — лишь пыльные космы гривы — и я серый — почти стертый — почти призрак — протянул руку — а воздух ощутим — погладил нервный храп — и дрожь — отпрянула заржав — тревога и симпатия касаний — волны предчувствий и прямых прикосновений из времени идущего на нас

Сколько позади его осталось — неизжитым — свободно протекало сквозь меня — и все же было — подумать только! — все эти листья мысли люди встречи — которых не существовало — во времени — лишь потому что не было во мне — где высветлены дымными лучами — где папоротник длинными слоями — и где однажды в глубине леса —

АКТ

Как это было? — как вчера — когда в какую-то квартиру вполпьяна — ужасно волновался — разделась — тоже раздевался — тяжестью мужской предчувствовал — лежала как овечка — вдруг осечка получится — Не надо! — страх! — так горячо и нежно целовать! — немеют бедра пошло пошло поехало — простая механика обрадовала — да Он с каждым разом все глубже уходил в свое начало — (набухли жилы, рот полураскрыт) — быстрей! острей! — сейчас меня не станет! — конечно Он хотел чтобы не стало — стоило поглядеть со стороны — кощунство! — Он хотел освободиться в падении — и уничтожиться — сейчас — опираюсь — не станет — о крутые бедра — вдруг —

н и ч е г о __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __

выблевал и содрогнулся — фонтаном звезд! — содрогнулся и снова выблевал — заголосила вселенная! — уже обмяк и ускользает — подумал трезво: тьфу какая мерзость — и вернулся в самого себя

Раковина чертит песчаное дно — чайка белым отразилась на волне — бабочками в вышине поворачиваются радары — провода и разговоры:

— Она купила — Игорь это ты? — чулки — я написал поэму — про что? — чулки и грацию — приеду и прочту — Сергей дурак! — алло алло алло электромеханический? — послушай начало — да дежурный слушает — прошу вас не мешать — конкретно говоря она ему дала — кому? — нахал повесьте трубку! — ва-а а вы? — а мы — эге — эгегеге — ваааа — ававававава — элоара — лоара экзистенция — халтурб! — люпуск щедрит! — не крамить! не харбить! —

Трубка давно лежит на телефоне — нервы зудят — спутаны как провода — лучи и волны — отовсюду — приемник — со звезды ближайшего завода — скрип снега с улицы — постели за стеной — как любят! — как хотят соединиться! — как все — нейтрино и фотоны — зима и лето — Юлий Цезарь и Людвиг Фейербах — революции и целые системы — все сущее и мыслимое даже — летит — сливается — куски материи пожирают друг друга с жадностью — пустота поглощает пустоту — все идет в один котел со свистом! — вот тогда ты понял что все — одно живое существо

Свет лампы спокойно нам сигнализирует: уют — но драма очевидна — Создатель и Создание — и дочь Моя и книга Моя — но есть же расстояние — недаром первая моя жена боялась смотреть на звезды — «Смотри над белой площадью чужие!» — до ужаса — не мог ее понять

Лишь теперь находя свои черты — я слышу как она лепечет — с недоуменьем отмечая — в шкафу порядок — бритва в ящике стола — глядя в зеркало которое глядит — подозреваю не больше и не меньше как обман — и недоумевая — Я не Он! — странно глядеть на самого себя на звезды — какой масштаб! — как несоизмеримо! — как все во всем — и все во всем разъято — и все — один божественный плевок

ПОРТРЕТ КАРДИНАЛА

Белый луч очей повелевающих — ледяное понимание — сохранение порядка прежде всего — высокие помыслы об архитектуре государства — рука крепко опирается о подлокотник кресла — резная морда льва — силой не оторвать — ухо в седых завитках внимательно к льстивым устам — красиво очерчены красные губы — вещать и судить и любить

Голубые лучи глаз повинующихся — верность и честность — дружба дружбой служба службой — и какая-то прозрачность — некая неуловимость — скажет глазом не моргнет — а рука сама играет то ли просто так бумажкой то ли смертным приговором — разговаривая с вами он как бы все время слышит музыку каких-то высших сфер

Совершенно без лучей глаза шпионов — стукачей

О Иерархия! — Епархия — Архимандрит! — Архимонархия! — Архиархиархия! — О вы любезнейшие майоры и подполковники с ледяными слюдяными глазами старца Олимпия — игумена где церковь на крови — О вы тени моей тени — стоит только оглянуться — вот она прошла не глядя — в комнате так мало места — но и тут они гостят — и ты молодой литератор в кафе Дома Литераторов — что-то всегда ускользает — «выпьем!» — и какая-то милая подлость — «ты гений старик!» — в этих теплых собачьих глазах

ПЕТУШИНАЯ ГОЛОВА

Брат положил на плаху петуха — примерился — и аккуратно оттяпал голову — пустил его гулять без головы

И вот голова сама по себе — жемчужной пленкой затянуло глаз — бородка отливает синим перламутром — восковой клюв полуоткрыт — кротко самоуглубленно — что мозга там в кости! — но и ему открылась тайна — как сладко не существовать

И меж тем как голова размышляет о главном — тело — фонтанируя брызгая кровью — не согласно! — взлетает и падает — шпоры царапают землю — топчет курицу! — вслепую носится по кругу — кричит и протестует сила жизни пока из черного горла не выхлещет вся!

Мне хотелось бежать — бежать куда-нибудь — и я глядел: какие безумные алые брызги! — на дровах на земле на топоре

Я дремал высоко нахохлясь сберегая тепло своего тощего тела (я снов не видел никогда) — но чуя холодок перед рассветом я просыпался глупый злой и сонный — и первый крик из горла выталкивал! — пронзительный и красный!

Сквозь щель солнце — ключ отмыкает веки — чистые голоса разносятся в утреннем воздухе — торжествует великая цельность — (и такая минута была будто там в вышине дрогнули и двинулись все колокола)

Кто умирает? — Я умираю? — тело мое фонтанируя кровью бьется о стенки сарая — а голова не жива не мертва — не грустна не весела — глаза прикрыты плотной пленкой — в тайну сна посвящена

Я вижу себя со стороны глазами десятилетнего мальчишки — я вижу голову и сталь с налипшим белым перышком так ясно и детально — что ясно понимаю: это сон — обманчивая логика событий — бессмысленный — без пробужденья — без надежды на пробужденье — сон реальней самой реальности — «А ну чеши отсюда!» — крикнул брат

СЕРДЦЕ ОТЦА

Когда стал пенсионером — он обернулся и вернулся в детство — дело в том, что стал он старым — голос матери моей бормотанье голубей — шорох крыльев наполнил жизнь отца — ясный ветреный день как само бытие — он брал их в руки — замирали — сквозь перышки и кости под руками прощупывалось бойкое сердечко — и мальчику — отцу казалось: он осторожно сжимает собственное сердце — но отпустил — и выпорхнуло полетело

Вот отец лежащий на диване — двое в белом над телом — черный ящик похож на адскую машинку — заняты привычным делом — сын бледен: никакой надежды — дочери нехорошо — а между тем никто не видит — как сердце бедного отца расхаживает на балконе — и лукаво склонив головку клюет граненую крупу

Анализируйте! — пожалуйста берите! — а вот и не дается не поймать — не верю что отец и мать гниют на станции Востряково — (электричка 20 минут) — как пахнет летом! — подброшенные в небо стаи! — весь город в воздухе нагретом! — он полюбил когда ей было 12 лет — в 15 сыграли свадьбу — и были вместе до самой смерти — она и вскоре он — которой как известно нет — лишь сердце выпорхнет из рук

ВЕТЕР

Первый желтый лист — подает весть — пусть — наизусть я это знаю — ветер будет дуть — все выдует — обиду и досаду — продует комнату и выдует меня

Из форточки — пожалуйста сквозняк! — заносит ногу за порог — тащит за полу плаща — толкает в спину — ну ну потише я и так — почти бегом — я сам туда — из рощи (вижу) выдувает все птичьи трели все тепло (поймать хоть что-нибудь) все листья пух и перья — толкает в спину — налитая сизой синью звенит — и тут опустошенье — летит газета середины лета — весь воздух продувает над рекой — чтоб не осталось памяти о том —

что было там —

кустом любовью лодкой —

Ну ну потише — я тебе не перышко не воспоминанье — вот тут в ложбинке усядусь и не сдвинусь с места — ведь я еще храню тепло земли

Утих — сосредоточиться — согреться — вот белый и сухой цветок — от сердца тепло как бы от рюмки коньяку — сижу обняв свои колени — как обнимал ее колени — а поверху проносит облака — и впереди как в аэротрубе — машины продувает по шоссе

И от земли вступает в кости сырость — я знал что это только передышка — цветы дрожат сухой и нервной дрожью — зачем такая спешка? — Ах это место тоже стало пусто! — несколько помешкав я поднимаюсь — и всей спиной — холодная плита — сопротивляясь твоему напору — стою и вижу что ничего уж не осталось

ПАДЕНИЕ

Толчками падал в ночь меж туч —

снижался самолет

вот оно — в ничто

и сердце ах! — и снова ах! — в ничто беззвучное падение в лифте — стоп — снова вниз — желудок подкатывает к горлу — мы падаем? — ленивый разум разверни секунду в сорок лет — дай! дай! дай! мне! — но есть же ценное — все пережить сначала — и сокровенное — стоп — снова ах! — вкус цвет запах — что? — женщина? — не эта — та первая — соседка наклонилась над пакетом — падение — вверх или вниз? — огромный влажный трилистник земляники — под ним я прячусь — лиловые ладони пахнут — ах! — дождем большим как небо — ах! — черникой прекрасной как любовь — бегу с горы — и страх и радость невероятные как ужас без конца

Вдруг пробудился — колотится сердце — что это было? — будто выпрыгнет сейчас — по ступеням в ночь — как мяч — держу — вспомнил:

Мне снилась подмосковная платформа — и сумерки осенние пустые — все есть — ржавые на вкус листы — все здесь — вдали размытый зеленый свет пронзительной печали — и холод от асфальта по ногам — а я? — все ходят и знают что нет меня — и ничего — ждут электрички — я сам стою и вижу: нет меня — да как вы можете ходить и ждать? — ведь нет меня! — синим уколом в сердце — и никогда не будет! — сигнальные огни — ни листьев ни дыханья ни огней

Я умирал в такси — вдруг почувствовал — мне дурно — остановить машину? — нет продержаться дотянуть до дома — машинально опустил стекло — хватая холодный ветер — «вам нехорошо?» — сполз на сиденье лицом в холодный дерматин — и это было куда спокойней и страшнее сна

День за днем обкрадывают — подхлестывай сердце — заботы работа — заполни его хоть каким-нибудь бредом — губы в губы! — зубы в зубы! — но уже растут грибы плесени — хоть по осени погляди на себя — ты ходишь белый — белый весь заплесневелый — от пустого листа ты уходишь к пустым разговорам — от пустых разговоров — к пустым упражненьям в постели — подолгу стоишь над столом — я знаю на что похожа пустота — она определенна — ей нет конца — на чистый лист бумаги — я знаю что такое п у с т о т а

ПЕРЕЕЗД

1

Мешки и чемоданы уже нажрались тряпками — а барахла становится все больше — лезет из шкафа изо всех углов — мы задыхаемся — наш быт трясет — пригородный вагон — и лихорадит — мы едем стряхивая пепел на паркет — а сколько лет по нем скользили — натирали так что отражалась люстра целиком — уже шурупы не держат ручку двери — лампочки перегорают — наружу выходят подтеки трещины и войлоком свалявшаяся пыль — с улицы приносят комья грязи — «вот тут поставим шкаф» — оглядывают стены по-хозяйски — «тут холодильник» — мы лишние — как лишний весь этот скарб — который нам приходится тащить — с собою серый хвост — на новую квартиру

2

Сколько помню тело перемещалось и переезжало

Но есть последний переезд — когда обмоют и оденут — и сразу станешь всем чужой — друзья скрывая отчужденье — а кое-кто и отвращенье — весь напоказ — бессмысленно топчась на месте — подставят плечи под деревянный чемодан — и расставшись со всеми милыми вещами ты сам поедешь в чемодане — и солнце будет как назло — носы услышат: развезло — лица мокрые от слез отвернутся — не выдержал — раскис — величие — и будешь ехать и томиться — превратилось в неприличие — скорей бы вниз переселиться — но если навсегда и вниз — а если

………………………………………………………………………………………

……………………………………………………

…………………………

ЭЛИЗИУМ

В туманных горах стоит санаторий

У него отрешенный вид

В кипарисах и цветущем миндале

Больных и отдыхающих не видно

Будто попрятались куда-то

И такой покой

Что ранняя бабочка

Желтый торчком листок на балюстраде

Как блаженный намек

На уже отлетевшие жизни

Холодный ветер морщинит море

Кому приснился этот сон о солнце?

Не серому ли камню?

Страдающий астмой физик

По-жабьи сложенные губы

Не хочет думать ни о чем

Уже напечатан черным и жирным

Некролог в НАУКЕ И ЖИЗНИ

Уже состоялась гражданская панихида

Перечислены все чины и звания

А он игнорируя факт своих похорон

Гуляет в саду санатория

У которого нет названия

Ленинградская певица — экзоптица

Кутает горло черным шелком

Полушепотом: Питер Питер

Ветер треплет юбку

Придерживает чтоб не улетела

Вот-вот рассыплется сама как бабушкин атлас

И в медленном вальсе

Спускаясь кружась по асфальту дорожек

Они позабыли начало своей прогулки

И в невиннейшем флирте —

Ни слова о смерти —

Они прозевали ее конец

У ограды рабочий в сиреневой майке

Намаялся копая какую-то яму

Рабочий и ветка цветущего персика

Смотрят прямо на них

Но не видят не помнят не знают —

Выпил кислую кружку вина

Но как будто не все прояснилось

А цветам это вовсе приснилось —

Санаторий в туманных горах

ГОЛОВА БУДДЫ

О чем он молился в зале музея — во мне поселился тоненький голосок — вот осколок статуи — сквозь время темного металла уцелела голова — полдень мысли — Голова — тишина вышина — муравьиные чьи-то слова — прокатил неслышно на роликах аппарат телевидения — и как видение — танцуя на пальчиках — телевизионные гейши — мальчики — улыбаясь в блаженном безумии — несколько видов экскурсоводов — спеленутая тряпками мумия — и в сером костюме седой — должно быть из ФРГ

Деревянные облики корчат гримасы — летят на клубящемся облаке — меняют свои очертания — по белым залам идет тайфун — расталкивая всех могучим телом идет как слон: «быстрей ребята» — телевизионные мальчики кланяются как болванчики — «начали» — и обращаясь к пустоте: «идя навстречу пожеланиям мы начинаем передачу»…………….

И вот на голых призрачных возникла легкая улыбка тысячелетнего металла —

И выйдя на улицу в солнце — что все немного пожелтели ты замечаешь невзначай — встречаясь говорят все больше ни о чем — «сенсай сенсай» — «все было было» — и кланяются как японцы — «дела — сакура отцвела» — и больше ничего не будет — скорей как полуавтоматы — лишь заведенный ритуал

О чем он молился я понял наконец — гладкий лакированный японец в каждом поселился — не замечаем по своей беспечности — но сквозь уют! азарт! стандарт! — как темный знак НЕ КАНТОВАТЬ — все больше проступает контур вечности

НОВЫЙ АФОН

Толстый храм — слоеное пирожное

Здесь жили некогда монахи — среди маслин и кипарисов сладчайшие вздохи — и охи и ахи — миндаль оливки мандарины — форель в зеленом водопаде — и девки нежные как осетрина по-монастырски в Ленкорани —

Монасей вышибла из рая милиция в двадцать четвертом — и мне сегодня видно в лунном свете — как на дороге удирая — задрав подрясники — мелькают голыми лодыжками — их погоняя бьет по нервам джаз

Здесь новый рай на две недели — отели и пансионаты — слетаясь со всего Союза — стаи крашеных блондинок — а за ними за волнами волосатые армяне и носатые грузины развращенные наживой устремляются на пляж — Гурам нашел себе простушку — друг обхватил ее подружку — а девки-дуры как в раю — роняют миртовые ветви из ослабевших рук — и лютни — отдаваясь возле стен монастыря — где маслины серебрятся — неостывших даже к ночи — из расселин белый дым

И — ах! — неспокойны отшельников мощи в пещерах — плоть блеснула в лунном свете — тонкий запах кипариса донесло — как щемяще жить на свете! — зачем же все шахтерам пьяным? — ах возвратите нас возвратите — наши жаркие молитвы — на землю из небытия — мы согласны мы согласны — ваши дщери так прекрасны! — быть шоферами такси — ваше море как вино! — не в часовнях и пещерах — о кощунство! — с интуристами в Эшерах — гениально! — агнцам закланным служить — о хотя б на две недели дайте этот новый рай!

Умолк оркестр у водопада — и стало слышно как шумит — как словно за сердце щемит — отрезвляет и бередит эта сладкая вода — да им — покой — (когда бы знали вы какой!) — вам людям — стадное веселье — (с какой-то дьявольскою целью!) — а мне поэту — вечное похмелье — утратив родину свою кипарисами дышать в чужом раю

СЛЕПОЙ И МОРЕ

Веди меня туда — я слышу как оно мигает — откуда ветер доносит свежесть брызг — каждый раз как будто возникает летучий блеск — черный квадрат бензином по лицу мазнув проносится — свернули вправо — теперь оно мерцает в левом ухе — налево — память услужливо подставила ступени — ты говоришь: дома сады — да я и сам прекрасно вижу — пространство стало коридором в котором как будто брезжит свет — мы удаляемся — нет! — остановились — повис мгновенный росчерк птицы — оно зовет оттуда — мы повернули не туда — стена! — оно грохочет отовсюду! — расступается — вот оно! только руку протяни — море

Я знаю мыслью: там простор — на пароходе плыть 12 суток — но более реально взбираться на крутую гору почти что вертикально — и вдруг причалить неизвестно где

И само собою мое отношение к прибою — все в дырах поспешно воздвигаемое зданье — еще идет строительство — все новые колонны и подпорки — но ажурное созданье уже колеблется — вдруг лепнина вдрызг! в брызги! — опадает целиком — и не успело гремя камнями и шурша песком все это дело смыть — как снова — блоки — балки — перекрытия — кариатиды — мозаика — не кончив одного берется за другое — да важно ли в конце концов когда одно теснит другое — когда миллион феерических фантазий спешат прожить свою минуту на этом месте и сейчас

Рука разглядывает — гладкие как четки — каждый камень — окатный звук — веками великан играет в камешки — сколько неоконченных симфоний — а я который грею кости на солнышке — все распадается на камешки и брызги — море поделись своею гениальностью — ведь есть же общий замысел — может быть прекрасный город строит вечный шум — мне говорит об этом — прислушиваясь к Богу — твой величавый Ритм — его услышал Бах — отворяю слух! — вливайся! — шире! — кипучим блеском! — не зренье дай! — наполни! — прозренье — голосами! — дай! — море!

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Маленькое Я во мне пульсирует — так на запястье тикают часы — можно снять твое тело вместе с одеждой — плоская модель вселенной — и повесить на спинку стула — двенадцать знаков зодиака — чтоб отдохнуло маленькое Я — и в это время — время перегнав — куда бы ни показывали стрелки — слетало на свою планету — всегда сия минута и сей час — откройте крышку — там ему эквиваленты речки и травы — блеск хитиновых деталей — какой-нибудь своей любви — трепещут крылышки колес и мотыльков — может быть приятная компания — комариный хобот свернутый пружинкой — ведь может надоесть в конце концов функционировать — тогда — угаснет стрекотанье солнца — и стану куклой на закате дня

Соцветье одуванчика — послушай маленькое Я — треск сухой головки мака — заключим с тобой союз — лесная горечь земляники — мне предоставь щедрый кусок бытия — изнанкой лист щекочет — а я тебе даю свободу — Амарантус — летай повсюду — Амариллис — собирай пыльцу всемирной жизни — Артемизия процера — соты и высоты — Цеа Маис — наполни красотами — Трифилиум хибридум — попробуй в чистом виде быть собой

Конечно ты знаешь — луч солнца — это сделка — я хочу обогатиться — луч солнца — во времени стать равным тебе — но исчерпавшему весь цикл превращений и времени — и в то же время пить свое вино — луч солнца — есть виноград — растягивая это удовольствие — от полной кисти

Хотелось бы — но глуше будни и непробудней сон — тяжелею с годами — болезни нет неизлечимей — одно предчувствие мне брезжит утешеньем — пройдет кто знает сколько лет — и проводив последнего хозяина — без радости и грусти — как бы нечаянно освобожденное — пространство дрогнет — Сверх-Я уйдет единым всплеском в истину — что было малым стало целым — и расцветет Нимфея Альба

САД

Персик незрелый с щучьим прикусом — это может быть временем года — листья на солнце как зеленые перцы блестят — или утром без ветра — листья ивы бегут быстро-быстро — или ветреным вечером юга — как салфетки из бумаги что мы в детстве вырезали смотрят листья винограда — или синими лиловыми вьюнами за окном — где усики каких-то незнакомых насекомых — находясь на пути моего взгляда — схватили причудливой рамой — или это глубокая старость — картину июльского сада — когда самоценны детали

13 СИМФОНИЯ

Еще не отзвучало начало — публика еще ворочалась дышала и кашляла — еще в дали большого зала какое-то движенье возникало — еще соседка запоздало программку изучала краем глаза — я знал уже — с каким печальным наслажденьем! — непроизвольно отметая все — что он нас проведет по всем ступеням — пробегая по нервам знойным холодом — и бросит к своим ногам волной аплодисментов

Там — подъезд сияющий в снегу — на бегу распахнутая дверь — старушки возле гардероба — здесь свист костей и пляски гроба! — визжит взбесившийся клубок — прах отрясают кастаньеты — Бобок! бобок! бобок! — и разверзается — и в э т о проваливается ошеломленный зал

Что было? — что произошло? — вылез на сцену востроносый в широких брюках — отрывисто раскланялся — скандируя и нарастая — зал открытым сердцем шел к нему — пожал сухую руку дирижера — кто ты? — ловкий мистификатор? — нет! ты эксплуататор душ человеческих — какою дьявольской уловкой сумел ты отворить наш бренный механизм — где молоточек с барабанной перепонкой — и каждому свой резонатор вставил

И вот вошло как мучаешься ты — как одинокое созданье — то и дело оступаясь — летит в пролет и в пустоту — как на лету его подхватывает кто-то — в недоумении — что произошло? — «Но это безусловно гениально» — сказала седая дама спутнице

Но время кончилось — и все — из света в темноту — неспешно возвращаются к себе — троллейбусом такси метро — как будто ч т о полчаса назад наигрывала с м е р т ь на каждом позвоночнике — и в упоенье и в тоске — как поворачивается ржавый гвоздь в доске забыли начисто! — все обернулось консерваторией толпой полузнакомых — так прошмыгнув под колесом вильнувшей в сторону машины — еще визжат голодные колодки тормозов — уже спешат по тротуару — к себе — забыться сном — любовью — чем-нибудь

ВЕСНА В ФИНЛЯНДИИ

В березах Куоккало гуляет мартовское солнце — где кроткий и чересчур прославленный старик — смотрел на поле Финского залива — беспомощно жуя бородкой — будто ожидая от серо-голубой полоски — так близко — почти не различая — которая одна осталась — в тумане слез — разгадки жизни всей — и ветер выдувая влагу сушит съедает льдистый снег

И на дороге в Териоки вдруг припомнишь строки: «…на даче в Куоккало» — «…уехал в Териоки» — журнальная виньетка начала века — чье-то больно шевельнется воспоминанье — и там где в соснах розовый просвет напоминает лето — приснятся чьи-то восемь лет — вот у калитки ваш сосед в чесучовом пиджаке — раскланялся с твоим отцом — врачом или профессором — и женщина белея взволнованным лицом и полосатым платьем — бежит в траве — и тебя оглохшего от сумасшедшей тряски снимают руки нежные с коляски — и близко-близко счастьем осветленные глаза

Послушайте Куоккало и Териоки — нельзя же так! нельзя — навязывать чужое детство — и соседство с великим дачником — я не был тут — недобрым старичком — вернее был гораздо позже — теперь сейчас — и посетил музей — бесцельно проехал в войлочных лаптях по лакированным паркетам —

Но почему же так тоскливо? — как будто т а к сложилась жизнь м о я! — здесь я играл — там похоронен эмигрантом — а отсюда в марте с горки глядел поверх берез и елей на белизну залива — на финских рыбаков — тюлени на льду — они чернели сиротливо —

ЗНОЙ И ВЕТЕР

Под дикою грушей читаю Платона — и слышу — пятная меня рябой и дрожащей тенью — заглядывают через плечо — и еще — коллективное сознанье муравьев — над морем — над миром — мерцает текучей дорожкой на сером

Ветер взял взаймы трепетную плоть листьев сливы — и бежит над нами серебристый — зной повис блаженным звоном цикады — и вполне живет одним впечатлением —

А Сократ беседуя с друзьями растирает ноющую ногу — как земля в трещинах пятка — но уже растерт яд — раб несет чашу цикуты — и мудрец пьет — он считает что вполне логично умереть и стать диалогом Платона

А быть может смерть была легка — «Критон мы должны Асклепию петуха» — что была его выздоровленьем

Складкой земли притворяется Федр — Лисий — собачкой что мимо сейчас пробежала — лисьей породы — ящеркой Эриксимах ускользнул в серебристую щель — облачком Апполодор над безоблачным Крымом стоит

И как не кощунственно это — здравствуй Сократ! — и во мне отзывается: здравству-уй… —

Алкивиад Агафон и Критон и Павсаний! — вы молчаливой толпой — семенем став и травой — принимая любые обличья — пылью и камнем всегда существуя — мне говорите — что я — тоже — всегда — и повсюду — море! я был — небо! я буду — и наконец кто-то однажды прочтет диалоги Платона под дикою грушей — и нечто припомнив — моими ушами услышит — з н о й — и моими глазами увидит — в е т е р б е г у щ и й

ДОХЛАЯ КОШКА

В первые дни они еще сохраняли благолепие лица во сне — и при жизни присущее им выражение — слезы вопли растерянность — казалось что дрогнут ресницы — ни малейшего движения — лишь улыбка понимания оттянула угол сизых губ

Но после вскрытия на третий в гробу нам выносили труп — покорно сложенные руки — непримиримо сомкнутые губы — вместо милого лица злая маска мертвеца — и там внутри еще хихикает какой-то подлый нерв

Притихшие глядим: кадавр —

И общий ужас оглушая общим горем — спешим засунуть гроб в машину — не думать — думать о своем — сунуть в яму — какой ушел прекрасный человек! — и поскорее закидать землей — о Боже! убери его от нас

На солнце отворена дверь — прядают бабочки в огороде — и меня занавески волнуясь из окна обдувают — засохшие цветы в стеклянной банке — и бездыханный мотылек — как же э т о бывает? — и как э т о будет со мной?

Я тоже умру — но умру понарошку — сквозь сомкнутые веки буду слушать как будут плакать человеки — уберите дохлую кошку — интересно там слякоть или солнце? — ну что же вы? очнитесь позовите — я воскресну

Никто не зовет — грубо тащат — кладут на живот — обтянутые мясом кости обмывают как не мои — на щеку села муха — никто и не подозревает — не догадывается смахнуть — переговариваясь тихо меня готовят в путь

Все сразу примирились — поверили что я уже не я — друзья и близкие толкуют о каком-то человеке — и у меня к нему симпатия — красивый благородный всенародный — одели в старый пиджачок — а слезы катятся и катятся — жена — стереть бы со щеки — неодолимая апатия — и только улыбнуться я могу — но сладким духом тянет в ноздри — послушайте уберите дохлую кошку!..

Постойте куда меня несут? — не пук — не пикнуть — челюсть подвязана платком — ребята что вы в самом деле! — члены одеревянели — положили на помост — рука в резиновой перчатке — блеснуло что-то — лиловый холод проникает в мозг…

Остановись! — оставь мне жизнь хотя бы идиота — хотя бы кошки краткий век — хотя б мыслишку воробья — смешно — друзья семейство родина — копается во внутренностях гадина! — готово: сердце в банке — и ужаснувшись виду моему — беритесь за хвост! — на помойку дохлую кошку! — поспешно прячут грустные останки

О ЛЮБВИ

Мы жили тогда на задворках больницы рядом с моргом —

Каждое утро будила нас медная музыка в зелени — и каждую ночь — в грудь мою твое толкалось сердце — и вытягивался девственный живот в сумасшедших простынях — все учащеннее дышала — и мучили друг друга рты — а под полом — внизу в подвале стояли банки с формалином — отдельно — сердце — желудок — легкие — яичники — два черепа безгубых — я и ты…

КРАСАВИЦА

Красавица лежит на пляже — плечо лопатки — все красиво — и книга — может быть читает — и если стать тенью ее головы на странице — тоже прочтешь:

«Когда Коля кончил, то передал поскорей газету князю и, ни слова не говоря, бросился в угол, плотно уткнулся в него и закрыл руками лицо. Ему было невыразимо стыдно…»

Красавица пошевелила пальцами ноги — и несколько камешков раскатившись — недоумевают белея на солнце — почему она их отвергла? — и если стать этим — перепелиным яйцом — то вероятно расслышишь в шуме прибоя слова Одиссея:

«Руки, богиня иль смертная дева, к тебе простираю!

Если одна из богинь ты, владычиц пространного неба,

То с Артемидою только, великою дочерью Зевса,

Можешь сходна быть лица красотою и станом высоким;

Если ж одна ты из смертных…» и так далее

Солнце поглаживает спину — углубляясь в ямки бедер — нажимает всем горячим небом — хочет ощутимо сделать больно — чтобы ночью красавица вспоминая ревнивое солнце говорила любовнику мужу — «не трогай… мне больно… я сегодня у моря сгорела…» — и если стать как-нибудь его ладонью — можно услышать как стучит ее сердце:

Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук и т. д.

ПОСОЛ СОЛНЦА

«Без дураков — сказал Райков — он бог, великий человек, поговорите с ним» — с лепных старинных потолков взирали серые амуры на бутылки из-под водки —

И вот — лопатой сунута ладонь — характерный мыс волос врезан в низкий лоб — из-под бровей из глубины — как объявление войны — потушите все лампы осеннего дня! — неужели на улице солнце? — нестерпимый взгляд в упор — как удар

Зашел в кусты — и там стоит опустив штаны — глядят на солнце не мигая зрачки — булавочные точки — мясистый хер стоит дубиной — и входит в тело сила — свет — растерянным пятном халат — сестрица заглянула в куст — и только ах из нежных уст — выплеснулась сперма на траву — стоит магнит планет и звезд — белым клеем задувает одуванчики лютики и лопухи — переливаясь через край — в тумане тонет вся поляна — больничный корпус — вся Москва — он весь дрожит как генератор — работает лиловый ротор — легко пустеет голова — как щедро энергию накопленную солнца он людям отдает

А им не дам! — они вызывали милицию — в сортире поставили рацию — они гуляли по бедной голове под воскресенье — я их за это накажу — полотрясенье! — весь мир энергией снабжаю — душеспасенье! — а их энергии лишу — пусть ходят выключенные

Футляры мужские и женские — заглянешь — пусто — а синие черти рады — сыплются с проводов — проникают через ноздри через полость рта — мясо рыбы и скота этим людям вредно есть — потому они и носят шляпу ватник и очки

А ты веселый человек — ты симпатичный человек — что из того что ты еврей — ведь знают все — и там на Солнце — Христос отличный человек

Не попадая руками в рукава пальто — он шел по улице гуляя — посол Солнца — был рад дождю и мертвенному свету — еще вчера он обеспечил всю планету необходимой ей любовью на двое суток по земному счету — был пьян и несколько развинчен — пил тонкий воздух как гурман — и даже мог себе позволить проходя — поглядывать на встречных женщин со снисходительной улыбкой

СОН ЗЕМЛИ

На террасе в полдень не мог уснуть — подбиралось солнце к лицу — на щеке — и приснилось мне — то ли перстень был не на той руке и на сердце давил — что стихам своим дал я новый вес и объем — в эту комнату можно войти — и ведет эта дверь в распахнутый сад — где яблони пахнут дождем

Ничего на свете страшней тебя — и прекрасней тебя земля — только глубже уснуть — почти не дышать — чтобы пчелы запутались в волосах — уши коконами заросли — и две бабочки сели на спящие веки — закрываются — открываются удивленные крылья — глаза

В этот полдень я провалился в ночь — но глаза мне были даны — бархатно-синие с черной каймой — глубоко-шоколадные с желтой каймой — и розовые почти — покрытые серой пыльцой

И я вижу: свет на траве стоит — вижу как звук плывет — и желтые запахи слышу я — синие голоса — мохнатую шерсть полевых цветов — ноздреватое мясо их — словно сладкие булки тычинки торчат — пестик лаково гол — рыжие челюсти пилы багры — и зеркальные купола —

О земля! — эти сны мотыльков и червей! — сам себя пожирающий рай — о мертвец — поскорей в этих снах растворись — и себя этой прорве отдай

РАДОСТЬ

Радость — обыкновение которой — летом в лес прийти — и все застать на месте — чьи-то листья в легкой грусти — желтый праздничный цветок — чего-нибудь рассеянно коснуться — и безболезненно проснусь

ЭПИЛОГ. СТИРКА

Гроб распался — и ползу

Стал украдкой на карачки

Здесь внизу стирают прачки

Что там плавает в тазу?

И мурлом своим немытым

Наклоняюсь над корытом

В мыльной пене — человечки

О протухшие душонки

Вы как дряблые мошонки

О похожи вы с изнанки

На кровавые портянки

Под ногтем стреляет вошь

— Врешь паскуда не уйдешь! —

Прачка рявкнула сердито

Тряпку шмякнула в корыто

Поливает кипятком

Трет руками бьет вальком

И в корыте стонут плачут

Нелегка работа прачек

Потому они и злобны

Их черты мужеподобны

Все в косынках как пираты

Отупели от работы

Серый пар клубится в бане

Струпья крови и тоски

Прачки выскребут ногтями

Отдерут они зубами

И вся боль и все плевки

Схлынут черными ручьями —

Клочья мыльные с доски!

После высинят головки

И развесят на веревке

Зацепив кого за уши

А кого и за язык…

Солнце греет…Ветер сушит…

А пока — о тоска —

Только помню: все пропало

Умираю каждый миг

И берет меня рука

Грубо с кафельного пола

Поднимает как щенка