КГБ Андропова с усами Сталина: управление массовым сознанием

Георгий Почепцов, 2020

Даже в наше время нам неизвестны полные масштабы проникновения Комитета госбезопасности СССР в жизнь страны. Он стремился управлять всем, в том числе и массовым сознанием, а также в советские времена курировал все информационные и виртуальные потоки. Удерживал ту модель мира, которая так была важна для правящей власти. Сегодня считается, что и перестройка была исходно детищем КГБ. Не зная своего прошлого, мы не можем адекватно строить будущее. Книга основана на свидетельствах очевидцев и аналитических исследованиях специалистов.

Глава вторая

Спецслужбы успешно работают над нашим досугом

Управление гражданами с помощью виртуальной реальности

Мир строится быстрее, если реальности помогает виртуальность. Именно виртуальность лежала в способности человечества объединять большие массивы людей, как считает Ю. Харари (в его терминах — fiction) [1]. Сюда он относит, в том числе, и религию, и идеологию, как то, чего нельзя увидеть в действительности. К тому же можно вспомнить, что религии и идеологии были основными причинами войн во всей истории человечества.

С. Переслегин видит причины войны также в уничтожении пассионариев и лишних ртов, но считает, что в нынешних условиях война уже не работает: «Самая неприятная ситуация, что стандартное решение под названием „война” — не работает. В подобной ситуации это решение использовалось часто. Война, вообще говоря, всегда считалась подходящим способом уничтожения лишних ртов, лишних людей и лишних пассионариев. Новые расчеты показывают, что самая серьезная война, создающая, между прочим, неприемлемые риски для элит, уничтожит 1,5–2 миллиарда человек. У вас все равно останется четыре с хвостиком миллиарда, которых нужно чем-то занимать. И тогда встанет вопрос, стоила ли игра свеч и таких высоких рисков? Поэтому война как решение не проходит» [2].

Человек хорошо видит прошлое, но плохо — будущее. По этой причине ему часто подсовывают будущее, от которого потом приходится отказываться. СССР все время строил будущее, отталкиваясь не от жизни, а от своей идеологической модели. Отказавшись от этого опыта, мы строим новое будущее, молниеносно перейдя от строительства коммунизма к строительству капитализма. Только в результате мы оказались в «социалистическом капитализме», где нет советских бесплатных медицины и образования, жилья и т. п., но нет и капиталистических зарплат, которыми можно все это оплачивать.

Мир стал жестче, и жить стало тяжелее. Однако и капитализм, и социализм держались и на своих виртуальных системах, которые интенсивно внедрялись в мозги, доказывая, что противоположный мир не только неправильный, но и враждебный. Поэтому — «все для фронта, все для победы». И это тоже глушило критические мысли.

И вот мы пришли в очередной раз к новому физическому миру, правда, частично потеряв по дороге мир виртуальный. При этом прошлые религия и идеология сместились на маргинальные позиции. Правда, резко возросли позиции развлекательности, которая чаще забирает человека в свой мир, чем это было раньше.

СССР, будучи литературно-центричным государством, опирался на определенный объем идей, который к тому же широко тиражировала пропаганда. Иногда она, конечно, была слишком прямолинейной типа лозунга «Слава КПСС!» или «Летайте самолетами Аэрофлота», поскольку ни другой партии, ни другой авиакомпании не просто не было, а и не могло быть по определению.

Но это плакат. Менее прямолинейной пропаганда была в литературе и искусстве, где «плакатность» вступала в противоречие с художественным характером. По этой причине литература и искусство иногда достигала интересных высот, так как там с трудом может приживаться прямая пропаганда. Так что конец СССР не уничтожал возможности для литературы и искусства, а раскрывал их, чего нельзя сказать об идеологии.

Начало СССР также было связано с определенным взлетом литературы, искусства, кино. Все было новым, и это открывало новые возможности для творчества. Потом, когда все стало по необходимости управляемым, возможности для свободы творчества начали сужаться.

При этом виртуальное и реальное все время «переливались» друг в друга. А. Гайдар, например, своей романтизацией пионеров в виртуальной действительности создавал их в реальности. Д. Быков даже озаглавил одну из своих лекций так: «СССР — страна, которую придумал Гайдар», где перечисляет основные виртуальные параметры, из которых состоит образ СССР, считая их пришедшими именно от Гайдара [3].

Семейство Гайдара продолжило этот процесс и в наше постсоветское время, когда Б. Ельцин призвал его на должность премьера, и это оказалось тяжелым испытанием для населения и будущего.

Этот подход можно было спрогнозировать, исходя из личности реформатора. Социолог Л. Бызов, зная Е. Гайдара лично, высказывает о нем весьма скептическое мнение: «Хоть он был и внуком двух писателей — А. Гайдара и П. Бажова, а еще и зятем Бориса Стругацкого по второму браку, мне всегда казалось, что ему сильно не хватает общегуманитарной культуры, с трудом его представляю слушающим музыку, читающим стихи или какие-то философские работы. Ничего лишнего, что не вписывалось в его довольно-таки ограниченную идеологию, ему не было нужно».

И еще: «Стоит еще заметить, что Егор был ярко выраженным детищем позднесоветской элиты, который вырос частично за границей, частично в Москве, но в очень привилегированных условиях, с родительской „черной Волгой” с шофером, дачей в Жуковке и очень четким делением людей на „своих” и „чужих”. „Свои” — это не обязательно номенклатура, но именно позднесоветская элита с ее цинизмом („мы-то все понимаем”) и презрением к „быдлу”. Этот антидемократизм был впитан Гайдаром, что называется, с молоком матери. По иронии судьбы он свою партию назвал „Демократическим выбором”, хотя ее бы следовало назвать „Антидемократическим выбором”. Он глубоко презирал „улицу”, в том числе и „демократическую улицу” конца 80-х. Когда в нашем ЦЭМИ заседал клуб „Перестройка”, там часто бывали Гордон, Шкаратан, Левада и даже Тимур Аркадьевич Гайдар. Но самого Егора там не было, ему все это совершенно не было интересно. А вот на директорском семинаре, который вел в институте Ю. Левада, он бывал постоянно. Помню забавный обмен мнениями между Гайдаром и Л. Гордоном о том, не проще ли откупиться от советской номенклатуры, дав ей деньги и дачи, чтобы не мешала реформам, чем делать революцию и пускать эту номенклатуру под нож гильотины. Собственно, в этом во многом и состояла его политика в 1992-93 гг. Все его усилия, совместно с Г. Бурбулисом, были направлены на то, чтобы свести на нет тот демократический подъем, который и привел к власти демократов в 1990-91 гг. Он ненавидел депутатский корпус, состоящий в его понимании из „быдла”, и с которым и обсуждать ничего не имело смысла. Мне трудно осуждать Гайдара, это его убеждения, на которые он имел бесспорное право, но выбор его в качестве мотора реформ стало огромной ошибкой Ельцина, человека как раз демократического, чья сила — в общении с людьми. „Реформы”, проводимые своими и для своих, не могли не стать причиной глубокого раскола общества, тогда как демократия образца 1990-91 гг. его как раз объединяла. Но демократически настроенным людям очень скоро дали понять, что надобность в них исчезла» [4].

Кургинян говорит о Гайдаре как о представителе номенклатуры: «Кто такой Гайдар? Это что, диссидент, вышедший из ГУЛАГа и пришедший делать новую страну? Это человек из журнала „Коммунист” и газеты „Правда” — это типичная номенклатура. Вам сказать, кстати, чья? Если бы еще Андропова или кого-то… Это круг людей моего знакомого, который был одновременно с этим советником Черненко. Это был типичный, кондовейший круг этих самых коммунистов» [5].

И еще: «Гайдар — это такой очень элитный мальчик, насквозь партийно-комитетский, как и все, кто его окружали. Это не проклятие и не дискредитация, это просто факт. Факт, что элитный. Факт, что вращался в орбитах советского фрондирующего экономического бомонда. Факт (что важнее всего), что он еще и имел прямое, и даже родственное, отношение к Стругацким и очень увлекался ими. Он все время говорил, что он прогрессор, что он такой Максим Каммерер, или я уже не помню, кто… В „Трудно быть богом” кто еще существует из этих героев? Вообще говоря, Стругацкие в этом смысле сыграли загадочную и очень серьезную роль — при всем том, что я вижу в них один, весьма прискорбный изъян: они очень плохие литераторы. И это мучительно. Нужно продираться к каким-то скрытым смыслам их повествования через очень плохую литературу. То есть совсем плохую. Но если все-таки продраться к этому, ты видишь такое специальное фэнтези, очень странное, оно существует во всем мире. Это ведь не сказки о том, что спецслужбы в разных странах мира пишут аналитические записки и предлагают определенным писателям (нет, не всем, я никоим образом не хочу дискредитировать всех фантастов, но определенным писателям) написать роман не „вообще”, а вот на эту вот записку, с вот этой вот подробной разработкой. Такая вот „спецхудожественная” литература существует. И когда начинаешь внимательно читать Стругацких, то понимаешь, что они не чужие этому процессу. Ну, просто явно не чужие. Если особенно читаешь их последние романы, то они там просто упиваются своей причастностью к спецслужбам. Но и вообще нужно быть большим оригиналом и большим гурманом, чтобы назвать свои структуры „КОМКОН 2” (или „КОМКОН пятерка”. „Пятерка”, то есть 5-е управление КГБ СССР). „2” — это 2-е управление, контрразведка.

Подобного рода забавы побудили меня к подробнейшему чтению Стругацких. И я увидел, что там задана некая схема, выходящая очень далеко за элементарную реформаторскую деятельность. Там речь идет о цивилизующей роли. О том, что ты как представитель некоего высшего мира… А что такое вся эта научная фантастика — ты прилетаешь с другой планеты и в этом смысле ты являешься существом с качественным уровнем развития и не человеком… Не зря же говорится — „трудно быть богом”. Богом. Тебе трудно быть богом там. „И трудно, очень трудно быть богом, но приходится”, — как потом было написано в газете после расстрела Белого дома в 1993 году. Так вот, тебе очень трудно быть богом, но ты им становишься, поскольку ты являешься представителем другой, более высокоразвитой цивилизации. И в этом смысле ты не человек, а сверхчеловек и можешь нечто, так сказать, вертеть. Если переводить это все с языка высоких образов на язык политической практики, то если за твоей спиной стоит чужая, более высокоразвитая цивилизация, то ты и есть прогрессор. Тебе уже не стыдно служить этой цивилизации, потому что это правильно — ей служить» [6].

Другими словами, но в той же тональности характеризует Гайдара и А. Руцкой: «Я ему в глаза говорил: „Егор Тимурович, у Вас самое отвратительное качество — снобизм. Вы не признаете ничьих мнений, никого не хотите слушать, делаете то, что Вам придет на ум”» [7]. Кстати, и от Гайдара избавились очень быстро, когда он выполнил свою роль. И так всегда бывает в сложных процессах, когда для нового этапа подбирают нового лидера.

Быстрота изменений является одной из причин блокировки рационального отношения к ним. У телефонных мошенников, например, решение должно приниматься сразу. Поэтому массовое сознание все время ведут от одной опасности к следующей, чтобы не дать возможности остановиться и задуматься.

А. Илларионов справедливо стал на защиту Кургиняна от критиков, которые пылают гневом, когда видят, что кто-то его цитирует: «Кургинян нередко высказывает мнения, с которыми, полагаю, не согласятся многие из постоянных читателей этого блога. И что теперь? Из-за этого Кургиняна нельзя цитировать? Даже в том случае, если его мнения, взгляды и утверждения потребуется, например, разбирать? А если Кургинян будет сообщать факты? Например, что „дважды два — четыре” и „Волга впадает в Каспийское море”? Кургиняна нельзя будет процитировать только потому, что автор цитат — Кургинян? Ну что это за бред? Никогда не подумал бы, что о таких вещах вообще придется говорить. Из каких-то щелей постоянно вылезает совершенно неизбывное желание постсоветских граждан обязательно что-нибудь запретить — если не Пусси Райот, то нацболов, если не обсуждение такой-то темы, то цитирование такого-то лица. Одним не нравится обсуждение Гайдара — как, мол, у вас на Него рука поднялась? — потому что, видите ли, он — „святой”, потому что тот, кто его вспоминает без придыхания и сюсюканья о „либеральных реформах”, обязательно является его завистником, „мечтавшим сесть на его место и пинающим теперь мертвого льва”. Другие аж воспламенились от упоминания похода Навального на кремлевский банкет с креветками: „Какая, мол, это наглость!”, и теперь разрешают поливать Навального только елеем. У третьих теперь аж дыхание перехватило — как это можно цитировать Кур-ги-ня-на?! Отвечаю всем: можно! И, во-вторых: буду!» [8].

Виртуальная реальность формирует сначала головы, а потом через них и реальность. Но виртуальная реальность входит в головы в ограниченном количестве процессов, когда мы потребляем виртуальную реальность. Это политика, когда виртуальная реальность порождается, чтобы поддерживать государство, например, первомайская демонстрация трудящихся советского времени, как и большая часть фильмов советского времени. И тоже в области политики лежит виртуальная реальность, которую создают, чтобы протестовать или даже свергать власть. Пример: арабская весна или французские желтые жилеты.

Но это и школа, где всегда есть один вариант истории и отброшены другие. Это и наука, которая тоже вынуждена не спорить с удерживаемой идеологией видения мира. Каждое такое отдельное видение по-разному оценивает, что такое хорошо и что такое плохо.

Однако основной поток виртуальной реальности, с которым мы имеем дело, находится в сфере досуга. Это телесериалы и видеоигры, в принципе вся литература и искусство. Здесь протестные или провластные месседжи присутствуют в скрытом виде, поэтому цензуре и спецслужбам трудно с ними бороться. Советская фантастика также была под прицелом, поскольку цензорам трудно было понять — за или против она советской власти.

Комиксы, пришедшие к нам уже на закате советской власти, относятся к этой же сложной для государственного понимания сфере. Там идет борьба определенных представителей сверхдобра с представителями сверхзла, что как-то не укладывалось в советскую схему соцреализма, где герои и положительные, и отрицательные все же приближены к земле.

Но комиксы тоже несут правила, и не только для себя, но и для нас. Вот одна из характеристик: «Яркий костюм, сверхъестественные силы и тайная личность стали непременными атрибутами всех супергероев. Однако их главной чертой стал специфичный моральный кодекс. Будучи вне закона, герои в масках остаются его ревностными блюстителями. Эта двойственность отразилась в полном отказе супергероев от самосуда — всех преступников они передавали полиции и в дальнейшее судопроизводство не вмешивались» ([9], см. также [10–12]).

И самый важный аспект мы видим в конце этой цитаты — они передают преступников полиции, без самосуда. То есть статус полиции завышен даже в комиксах. Поэтому, если вспомнить, они часто работают в сцепке с кем-то из полиции, например, в телесериале «Люцифер». Тогда их включенность в процесс наведения порядка легче вписать в сюжет.

Сложный мир нельзя построить, складывая побольше простых элементов. Он должен иметь разнообразие, множество вариантов связей и переходов, как художественный текст имеет много вариантов прочтений.

Советский Союз проходил периоды усложнения, за которыми вскоре возникал возврат к простому миру. Таким усложнением можно считать несколько вариантов «оттепелей», испугавшись которых власти двигались снова к полюсу «военного коммунизма», при приближении к которому им сразу становилось спокойнее.

В этом плане Андропов № 2, каким он предстает не в официальной роли, а в воспоминаниях его консультантов, является таким усложнением советской системы.

Телесериал «Семнадцать мгновений весны», наверное, самый известный в советской истории. И именно он был создан под чутким руководством Андропова. Благодаря ему, а точнее образу Штирлица, Путин стал президентом,

А. Королев пишет: «В сюжете „Семенов и КГБ” гораздо интереснее влияние не ведомства на писателя, а наоборот. Из пресловутой формулы Дзержинского про состояние рук, сердца и головы у настоящего чекиста вырос несколько ходульный литературно-киношный образ: боец невидимого фронта отличался в первую очередь мужеством перед лицом врага, во вторую — бесконечной борьбой с желанием разрядить в этого врага обойму. Семенов придумал другого советского разведчика — ироничного интеллектуала и виртуозного игрока, для которого хорошая интрига — это такое же убойное оружие, как вербовка или умение вскрывать сейфы с картами» [13].

И еще: «Симбиоз писателя и секретной службы был взаимовыгодным: Семенова пускали в архивы, с ним бывали откровенны большие погоны, ему многое позволяли. Вот, например, история, о которой многие не задумываются. Советский политический детектив априори рассказывал о работе не разведки, а контрразведки (разумеется, если дело не происходило во время Великой Отечественной или Гражданской войн). Чекисты боролись с иностранными шпионами на своей территории, а если и выезжали за границу, то под видом завербованных пособников (как Синицын-Бекас в трилогии о резиденте Тульеве). Едва ли не единственным разведчиком-нелегалом в искусстве оставался герой Баниониса в „Мертвом сезоне”. В книжках на современную тематику Семенов, разумеется, строго следовал этому канону, но тут важны детали. Полковник Славин, разумеется, служит в контрразведке, но, отправившись на спецзадание на Запад (вернее, на юг — дело в „ТАСС уполномочен заявить” происходит в Африке), выдает себя за… журналиста (и, видимо, им и является по своей первой профессии). Это довольно-таки крутой уровень гласности в контексте тогдашних клише, где пресс-карту в шпионских целях могли использовать только церэушники».

Никто, правда, не акцентирует, что это усложнение героя прошло по всему миру. Например, отдают Т. Клэнси дань за то, что вылечил Америку от вьетнамского синдрома. Но и герой его стал другим — тоже интеллектуальным, поскольку изменилось время, поэтому аналитик ЦРУ у него умеет хорошо стрелять.

Э. Бацевич отзывается о нем так: «Как создатель духа времени Том Клэнси может оцениваться как один из наиболее влиятельных креативных предпринимателей последних нескольких десятилетий. В любом варианте медиа [у Клэнси есть даже игры по его романам — авт.] неизменной темой Клэнси является бесконечная борьба между хорошими парнями и плохими парнями. Его плохие парни имеют тенденцию быть ужасно плохими. Его хорошие парни неизменно очень, очень хорошие — американцы, преданные делу обеспечения безопасности своих соотечественников и освобождения мира. Как хорошие парни, они опираются на старомодные доблести, умело используя новейшие технологии. Независимо от того, одеты ли они в бронежилет или плащи, они классные, профессиональные, преданные своему делу, находчивые и очень компетентные. Это, конечно, те самые качества, которые американцы сегодня приписывают тем, кто на самом деле служит в униформе или кто обитает в „черном мире”, будь то агенты ЦРУ или члены высокоспециализированных подразделений, таких как Delta Force или SEAL Team Six» ([14], см. также [15], где заглавие звучит как «Том Клэнси, производитель мифов, которые делали нас счастливыми и несведущими»).

Простой мир имел простых героев, сложный мир получил сложного героя. Кстати, сцепка Андропов-Бобков активно удерживала именно таких игроков на сцене, закрывая глаза на те отклонения от нормы, которые они себе позволяли, поскольку интереснее было держать их в узде, чем вообще вывести из игры.

Н. Яковлев, создававший в сцепке с КГБ свои книги об исторических событиях, об этом рассказывает сам. А о Юлиане Семенове ведутся споры. Приблизительно такого уровня: «„Семенов работал на КГБ”, „Семенова использовал КГБ”, „Семенов сам использовал КГБ” — все эти утверждения весьма спорны. Ясно, что репортеру и писателю удалось наладить тесный контакт с самой закрытой советской структурой, благодаря чему он знал больше других, и больше других ему было позволено» [16].

Более честно звучат слова дочери писателя Ольги, что Андропов действительно серьезно помогал ее отцу [17]. И наверняка не только в допуске к архивам. Подсчеты немецкого советолога К. Менерта дали цифру суммарного тиража книг Семенова по данным на 1983 года в 12,5 млн экземпляров [18].

В результате КГБ создал идеальный продукт для развлечения, который одновременно нес набор нужных истин. Именно так озаглавлена одна из статей — «Как КГБ создал идеальный продукт для развлечения» [19]. Связь с «разумным крылом КГБ»: «Создание фильма курировал первый заместитель Андропова, генерал Семен Цвигун — в титрах он обозначен как С. К. Мишин. Консультантом на съемочной площадке был полковник КГБ Георгий Пипия (в титрах Г. В. Колх). Цвигун однажды поинтересовался у директора картины Ефима Лебединского, который приглашал в массовку своих многочисленных родственников и знакомых: „У нас фильм про немецкую армию или про израильскую?” Снятые серии Юрий Андропов, без санкции которого сериал не мог выйти на экраны, смотрел по ночам по четыре сразу — днем не было времени» [20]. Однако Ким Филби перечеркнул многое из восторга зрителей, сказав: «С таким сосредоточенным лицом он бы и дня не продержался». Так что это не фильм о разведчике, а развлекательный фильм о разведчике, которого делают таким раздумывающим, чтобы поднять его статус в глазах зрителей. Андропов и сам любил пересматривать фильм на даче, о чем вспоминает начальник его охраны [21].

О. Табаков рассказывал, что после просмотра сериала о Штирлице Андропов оттеснил меня к окну и сказал: «Так играть бригадефюрера СС — безнравственно», как бы намекая, что игра актера вызывает симпатию. Правда, дочь Андропова Ирина рассказала: «Олег Табаков часто повторял папину фразу по поводу его роли в „Семнадцати мгновениях весны!”, где он сыграл Шелленберга — и Табаков думал „А что Андропов этим хотел сказать”? Да ничего он этим не хотел сказать! Он хотел просто сделать Табакову комплимент — и довольно изысканный. Папа ронял какие-то совершенно обыкновенные слова. А уж как их додумывали — извините, я не знаю».

Виртуальный мир прочно удерживают в своих головах руководители спецслужб, поскольку население, избиратели знают об их работе исключительно по массовой культуре. Хорошо показывают, значит, хорошо работают.

Советский Союз «ломали» с помощью виртуального мира. Идеологический спор, то есть сверху, выиграть не могли, но смогли победить снизу — с помощью культурных интервенций в виртуальное пространство. С одной стороны, это внешние интервенции, например, кино или предметы быта. С другой — внутренние интервенции с помощью пятого управления КГБ, который, глядя из дня сегодняшнего, не так «мешал» тем, кто занимался созданием советского виртуального пространства, как оберегал, заставляя быть осторожнее. По сути, он просто форматировал их отрицательные месседжи в другую, более безопасную форму, что они и делали, поскольку либо хотели поехать с выступлением за рубеж, либо выпустить там перевод своей книги. Правда, такое отформатированное виртуальное пространство, несомненно, служило выпусканию пара. Оно же помогало росту популярности оберегаемых Бобковым 2 тыс. человек творческой элиты.

М. Липовецкий подметил в образе Штирлица ту «двойственность», о которой мы сейчас говорили, рассуждая о творческой интеллигенции во взаимоотношениях с управлением КГБ. Он написал: «Штирлиц недаром вошел в фольклор и недаром пережил породившую его эпоху. Этот персонаж оформил парадоксальный архетип ненашего нашего. Главное в Штирлице — это противоречие между тем, что мы знаем о нем, и тем, как он себя ведет. Мы знаем о нем, что он „наш” и что он работает на „нас”. Но при этом он во всем — в том, как сидит на нем штатский костюм и эсэсовская униформа, в том, как с достоинством он разговаривает с начальством, как ходит и ездит на машине, как пьет кофе и коньяк, и, конечно, в том, как он изящно курит (а делает он это только в первой серии минут семь, и не меньше часа экранного времени во всех двенадцати сериях — рекламный образ крепко „замотивирован”) — во всем этом чувствуется не наш, западный, человек, а вернее, то, как этот западный человек рисовался советскому воображаемому. Совершенно невозможно представить себе Штирлица в форме полковника НКВД. Тихонова — можно. Штирлица — нет. Штирлиц воплотил и такую архетипически-западную черту, как рациональность (все помнят перебирание спичек) при максимально приглушенной эмоциональности (встреча с женой) — архетипически эквивалентной „русскости”. Воплощенная Штирлицем артистическая медиация между советским и „буржуйским”, между войной и миром, между службой и бытом как нельзя более точно соответствовала культурным и социальным функциям позднесоветской интеллигенции, а главное — ее самосознанию. Причем не просто соответствовала, а придавала медиации подлинно героический — при этом приглушенный и освобожденный от официозного пафоса — масштаб. Точнее будет сказать, что „Семнадцать мгновений весны” использовали героическую семантику главного советского мифа — мифа Отечественной войны, — трансформировав ее в предельно обаятельный миф о медиаторе-интеллигенте. При более строгом взгляде можно определить этот миф как миф об интеллигентском двоемыслии. Что парадоксальным образом не исключает ни героичности, ни обаяния» [22].

И еще на эту же тему: «На этом фоне не выглядит странным и назначение кумира шестидесятников, певца „дыма костров” Юрия Визбора на роль партайгеноссе Бормана. За каждой из этих ролей угадывается метаморфоза шестидесятников, ставших частью системы, — причем за каждым из них чувствуется своя игра, свой сценарий мнимого или даже подлинного сохранения своего «я» или, по крайней мере, своих личных, не подчиненных системе интересов, за фасадом образцовой характеристики. (Те же, кто немного знали историю Второй мировой войны, были осведомлены о том, что и Шелленберг, и Мюллер, и, возможно, Борман так-таки и ушли от ответственности. То есть выиграли свою игру.) Кстати, повторяемость формул из звучащих в фильме служебных характеристик („Истинный ариец. Беспощаден к врагам рейха”), в сущности, ничего не сообщающих о героях, подчеркивала их ритуальный, „фасадный” характер, превращая их в яркую метафору формализации и опустошения официального дискурса в позднесоветской культуре».

Из этого вообще следует, хотя и с некоторой натяжкой, что сериал программирует поведение советского человека, не желавшего подчиняться системе. Предлагается грамматика такого поведения, когда поведенческая мимикрия становится нормой. И не это ли было задачей пятого управления?

История самого пятого управления укладывается в один абзац: «3 июля 1967 Андропов заявил о необходимости создания 5-го управления КГБ — управления по борьбе с идеологическими диверсиями. Создание 5-го управления закладывало мину под монополию КПСС на идеологию, это закладывало основу перестройки, поскольку КПСС при этом теряла власть. Созданное 5-е управление почти 25 лет контролировал Филипп Бобков. В результате работы Бобкова по отстаиванию советской идеологии и борьбе с антисоветской идеологией советская идеология потерпела сокрушительное поражение. Конечно, на ниве борьбы с советской идеологией трудился не только Бобков. Трудились и Яковлев, и Горбачев, и другие «официальные лица». Но со временем обнаружилось, что многие из активных двигателей перестройки были тесно связаны с Бобковым» [23].

Генерал Ф. Бобков видит не только «победы», к которым он относит высылку Сахарова в Горький, чтобы он по наущению жены не оказался в американском посольстве, но и просчеты.

Бобков относил, например, печатание Солженицына к просчету КГБ: «Это серьезный провал Твардовского (главный редактор журнала „Новый мир”, который, напечатав „Один день Ивана Денисовича”, дал дорогу лагерной литературе и открыл миру Солженицына). Мы потом на эту тему с ним разговаривали. И он сам говорил: „Если бы вы знали, как я переживаю это дело”. Он же его напечатал первым. А что там было печатать? Подумаешь, защитник прав человека нашелся. Но он его напечатал. И пошел Солженицын. Не напечатал бы, кто бы его знал этого Солженицына?! И какой он художник слова… Сравните как следует с настоящими писателями и сделайте вывод! А Твардовский его напечатал и потом каялся. Когда хоронили Твардовского, Солженицын пришел на похороны. На прощание не ходил, а пришел на похороны. Ну и… там ему сказали: убирайся к чертовой матери отсюда! Его прогнали с кладбища, с похорон Твардовского. Сначала это сделала дочь, а потом и все ее поддержали…» [24].

Тут подчеркивается, что «напечатав, открыл путь лагерной литературе». Это похоже на известное замечание Андропова о сплавщиках и бревнах: «Андропов полагал правильным действовать в духе времени и не увлекаться массовыми репрессиями. При первой встрече с Кищаком [главой польской госбезопасности — авт.] он сослался в качестве примера на сплавщиков леса, за работой которых наблюдал в Карелии в дни своей юности. „Когда возникал затор на реке из бревен, сплавщики находили ключевое бревно и ловко его вытаскивали. Все! Затор ликвидирован, сотни бревен плывут дальше. Вот так лучше и действовать”, — сказал шеф КГБ. По мнению наблюдателей, этой же тактики в борьбе с оппозицией сегодня придерживается Владимир Путин, начинавший службу в КГБ при Андропове» [25].

В результате своего анализа Липовецкий вообще отправляет ситуации фильма в советский мир: «Вся система характеров фильма разворачивается как конфликт диссидентствующих интеллигентов и интеллигентов, решивших играть с системой по ее жестоким правилам ради самореализации и не без выгоды для себя (в широком диапазоне вариантов: от Шелленберга до Клауса). Штирлиц и в этом случае выступает в роли идеального медиатора, соединившего эсэсовца (или „чекиста”) и тайного диссидента-интеллигента. И те, и другие принимают его как своего, и тех, и других он обманывает. Интересно и то, что эта внутренняя диспозиция оказалась настолько точной по отношению к культуре 1970-х, что позволила в какой-то мере экстраполировать будущее советской системы и даже, рискну утверждать, предугадать те сценарии, которые «системные» интеллигенты будут разыгрывать в конце 1980-х — начале 1990-х».

Если признать эту гипотезу, то «Семнадцать мгновений весны» имели два долгоиграющих последствия. С одной стороны, отмеченное выше программирование поведения диссидентствующих представителей творческой интеллигенции. И с другой — Штирлиц помог избранию через десятилетия Путина на пост президента, поскольку социология показала, что именно Штирлиц ближе других совпадает с представлениями россиян [26–30]. В результате фильм оказывается каким-то «кладезем» последствий, хотя вероятнее всего он интересовал Андропова как способ увести массовое сознание от связки КГБ с довоенными репрессиями.

Правда, хоть все рассказывают о победе в опросе Штирлица, на самом деле было не так: «Киногерой — это не только внешность, это цельный образ. И, узнав предпочтения избирателей, можно более или менее четко представить, кто из имеющихся в наличии политиков может им соответствовать. Надо сказать, что результаты опросов нас несколько обескуражили. По ВЦИОМовскому опросу призовые места заняли Петр Первый, Глеб Жеглов и маршал Жуков (четвертое место досталось Штирлицу). По РОМИРовскому — Жуков, Штирлиц и Жеглов (кандидатура Петра Первого в этом опросе респондентам не предлагалась, и, судя по цифрам, голоса Петра Жукову и достались)» [30]. Тем самым Штирлиц проложил путь Путину [31–32]. Кстати, даже немцы, посмотрев сериал, изменяли свое отношение к СССР [33]. То есть еще одна «стрела» в будущее попала в цель.

В списке Ф. Бобкова много хороших писателей, которых он «вел». А. Колпакиди, например, перечисляет: «Он генерал армии и он — генерал проигранной войны. КГБ был мечом в руках партии, он стоял на острие меча, и во время этой войны оказалось, что меч гниловатый, а острие затупилось. Начались странные игры с диссидентами, недовольными артистами, со всеми он дружил, со всеми поддерживал хорошие отношения, тут и Юлиан Семенов, и Евтушенко, Высоцкий, Любимов, вся эта компания потом сама ужаснулась, что наделала. И вместо того, чтобы конструктивно решать вопросы с артистами и диссидентами, велись какие-то игры, например, высылка Солженицына. Очень много «мутного» было в деятельности пятого управления. Я не могу сказать, что там все были предатели и специально все делали, но дураков хватало, безусловно. Кроме того, это именно Бобков вместе с историком Яковлевым запустил тему по масонам, конспирологизацию и шизофренизацию истории, которая до сих пор не сбавляет обороты. Вот теперь нашим белым генералам ставят памятники. Солдат становится великим, если он выигрывает, а если он проигрывает — то что тут почетного? Бобков, как начальник „идеологического” управления, проиграл. Почему? Трудно сказать, он молчал, его мемуары очень интересные, но там нет ответа на главный вопрос — а как получилось, что развалился Советский Союз? Бобков был правой рукой Андропова, который возглавлял страну, уж он-то должен бы знать? Все это он унес с собой в могилу, многое мы так и не узнаем» [34].

О Евтушенко также вспоминает Фельштинский: «Долгие годы с советскими органами госбезопасности сотрудничал недавно скончавшийся в США советский поэт Евгений Евтушенко. Его куратором в КГБ был Евгений Петрович Питовранов, генерал КГБ, сравнимый по таланту, пусть и в другой области, с поэтом Евтушенко. Как у многих руководителей КГБ (Юрий Андропов, например, писал стихи), у Питовранова была слабость: он просил завербованных им писателей дарить ему книги с автографом. Оставил Питовранову свой сборник стихов и Евтушенко, с многозначительной дарственной надписью: „Страшнее, чем принять врага за друга — принять поспешно друга за врага. Питовранову от Евтушенко”. Питовранова и Евтушенко уже нет в живых. Книга с дарственной надписью осталась» [25]. Но и Бобков, и Судоплатов уходят от того, чтобы назвать Евтушенко агентом КГБ.

Диссиденты, по сути, вошли в «моду» при Андропове, только тогда они появились в поле внимания советского человека. До этого их особенно не слышали. Когда Андропов стал главным по борьбе с диссидентами, они стали количественно расти. Власть всегда использует виртуальных врагов, чтобы доказать свою полезность и успешность. Это идет со времен Сталина, когда понятие внутреннего врага закрепилось в сознании. Сегодня его называют и пятой колонной, и либералами.

Г. Юдин перечисляет виртуальности власти по поводу объяснения сегодняшних московских протестов: «Главный результат состоит в том, что полицейским командирам удалось продать свою историю о „массовых беспорядках” и „иностранном вмешательстве” начальству, но так и не удалось продать ее народу. Потенциал их пропаганды сжался до пожилых аудиторий, которые смотрят только телевизор и сразу готовы верить в то, что любая внутренняя политика в России возможна только „из-за рубежа”. Это по-прежнему немалая аудитория (в районе 25 %, и именно она с наибольшей вероятностью пойдет на выборы). Однако факт состоит в том, что в целом, в России в эту историю не верят. Этот товар протух, больше продать его не удастся. Мощный разрыв между возрастными группами в московском опросе Левада-Центра месяц назад и столь же впечатляющий разрыв между аудиториями ТВ и Интернета в нынешнем опросе — знак большого перелома. Аудитория, для которой недостаточно ни Киселева с Соловьевым, ни Зюганова с Жириновским, которую невозможно запугать словами «массовые беспорядки» и „иностранное вмешательство” без предоставления доказательств — и которую не способен убедить уже и Путин — эта аудитория теперь преобладает и со временем становится только больше. Целевая аудитория, которой всегда было достаточно для того, чтобы контролировать Россию, сокращается и размывается, а остальные постепенно консолидируются. Это долгосрочный тренд» [35].

Л. Бызов также дает данные Института социологии на октябрь 2018 года, где угрозы видятся следующим образом:

• 46 % — основные угрозы для России исходят из-за рубежа;

• 35 % — основные угрозы для России находятся внутри страны [36].

Любую виртуальную угрозу власть может нарастить «мясом», создавая из нее реальность. Отсюда советская мобилизационная экономика и политика. Отсюда мощь репрессий довоенного периода истории, когда на борьбе с внешними и внутренними врагами базировалось все — от идеологии до искусства.

Правда, Ф. Бобков дал одно справедливое то ли замечание, то ли примечание к этому факту. Он сказал: «Массовые репрессии 1930-х годов почему-то принято связывать с НКВД, а не с ЦК партии, где, собственно, и принимались все решения, которые НКВД обязан был выполнять. Я по этому поводу могу рассказать вам одну историю. Обращается ко мне в конце 1980-х один известный режиссер — не буду называть фамилию, — снявший прекрасные фильмы: „Помогите мне, пожалуйста, Филипп Денисович, я хочу снять фильм о репрессиях”. Я говорю: „Помочь я тебе не могу, тебе надо идти в ЦК и там брать необходимые материалы, но зато могу кое-что посоветовать… Твой папа, который сейчас работает в ЦК КПСС, в 1930-е годы был секретарем областного комитета ВКП(б). Прежде, чем делать фильм, поговори со своим папой». Через пару месяцев мы с этим режиссером случайно встречаемся, и он говорит: „Слушайте, я этот фильм снимать не буду!” Я: „Почему?” Он: „Поговорил, как вы и советовали, с отцом”. Дело в том, что репрессиями в той области руководил именно его отец, партийный секретарь. Так фильм и не получился. Именно партийные работники руководили на местах репрессиями» [37].

Виртуальное пространство является виртуальным только в наших головах. Но строят его персонажи, которые не боятся замарать свои руки и преувеличениями, как без них создать героя, и даже ложью, которую вполне можно заменить красивым словом вымысел. Перед нами мир вымысла, а у него другие законы. Но чтобы завоевать своего читателя или зрителя, без вымысла не обойтись.

Особенно ярко виртуальности работали в период холодной войны. Тогда железный занавес ничего не давал узнать о жизни за его пределами. Это позволяло властям «накачивать» население страхами.

Это касается не только СССР, но и США, где шла такая же кампания. Сегодня это может выглядеть даже смешно, но тогда это была правдой: «С телеэкранов в каждый американский дом вошла холодная война, убеждая страну, что атомная война ожидает каждого. Пропагандистская кампания президента Трумэна отводила решающую роль в обеспечении безопасности самим гражданам, которые ежедневно подвергаются опасности, и призывала „включить в свои повседневные привычки военную психологию и стиль тренировки”. В пропаганде подчеркивалась необходимость персонально быть готовым к мерам защиты в случае бомбового удара. Поощрялась самостоятельность, осуждалась „зависимость” — не стоило возлагать надежды на соседей, на сообщество, на правительство. Это внедряло в повседневность милитаристское измерение. Передвижение в пригороды было во многом вызвано ожиданием ядерного удара — если он будет нанесен, то, конечно, по городам. За несколько лет Америка покрылась частными бомбоубежищами. Они выглядели как необходимое в силу исторических условий дополнение к субурбанистическому коттеджу — типа гаража. В тот момент люди не воспринимали радиацию и подобные неосязаемые и неощутимые явления как реальную опасность» [38].

Роль вымысла возводит в главную характеристику строительства человеческих коллективов Ю. Харари. В одной из своих последних статей он перечисляет даже преимущества вымысла над правдой, например: «Истина универсальна, тогда как вымысел, как правило, локален. А значит, если мы хотим отличить наше племя от иностранцев, вымышленная история послужит лучшим маркером идентичности, чем правда» [39]. Или: «Если политическая преданность подтверждается верой в правдивую историю, любой может притвориться преданным. А вот вера в нелепые и диковинные истории требует больших усилий и, следовательно, является лучшим сигналом верности. Если вы верите своему лидеру, только когда он говорит правду, это мало что доказывает. Зато, если вы верите ему, даже когда он строит воздушные замки, это настоящая верность! Проницательные лидеры могут иногда сознательно говорить бессмыслицы, чтобы отличить преданных сторонников от ненадежных и колеблющихся».

Кстати, нейропсихологи, изучающие религии, зафиксировали такой факт, что «нелепый» фактаж лучше запоминается, чем правильный, поэтому он и лучше передается через поколения, Например, непорочное зачатие, правда, сегодня есть и мнение, что это ошибка переводчика, поскольку там используется слово, которое одновременно обозначает и «девственницу», и «молодую девушку или женщину» [40]. Но для виртуального мира более подходящим было именно чудо, поскольку его забыть сложнее.

Мы живем в сложном мире, где интерпретаций больше, чем фактов. И мы каждый раз «питаемся» именно интерпретациями, которые вольны трактовать факты, исходя из той модели мира, которая за ними стоит.

Литература

1. Harari Y.N. 21 lessons for the 21 centuary. — New York, 2018.

2. Переслегин С. Стандартное решение под названием война не работает. Интервью // communitarian.ru/news/politika/sergej-pereslegin-standartnye-resheniya-pod-nazvaniem-vojna-ne-rabotaet_07082019

3. Быков Д. СССР — страна, которую придумал Гайдар // gaidarfund.ru/articles/1154/

4. Бызов Л. Поиски. Потери. Возвращения. Мой путь социолога. — М., 2018.

5. Кургинян С. Гайдар — это тпичная номенклатура // rossaprimavera.ru/news/sergey-kurginyan-gaydar-eto-tipichnaya-nomenklatura

6. Кургинян С. Специстория. Реформы Гайдара // www.kurginyan.ru/publ.shtml?cmd=add amp;cat=2 amp;id=93

7. Гайдар: созидатель или разрушитель. // litresp.ru/chitat/ru/%D0%9A/kurginyan-sergej-ervandovich/sud-vremeni-vipuski-01-11/3

8. Илларионов А. Кургинян и Гайдар // aillarionov.livejournal.com/522002.html?page=3

9. Вуячич Ф. «Совращение невинных». Цензоры против героев // life.ru/t/%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0/400270/sovrashchieniie_nievinnykh_tsienzory_protiv_antighieroiev

10. Король В. Герої коміксів — це ми? Комікс як культура наративу соціально-цивілізаційного позитиву // www.ukrinform.ua/rubric-culture/2774540-geroi-komiksiv-ce-mi-komiks-ak-kultura-narativu-socialnocivilizacijnogo-pozitivu.html?fbclid=IwAR0kA7GurCzpHPg9m0WMqo5_c7rzKWH1sYjeaCp1-NPLf1AHSCTm0T1roiA

11. Комиксы изучают // bugorwiki.info/?id=616489

12. Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. — СПб., 2007.

13. Королев А. Певец невидимого фронта: как Юлиан Семенов придумал советскую разведку. Благодаря ему штирлицами хотели стать все // iz.ru/797044/aleksei-korolev/pevetc-nevidimogo-fronta-kak-iulian-semenov-pridumal-sovetskuiu-razvedku

14. Bacevich A. Tom Clancy, Military Man // fabiusmaximus.com/2014/07/22/tom-clancy-military-andrew-bacevich-70008/

15. Kummer L. Tom Clancy, manufacturer of myths that kept us happy amp; ignorant // fabiusmaximus.com/2014/07/22/tom-clancy-military-andrew-bacevich-70008/#comments

16. Сидорчик А. Секретный Юлиан Семенов. Что скрывал «отец» Штирлица? // aif.ru/culture/person/sekretnyy_yulian_semenov_chto_skryval_otec_shtirlica

17. За Штирлица Юлиан Семенов пострадал // www.vokrug.tv/article/show/za_shtirlitsa_otets_postradal/

18. Юлиан Семенов // hrono.ru/biograf/bio_s/semenov_yu.php

19. Ужкальнис А. Как КГБ создал идеальный продукт для развлечения // inosmi.ru/social/20160212/235358255.html

20. Валагин А. 17 историй о Штирлице // rg.ru/2013/09/29/shtirlic-site.html

21. Емельянов И. Андропов знал о разговорах в народе: «Пора наводить порядок» // www.kp.ru/daily/26990.7/4050282/

22. Липовецкий М. Искусство алиби: «Семнадцать мгновений весны» в свете нашего опыта // magazines.gorky.media/nz/2007/3/iskusstvo-alibi-semnadczat-mgnovenij-vesny-v-svete-nashego-opyta.html

23. Филипп Бобков, он же «Странник» — серый кардинал «Перестройки» // aftershock.news/?q=node/763646 amp;full

24. Над Н. Бывший первый заместитель Председателя КГБ СССР Филипп Бобков: Развалом СССР руководил член Политбюро Яковлев — // www.kp.ru/daily/26656/3677031/

25. Фельштинский Ю. Кролик перед удавом: Почему Трамп выполняет все требования Путина // gordonua.com/publications/krolik-pered-udavom-pochemu-tramp-vypolnyaet-vse-trebovaniya-putina-188750.html

26. Проект «Путин» глазами Глеба Павловского: «В воздухе запахло погонами» // www.mk.ru/politics/2017/11/23/proekt-putin-glazami-ego-razrabotchika-v-vozdukhe-zapakhlo-pogonami.html

27. Мазур А. «Проект Путин»: 20 лет любви к Штирлицу // tayga.info/148124

28. Диссидент, который стал идеологом Путина. Полная история Глеба Павловского — человека, придумавшего современную российскую власть // meduza.io/feature/2018/07/09/dissident-kotoryy-stal-ideologom-putina

29. Британский критик обвинил «17 мгновений весны» в приходе к власти Путина // www.trud.ru/article/11-09-2018/1366667_britanskij_kritik_obvinil_17_mgnovenij_vesny_v_prixode_k_vlasti_putina.html?utm_source=yxnews amp;utm_medium=desktop amp;utm_referrer=https%3A%2F%2Fyandex.ru%2Fnews

30. Павловский Г. Преемник. Иная власть // www.colta.ru/articles/society/18517-preemnik-inaya-vlast

31. Камышев Д. Десять лет при Путине // www.kommersant.ru/doc/1212025

32. Штирлиц — наш президент // www.kommersant.ru/doc/16632

33. Соколов А. Немцы тоже люди: как Штирлиц изменил отношение победителей к побежденным // www.rubaltic.ru/article/kultura-i-istoriya/20190819-nemtsy-tozhe-lyudi-kak-shtirlits-izmenil-otnoshenie-pobediteley-k-pobezhdennym/

34. Колпакиди А. Бобков — генерал проигранной войны // www.nakanune.ru/articles/115241/

35. Юдин Г. Власть пытается избежать электоральной катастрофы — // newizv.ru/article/general/04-09-2019/grigoriy-yudin-vlast-pytaetsya-izbezhat-elektoralnoy-katastrofy

36. Бызов Л. Российское общество в постмобилизационной ломке — // www.proza.ru/2018/11/25/736

37. Бобков Ф. Интервью — в кн.: Сирин Л. 1991: измена Родине. Кремль против СССР // history.wikireading.ru/94834

38. Серафимович Е. Дети войны: как гонка вооружений подарила нам дроны, Энди Уорхола и цифровую культуру // knife.media/timeforms/

39. Харари Ю.Н. Удобный миф о правде // nv.ua/opinion/udobnyy-mif-o-pravde-pochemu-vlasti-lgut-50041383.html

40. Young Mary vs Virgin Mary: A mistranslation of epic proportions // www.komaberribat.com/en/young-mary-vs-virgin-mary-a-mistranslation-of-epic-proportions/

Ф. Бобков как идеолог Ю. Андропова

Такое странное название отражает тот факт, что главным идеологом СССР на самом деле был… КГБ. Центральный комитет (ЦК) реагировал на докладные записки КГБ, поскольку не могло не реагировать. Тем самым косвенно создателем правильного курса был КГБ, поскольку он как кормчий вел корабль правильным курсом, поскольку сам определял, какой курс правильный, а какой нет.

Ф. Бобков, по поводу работы которого не утихают споры, возглавлял 5 управление КГБ, боровшееся с не той идеологией и попытками ее продвигать. Но идеология не гуляет сама по себе, ее продвигают люди. Хорошую идеологию продвигают хорошие люди, а плохую — плохие. Поэтому следует признать, что, говоря, что они борются с идеологией, на самом деле они боролись с людьми.

А. Михайлов так переформулировал более «изящно» его задачи: «Защита творческой интеллигенции от акций идеологических диверсий противника — вот над чем работал генерал Бобков и его подчиненные в Пятом управлении. Проще говоря, чтобы творческая и техническая интеллигенция нашей страны не превратилась в инструмент врага» [1]. Кстати, в бумажной версии газеты заголовок был иным — «Не стало главного идеолога КГБ СССР».

И в целом, когда Бобков перечисляет своих знакомых в творческой среде, то понятно, что он их защищал в том плане, чтобы они не совершали тех нехороших поступков, о которых подумали. Среди этих «защищенных» много известных имен: М. Захаров, Ю. Любимов, А. Вознесенский, Е. Евтушенко [2–4]. Об А. Пугачевой говорит так: «Общался с Аллой Пугачевой («Мы долго дружили», — заулыбался Филипп Денисович, когда я спросила его о певице). Познакомился с ней в середине 70-х, когда начинающая артистка только появилась на сцене. „Ясно было, что девочка талантлива, поэтому мы ее всячески опекали, чтобы талант не смыло”, — поделился Бобков. В 1984-м, когда Алла задумала сбежать из СССР во Францию, именно ФэБэ, как называли Бобкова в узких кругах, убедил ее остаться. „Алла Борисовна, вы нам нужны здесь. Вас любит вся страна, а что вы там будете делать? Петь в борделях и кабаках?” — увещевал он свою протеже”».

В принципе понятно, что применять жесткие методы КГБ уже не то что не мог, но понимал их неэффективность, особенно по отношению к известным людям. Негативные последствия тут явно перевешивали позитивные. В принципе можно считать, что поздний СССР уже весь попал в долгую оттепель, поскольку отпали многие жесткие методы удержания власти.

А. Аганин видит такие характеристики работы Бобкова: «Главной задачей 5-го управления КГБ при Совмине СССР являлась борьба с «идеологическими диверсиями», антисоветскими элементами и диссидентами, профилактика и предотвращение массовых беспорядков, а по факту последующих десятилетий — организация всех антисоветских и антикоммунистических сил в СССР. Далее многие события, в которых был замечен или принимал участие Ф. Д. Бобков, носили всегда двусмысленный характер: то ли это был успех, то ли это была провокация и откровенный провал в деятельности. К наиболее сложным межнациональным проблемам в СССР 1960 — 1970-х годов, урегулированием которых он непосредственно занимался, Ф. Д. Бобков в своих мемуарах отнес армяно-азербайджанские и грузино-абхазские отношения, проблемы крымских татар, немцев Поволжья и турок-месхетинцев. Ю. В. Андропов и Ф. Д. Бобков внесли руководству СССР предложение облегчить репатриацию евреев, желавших уехать в Израиль. По оценке Ф. Д. Бобкова, руководство СССР уходило от решения этих проблем, загоняло их вглубь, что вызывало настороженность и других этносов, появление агрессивно настроенных групп экстремистов то в одном, то в другом национальном сообществе» [5].

И еще: «На словах, по мнению Ю. В. Андропова, новое 5-е Управление КГБ при Совмине СССР должно было противостоять идеологической экспансии, направляемой из-за рубежа, и стать надежным щитом против нее, в этом деле важную роль Ю. В. Андропов придавал «чекистским методам» работы. А на деле, стал реализоваться генеральный курс на конвергенцию, прежде всего, через «пятку» как главный инструмент в достижении этих целей посредством организации воздействия на советское общество прогрессоров, представителей высокоразвитых разумных рас, в чьи обязанности входит способствование научному развитию цивилизаций, находящихся на более низком технологическом уровне, повышая тем самым общий уровень жизни их представителей. Тут и советские и российские писатели, соавторы, сценаристы, классики современной научной и социальной фантастики братья Стругацкие — Аркадий Натанович и Борис Натанович — очень сильно «пятке» пригодились. Прогрессоры братьев Стругацких — совершенно особая профессиональная группа землян. Ф.Д. Бобков был назначен заместителем начальника этого управления, а с мая 1969 года по январь 1983 года был его начальником. С Ф. Д. Бобковым „Пятка” стала Комиссией по контакту с иными цивилизациями (КомКон или КОМКОН) — организацией, определяющей курс дипломатических отношений между Землей и нечеловеческими цивилизациями, а также общие требования к деятельности прогрессоров по отношению к человеческим. Официально, все решения принимаются мировым советом Земли, однако, как правило, именно КОМКОН определяет и ограничивает круг возможных решений».

Создавая вокруг себя сеть «неправильных», но нужных людей, Бобков, по сути, пользовался методом «шарашки», только «полузакрытой», которую в свое время успешно применили для использования ученых для работы на оборонку. В этом случае это была не жесткая, а мягкая шарашка. И каждый, кто попадал в ее орбиту, хорошо понимал, что это «машина», которая вполне может ударить и по нему. Поэтому следовало сохранять самые лучшие отношения с генералом.

Генерал Ф. Бобков раньше работал под началом генерала Е. Питовранова, условно говоря, мастера тонких комбинаций. А Эскин называет Бобкова «сопредседателем развала СССР», говоря: «В истории жизни генерала Бобкова, от Сталина до Гусинского, важно выделить то, что актуально для России сегодня. Лживая пропаганда государственных СМИ может сыграть пагубную роль, когда люди теряют доверие к власти. Образы мифических врагов могут лишить зрения тех, кому поручили соглядатайствовать и охранять. Знаменательно, что об уходе Бобкова из жизни первым сообщил Алексей Венедиктов, плотно сотрудничавший с усопшим. Их знакомство берет отсчет с восьмидесятых. А позже Бобков способствовал успехам радиостанции „Эхо Москвы”. Неисповедимы пути гэбистские в России…» [5].

Именно Бобков реализовывал в ежедневной практике андроповскую модель работы с интеллигенцией, которую Д. Быков описывает так: «Андропов, как и все гэбисты, очень презирал народ. Это ему приписывают фразу „дадим колбасы — не захотят никакой свободы”. Но он считал нужным иметь отряд прикормленной интеллигенции, которой было бы разрешено чуть больше. Виктор Луи — его креатура. Это даже не сислибы, это такие агенты по донесению нужд творческой интеллигенции до власти. Это такие контактеры. Я не могу сказать, что роль Виктора Луи была однозначно отрицательной. Он был провокатор, он был завербован, безусловно. Его хорошо знал Фрид, еще по лагерю, и рассказывал, что уже тогда было понятно, до какой степени этот человек связан с начальством разного рода. Но через него можно было что-то устроить, утрясти, добиться каких-то послаблений. Наверное, попытка создать такую прикормленную интеллигенцию (наиболее характерный пример — Юлиан Семенов) — это такое андроповское ноу-хау, которое имело некоторый эффект выпуска пара. И, кроме того, понимаете, о чем мы говорим? Такой персонаж — свой среди чужих, чужой среди своих испытывает постоянную психическую травму, он вынужден все время притворяться. И Штирлиц — это автопортрет, в общем, такого двойного агента. Дело в том, что в России образ двойного агента очень привлекателен, потому что нельзя быть ни с этими, ни с теми. И те, и эти слишком плоски, плохи и глупы, а вот двойной агент всегда положительный герой. Это — один из главных элементов морального растления страны. Вот так бы я сказал. Это не выпуск пара, а моральное давление» [7].

Напомним, что через Луи на Запад уходили некоторые тексты, включая воспоминания Н. Хрущева, которые там понимали как якобы запрещенные властью, хотя именно власть и пользовалась этим каналом.

Советское время было непростым. Для управления населением оно сочетало как методы жесткие, так и методы мягкие. К последним можно отнести литературу и искусство. На закате СССР все тянулись к визуальным коммуникациям: телевидению и кино. Они давали каждому то, в чем он больше нуждался. Наверное, такой же является и функция религии.

СССР, как считается, был литературно-центричной страной. Статус книги здесь был достаточно высок. Делалось множество переводов. Но за всем власти приходилось смотреть. Чем больше возрастали информационные и виртуальные потоки, тем большей становилась их опасность для власти.

«Любовь» КГБ к писателям объясняется еще и тем, что именно они, как и деятели культуры, были как раз создателями виртуальной реальности. А виртуальная реальность работает не одноразово, а многократно. Например, Андропов «породил» Ю. Семенова, который породил в свою очередь с помощью Андропова «Семнадцать мгновений весны», а «Мгновения» создали Штирлица, который прямо и косвенно «поработал» на выборах президента России, «породив» Путина.

Питовранов так ответил на вопрос, как именно они травили Пастернака: «Тут существовало разделение труда. Мы наблюдали и докладывали в ЦК. Там принимали решение и давали указания. А травили собратьев по перу сами писатели. Причем мне это было крайне неприятно. Какая там у Пастернака антисоветчина! Вдвойне неприятно и потому, что я очень любил его переводы сонетов Шекспира» [8].

А про Питовранова как кукловода говорят не меньше, чем про Бобкова, поскольку он больше работал не внутри страны, а за ее пределами. Хотя вот его рассказ о работе с М. Плисецкой: «Мы договорились с Шелепиным разыграть небольшой спектакль. С Плисецкой в главной роли. С педагогическими целями. Когда она приехала, Александр Николаевич снова меня вызвал. Садимся за стол. „Евгений Петрович, — говорит Шелепин, — познакомьтесь с Майей Михайловной”. — „Очень приятно”, — отвечаю. „Речь идет о том, — продолжает Шелепин, — что мы сейчас подбираем своих крупных актеров из области балета для поездки в Соединенные Штаты. В балете у нас сейчас кризис получился. Есть соображение, чтобы сделать солисткой этой труппы Плисецкую. Как вы на это смотрите?” — „Удивлен, — говорю, — Александр Николаевич”. — „Чем?” — как бы удивляется он. „Да уж больно кандидатура такая ненадежная. Часто не умеет контролировать себя. Слишком разговорчива. Причем увлекается так, что забывает, что можно, а что нельзя. Иногда такой разговор заведет, что у собеседников просто уши вянут. Все это ее минусы. Плюсы ее известны. Но минусов-то не меньше. Поэтому дело очень деликатное”.

Смотрю, она сидит, зубы сцепила, кулаки сжала, вся клокочет. „А ты знаешь, — Шелепин обратился ко мне на „ты”, — я был с ней на фестивале в Вене. Она прекрасно себя вела„. — „Ну и чудесно, — отвечаю, — дай Бог, чтобы она и в Штатах так себя вела, если ее пошлют. У меня уверенности в ее поездке нет”. Шелепин: „Майя, а ведь правильно говорит Евгений Петрович. Болтать-то ты мастерица, тебе надо поосторожнее быть. Имей это ввиду. Решается серьезнейший вопрос. Ты будешь представлять всю страну”. Дальше пошел закругляющий разговор, и конец» [8].

Все это игра с нужными людьми, чтобы сделать из КГБ защитника. Естественно, затем человек будет помнить то, что с неизбежностью о нем все узнают с негативными последствиями. Будем считать это определенной идеологической «прививкой».

Через Питовранова пришла также информация, что А. Яковлев все же был иностранным агентом, которую власть отвергла: «Что Яковлев завербован иностранной разведкой, утверждали и два весьма высокопоставленных сотрудника госбезопасности — генерал-лейтенант Евгений Питовранов и председатель КГБ Виктор Чебриков. Первый создал в 1969 году спецрезидентуру КГБ „Фирма”, которая работала под крышей Торгово-промышленной палаты СССР и специализировалась на получении информации от западных бизнесменов, заинтересованных в контрактах с СССР. От бизнесменов „Фирма” перешла к установлению контактов с видными западными политиками. Сведения от одного из них — очень информированного американского политика — без промедления напрямую докладывали Андропову, а затем Брежневу. Как рассказывал мне Питовранов, тот как-то сообщил, что посол в Канаде Яковлев сотрудничает с американской разведкой. Андропов приказал Питовранову перепроверить информацию и получить какие-либо подтверждающие или опровергающие факты. За дело взялось представительство „Фирмы” в Канаде. Как рассказывал Питовранов, те сообщили, что у посла появляются новые дорогие вещи и что он утверждает, будто это подарки знакомых. Траты посла якобы значительно превышали не только зарплату, но даже те средства, которые главы советских диппредставительств обычно умудрялись втихую приватизировать из представительских денег. Для Андропова этого было достаточно. Он поручил подготовить записку Брежневу. О том, что было дальше, мне задолго до Питовранова рассказывал Виктор Чебриков: „Я помню такой случай. Юрий Владимирович Андропов показал мне записку, с которой он был на докладе у Брежнева. О том, что Яковлев по всем признакам является агентом американской разведки. Леонид Ильич прочел и сказал: „Член ЦРК (Центральной ревизионной комиссии КПСС) предателем быть не может”. Андропов при мне порвал эту записку”. „Юрий Владимирович не согласился с Брежневым, — вспоминал Питовранов, — но в споры не полез”» [9].

Ситуация повторилась в другую эпоху, когда начальник аналитического управления Н. Леонов делал документы уже для В. Крючкова: «Я подготовил два документа о людях, которые играли основную роль в окружении Горбачева. Речь шла об Александре Яковлеве и Эдуарде Шеварднадзе. Они были главными советниками: Яковлев занимался внутренними делами, а Шеварднадзе — внешними. Материалы были мне предоставлены по распоряжению Крючкова, чтобы я мог написать записку об этих людях. Я исполнил в одном экземпляре, хотя копии должны храниться в архиве ФСБ, но я не гарантирую, что они сохранились. Вытекало из двух документов следующее и весьма однозначное: эти люди не имеют ничего общего с будущим социалистического строя, они в основе своей работают на Запад. Мотивировки там было достаточно. Яковлев и Шеварднадзе были спаяны с силами в США и в Европе, которые их курировали. Например, Шеварднадзе перестал рассылать руководству страны записи своих бесед с иностранцами» [46]. Кстати, Н. Леонов отказался говорить что-либо о Питовранове с такими аргументами: «Будучи сотрудником разведки, ни в какой другой структуре КГБ я не работал, мне совершенно не известно о том, что творилось в других управлениях. В КГБ же было 15 управлений. Я слышал что-то о нем у коллег в столовой. О Питовранове я имею не большее представление, чем те люди, которые читали о генерале в литературе. Думаю, что там масса правды и часть лжи, но я не могу их различить, — не подтвердить и не опровергнуть. Мы строго соблюдали компартментализацию. Были как в подводной лодке. Кто-то из нас был на аккумуляторах, кто-то на торпедных аппаратах, не зная, что делают другие» [10].

Мир тех, кто следил, не хочет раскрываться перед теми, за кем следили. При этом КГБ кивает на партию, говоря, что мы ничего не делали без ее указаний.

Э. Макаревич в своей книге «Филипп Бобков и пятое Управление КГБ: след в истории»: «КГБ регулярно направлял в Центральный комитет партии записки о настроениях в обществе. Пятое управление изучало настроение интеллигенции. Главное здесь было понять, чем дышат лидеры общественного мнения. Аналитики „пятерки” определили свой круг, в который входили ведущие деятели искусства, литературы, образования, науки. Их было около двух тысяч по стране: ведущие режиссеры, актеры, музыканты, ректоры вузов, академики, писатели. Весьма авторитетные для других, они влияли на интеллигентскую среду. Поэтому их мнением интересовались. В Институте социальных исследований был создан закрытый сектор Пятого управления, который возглавил заместитель директора Института. Туда направили работать пятнадцать офицеров из „пятой службы”. Институт, выросший на основе этого сектора, по сути, стал научной базой политической контрразведки» [11].

И еще: «Известно было умение Бобкова беседовать с людьми разного круга, от высоколобых интеллектуалов до пропитанных иронией и сарказмом литературных авторитетов. Этого умения коснулся в своей книге „Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках” популярный писатель Василий Аксенов. В главе „Исход” он пытается ущучить генерала, используя свое мастерство незаурядного памфлетиста. Но под его пером, вопреки желаниям, предстает вполне самостоятельная личность, владеющая не меньшей иронией и сарказмом, к тому же проницательным умом. Писатель не мог пойти против обаяния этой фигуры, хотя писал со слов одного из участников беседы, а генерала наделил фамилией Вовков, а именем Максим Денисович. Итак, беседуют трое: генерал, похожий на Бобкова, писатель, похожий на руководителя писательского союза, и поэт, похожий на Роберта Рождественского, под кличкой Роб Эр, под именем Роберт Петрович и Роберт Болеславович».

Или такое напутствие: «Известна была установка Бобкова, которую он внушал офицерам Управления: „Чтобы вам было ясно, в чем заключается ваша работа, — надо всегда идти от противника. Где чувствуется его рука — там наше присутствие и должно быть”».

Как и информационные технологии, технологии коммуникативные не требуют для своего выполнения физических ресурсов, например, для устрашения, чтобы подтолкнуть кого-то к определенным действиям. Для человека важнее его личное вовлечение, когда он считает, что он сам принял решение, хотя на самом деле ему создают контексты, подталкивающие его к нужному типу решения. Именно «обволакивающая» его разум виртуальность и создает такие контексты, имитирующие реальность.

И Бобков усиленно создавал такую виртуальную реальность, которая тормозила неправильные действия. Например, историк спецслужб А. Колпакиди рассказывает: «Мало кто понимает роль 5 управления КГБ в СССР. Громкие дела с диссидентами, Сахаров, Солженицын, Таганка, Любимов, Высоцкий, Евтушенко, Аксенов, Бродский, Виктор Луи, о которых снимают теперь потешные сериалы, псевдодокументальные фильмы, за всем стоял Бобков» [12].

С помощью Питовранова Бобков переходит под крыло Андропова. И здесь появляются темы, которых до этого не было. Историк Н. Яковлев «рука об руку» с Бобковым начинают заниматься масонами.

А. Колпакиди говорит: «Полагаю, тема масонства не прошла для Юрия Владимировича даром. Масоны во Временном правительстве, свергшие царя, контактировали с братьями из английских, французских, прочих зарубежных лож. Андропов и его ближний круг испугались. Вдруг Запад создаст в СССР некую контрэлиту, которая их заменит. Напомню, до Андропова с Бобковым всерьез масонов у нас никто не воспринимал. Очевидно, плотное изучение масонства привело Андропова к мысли создать такие же узкие группы, круги посвященных в КГБ, ЦК. И перестраивать СССР для укрепления власти».

Он так характеризует Питовранова: «Его называют самым загадочным генералом КГБ, наставником Примакова и Андропова, шефом личной андроповской разведки, главным кукловодом Советского Союза и даже дедушкой нынешней России…» (см. еще о нем [13]).

А. Колпакиди цитирует интервью Федорчука, который также немного посидел в кресле председателя КГБ: «Вопреки сложившемуся среди интеллигенции положительному о нем мнению очень много для развала Союза вольно или невольно сделал именно Андропов». И как многие другие, Колпакиди продолжает тему странной подготовки экономистов: «Очевидно, некоторые вещи вызывают недоумение. Например, либералы-младореформаторы Гайдара-Чубайса, после развала СССР начавшие экономические реформы в России. Откуда взялась их дружная команда? Как смогли молодые ученые создать в СССР экономические „рыночные” кружки, даже проводить конференции? И не где-нибудь в провинции — в Москве и Ленинграде. При тотальном контроле КГБ, того же Филиппа Бобкова за институтами это было нереально. Это при Андропове выращивалось целое поколение либеральных экономистов, которые до сих пор продолжают рулить нашей экономикой. А экономика — основа государства. Много загадок, связанных с этими людьми».

И конечный результат: «Андропов выдвинул Михаила Горбачева. Он стал формальным лидером, а вели реформы Питовранов с Примаковым, опираясь на КГБ и партийную интеллигенцию. Эти люди взяли курс на приватизацию власти, что и привело к отказу от социализма и краху СССР. Кукловоды же получили место в мировой элите и немалые богатства» [14]. Последнее не очень известно, но вполне вероятно.

Оказалось также, что и идеологическое управление, и работа с творческой интеллигенцией — не новинка Андропова, а применялось еще в НКВД. П. Судоплатов рассказал об этом в своей книге: «Идеологическое управление и генерал-майор из разведки КГБ Агаянц заинтересовались опытом работы моей жены с творческой интеллигенцией в 30-х годах. Бывшие слушатели школы НКВД, которых она обучала основам привлечения агентуры, и подполковник Рябов проконсультировались с ней, как использовать популярность, связи и знакомства Евгения Евтушенко в оперативных целях и во внешнеполитической пропаганде. Жена предложила установить с ним дружеские конфиденциальные контакты, ни в коем случае не вербовать его в качестве осведомителя, а направить в сопровождении Рябова на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Финляндию. После поездки Евтушенко стал активным сторонником „новых коммунистических идей”, которые проводил в жизнь Хрущев» ([15], см. еще о Евтушенко [16–17]).

Упомянутый И. Агаянц как раз и возглавлял Службу «А» — службу активных мероприятий Первого главного управления КГБ, работавшую с зарубежным общественным мнением, включая дезинформацию ([18], см. также [19–21]).

Н. Петров в интервью, названном «В ход шли все средства морального террора», говорит о работе Ф. Бобкова: «В задачу 5-го Управления и Филиппа Денисовича Бобкова не входило запретить все. В их задачу входило запретить наиболее вредное и допустить наименее вредное. Потому что довольно глупо давить все и вся. Рано или поздно у такого котла сорвет крышку, нужно выпускать пар» [22].

И еще: «Даже КГБ — это были тоже люди, не чуждые прогрессивных взглядов, готовые даже разделять эти взгляды. И они по-своему, каждый на своем месте, пытались смягчить жесткие партийные директивы через игру, о которой мы говорили: мы — тебе, а ты — нам. Человек, который вступал с ними в эти отношения, связывался с дьяволом. Это была форма покупки, ангажирования, контроля. Но когда речь шла о тех, кого эта иезуитская организация считала врагами, в ход шли все средства морального террора. В КГБ были теоретики так называемой непрерывной разработки. Это означало отравить жизнь человека до конца. Засылка Сахарову писем с угрозами и писем «советских граждан», осуждающих его, было тоже делом рук КГБ. Чем любят оправдываться коллеги Бобкова: мы Конституцию не нарушали, мы действовали по закону. Неправда: люди, которые оказывались в психбольнице, которых там фактически пытали, — это было самое чудовищное, что можно себе представить. Когда они понимали, что по закону в суд человека не могут отдать, они его гнобили и мучали по-другому. И еще неправда: по статье 70-й также нарушался закон, потому что при осуждении по этой статье нужно было доказывать умысел на подрыв советской власти. Но никто никогда его не доказывал. Уже тогда была эта хорошая спайка: КГБ, следственный отдел КГБ и суды. Суды рассматривали это как спецдела и даже не обнародовали приговоры».

Прозвучало также важное замечание, что как бы нельзя быть в белых перчатках, работая по подавлению инакомыслия: «Генерал Филипп Бобков был неоднозначным человеком, прожившим очень длинную жизнь. Но можно ли, работая на сверхответственных и сверхвлиятельных должностях, десятилетиями сохранять „однозначность” в характере и поступках? Вряд ли. К этому не располагали ни страна, ни эпоха» [23].

В подтверждение последнего тезиса можно привести докладную того же Ф. Бобкова Андропову по поводу высылки В. Буковского. Это текст 1976 года, который завершается такими словами: «Бросается в глаза то, что, несмотря на свое явно враждебное отношение к существующему у нас строю, несмотря на то, что большинство из них годами не работает и никаким не только общественно-полезным, но и вообще трудом не занимается, каждый в отдельности выглядит внешне процветающим: все они в импортных дубленках, в модных меховых шапках, в импортной обуви, каждый из них живет в благоустроенной квартире, как правило, в новых домах, многие в кооперативных. Причем, такие квартиры получают с определенными трудностями (длительная очередь, строгий отбор общественными комиссиями и т. д.). Однако та же мать БУКОВСКОГО обменяла свою старую квартиру на квартиру в новостройке уже после того, как сын ее в третий раз был привлечен к уголовной ответственности за антисоветскую деятельность. В целом эти лица, претендующие быть выразителями настроений какой-то части населения, являются в значительном числе людьми опустившимися, отгородившимися от советской действительности и в силу этого живущими довольно замкнутой жизнью. Многие из них ведут по существу паразитический образ жизни, в политике не участвуют, но выдают себя за политических деятелей, во-первых, потому, что таким образом получают материальную помощь Запада и, во-вторых, используя средства массовой пропаганды Запада, приобретают некоторую известность, что, по их мнению, позволяет им действовать безнаказанно» [24].

Это почти художественное произведение по красочности описания. И вот еще его ответ на вопрос, сложно ли работать с интеллигенцией, уже ближе к нашему времени: «Интеллигенция всегда одинаковая. Кто в 1993 году подписывал письмо в поддержку того, чтобы Ельцин стрелял по Белому дому? Это письмо ведь было опубликовано! 42 представителя интеллигенции его подписали. Причем одним из первых его подписал бывший главный редактор „Юности” Дементьев. Но Рыбаков это письмо подписывать не стал, Евтушенко не стал. Евтушенко, кстати, всегда при Советской власти жил припеваючи, но ее же и критиковал. Если взять Евтушенко и Вознесенского, то Вознесенский тоже всегда жил неплохо, но никуда ведь не лез и не лезет, жил спокойно, в сравнении с Евтушенко. А Евтушенко, к сожалению, был разный человек на разных этапах своей жизни. Рыбакова я очень хорошо знал, в свое время мы с ним жили в одном подъезде, в доме, где гостиница „Украина”… Менялись люди, очень менялись… Какой Рыбаков писатель? Сталинскую премию он получил за роман „Водители”, который сегодня никто не знает. А „Дети Арбата” были написаны Рыбаковым еще во времена Хрущева. Я их прочел года за два до того, как роман вышел. О нем можно говорить всякое, но то, что там много вранья, — это факт. Просто вранья! Я взял „Детей Арбата” и сходил с ними к Александру Яковлеву, он уже был заведующим отделом ЦК. У нас, кстати, с Яковлевым были еще до его отъезда в Канаду более-менее нормальные отношения. А тогда мы с ним посидели, я рассказал об этой книге — Яковлев о ней еще ничего не слышал, сказал: „А стоит ли сейчас такого рода книгу публиковать?” И оставил рукопись. И тут же дал команду издать ее тиражом в полтора миллиона экземпляров. Бывал я, конечно, и в Театре на Таганке, у нас с Любимовым были хорошие отношения, но были и проблемы. Я хорошо помню его отъезд на Запад и возвращение оттуда. Ко мне стали обращаться с просьбой помочь ему вернуться в СССР — все инстанции были не против, требовалось лишь мое согласие. Я сказал тогда Губенко: „Пожалуйста, пусть возвращается, но имей в виду, что, когда Любимов вернется, ты первым из театра вылетишь”. Так и произошло, хотя никто тогда мне не поверил. Кстати, мы с Любимовым не рвали отношений, а советского гражданства его лишили не потому, что он выехал на Запад, а потому, что, выехав туда, он подписал документ против СССР. „Интернационал сопротивления” — так он, кажется, назывался. До этого Любимова никто не трогал. Этот документ подписывал и Зиновьев» [25].

Первое и основное — такой была жизнь. Люди хотели жить. И когда им ставили рамки поведения, они их выполняли. Это мягкие рамки, у Д. Павлычко они были жесткие. Его юношей били шомполами, чтобы получить свидетельства о детской роте УПА [26]. Такое «воспоминание» остается на всю жизнь.

В. Оскоцкий о роли КГБ во времени, уже более приближенном к нам. Например, такой факт: «Не с трибун собраний и митингов (их просто не было) выражали известные 22 писателя и художника сочувствие Булату Окуджаве, когда на него усилиями КГБ в Союзе писателей было заведено дело. Но все эти 22 человека поименованы в соответствующей справке КГБ, адресованной ЦК КПСС. Не с трибун собраний присутствующий здесь поэт Василий Корнилов, другие писатели обещали Булату Окуджаве материальную помощь. Но перечень тех, кто был готов эту помощь оказать тут же поступил в КГБ. Информационная справка об этом подписана Филиппом Бобковым, который много лет курировал литературу и искусство и оставался заместителем председателя КГБ и при Андропове, и при Крючкове» [27].

И еще о генерале и одновременно секретаре московской писательской организации: «А существуют ли сейчас факторы устрашения, насилия? Об этом буду говорить гипотетически, ибо документально об этом говорить невозможно. Но, тем не менее, совпадения настораживают и вызывают подозрения. Я могу допустить, что бывший оргсекретарь московской писательской организации Виктор Ильин (кстати сказать, бывший генерал КГБ, сам сидевший, а после реабилитации направленный в Союз писателей) был случайно сбит машиной возле своего дома. Но меня настораживает эта случайность, потому что она произошла после того, как Виктор Ильин, выйдя на контакт с некоторыми деятелями демократического движения, изъявил желание поделиться своими познаниями, а его познания куда как широки».

С. Григорьянц задается вопросом — был ли вменяем Андропов. Он перечисляет множество шагов, которые делали под сильным нажимом Андропова, но вели не к усилению, а развалу СССР. Он говорит это, поскольку писал о плане Шелепина по псевдолиберализации СССР, более рассчитанной на Запад: «Упомянем и еще одну составляющую „плана Шелепина” — имитацию либерализма внутри страны, порученную, конечно, ЦК ВЛКСМ. Эти молодые люди тоже хотели какого-то обновления в стране, но выросшие в Советском Союзе, да еще в сталинское время, и к тому же, как правило, в малообразованных семьях, они всерьез не могли поддержать этот сложный, требующий немалой интеллектуальной подготовки, новый курс Хрущева. Как я уже упоминал, удалось сделать сравнительно живой газету „Комсомольская правда” с ее редакторами Юрием Вороновым, а после его увольнения Борисом Панкиным и ее „Алыми парусами”. Зять Хрущева Аджубей вскоре возглавил „Известия”, дополнил их „Неделей” и в тесном сотрудничестве с КГБ и Шелепиным стал не только посылать в качестве иностранных корреспондентов агентов КГБ вроде Колосова, но и систематически печатать иногда очень откровенные, прямо получаемые с Лубянки материалы, подрывающие все жизненные устои и представления советских обывателей, но одновременно во всех нужных случаях дезинформируя русских и зарубежных читателей. Популярность „Известий” стала просто небывалой, тираж возрос в десятки раз до 8 миллионов экземпляров. Особенно любопытна активность „Известий” в деле Синявского. Главным источником дезинформации за границей в эти годы (и одновременно центром агентурной работы более важным, чем „Известия”) стало создание тогда же агентства печати «Новости» и издававшегося им на многих языках дайджеста (небывалая новинка в СССР) „Спутник”» [28].

Все это говорит о, наконец, получившим новые задачи и набравшем силу ведомстве КГБ. Тем более Андропов все время расширял его, пугая членов политбюро диссидентами и происками Запада. Это пытаются объяснить пережитым им страхом во время венгерского восстания.

Е. Альбац пишет о работе Бобкова: «Специалистом номер один по беседам с теми, кого потом заносили в число доверенных лиц, в КГБ считали все того же генерала Филиппа Бобкова. В числе его собеседников были многие хорошо известные и сейчас стране люди. Я не буду называть имен, поскольку документов не видела, а полагаться на хорошую память, назовем это так, своих собеседников из КГБ не считаю возможным. Исход таких дружеских бесед был разный: по одним данным, на „доверенных лиц” в КГБ заводили специальные карточки, по другим — далеко не на всех. Знаю, что кому-то Бобков и помогал, например, выехать за рубеж. Однако сомневаюсь, что делал он это совершенно бескорыстно. Профессионал» [29]

Сегодня мы многого не знаем и больше не узнаем. Ведомство это станет открытым тогда, когда это будет уже никому не нужно. Но функционально его задачи понятны, просто на выполнение их были брошены иные силы.

Бобков — неординарный человек, но он был представителем ординарного ведомства, функцией которого было подавление «разномыслия» всеми доступными методами. В этом случае были определены две тысячи человек, с которыми система решила играть в кошки-мышки. Можно сразу догадаться, что главными критериями этого отбора были два:

• значимость и статус в стране;

• контакты с Западом.

Второй пункт важен тем, что возникает возможность давления: не будешь слушаться, не поедешь или не издашь книгу.

Такие «мягкие» типы наказания все равно были «жесткими» для творческого человека, поскольку это и было наиболее интересным для него.

Вернемся еще раз к вопросу, зачем и почему были созданы определенные послабления для верхушки творческой интеллигенции, только верхушки действительной, которая не была связана с бюрократическими постами.

Тут возникает множество ответов. Перечислим их:

• гипотеза выпускания пара: система не может все время держаться в напряжении, надо давать возможность снимать это напряжение, актеры, режиссеры, литератор, идя на грани дозволенного, дают возможность разрядить обстановку;

• Андропов хотел иметь приличный вид на Западе, поэтому его не интересовали те возможные шаги, которые будут называться «кровавыми»;

• всегда лучше иметь управляемого политического противника, чем неуправляемого;

• «профилактика» затрагивает, поэтому такой подход мог приостановить многих от не тех поступков или слов.

И поскольку Андропов и, соответственно, Бобков играли сразу несколько политических игр, не следует исключать и того, что «не репрессивная маска» была нужна для следующих шагов, которые иногда называют планом Шелепина — Андропова, предполагающим конвергенцию с Западом, чтобы на следующем этапе подчинить его себе. В этом случае следовало моделировать более демократическую атмосферу в стране, которую готовили к конвергенции с Западом.

Возглавив КГБ, Шелепин существенно изменил состав работников, привлекая людей с высшим образование и без прошлого опыта работы в этой сфере: «У комсомольских и партийных работников, возможно, и не было опыта, но у них руки не были в крови. Существенно, однако, что они и собраны были Шелепиным для решения новых, поставленных им задач, где силовые методы сменялись идеологическими и дезинформационными» [28].

Вот еще мнение Григорьянца по поводу «плана Шелепина»: «Особенно важным оказывается выделенная в „плане Шелепина” роль советской и зарубежной (красной и розовой) интеллигенции, усиление ее роли в неизменно агрессивной политике советского государства. Не менее важным (а скорее даже — более) для всей дальнейшей истории Советского Союза и России является осознанный и крупномасштабный переход от кроваво-элементарной репрессивно-тиранической политики в отношении российской интеллигенции к гораздо более сложной, предусматривающей манипулирование, влияние на общество с ее помощью, с помощью создаваемых или управляемых КГБ организаций. Эта поставленная уже Шелепиным задача была поразительно реализована его преемниками и в конечном итоге стала идеологической опорой захвата верховной власти в стране Комитетом государственной безопасности декоративного характера восстановленного диссидентского движения и созданных КГБ „демократических” СМИ в годы правления Горбачева-Ельцина-Гайдара и современной российской политики в Европе» [30].

КГБ, меняя аббревиатуры своего названия, остается в той же роли. Новый инструментарий использования интеллигенции не только создавал определенную «ширму» защитного характера во внутренней сфере, но и позволял начинать новые действия во внешнем мире. И именно это в первую очередь было интересно и Андропову, и Бобкову.

О Бобкове как «главном жандарме СССР» говорит известный политолог А. Ципко, перечисляя множество его негативных действий по отношению к самому Ципко. Его общий вывод таков: «Знаю из своего личного жизненного опыта, что силовик Бобков имел куда больше власти над нами, советской интеллигенцией, чем не только ЦК КПСС, но и шеф Бобкова Юрий Андропов. И это говорит о том, что всевластие „большой” власти оборачивается всевластием конкретных людей, которые в жизни якобы защищают эту „большую» власть” [31]. Его драмой он считает то, что в голове у него была та же система ценностей, против которой он боролся: «Драма Филиппа Бобкова, на мой взгляд, состояла в том, что он нес в своем сознании такие же представления о судьбах советской системы, как и те, кого он преследовал за инакомыслие. Потому для меня и не было ничего неожиданного в том, что борец с антикоммунизмом и инакомыслием Филипп Бобков после распада СССР начал возглавлять службу безопасности у либерала и космополита, у антикоммуниста и атлантиста Владимира Гусинского». Кстати, это оказалось общей моделью — генералы, подобные Бобкову, оказались у всех олигархов [32].

Как и А. Ципко, резко высказывается о Бобкове и бывший советский политзаключенный и политэмигрант Виктор Давыдов, который говорит достаточно жестко, но он имеет на это право: «Считается, что радоваться чужой смерти нельзя. Нет, можно. Можно радоваться смерти Сталина, Ежова, Берии, Абакумова и иже с ними. Бобков был хтоническим чудовищем из той же преисподней. По уши в крови. Жестокий, коварный и лживый. Смерть каждого такого гада уменьшает количество зла в мире. И это хорошо» [33].

А. Колпакиди справедливо винит КГБ и в развале СССР, а ему как историку спецслужб мы скорее должны поверить, чем представителям этих спецслужб. Приведем наиболее значимые его высказывания:

• «Безусловно, главную ответственность за развал Советского Союза несет руководство КПСС. Но здесь есть вопрос — все руководство КПСС или его часть? Пресловутый Яковлев, главный идеолог и конструктор развала, например, и не отрицал своей роли, писал, что делал все сознательно, и еще в конце 50-х — начале 60-х годов возникла группа людей — условных заговорщиков в руководстве КПСС, которые эту задачу по подрыву идеологии и развалу КПСС осуществляли. Яковлев это не скрывал, а остальные деятели после смерти Яковлева молчат. На мой взгляд, самая убедительная версия, что центр заговора был в самом аппарате ЦК КПСС, но большую роль при этом сыграл председатель КГБ Андропов»;

• «После болезни Брежнева, когда в 1974–1975 гг. он фактически руководил страной, у нас есть свидетельства того, что Андропов задумал реформирование системы. Не совсем понятно, что он собирался делать на самом деле, ну а получилось, что именно Андропов выдвинул Горбачева в руководство. Выдвигались в ту пору не только предатели, такие как Яковлев, который сам признал, что он предатель — но еще была хитрая тактика выдвижения на руководящие посты слабых и глупых людей, которые сами „завалили” всю работу не вследствие того, что они предатели, а потому что они просто глупы от природы. Тут можно вспомнить плачущего „премьера раскола”, автора фразы: „Борис, ты не прав” Егора Кузьмича Лигачева и прочих непонятных персонажей, которые „вылезли” при последнем генсеке. Причем все они вылезли с подачи Андропова. И мы потом убедились, что были для выдвижения на руководящие посты и более компетентные, более толковые кадры»;

• «Были контрэлиты — я имею в виду даже не диссидентов. Диссиденты сыграли в развале СССР не слишком большую роль, хотя они этого никогда не признают, но это факт. Они дали для контрэлит мощное оружие идеологии. Посмотрите, ни один из диссидентов не занял никаких постов в новой России. Сейчас они все ходят под угрозой быть названными иностранными агентами и чувствуют себя неуютно. Но, безусловно, тот, кто руководит страной, — тот и отвечает за ее развал»;

• «После перехода Андропова в руководство КГБ туда много перешло людей из аппарата ЦК КПСС, тут мы вступаем в область предположений. Все это тщательно скрывалось. Поскольку развал своей страны — позор, никто не стремится рассказывать о предательстве, один только Яковлев сболтнул перед смертью. Тем не менее, многие либерального толка публицисты пишут о том, что якобы этого не было, а Яковлев просто хотел выставить себя „героем”. Мы не можем знать, что точно произошло. Есть другое свидетельство, гораздо более авторитетное, чем показания Яковлева — человека, который сменил Андропова на посту председателя КГБ — Виталия Федорчука. Принципиальный чекист, который обвинял во всем развале Андропова. И в КГБ, и в КПСС — речь идет не о всей организации, а о разных секторах, но получается, что в КГБ тоже не все разделяли политику, ведущую к перестройке»;

• «Странным образом захват власти Андроповым совпадает с неожиданным и знаменитым скачком цен на нефть. Это одна из мифологем, что СССР жил на нефтедолларах, но, тем не менее, действительно вдруг произошел скачок. Никто не изучает с этой позиции историю — появились новые должности, новые люди, туда кинулись кто? Люди из КГБ, которые массово стали занимать должности»;

• «Работала огромная машина пропаганды — заказали фильм „Покаяние” — гимн перестройки, бездарнейший роман Рыбакова „Дети Арбата” начали сравнивать с „Войной и миром”. У него были удачные романы, но этот просто бездарный, явный заказ. Это же как-то было организовано, спущено сверху. Основная загадка — кто эти люди, кроме Яковлева? Какая-то тусовка из аппарата ЦК и КГБ. Но не вся структура. В Советском Союзе за ширмой шла оживленная, невидимая подковерная борьба. Шла совершенно секретно» [34].

Интеллигенция оказалась слабым звеном и советского, и перестроечного времени. По этой причине ее условную «прочность» искусственно усиливали. В принципе у интеллигенции креативная работа, требующая для результативности большего разнообразия и большего количества степеней свободы. По этой причине определенные ограничения, идущие от модели Бобкова — Андропова — Питовранова, были эффективнее, когда их пытались сделать личным решением того, на кого влияли. Жесткое давление извне в этом случае вызывало бы гораздо большее отторжение.

Литература

1. Кисляков М. Выдающийся человек: кем был умерший генерал Бобков // www.mk.ru/politics/2019/06/17/vydayushhiysya-chelovek-kem-byl-umershiy-general-kgb-bobkov.html

2. Пантелеева Н. Последнее интервью экс-заместителя председателя КГБ Филиппа Бобкова // www.eg.ru/politics/49358/

3. Гордон Д. Экс-первый заместитель председателя КГБ СССР генерал армии Филипп БОБКОВ: «Правда ли, что Пугачева могла запросто приходить ко мне в кабинет и любые вопросы решать? Правда. К ней разное отношение было, иной раз сбивали ее с пути истинного, подножки ставили — я подключался, чтобы девочку эту не смыли» // bulvar.com.ua/gazeta/archive/s8_66563/8503.html

4. Гордон Д. Экс-первый заместитель председателя КГБ СССР генерал армии Филипп БОБКОВ: «Буковского и Щаранского американцы завербовали, а Сахаров… Не та женщина рядом с ним оказалась, не та — властная, экзальтированная. Она это все натворила…» // bulvar.com.ua/gazeta/archive/s10_66589/8521.html

5. Аганин А. На смерть врага народа, или Начало конца конвергенции // zavtra.ru/blogs/na_smert_vraga_naroda_ili_nachalo_kontca_konvergentcii

6. Эскин А. Ушел из жизни сопредседатель развала СССР // regnum.ru/news/polit/2650171.html

7. Быков Д. Один // echo.msk.ru/programs/odin/2444233-echo/

8. Жирнов Е. «КГБ «наблюдал» ЦК давал указания, а травили друг друга сами писатели». Большой театр на Лубянке // aif.ru/archive/1643572

9. Жирнов Е. Чисто сусловское византийство // www.kommersant.ru/doc/620319

10. Леонов Н. С. Я опасаюсь за судьбу Крыма, Калининграда и Приморья. Интервью // ruskline.ru/opp/2019/mart/30/nikolaj_leonov_ya_opasayus_za_sudbu_kryma_kaliningrada_i_primorya/

11. Макаревич Э. Ф. Методы из книги Э. Макаревича «Филипп Бобков и пятое Управление КГБ: след в истории» // military.wikireading.ru/2642

12. Черных Е. Генерал КГБ Филипп Бобков унес в могилу тайну, кто развалил Советский Союз // www.kp.ru/daily/27008.7/4069761/

13. Евгений Питовранов: чем прославился «самый засекреченный чекист» в СССР // russian7.ru/post/evgeniy-pitovranov-chem-proslavilsya-s/

14. Журавлев Д. Генерал Питовранов — кукловод Советского Союза // realtribune.ru/news/authority/1824

15. Судоплатов П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. — М., 1997.

16. Филипп Бобков: Как генерал КГБ помогал советским звездам? // ru.strategiya.az/news.php?id=278981

17. Евгений Евтушенко описал, за что его били в Америке. Выходит книга бесед поэта с Соломоном Волковым // www.mk.ru/culture/2018/08/03/evgeniy-evtushenko-opisal-za-chto-ego-bili-v-amerike.html

18. Агаянц, Иван Иванович // ru.wikipedia.org/wiki/Агаянц,_Иван_Иванович

19. Вейс М. «Активные мероприятия» российских спецслужб // inosmi.ru/politic/20160728/237359416.html

20. Маркус В. Активные мероприятия. Раздел из книги В. Маркуса «Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки» // biography.wikireading.ru/71536

21. Треар И. Владимир Федоровский: «Как советский разведчик подтолкнул Сталина к выбору де Голля» (Le Figaro, Франция) // inosmi.ru/history/20181230/244119551.html

22. Альбац Е. Никита Петров: «В ход шли все средства морального террора». Интервью // newtimes.ru/articles/detail/116565

23. Крутиков Е. Деятельность Бобкова в КГБ вызывает серьезные вопросы // m.vz.ru/society/2019/6/17/982823.html

24. Докладная записка Ф. Д. Бобкова о выдворении из страны В. Буковского // ussr-history.livejournal.com/1660.html

25. Сирин Л. 1991: измена Родине. Кремль против СССР // history.wikireading.ru/94834

26. Гордон Д. Дмытро Павлычко: Били меня страшно, шомполами, по шее лупили так, будто голову отбить хотели, позвонки перебить, пальцы в двери закладывали, поджигать собирались // gordonua.com/publications/dmytro-pavlychko-bili-menya-strashno-shompolami-po-shee-lupili-tak-budto-golovu-otbit-hoteli-pozvonki-perebit-palcy-v-dveri-zakladyvali-podzhigat-sobiralis-1226460.html

27. Оскоцкий В. Интеллигенция под пятой КГБ // grigoryants.ru/kgb-vchera-segodnya-zavtra/pervaya-mezhdunarodnaya-konferenciya/12/

28. Григорьянц С. Шелепин // grigoryants.ru/sovremennaya-diskussiya/shelepin-2/

29. Альбац Е. Мина замедленного действия. — М., 1992.

30. Григорьянц С. Анатолий Голицын и План Шелепина — мирного «с человеческим лицом» захвата Европы // grigoryants.ru/sovremennaya-diskussiya/golicyn/

31. Ципко А. В жизни экс-бонзы КГБ Бобкова была подлинная драма. Главный жандарм СССР // www.mk.ru/social/2019/08/26/ v-zhizni-eksbonzy-gkb-bobkova-byla-podlinnaya-drama.html

32. Рыцари плаща и обнала — от Бобкова до Феоктистова. Топ-7 // www.rospres.com/specserv/20707/

33. Матвеев П. Бобок // www.kasparov.ru/material.php?id =5D07DC9884287

34. «На развал страны работала группа в ЦК КПСС. Но большую роль сыграл и КГБ» // www.nakanune.ru/articles/112248/

КГБ и управление массовым сознанием

КГБ управляло мозгами граждан прямо и косвенно. Страх нарушения неписаных правил висел над каждым. Однако точно так он висел и над представителями творческой интеллигенции, которые и создавали своими руками виртуальное пространство Советского Союза. Косвенность управления КГБ над досугом лежит в том, что они управляли творческой интеллигенцией, которая не просто строила виртуальное пространство, а одновременно создавала героев и врагов, социальные роли для подражания, видела в своих произведениях и прошлое, и будущее.

По этой причине «изобретение» Андропова — Пятое управление КГБ — было более сильным инструментом, чем даже телевидение. Телевидение работало на день сегодняшний, а пятое управление — намного дальше. Оно работало стратегически, даже не непосредственно с самим виртуальным пространством, а с его создателями.

Выделив 2 тыс. представителей творческой интеллигенции, с которыми генерал Бобков старался установить условно дружеские отношения, можно было сдерживать чистый негатив против советской власти, перенаправляя его, например, на создание иных героев и иные интересы.

Это могла быть, например, определенная интеллектуализация героя, как в фильме «Девять дней одного года» или в сериале «Семнадцать мгновений весны», в то время как советский герой того времени пришел из прошлого как герой физического пространства. Даже негативный персонаж, крадущий автомобили, Деточкин в фильме «Берегись автомобиля», мог быть такой задуманной миной, подложенной под работу на будущее.

Этот интеллектуальный герой вступал в противоречие как с героем советским, дерущимся в физическом пространстве, так и с героями политическими — в виде шамкающих членов политбюро, выступающих по бумажке.

Кстати, перестройка автоматически вытолкнула на экран как раз героев нового типа, способных выступать, уводя за собой аудиторию. Они быстро заменили собой советских героев, что также настойчиво делали передачи «Взгляд», «До и после полуночи» и другие, созданные под руководством А. Яковлева, Ф. Бобкова и главы гостелерадио Л. Кравченко.

Этот же тип героя стал главным и в наше время, когда главными капиталистами стали С. Брин или М. Цукерберг, создавшие свои миллионы мозгами, в то время как постсоветские миллионы куются на распродаже ресурсов.

Конец ознакомительного фрагмента.