Камин для Снегурочки

Дарья Донцова, 2004

«Кто я такая?» Этот вопрос, как назойливая муха, жужжит в голове… Ее подобрала на шоссе шикарная поп-дива Глафира и привезла к себе домой. Что с ней случилось, она, хоть убей, не помнит, как не помнит ни своего имени, ни адреса… На новом месте ей рассказали, что ее зовут Таня. В недалеком прошлом она была домработницей, потом сбежала из дурдома, где сидела за убийство хозяина. Но этого просто не может быть! Она и мухи не обидит! А далее началось и вовсе странное… Казалось, ее не должны знать в мире шоу-бизнеса, где она, прислуга Глафиры, теперь вращается. Но многие люди узнают в ней совершенно разных женщин. И ничего хорошего все эти мифические особы собой не представляли: одна убила мужа, другая мошенница. Да уж, хрен редьки не слаще! А может, ее просто обманывают? Ведь в шоу-бизнесе царят нравы пираний. Не увернешься – сожрут и косточки не выплюнут! Придется самой выяснять, кто же она. Вот только с чего начать?..

ГЛАВА 7

Самое интересное, что в концертный зал мы приехали вовремя. Глафира казалась совершенно спокойной, от истерики и следа не осталось. Глаза певицы ярко сверкали, на щеках играл румянец. Весело улыбаясь, она шла по коридору, то и дело кивая знакомым:

— Привет, котик! Здравствуй, лапа! О, Муся, ты шикарно выглядишь.

Я тащила портпледы и сумку, чувствуя, как в спине возникает боль, к тому же мне отчаянно захотелось спать, зевота просто раздирала рот.

Войдя в гримерную, Глафира села на стул и уставилась в зеркало, мне предстояло вытащить концертное платье и отгладить замявшиеся складки. Никакого энтузиазма предстоящая работа у меня не вызывала.

— Глашенька, — влез в комнату худенький парнишка с бумагой в руке, — ты у нас вторая, поторопись.

Глафира, только что преспокойно корчившая рожи зеркалу, подскочила на стуле.

— Что ты сказал, Мотя? А ну повтори!

— Идешь второй, — испуганным голосом проговорил юноша.

— Я? Интере-есно, — протянула Глафира, — очень здорово! Вторая! Я?! Вторая??! С ума сошел!!! Но я закрываю концерт!

— Это невозможно, — просвистел Мотя, — на закрытии выступают «Баблз».

— «Баблз» последние? — взвыла Глафира. — Да кто их знает?! Нет, Мотя, это тебе так с рук не сойдет. Я не сирота, у меня Свин есть.

— Но… — начал было Мотя.

— Молчать! — рявкнула Глафира и схватила мобильный.

В ту же секунду Мотя, выкрикнув: «Ну, я тебя предупредил!» — выбежал из гримерной.

— Немедленно приволоки его назад! — завопила Глафира. — Танька, шевелись!

Я понеслась было за Мотей и тут же растерялась. Длинный коридор изгибался во всех направлениях, буквально через пару шагов от гримуборной Глафиры он разваливался на два рукава. Я не узнала, куда направиться.

— Мотю не видели? — спросила я у полуголой девицы с размалеванным лицом.

— Он вроде за сигаретами двинул, — хрипло ответила она.

— А где тут буфет?

— Ну… на этаж ниже, только не стоит туда ходить, — зачирикала девица, — там одна дрянь, бутерброды с копченкой и спрайт. Лучше уж воды простой попить, у лифта кулер стоит.

— Я есть не хочу, мне Мотя нужен.

— Сказала же тебе, что он за сигаретами пошел.

— Разве их не в буфете продают?

Девчонка секунду молча смотрела на меня, потом засмеялась:

— «Сигареты» — это название группы. Они вроде в седьмой переодеваются.

Я продолжила поиски. «Сигареты» отправили меня к Розе, та отослала к «Привидениям»… Обежав почти все закулисье, я вспотела, но возвращаться к Глафире с сообщением о том, что не нашла Мотю, было просто невозможно.

— Водички хочешь? — неожиданно предложила стройная женщина, втиснутая в очень узкие и короткие брючки. — Чего тут мечешься, словно ошпаренная кошка? Выпей минералочки и успокойся!

Огромное чувство благодарности просто переполнило душу. Я схватила протянутую бутылку, отхлебнула из горлышка и простонала:

— Ну спасибо!

— Нема за що, — улыбнулась незнакомка, — ты кто такая? Первый раз вижу.

— У Глафиры служу.

В глазах собеседницы вспыхнул огонек.

— Да? Кем же? На подпевку и пританцовку ты мало похожа. Неужели Глафира Лисю на тебя поменяла? Я угадала? Ты стилистка?

— Нет, — усмехнулась я, — мой социальный статус намного ниже, я всего лишь горничная. Глажу вещи, варю суп, сопровождаю Глафиру.

Брови женщины поползли вверх.

— Домработница? В джинсах от «Прада»?

— Мне их Глафира подарила, похоже, она добрая.

— Добрая? — рассмеялась новая знакомая. — Ну ты и сказала! Вообще, откуда ты явилась? Зовут как?

— Считай, что ниоткуда, — начала было я, но потом, вспомнив инструктаж, быстро добавила: — Из деревни под Тюменью, а зовут меня Таня.

— Я Ира, — сказала женщина, — ты поосторожней с Глафирой.

— Почему?

— У нее ни одна прислуга больше месяца не держится!

— Да?

— Ага, — подхватила Ира, — денег она людям не платит, работать заставляет без выходных, вечно орет, вот и бегут от нее сломя голову. Ты зарплату понедельно требуй — и увидишь реакцию. Глаша людей выгоняет вон и бабок не отдает.

— Глафира хороший человек, — возмутилась я, — просто она устает очень и срывается.

— Ой, не могу, — скорчилась Ира, — хорошая! Когда лежит маникюром к стене.

— Добрая, — решила не сдаваться я, — знаешь, она подобрала на дороге совершенно незнакомую женщину, приютила ее, накормила, одела.

— Это Свин ей новый пиар-ход придумал, — взвизгнула Ирина, — а ты озвучиваешь! Ну, Сенька! Во дурак! Такому про Глашку никто не поверит. Конечно, публика дура, но есть же предел! Глафира — добрая самаритянка! Уржаться можно.

— Это чистая правда, — с жаром воскликнула я, — на моих глазах дело было!

— Значит, коньяка насосалась, — подвела черту Ира, — в невменяемом состоянии была.

— Она не пьет!!!

Ира хлопнула себя по бедрам, обтянутым голубыми брюками.

— Понимаю твое горячее желание представить хозяйку в лучшем свете, но сама ведь сейчас сказала, что работаешь у нее всего ничего. А я Глашку не первый день знаю. Она алкоголичка. Впрочем, тут многие ширяются, нюхают и с бутылкой обнимаются. Оно и понятно, ты попробуй поживи в таком ритме, поулыбайся всем, поработай, как лошадь. Ясное дело, стимуляторы понадобятся! Это нормальное явление! Только Глафира…

Внезапно я разозлилась. Ну до чего же противные люди за кулисами.

— Глаша не пьет, она коньяк в раковину выливает!

Глаза Иры замерцали, как у голодного тигра.

— Врешь!

— Нет, просто ей Свин такой имидж придумал! — объяснила я.

Несколько минут я лепетала без остановки, но потом спохватилась:

— Ты Мотю не видела?

— К Глафире пошел, — медленно ответила Ирина.

— Слушай, объясни, кто за кем выступает, это принципиально?

— Конечно, — улыбнулась Ира, — если тебя в начало ставят — второй, третьей — значит, не уважают. А закрывает концерт самая большая звезда. Ясно?

— Да, — кивнула я, — теперь да! Спасибо, побегу.

— Иди, — ласково улыбнулась Ирина, — но помни: уноси от Глафиры побыстрей ноги, зря только ломаться на нее станешь. Вон «Роми» ищут костюмершу, ребята очень честные, хочешь, замолвлю за тебя словечко?

— Не надо, мне и с Глафирой хорошо.

— Хозяин — барин, — дернула плечиком Ира, — возьми визитку, когда от Глашки сбежишь, позвони. Пристрою к нормальным людям.

Чтобы не обижать приветливую даму, я сунула визитку в карман, пошла в гримерку, обнаружила комнату пустой, побежала к сцене и увидела в кулисе Глафиру с надутым лицом. Рядом с ней стоял красный Свин.

— Мотя мне за все заплатит, — шипел продюсер, — ишь, сволочь.

— Где Аська, — перекрыл его недовольный голос густой баритон, — где она, а? Отвечайте! Наш выход.

Я попятилась и врезалась в группу девушек очень высокого роста, с ужасающе огромными бюстами. Лица чаровниц покрывал сантиметровый слой тонального крема и румян.

— Поосторожней, киса, — баском сказала одна, — колготки порвешь.

Я вздрогнула. Девицы оказались переодетыми парнями, к выходу готовилось шоу трансвеститов.

— Где Аська? — раздраженно повторял баритон.

Я подняла голову и ахнула. Прямо надо мной нависал Андрей Максимов, тот самый, суперизвестный и популярный.

— Где эта шалава? — вопрошал он.

Повеяло удушающим запахом духов. Сильно стуча каблучками, мимо пробежали четыре белокурых создания, словно вылупившиеся из одного яйца. Только что они отпрыгали на сцене и теперь спешили переодеться.

— Привет, Андрюша, — нестройным хором сказали певички.

Но Максимов никак не отреагировал на них.

— Аську найдите, — волновался он.

— А сейчас, — полетело со сцены, — перед вами выступят те, кого мы с нетерпением ждем! Встречайте! Суперзвезды Андрей Максимов и Ася Волкова со своим хитом «Любовь с тобой».

— Ля-ля-ля! — загремело со страшной силой. Из противоположной кулисы вылетели штук десять танцоров и стали приплясывать, хлопая в ладоши.

— Ля-ля-ля, — подхватил зал, — у-у-у!

— Где эта сучка?! — взвизгнул Андрей.

И тут у кого-то зазвякал мобильник.

— Аську сюда, — рвал и метал Максимов, — ваще офигела!

— Андрюш, — робко пискнул кто-то сбоку, — катастрофа.

Максимов резко повернулся.

— Нет, только не говорите, что она обкурилась. Впрочем, тащите ее сюда в любом состоянии, лишь бы на ногах держалась, дрянь.

— Аська только что звонила, — обморочным голосом закончил человек, — она не придет.

— Что? — неожиданно спокойно переспросил Максимов. — Не придет? С какой стати? Я же видел красотку полчаса назад.

— Ее плохо встретили, — умирающим тоном завершил тот же тип, — гримерку дали на двоих, ну Аська и уехала!

Большие глаза Максимова стали просто бездонными. Он обвел присутствующих гневным взором. Все, даже Сеня, примолкли. Трансвеститы, словно испуганные дети, сбились в кучу.

— Та-ак, — протянул Максимов, — уехала! Интересное дело, ах она…

Следующие пару секунд из накрашенного рта певца сыпались одни непечатные выражения. Тем временем музыка на сцене гремела снова и снова, балет танцевал, зрители подпевали.

— И что мне делать? — взвизгнул Максимов.

Его глаза пробежались по замершим актерам, остановились на группе перепуганных трансвеститов…

— Ну-ка, — рявкнул Андрей, выдергивая самого низкорослого парня, — тебя как зовут?

— Миша, — робко ответил тот и качнул большими серьгами, — вообще-то я Анжелика Французская, а так Миша.

— Миша, Маша, каша, параша! — заорал Максимов. — Плевать сто раз, двигай на сцену, петь будем дуэтом!

Миша — Анжелика побледнел так, что его лицо, покрытое сантиметровым слоем грима, стало похоже на белую маску с красными пятнами.

— Э… Андрей Сергеевич, — в ужасе забормотал он, — но я того… слов не знаю… и ваще… петь-то не могу, вот пляшу хорошо, а с песнями беда…

— Эка печаль, — не сдался Максимов, выталкивая несчастного трансвестита на подмостки, где балет лихо отплясывал джигу, — Аська, можно подумать, поет! Рот разевай и двигайся, остальное пучком будет. Ты мне поможешь, я тебе!

В полной панике Миша попытался притормозить каблуками огромных сверкающих босоножек, но сильный Максимов легко сломил сопротивление. В мгновение ока он вылетел на сцену, таща за собой существо в парчовой юбчонке.

— У-у-у, — завопил зал.

Я разинув рот наблюдала за происходящим из-за кулис.

— Моя любовь всегда с тобой, — понеслось из огромных динамиков…

Очевидно, Миша обладал определенными актерскими задатками, потому что он взял микрофон и стал усиленно двигать губами.

«Она меня повсюду греет», — полетел над залом чистый женский голос.

Я усмехнулась. Хороший текст, однако. Интересно, в каких местах особенно сильно согревает амур?

Максимов вытянул вперед левую руку, Миша кинулся к нему и замер. Секунду, пока над залом гремела только музыка, парочка с выражением невероятной нежности глядела друг на друга. Затем, обнявшись, певцы принялись кружиться, их голоса, сладко-мармеладные, липкие, словно бумажка для ловли мух, опутывали присутствующих.

— И никогда ни ты, ни я жить не сумеем без себя, ты — это я, а я — это ты, и в жизни нашей есть место мечты, одной мечты, где я и ты…

У меня защипало в носу. Господи, как красиво-то! Вот это любовь! Ей-богу, позавидовать можно! Такие молодые, счастливые…

Продолжая нежно сжимать друг друга в объятиях, «Ромео» и «Джульетта» докрутились до кулис. Я едва сдерживала рыдания, глядя на возвышенно-счастливое выражение лиц парочки. Зал принялся орать от восторга.

Андрей и Миша влетели за сцену.

— Фу, — скривился Максимов, — что за пакостью ты облился! Меня чуть не стошнило! Несет, словно из мусорного бачка, сладкой гнилью!

Я опять разинула рот. Господи, куда же подевалась любовь? На лице певца сейчас было выражение брезгливости, смешанной с недоумением. — Так дезодорантом, — робко ответил трансвестит.

— Имей в виду, Паша… — грозно начал Максимов.

— Я Миша, — осторожно поправил звезду юноша.

— Однофигственно, — отмахнулся Максимов, — так вот, немедленно смени брызгалку, иначе меня в следующий раз стошнит!

— Следующий раз, — эхом повторил Миша, — вы мне предлагаете у вас работать?

— А ты не понял? — скривился Максимов. — Эй, кто-нибудь, поправьте мне грим, живо! Именно со мной, или не хочешь?

— Я… о… да, да, да! — заорал Миша.

Певец усмехнулся:

— Пошли, козлы орут!

— Ма-кси-мов! Ма-кси-мов! — скандировала публика.

Андрей схватил Мишу за руку, парочка побежала на сцену. Я только диву давалась метаморфозе, произошедшей с обоими. Максимов лучился любовью, у Миши с лица пропало выражение описавшегося котенка, в его глазах светилось безграничное счастье.

— Вот так люди карьеру за пять минут делают, — послышался чей-то издевательский голос. — Жил себе Мишка никому не известный, тряс резиновым бюстом, потом оказался в нужный час под рукой у барина — и все, он суперстар!

Я скосила глаза влево и увидела цинично ухмыляющуюся Ирину. Она подмигнула мне.

— Исторический момент. Из Андрюшки, конечно, певец как из табуретки зеркало, но он мальчик благодарный, теперь Мишутка в шоколаде. Да, вот оно счастье-то! Впрочем, Андрюша давно подумывал о смене имиджа, просек, наш котик, что песенка про то, как мальчик девочку любил, несовременно звучит. Вот два мальчишечки — это интересней…

— Вечно ты гадости говоришь, — зло оборвала Ирину Глафира, — и пишешь один понос!

— Только правду, мой котик! — пропела Ира. — Нравится вам это или нет, пишу лишь одну страшную истину и никогда не лгу.

— Как бы не так, — покраснела Глафира, — брехло!

— Я? — вскинула брови Ирина.

— Ты!

— Я ни одного слова лжи не опубликовала!

— Ха! Написала, что я силикон вставила!

— Так ведь это правда.

— Нет!

— А вот и да!

— Нет!!!

— Смешно, право! Хочешь, фамилию врача назову? — усмехнулась Ирина.

— Стерва! — заорала Глафира, бросаясь на собеседницу.

— Дура! — завопила Ира, отпрыгивая в сторону. — Свин, держи свою лжеалкоголичку!

— Ты о чем? — напрягся продюсер.

— Да знаю я все, — отмахнулась Ирина, — читайте «Шоу».

С этими словами она быстро ушла.

Свин и Глафира переглянулись.

— Откуда она узнала? — мрачно спросил продюсер.

— Понятия не имею! — взвизгнула певичка.

— Найду, кто продал, и урою, — пообещал Свин.

Я стала покрываться потом, шагнула в сторону, вновь наступила на ногу одному из трансвеститов и спросила:

— Эта Ирина кто?

— Кротова? — уточнил размалеванный парень. — Ужас, летящий на крыльях ночи, репортер газеты «Шоу», про нас пишет. Такое нарывает! Ее тут половина народа пристрелить хочет. Ирочка может в один миг с грязью смешать, она вечно за кулисами толчется, по зернышку дерьмо клюет.

Недолго думая, я побежала за журналисткой.

— Ира, погодите!

Кротова оглянулась:

— Чего тебе?

Я подбежала к ней:

— Пожалуйста, не пишите ничего про Глафиру.

— С какой стати?

— Очень прошу, ну, про коньяк.

— Да? А что с коньяком?

— Я случайно сболтнула про то, что она его выливает.

— Слово — не воробей!

— Умоляю вас, меня уволят.

— И хорошо, найдешь другое место.

— Никогда.

— Не рыдай, — хмыкнула журналистка, — рано или поздно все равно бы это узнали.

— Я окажусь на улице!

— Сейчас тепло, не замерзнешь!

— Мне некуда идти.

— Я слышала уже сказочку про деревню в Тюменской области, — скривилась Ира, — дурее ничего не придумала? У тебя московский говор.

Меня охватило отчаяние.

— Послушай, пожалуйста!

— Ну, говори, — смилостивилась Ирина.

Когда мой сбивчивый рассказ иссяк, журналистка покачала головой:

— Хорошо, твоя история впечатляет. И знаешь почему? Я узнала тебя сразу! А ты меня нет. Сначала я подумала, что ты прикидываешься, изображаешь неизвестно кого. Но потом растерялась, больно здорово ты актерствовала. Стала присматриваться и сомневаться: она — не она. Вроде одно лицо, с другой стороны, меня не признала, а ведь я твоя родня.

— Родня, — подскочила я, — в каком смысле?

— В прямом, — одними губами улыбнулась Ирина.

— Ты знаешь, кто я?

— Естественно.

— Господи, скажи!!!

— Это долгий разговор, не здесь же его вести!

— А где?

— Приезжай послезавтра ко мне.

— Адрес, скажи скорей адрес!

Ирина покачала головой:

— Если ты играешь, то делаешь это гениально, прими мои поздравления, зря я тебя курицей считала. Если на самом деле потеряла память, то положение ужасное, хотя это понять можно, после всех несчастий…

— Эй, Танька, — заорал один из подтанцовки Глафиры, показываясь в коридоре, — несись на реактивной тяге, Глашка бесится, нам на другой концерт ехать пора!

— Значит, так, — быстро закончила Ирина, — я сегодня в Питер уезжаю, вот тебе телефон, звони послезавтра, встретимся, и я все расскажу!

Я быстро сунула визитную карточку в карман и пошла в гримерку. Отворила дверь и поняла, что попала в самый неподходящий момент. Глафира сидела на полу, в углу, около большого трехстворчатого зеркала. Над ней с розовым полотенцем в руках стоял Свин. Не замечая моего появления, продюсер хлестал полотенцем певицу по щекам, приговаривая:

— Ну ты и сука!

Меня удивило поведение Глаши. Вместо того чтобы, как всегда, орать и материться, певица пыталась закрыть хорошенькое личико руками и шептала:

— Ой, не надо! Свин, пожалуйста!

Продюсер отшвырнул полотенце.

— Одевайся, дрянь, — выплюнул он и, тяжело дыша, ушел.

Я бросилась к Глафире:

— Тебе больно? С какой стати ты терпишь такое!

Внезапно она тихо заплакала:

— Он мой хозяин, у него деньги, связи, а у меня что?

— Имя! Звездный статус!

Глаша встала на ноги, взяла ватный диск и стала стирать с лица слезы, перемешанные с косметикой.

— Звезда — это фикция, — внезапно серьезно сказала она, — есть, конечно, маленький круг тех, кто имеет весомое имя и может работать сам по себе, Максимов, допустим. Да и то Андрюша зависит от многих людей: композитора, например. Нет новых песен — нет и Максимова, нельзя же годами старые хиты перепевать. Ну а такие, как я… Вытурит меня Свин, и что? Пропала Глаша, публика-то из козлов состоит, мигом забудет. Вон сегодня группа «Рынок» выступала, видела?

— Да, хорошенькие такие блондиночки.

— Хорошенькие блондиночки, — передразнила меня Глафира, — точно! Только это уже то ли пятый, то ли шестой состав — и все как одна хорошенькие блондиночки. Куда же прежние деваются, знаешь?

— Нет, — покачала я головой.

— И я тоже, — сказала Глафира, — исчезают одни хорошенькие блондиночки, появляются другие, а залу все равно. Группа «Рынок» поет! Вау! Классно! Супер! Ля-ля-ля! Где же прежние блондиночки? Это шоу-биз, детка, тут как в лесу с леопардами: выжил — отбил себе место для охоты, слабинку дал — и тебя съели! Ам, нету хорошеньких блондиночек! Ам, прощай, Глафира, другую Свин вытащит и тоже Глашей назовет, чтобы бренд не пропал! Я-то уже вторая Глафира, будет третья, и что?

— Ну это ты глупости говоришь, — воскликнула я, — тебя столько народа в лицо знает!

Глафира задумчиво посмотрела в зеркало.

— Морда… да! Это легко! Вон Катю из «Веселых» никто не признает, она себе нос исправила, овал лица подтянула, парик, очки…

— А голос? — не успокаивалась я.

— Голос, — протянула Глафира, — голос… наивная моя, голос — это аппаратура. Знаешь, как у нас говорят: можно поругаться с кем угодно: с мамой, папой, мужем, любовником-спонсором, журналюгами… Но только всегда дружи со своим звукооператором, иначе худо будет. Голос! Ох, зря я сегодня Свину нахамила, чует мой нос: плохо мне будет!