Серебряные осколки

Дейзи Вэнити, 2024

Англия, 1857 год. Лучшая шпионка во всем Лондоне Уинифред Бейл и ее возлюбленный, аристократ Теодор Дарлинг, вынуждены… скрываться. Ходят слухи, что они убили мистера Уоррена – самого влиятельного человека в преступном мире Лондона! – и не только унаследовали его империю, но и намереваются прибрать к рукам всю криминальную власть. Чтобы выманить Уинифред и Теодора, кто-то похищает их бывшего приятеля. Но похитители не знают, что он предал своих друзей и не рассчитывает на спасение. Тем не менее Уинифред и Теодор готовы прийти на помощь, даже если это приключение будет стоить им жизни. «Существует ли “долго и счастливо”, после того как “зло” повержено? Или все не так просто и у любого поступка есть последствия? Именно это и предстоит выяснить нашим, уже горячо любимым, героям! Вторая часть романа вернет нас в прекрасный Лондон, который в этот раз приготовил для Уинифред и ее друзей более суровые испытания, и пройти их смогут не все…» – Марина (@from_neverwhere)

Глава 2

Условия и улыбки

— Прошу прощения, я не представилась, — после краткой паузы извинилась Кэтрин.

Голос у нее был грудной, бархатный, под стать внешности. Не верилось, что таким голосом можно кого-то отчитать или кому-то нагрубить.

— Меня зовут…

— Я знаю, — выпалила Уинифред и осеклась, чувствуя, как теплеет лицо.

Нужные слова никак не шли в голову, и она говорила первое, что приходило на ум, — только бы не молчать.

— Прошу прощения. Пожалуйста, проходите, мисс Дарлинг.

Гостья удивленно улыбнулась и шагнула в дом. С собой у нее был только небольшой саквояж из черной кожи, и больше ничего. Должно быть, она не собиралась оставаться у них надолго… если вообще собиралась оставаться.

Может, она следующим же утром увезет Теодора домой.

Кэтрин, не заметив испуга Уинифред, спросила тем же дружелюбным тоном:

— Неужели мы с Тедди так похожи?

— Да, мэм, очень похожи! — заверила ее Уинифред. — Я сразу же поняла, что это вы. И на портрете… Словом, да.

Кэтрин свела брови и опустила уголки губ. То же выражение недоумения часто появлялось на лице Теодора.

— На портрете? — рассеянно переспросила она.

В их разговоре с самого начала было мало церемонности светской беседы, но сейчас Уинифред почувствовала, что затронула неправильную струну.

— Не думала, что он сохранился. Неужели мои родители от него не избавились?

Давая себе паузу на раздумья, Уинифред повернулась, чтобы закрыть дверь. Какого черта она заговорила про портрет? Наврать теперь Кэтрин или же признаться, что она тайком пробиралась в кабинет ее покойного отца?

— Его сняли вместе с остальными тремя, — наконец туманно ответила она. — Но прислуга за ними все еще приглядывает.

Кэтрин лишь кивнула. Ее хрупкая фигура в темно-сером дорожном платье казалась призраком здесь, в маленькой, пестро отделанной прихожей. Уинифред не покидало ощущение угрозы, как будто мисс Дарлинг в любое мгновение может ласково улыбнуться, потрепать ее по щеке и указать на выход.

За свою робость перед Кэтрин ей стало досадно на саму себя, особенно когда она вспомнила, что причины волноваться были. Как некстати они с Теодором повздорили!

— Значит, даже портрет Генри сняли, — печально отметила Кэтрин. — Мой милый Генри… Вы знаете, что мне не позволили приехать на его похороны? — Она вскинула на Уинифред глаза.

— Я этого не знала, — осторожно призналась Уинифред, выдерживая взгляд гостьи.

Неужели Кэтрин хочет понять, как много Дарлинг рассказал ей?

— Вы не покидали родового имения с рождения Теодора, мэм?

Несколько мгновений Кэтрин продолжала смотреть сквозь Уинифред, будто не расслышав вопроса, и наконец кивнула.

— Да, это так. Поэтому они погребли Генри в Лондоне, а не в Хэзервуде. Родители сказали, что я могу приехать на похороны брата, но только если отдам им Тедди. Разумеется, я не согласилась. Знаю, что Генри простил бы меня.

Лаура как-то призналась, что молчит, если ей нечего сказать — вот и Уинифред умолкла, ожидая, пока Кэтрин снова заговорит. Наверняка слова утешения из ее уст прозвучали бы заученно и фальшиво.

Кэтрин только переступила с ноги на ногу, слегка всколыхнув подол платья, и Уинифред опомнилась. Держать гостью в прихожей — что за отвратительное впечатление она, должно быть, успела произвести!

— Прошу прощения! — вырвалось у нее. Чувствуя себя нелепой, она протянула руку к дорожной сумке Кэтрин. — Я редко… Признаться, я никогда раньше не принимала гостей, мэм. Позволите взять ваши вещи?

Мисс Дарлинг с тем же недоуменным выражением опустила взгляд на свой саквояж и вдруг рассмеялась чистым, глубоким смехом.

— А я вот уже двадцать лет не бывала в гостях ни у кого за пределами графства! Мы стоим друг друга, верно? — Кэтрин сжала губы, будто извиняясь за недавний смех, подхватила ошеломленную Уинифред под локоть и повела ее прочь из прихожей. — Здесь у вас гостиная, милая?

— Да, мэм, — выдавила она.

Кэтрин вплыла в комнату, с любопытством оглядываясь — Уинифред не потушила здесь свет.

— Прошу, присаживайтесь. Могу я предложить вам чаю?

— Чаю? — Гостья опустилась на диван и подняла с подушек томик, приземлившийся на развороте. — Пожалуй, можно. Это Тедди читал?

Уинифред, спешно собиравшая в стопку расставленные тут и там полотна Лауры, похолодела. Она уже предвосхищала следующий вопрос мисс Дарлинг: где же сам Теодор?

— Да, мэм. Мы читали ее вместе, — пробормотала Уинифред. — Простите, я ненадолго отлучусь. Не хочу будить Лауру.

Кэтрин улыбнулась и перелистнула книгу на начало.

— Конечно, мисс Бейл.

— Пожалуйста, зовите меня Уинифред, — выпалила она и, не давая возможности возразить, бросилась на кухню.

Сердце ее трепыхалось, словно горячечное — за месяцы в Брайтоне Уинифред успела отвыкнуть от неожиданностей. Она торопливо зажгла плиту и бухнула на нее чайник. Ожидая, пока вода вскипит, Уинифред уперлась руками по обе стороны мойки и долго рассматривала маленького моллюска, присосавшегося к металлическому кранику. Здесь такие были сплошь и рядом — на травинках и камышах, на домах, на купальных каретах.

Наверняка мисс Дарлинг подумала, что Уинифред дурно воспитанная идиотка. Зря она попросила звать ее по имени. Кэтрин и без того воспринимала ее не слишком-то серьезно, а теперь и вовсе будет держать за пустое место! Или решит, что Уинифред излишне фамильярничает.

А если она узнает, что они с Теодором поссорились? Она разозлится? Погонит Уинифред прочь?

Кровь прилила к лицу, и Уинифред присела на корточки перед плитой, обняв руками колени. Теперь в разгоряченном лице можно будет винить огонь, а не собственный страх. Ее вдруг потянуло коснуться горячей дверцы голыми руками, чтобы унять душевные волнения болью. В самом деле, почему нет? От ожогов ее левая рука ужаснее уже не станет. Уинифред вцепилась пальцами в ткань платья, чтобы не давать им воли. Боль приносила ей быстрое, но краткое облегчение, а она обещала Теодору, что научится справляться со своими эмоциями иным путем. Она обещала ему научиться превращать свой гнев в оружие. Зажмурившись, Уинифред представила, как хватает полный кипятка чайник и швыряет его на пол. Затем — как сдирает с окна ситцевые занавески, как разбивает вдребезги оконное стекло и как переворачивает посудный шкаф.

Когда зуд в пальцах немного унялся, Уинифред раскрыла глаза и глубоко вдохнула. На плите шипела вода, капавшая из носика чайника.

Уинифред разлила по чашкам чай и, на удивление ловко управляясь с подносом, прошла в гостиную. Кэтрин успела прочесть внушительное количество страниц. Сколько именно, Уинифред не разглядела — гостья захлопнула книгу и подняла голову. Все это напоминало обыкновенный чайный визит старой знакомой с той лишь разницей, что за окном было темно, хоть глаз выколи.

Дарлинг все не возвращался. Может, он заблудился? Или набрел на какой-нибудь пруд и теперь разглядывает улиток в свете луны?

— Благодарю вас, Уинифред. Чай выглядит превосходно, — произнесла Кэтрин.

У Уинифред немного отлегло от сердца. Кажется, мисс Дарлинг не придала особого значения ее словам. Или скрыла это так умело, что даже она ничего не заметила.

— Благодарю, — выдавила Уинифред, тупо глядя в свою чашку, на дне которой лениво кружились длинные тонкие чаинки. Она чувствовала, что не сможет сделать и глоточка.

Отпив, Кэтрин поставила чашку на блюдце и подняла на нее спокойные темные глаза.

— Уинифред, мой сын — самое дорогое, что у меня есть, — без обиняков призналась она.

Перед Кэтрин не было нужды прикидываться бесстрастной — она этого не оценила бы и вряд ли бы поверила. Уинифред сглотнула и постаралась представить, будто перед ней сидит Теодор. Будто ей не приходится ежесекундно размышлять, какое выражение лица на себя нацепить. Она стиснула ткань платья и посмотрела на женщину.

— Как и у меня, мэм.

Кэтрин улыбнулась. У Теодора был такой же тонкий прямой рот, как у нее, но улыбки были разными. Даже когда мисс Дарлинг улыбалась, лицо ее сохраняло печать смиренной, иконописной грусти — это выражение Уинифред подметила еще на портрете, найденном в Большом кабинете.

— Я люблю его больше, чем саму себя, — сказала Кэтрин.

Если бы это сказал любой другой человек, в его словах Уинифред уловила бы плохо завуалированный намек. Но эта женщина не стала бы обвинять ее в эгоизме.

— Как и я, — твердо ответила она. — Мисс Дарлинг, вы не хуже меня знаете, что Теодор не столь наивен, сколь кажется. Я не прошу вас довериться мне. Но, возможно, вы сможете довериться суждению своего сына?

— Мне бы хотелось составить о вас собственное мнение, — возразила Кэтрин. — Но я точно знаю, что Тедди редко ошибается в людях. Если он полюбил вас, значит, вы этого заслуживаете.

К горлу Уинифред подступил ком. Это была одна из немногих вещей, в которых она до сих пор сомневалась — заслуживает ли она любви такого человека, как Теодор? Если да, то чем, черт возьми, она ее заслужила?

— Вы слишком добры ко мне, мэм, — пробормотала Уинифред.

Эти слова она произносила бесчисленное количество раз, но впервые почувствовала, что не лукавит.

— Вовсе нет. Мне очень нравится то, с какой смелостью вы воспитываете саму себя. Поверьте мне, это очень заметно.

Кэтрин поставила чашку на столик и сложила на коленях руки. Уинифред догадалась, что за этим последует, и до боли в пальцах стиснула резную ручку чашки.

— Скажите, могу я увидеть Теодора? — мягко спросила она.

Чтобы голос не сорвался, Уинифред машинально применила старый трюк. Вдохнула побольше воздуха и разом, на выдохе, проговорила:

— К сожалению, его сейчас нет, мэм, он вышел прогуляться.

— Так поздно? — Мисс Дарлинг растерянно свела брови. — Что ж… По крайней мере, он сказал, когда вернется?

— Нет, мэм.

Уинифред снова набрала воздуха, но на этот раз голос прозвучал тонко:

— По правде говоря, мы с ним немного повздорили.

Кэтрин слегка улыбнулась и поднесла ко рту чашку.

— Вот как? Что мой негодник натворил в этот раз?

Значит, она совсем не сердится на Уинифред? Впрочем… судя по тону, она и Теодора-то журит скорее в шутку. В том, как Кэтрин произнесла «мой негодник», было столько искренней материнской любви, что Уинифред даже растерялась.

— Почему вы думаете, что он виноват в нашей ссоре? — спросила она и сама не заметила, как подпустила в голос вызов. — Это моя вина.

— Я всегда учила Тедди, что в ссоре стоит винить обоих. — Кэтрин пожала плечами. — К тому же, зачем вы упомянули о размолвке, если не хотели, чтобы я приняла вашу сторону?

Уинифред снова обнаружила, что не находит слов. В рассудительной ласке мисс Дарлинг была та же простая искренность, что и в Теодоре, и Уинифред почувствовала себя не просто обезоруженной — раздетой донага.

Может, в этом и был секрет? Может, для того, чтобы перестать чувствовать себя виноватой, ей всего лишь нужно было сказать правду?

— Нет, это я его обидела, — торопливо, чтобы не струсить, отозвалась Уинифред. — Потому что он хотел вернуться домой к… — она подавилась словом, — к вам. А я боялась встречи с вами.

Кэтрин совсем не выглядела обезоруженной. Она даже не удивилась. Только улыбнулась и потянулась к столику, чтобы пальцами отломить кусочек приготовленного Лаурой тминного кекса.

— Вы боялись встречи со мной? Почему же?

— Потому что я не подхожу ему.

Теперь мисс Дарлинг действительно удивилась.

— Не подходите Тедди? Это он так сказал?

— Конечно же нет! Но я уверена, что он это понимает, мэм.

— Уверена, что нет, — насмешливо заверила ее Кэтрин. — И я не понимаю. Если вы так страшитесь моего неодобрения, на что же вы тогда рассчитываете?

На этот вопрос у Уинифред был давно готов ответ.

— На все, что угодно. Просто… позвольте мне оставаться рядом с ним. Прошу вас. На любых условиях.

Кэтрин помрачнела. Она опустила отломленный кусочек кекса на блюдце и отряхнула пальцы. Жест был совсем не возвышенный, но в ее исполнении казался утонченным, изящным.

— Мы все получаем то, чего, как нам кажется, заслуживаем, — медленно произнесла она. — Вам кажется, что вы не заслуживаете Теодора, поэтому вы боитесь требовать, боитесь просить. Я сама совершала ту же ошибку когда-то. — Она грустно посмотрела на девушку. — Нам всегда кажется, что если мы просим чего-то — в нашем случае того, чтобы нашу любовь признали важной, нужной, — мы вынуждаем любимых пойти на отчаянный шаг. В действительности же мы просто… выбираем условия, на которых нашу любовь наконец признают. Без этих условий нами можно помыкать как угодно.

— Когда вы говорите «мы», вы имеете в виду…

— Женщин. И вас, и меня. Не думайте, что я всегда встаю на сторону Тедди только потому, что он мой сын. Если бы он позволил себе бесчестно с вами обойтись, я бы отреклась от всего, что нас связывает.

Уинифред захлестнуло облегчение. Все-таки Лаура оказалась права — Теодора не могла воспитать другая женщина. На миг Уинифред даже ощутила к нему зависть — хотелось бы и ей иметь такую мать, как Кэтрин.

— Что же мне делать? — прошептала она, опасаясь взглянуть на мисс Дарлинг.

— Уверена, вы, как никто, способны принять решение самостоятельно.

Потянувшись вперед, Кэтрин накрыла своей ладонью изувеченные пальцы Уинифред. У нее были худые руки с тонкими теплыми пальцами — самые обычные женские руки, но от одного их ласкового прикосновения на глаза Уинифред навернулись слезы.

— Но могу дать вам совет, — продолжала Кэтрин. — Не бойтесь говорить о том, чего вам хочется. Пока вы молчите, вами способен воспользоваться любой. Не позволяйте никому использовать вас, даже моему сыну.

Уинифред сглотнула. Конечно, мисс Дарлинг права, но облечь желание в слова — сложно.

— Я хочу никогда не расставаться с ним, — помедлив, сказала Уинифред.

Кэтрин с будничной улыбкой похлопала ее по руке и вновь занялась кексом.

— Тогда скажите ему об этом, — посоветовала она.

— Я боюсь. Мне кажется, я требую слишком многого.

— А это уже не вам решать. Позвольте ему об этом судить. Поверьте, ему полезно время от времени брать на себя ответственность.

Уинифред прыснула и тут же умолкла, ошеломленная собственным смехом. Она и не заметила, в какой момент страх ушел, оставив чувство растерянности — неужели Кэтрин Дарлинг и ее сумела очаровать? Спокойная, рассудительная, но в то же время до странного покладистая и смешливая — она отличалась от той женщины, какой воображение рисовало ей мать Теодора.

Гостья заметила смущение Уинифред. Уголки ее губ дрогнули, но она тут же опустила голову. Кэтрин все время пыталась занять чем-нибудь руки — книгой, чашкой, кексом. Сейчас она сцепила кисти в замок, но пальцы продолжали беспокойно напрягаться и расслабляться.

— Он очень скучает по вам, — призналась Уинифред. — Извините, что я… держала его…

Кэтрин беззвучно рассмеялась. Ее черные глаза заблестели.

— Уинифред, поверьте! Тедди нельзя удержать, если он чего-то действительно хочет.

В прихожей тихо открылась и закрылась дверь — вошедший не хотел потревожить спящих в доме. Уинифред расслышала шорох снимаемой одежды, дыхание, шаги. Кэтрин поднялась с дивана и со взволнованной улыбкой дала ей знак молчать.

Щурясь на свет и прикрывая глаза тыльной стороной ладони, Теодор вошел в гостиную. В другой руке он держал букетик полевых цветов — красные смолевки, маргаритки, резеда.

— Винни, ты еще не спишь? — негромко позвал он.

Признаки примирения были налицо, и Уинифред выдохнула с облегчением.

Она не ответила, и тогда Дарлинг в недоумении отнял от лица руку. Несколько мгновений он подслеповато глядел на женский силуэт, замерший посреди комнаты, а затем с радостным вскриком бросился к своей матери.

Сцена воссоединения была очень личной, и в то же время Уинифред испытывала удовольствие от того, что стала ее свидетелем. Кэтрин распахнула сыну объятия, лицо ее лучилось счастьем. В этот миг мисс Дарлинг была безоговорочно прекрасна, Уинифред подумала о том, что для нее красота могла оказаться скорее бременем, нежели даром. Теодор рухнул в руки матери, казавшейся крошечной рядом с сыном. Чтобы обхватить ее, ему пришлось согнуться в три погибели. Головой он ткнулся в ее плечо. Кэтрин рассмеялась и взъерошила его черные локоны.

— Куда это ты ходил? — с укоризной поддразнила она, поцеловала сына в макушку и обеими руками обхватила его лицо, заставляя поднять голову и посмотреть на себя. — Как гадко с твоей стороны было оставить девушек совсем одних!

Лицо Теодора тоже светилось улыбкой. Сейчас они с мисс Дарлинг казались Уинифред неземными существами: похожими друг на друга как две капли воды, прекрасными, полными любви и счастья. Она не удивилась бы, заметив над их головами нимбы.

Теодор обратил сияющее лицо к Уинифред.

— Винни! — Он оторвался от матери и, опустившись на пол у дивана, протянул Уинифред букетик. — Пожалуйста, прости меня.

Присутствие Кэтрин смущало Уинифред, пускай Дарлингу и было все равно. Но, принимая цветы, она задержала руку на его пальцах.

— Это ты меня прости, — очень тихо ответила она, стараясь смотреть только на Теодора. — Я иду спать. Поговорим завтра, идет?

Она перевела взгляд на Кэтрин. Та тактично отвернулась, рассматривая картину над камином, и Уинифред украдкой поцеловала Теодора в щеку.

— Идет, — розовея, согласился он.

Уинифред встала, и Дарлинг поднялся следом.

— Я ужасно вымотана, — громко сказала она, давая Кэтрин понять, что их с Теодором разговор окончен и теперь наступила ее очередь дать Дарлингам немного приватности. — Надеюсь, вы не станете возражать, если я отправлюсь в постель, мэм.

— Разумеется, нет, милая. — Кэтрин послала Уинифред ласковую улыбку. — Доброй ночи.

— Крепких снов, — добавил Теодор.

Он вновь оказался рядом с матерью и теперь почти повис у нее на локте, словно ребенок. Кэтрин с деланым негодованием отцепляла его пальцы от своей руки.

Поблагодарив их, Уинифред скрылась в коридоре, прикрыв за собой дверь. После недолгой паузы послышались взволнованные голоса. Чтобы случайно не подслушать разговор, Уинифред поспешила уйти.

Но прежде чем отправиться к себе, она задержалась у комнаты Лауры. Девочке досталась самая большая из трех спален. Это была единственная комната в доме, окна которой выходили не на улицу, а во внутренний двор. Из них открывался чудесный вид на отцветший яблоневый сад, а воздух был свежее и чище.

Час был поздний, наверняка Лаура уже спала. Но Уинифред все равно тихонько постучала в дверь и тут же услышала ответ:

— Заходи.

Уинифред вошла в комнату и осторожно прикрыла дверь, чтобы не потревожить беседовавших в гостиной Дарлингов. Здесь она могла различить их голоса — наверняка и Лаура ранее прекрасно слышала их с Теодором спор.

Лаура села в постели, подтянув к груди одеяло. Она не завивала волосы и не убирала их в ночной чепец, и сейчас они черным овалом очертили ее лицо.

— Извини, если разбудила. — Уинифред прислонилась спиной к двери, пряча руки. — Я хотела попросить прощения.

Девочка отвела взгляд. Уинифред давно заметила: когда Лаура хочет избежать конфликта или сложного разговора, она всегда становится флегматичной и покорной, будто заранее признавая себя проигравшей в споре.

— Тебе не за что извиняться.

— Нет, есть, — упрямо возразила Уинифред. — Я не знаю, что ты слышала, но я сказала это в сердцах. Я была… очень зла и напугана. Ты здесь совершенно ни при чем.

— Пожалуйста, не нужно, — попросила Лаура.

Она не стала отрицать, что слышала их с Теодором разговор.

— Ну уж нет. — Присев на постель подле подруги, Уинифред крепко сжала ее теплую руку. — Я пытаюсь быть честной с тобой, пытаюсь научиться признавать свои ошибки — видит бог, их немало. Пожалуйста, будь тоже честной. Скажи, если я тебя задела.

Рука Лауры была вялой, но она хотя бы ее не отняла.

— Хорошо, — согласилась она. — Ты извиняешься за свои слова или за то, что я их услышала?

— Конечно, за слова. Мне не стоило говорить так, будто мне все равно, что с тобой будет.

— А разве это не так? — Лаура склонила голову набок, как птичка. — Я полагала, что являюсь для тебя чем-то вроде довеска к мистеру Дарлингу. Не чувствуй себя виноватой за это, — добавила она, — я все-таки прислуга.

— Какое это имеет значение, если ты моя подруга? — сердито возразила Уинифред и понизила голос, когда Лаура шикнула, указывая на дверь. — Наниматель, прислуга — это просто чушь. Важно то, что если бы Теодор вернулся домой, я ни за что не отпустила бы тебя с ним.

— Даже если я очень хотела бы поехать?

Ее пальцы обхватили руку Уинифред в ответ.

— Тем более. Поверь, я бы очень рассердилась, если бы ты променяла меня на Дарлинга.

— Это ведь он платит мне, — улыбнулась Лаура.

— Не говоря уже о том, что он позирует для портретов, — с притворным раздражением подтвердила Уинифред.

Девочка тихо рассмеялась.

— Так ты прощаешь меня?

Лаура отняла руку, потянулась к Уинифред и неуверенно обняла ее за плечи.

— Конечно, прощаю, — неразборчиво пробормотала она, явно чувствуя смущение за то, что принимала чьи-то извинения.

Уинифред крепко обняла девочку в ответ, и та пискнула от неожиданности.

У Лауры была худенькая спина, на которой можно пересчитать каждый позвонок. Хрупкие плечи, выступающие ключицы… Действительно ли ей пойдет на пользу жизнь в поместье?

— Ты правда не хочешь, чтобы я ехала с мистером Дарлингом? — тихо спросила Лаура.

Уинифред погладила ее по коротким гладким волосам. Лаура в ее руках казалась китайской куклой с сеткой трещин на фарфоровой коже, однажды склеенной и теперь слишком хрупкой для игр.

— Нет. Просто я должна убедиться, что не принимаю тебя как должное.

* * *

Битва за сердце Лауры была проиграна следующим же утром. Момент ее знакомства с мисс Дарлинг Уинифред упустила, но, спустившись к завтраку, обнаружила, что девочка взирает на Кэтрин, словно на восьмое чудо света в скучном платье.

Все трое расселись в гостиной за маленьким овальным столом, накрытым белой чайной скатертью (Уинифред ни разу не видела, чтобы ее вынимали из шкафа с бельем). На столе был расставлен начищенный серебряный сервиз — два чайника, подставки для яиц, сливочник, сахарница, большие круглые блюда, — а в пальцах мисс Дарлинг Уинифред заметила белую с золотом чашку из фарфора, напоминающего бумагу — тонкого, почти прозрачного. Где, черт возьми, они все это достали?

Нога Лауры под столом часто-часто подпрыгивала от волнения, будто девочка в любой момент была готова вскочить и выполнить любую прихоть мисс Дарлинг.

— Мисс Лун, не могли бы вы подать мне заварочный чайник?

Лаура немедленно вспорхнула с места.

— Конечно, мисс Дарлинг! Пожалуйста, возьмите! Могу я предложить вам тост?

— Нет, благодарю. Тедди, будешь яйцо?

— Спасибо, с удовольствием. Лаура, кофе еще остался?

— Да, мистер Дарлинг. Налить вам?

Уинифред слушала их щебетание почти с отвращением. Обычно их завтраки проходили в гораздо менее формальной обстановке. Никто не заботился о скатертях, парадной посуде и вежливом обращении за столом. Почему это Теодор и Лаура так лебезят перед мисс Дарлинг? Неужели так обычно и проходят трапезы в Хэзервуд-хаусе?

Завидев Уинифред, Теодор с улыбкой пожелал ей доброго утра, хотя в другое время вскочил бы из-за стола или принялся махать ей ножом для масла. Не скрывая угрюмого настроения, Уинифред села на свободное место и подтянула ближе полупустую тарелку с тостами.

У нее было чувство, будто все условились играть в какую-то игру, а ей не сообщили правила. Быть может, это их последний завтрак вместе, а эти восторженные дураки превратили его в сущий балаган!

— Доброе утро, Уинифред! — поприветствовала ее Кэтрин. Она ловко опорожнила чайники с заваркой и кипятком в одну из новеньких чашек и пододвинула ее к Уинифред. — Угощайтесь. Отличный молодой хайсон^[3], всего по тридцать шиллингов за фунт.

— Благодарю, — пробормотала девушка и мельком взглянула на Дарлинга.

Тот с королевским спокойствием пил чай. Еще немного, и заведет разговор о погоде.

Уинифред очень хотелось по-детски нажаловаться Кэтрин на их с Лаурой притворство, но так она только выставила бы себя на посмешище. Ей оставалось только лишь подыграть, и она взяла свою чашку.

— Тедди, ты уже собрал вещи? — спросила Кэтрин таким тоном, будто это давно уже было обговорено и само собой разумелось.

Такого исхода завтрака Уинифред и ожидала, но все равно у нее неприятно заныло в груди. Сколько она теперь его не увидит?

Дарлинг уставился на Лауру.

— Еще нет.

— На мисс Лун даже глядеть не смей! — нахмурилась его мать. — У нее и своих забот полно. Верно я говорю, милая?

Покраснев, Лаура пробормотала что-то себе под нос. Кэтрин, настоящая мать семейства, удовлетворенно склонила голову и повернулась к Уинифред.

— А вы? Надеюсь, у вас не очень много вещей? Нам ведь еще везти с собой картины мисс Лун, а перекладывать багаж с поезда на экипаж… Ох, не люблю я путешествия! Столько мороки, вы согласны?

Уинифред поперхнулась чаем и торопливо глотнула еще, чтобы окончательно не раскашляться. Теодор ехидно заметил:

— Я бы на это не рассчитывал. Она столько платьев накупила, что их придется везти в отдельном вагоне!

Несмотря на шутливый тон, юноша внимательно следил за ней поверх чашки. Если бы Уинифред сейчас согласилась поехать, то выходило бы, что только его просьбы она ни во что не ставит.

— Я не могу поехать с вами, мэм, — попробовала возразить Уинифред, плохо понимая, зачем упирается.

Если даже Кэтрин не видит в визите Уинифред ничего предосудительного, почему бы ей не отправиться с ними? Должно быть, Уинифред снова трусила, но все происходило так стремительно, что она даже не успела понять, чего боится на этот раз.

— Почему? — спокойно поинтересовалась Кэтрин. — У вас какие-то неотложные дела в Брайтоне?

— Да, очень много дел. Мы не разобрались с хозяйкой квартиры. К тому же мы все еще ждем заказ из салона.

Кэтрин хотела что-то добавить, но Теодор вдруг встал из-за стола. Лаура покосилась на измазанный маслом нож, который он бросил на скатерть, и вздохнула.

— Винни, можно тебя на минутку? — громко спросил он.

Уинифред положила смятую салфетку на стол и поднялась. Не отводя взгляд от Теодора, Кэтрин еле заметно качнула головой, но он не смотрел на мать.

Не закрывая дверь, они прошли в кухню — единственную в доме комнату, стены которой были достаточно толстыми, чтобы не пропускать звук. Входя, Теодор склонился под низкой притолокой и тут же задел волосами подвешенный к потолку пучок чабреца. Зрелище было забавным, и Уинифред рассмеялась бы, не будь она так зла на себя за трусость.

Как же он должен понять, чего ей хочется, если она не говорит ему об этом? Или — еще хуже — говорит совершенно обратное?

— В чем дело? — мягко спросил он, стряхивая с головы приставшие листочки. — Почему ты отказываешься на этот раз?

— Тедди, как я могу поехать?

— Почему нет? Разве ты не хочешь?

Каким-то образом он наткнулся на единственное слово, которого она желала избежать в разговоре. Уинифред хотелось так много, что она не заслуживала вообще ничего.

Она помотала головой, и Дарлинг сглотнул, расценив ее жест как отказ.

— Тогда… прошу, скажи, чего тебе хотелось бы.

Уинифред опустила голову и набрала побольше воздуха. Ей оставалось лишь надеяться, что Кэтрин права, и…

— Я боюсь, — выпалила она. — Конечно, я очень хочу поехать с тобой, просто не уверена, что имею на это право. Но я хочу увидеть твой дом, твою бабулю Мисси и поближе узнать мисс Дарлинг. Не оставлять Лауру… и тебя. Никогда не хочу оставлять тебя.

Договорив, она упрямо вскинула подбородок, и Теодор положил руки ей на плечи. Рядом с матерью он вдруг разом стал серьезнее и старше, как будто ее присутствие накладывает на него некую ответственность. Уинифред любила его и таким тоже — надежным, чутким, заботливым. Она будто видела перед собой тень мужчины, которым он когда-нибудь станет.

— Тогда давай в этот раз не станем спорить? Потому что в этот раз наши желания полностью совпадают. Пожалуйста, позволь мне отвезти тебя домой.

Его руки скользнули от плеч к пальцам, и она почувствовала в теле приятную слабость. Как будто после долгого-долгого бега ей разрешили присесть.

Дарлинг был единственным, кому Уинифред позволила бы воспользоваться собой, и только потому, что он никогда не воспользовался бы. Вместо этого он пользовался правом видеть ее слабой.

Он наклонился, и Уинифред бросилась ему на шею и ткнулась носом в теплую кожу над воротником. Как и всегда, Теодор сладко пах цветами.

— Пожалуйста, отвези меня домой, — дрожащим от облегчения голосом пробормотала она.

Примечания

3

Сорт китайского зеленого чая.