Фиалки цветут зимой

Дельфина Пессан (2020)

Маргерит учится в выпускном классе и хочет помогать людям. Она получает направление на практику в дом престарелых Бель-Эйр. В отличие от большинства одноклассников, ее совсем не пугает работа с людьми преклонного возраста. В зависимости от настроения она каждый день меняет цвет своего парика и с каждым днем убеждается, что чувствует себя полезной и на своем месте. Виолетт, напротив, оказывается в Бель-Эйр не по своей воле. После того как она упала у себя дома, ей больше нельзя оставаться одной. И сын Виолетт перевозит ее под присмотр сотрудников дома престарелых. Пожилая женщина злится и негодует. Ее вынудили оставить любимый дом и сад, и теперь она должна терпеть заботу сиделок в своей тесной комнатке в «насквозь продезинфицированном месте». Но почему все же Маргерит все время ходит в париках? О ком беспрестанно тревожится Виолетт? Что она постоянно записывает в блокнот? Чередуя рассказы Маргерит и Виолетт, автор помогает читателю найти ответы на эти вопросы, ощутить всю гамму чувств и переживаний двух героинь и показывает, что истинная дружба не имеет возраста. Писательницей Дельфина Пессан стала не сразу. После окончания филологического факультета работала учительницей французского языка. Но постепенно стала сочинять истории. Сейчас она совмещает обе эти профессии. В своих книгах Дельфина любит затрагивать тему отношений между близкими людьми. «Фиалки цветут зимой» — лиричная современная повесть, речь в которой идет не только о заботе и понимании, но и об одиночестве пожилых людей. История дружбы в доме престарелых, возникшая между восемнадцатилетней девушкой и восьмидесятилетней дамой, будет интересна как подросткам, так и их родителям.

Глава 5. Соблюдать дистанцию

Я начинаю входить в ритм, но по утрам это просто жесть. Из кровати себя вытаскиваю в пять утра, чтобы успеть на автобус в пять сорок пять, а потом всю дорогу в автобусе еле держусь, чтобы не уснуть. Вчера пришлось зевнуть раз сто, глаза закрывались. А от автовокзала до «Бель-Эйр» еще минут десять пешком. Замотаюсь в шарф почти с головы до ног и иду на автопилоте.

Синий парик сменила на светло-каштановый. Каре до подбородка, просто и практично. Я заметила, что старичков этот цвет меньше шокирует. Даю им время ко мне попривыкнуть, приручаю.

В шесть тридцать начинается смена, и нужно быть в полной боевой готовности. Сначала — прием дежурства: те, кто ишачил всю ночь, передают пост следующим. И дальше уже ни минуты отдыха. Побудка, умывание, помощь с туалетом лежачим, завтрак, обход всех комнат, вниз в столовую, обед (помочь тем, кто сам есть не может), обратно в комнаты — укладывать всех на послеобеденный сон, сдача дежурства.

И так без конца по кругу.

Я пыталась вспомнить разочарование, которое испытывала в первые дни, когда ничего не делала, а только смотрела. Как же давно это было! Теперь-то у меня ноги чуть ли не дымились от того, с какой скоростью приходилось носиться туда-сюда всю смену.

В то утро я помогала Патрисии с ее пятнадцатью подопечными, из которых десять — лежачие. Я решила проявить инициативу и — была не была! — спросила у нее, можно ли мне самой помыть одного лежачего господина. Месье Пупляра, 94 года по счетчику, весом не больше пятидесяти килограммов. Она кивнула, и я приготовила тележку для мытья, положила туда все необходимое. И повторяла себе под нос, как мантру: «Нежность и эффективность».

— Не забывай предупреждать его обо всем, что собираешься делать, — напомнила Патрисия. — И не забывай про стыдливость.

Стыдливость.

Интересно, чью — этого тощего старика со сморщенной кожей или мою собственную?

На мгновение меня прямо парализовало. Абсолютная паника. Я подумала: «Нет, ни за что не смогу!» — и через секунду: «Какого черта я здесь вообще делаю?» Но резкий голос сиделки привел меня в чувство:

— Маргерит! Ты что, заснула?

И тогда я сказала себе, что, если не смогу принять эту реальность, мне здесь действительно не место. Сделала глубокий вдох и принялась объяснять дедуле, что сейчас буду его мыть. Если вода вдруг слишком холодная, или слишком горячая, или если где-то больно, пускай обязательно мне скажет.

Он никак не отреагировал.

Медленными и мягкими движениями я накрыла его до пояса простыней и намочила варежку-мочалку. Стала нежно протирать ему лицо, а он тем временем не мигая смотрел в потолок. Будто замкнулся внутри себя, окопался и спрятался в убежище, куда не добивали никакие ощущения.

Омывая высохшее тело, я думала о том, что ведь это мог бы быть мой дедушка, который давно умер. Под совершенно белой кожей пульсировали вздувшиеся вены, а взгляд поблек: ни за что не догадаешься, что там за ним скрывается.

— Давай скорее! — поторопила Патрисия. — Нам еще четверых полностью помыть и двоих частично.

Я не ответила, но увидела, что ее замечание не осталось незамеченным. Старик перевел взгляд на меня, в потускневших глазах блеснула веселая искорка.

— Вообще-то юная барышня занята — не отвлекайте ее от общения со стариком-развалюхой.

Патрисия не нашлась что ответить.

— Не такая уж и юная, — поправила я его. — Скоро восемнадцать.

— А, ну тогда совсем другое дело!

Он не скрывая насмехался надо мной, но зато меня вроде отпустило.

Я промокнула кожу-да-кости полотенцем, и Патрисия помогла мне дедулю одеть. Он потянулся к тумбочке и знаком попросил меня выдвинуть ящик.

— Там блокнотик, подайте-ка.

Я вытащила блокнот, потертый от долгого использования, с крошечным карандашиком, прикрепленным сбоку резинкой.

— Не будете ли вы так любезны назвать мне дату своего рождения? — попросил он, открывая блокнот на чистой странице.

— Весной, — ответила я. — Пятого мая.

Он неровным почерком записал мое имя и дату рождения. Патрисия вздохнула — достаточно громко, чтобы услышали и я, и месье Пупляр. Я расчесала его поредевшие волосы и пошла в ванную. Я еще раньше заметила там рядом с раковиной флакон одеколона. Патрисия уже толкала тележку к выходу, и тут я подхватила флакон.

— Мы не уйдем без заключительного штриха! — воскликнула я, пшикнула из флакона себе на ладонь и от души похлопала месье Пупляра по шее.

В чистом свитере, слегка помятом, и с волосами, расчесанными на боковой пробор, он стал похож на мальчишку, только с морщинами. Патрисия ждала меня с недовольным видом. Я поскорее вышла, но перед тем, как закрыть за собой дверь, подмигнула дедуле, и тот тихонько рассмеялся. Он попытался подмигнуть мне в ответ, но вышло так себе. Ничего, главное — намерение.

После этого Патрисия стала еще холоднее, чем обычно. Даже немного меня проработала. Нельзя терять время зря, каждая минута дорога, и теперь по моей вине мы выбились из графика.

— Неужели непонятно, как важна в нашей работе эффективность? Мы не можем себе позволить часами болтать с подопечными — как мы тогда все успеем? К тому же… — Она понизила голос. — Надо соблюдать дистанцию. Вот увидишь, это самый ценный совет из всех, что я могу тебе дать.

Она остановилась посреди коридора и посмотрела на меня со значением:

— Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я пробормотала, что понимаю, но это было неправдой. Я не понимала. Почему у нас нет времени на то, чтобы поговорить с подопечными? А этот бред про дистанцию… Мы же, в конце концов, не роботы! Разве можно совершать настолько интимную процедуру, как мытье, и не установить с человеком дружеского контакта? Я проглотила свои мысли и решила, что завтра надену парик блонд. Превращусь в кудрявую медовую блондинку с небрежной косой до середины спины.

Мед — чтобы быть ласковой, а кудри — чтобы не забывать делать все только так, как я хочу.