Тихой поступью к мечте. Как я стал неврологом

Денис Благодарев

Главные герои книги — это самые что ни на есть обыкновенные люди, которые по воле судьбы оказались узниками неврологических болезней и при помощи врачей ищут выход из них.Через страницы книги я поделюсь с Вами этапами становления меня, как врача-невролога, и расскажу об интересных случаях из личной практики на примере реальных пациентов.

Пролог¹

I

На столе нейрохирургической операционной лежал пациент. Все участки его тела были сплошь покрыты стерильными простынями. Единственное исключение составляла обритая наголо поверхность головы. Именно она являлась объектом внимания медицинской бригады на ближайшие два часа.

Компанию собравшимся по важному делу врачам и ассистентам в тесной операционной составляли студенты четвёртого курса. Часть из них оказалась здесь по своей воле, другая — по настоянию преподавателя. Преподаватель заранее проследил за формой одежды собравшихся студентов. Все должны были прийти в хирургическом костюме, с надетым поверх него, для пущей надёжности, одноразовым медицинским халатом из тонкой полупрозрачной ткани синего цвета. Сменную обувь при этом приходилось облачать ещё и в специальные высокие бахилы из бязи, напоминающие по структуре тонкую ткань с надетого ранее халата. На верхнем крае бахил болтались две ленточки; их требовалось завязать примерно на уровне середины голени. Про обязательное наличие медицинских масок и шапочек студентам можно было не напоминать — носить эти предметы их приучили с первых курсов.

В операционной наступил заветный момент, которого наверняка все долго ждали и в то же время побаивались… Первый ассистент нейрохирурга приступил к работе. Сначала он разрезал скальпелем поверхностный слой кожи на виске. Как только из раны пошла кровь, второй ассистент взял в руки марлевые турунды. Подобно губке, они впитывали в себя излишки крови. Точечным движением электрического пинцета первый ассистент прижёг участок разреза, чтобы не допустить обширной кровопотери. Каждое касание пинцета сопровождалось потрескиванием тока на его конце. В такт касанию протяжно звучал аппарат, из которого на инструмент поступало напряжение.

Второй ассистент, который должен был улавливать прибором дым от прижигания, видимо, отвлёкся. Это стало понятно по запаху горелой человеческой плоти, витавшему в душном помещении операционной.

Для пущей надёжности один из ассистентов, помимо турунд, наложил на рану ещё и зажимы, которые чем-то отдалённо напоминали ножницы. Это было сделано для того, чтобы дополнительно сдерживать кровь.

Через некоторое время к работе подключился уже нейрохирург. Он взял в руки лазерный скальпель и надрезал височную мышцу на голове пациента. Чтобы часть мышцы не закрывала обзор операционного поля, один из ассистентов зафиксировал её с помощью крючков на длинной пружине.

Для обнажения кости под мышцей нейрохирург использовал распатор. По виду этот инструмент напоминал металлический шпатель. После выполнения манипуляции нейрохирург отдал его ассистенту, взамен попросив прибор, похожий на дрель. Всё время, пока доктор им пользовался, пространство операционной не смолкало от шума сверления.

Один из ассистентов приподнял отделённую от черепной коробки кость. Ещё момент, и в отверстие округлой формы показалась мозговая оболочка, которая вскоре была рассечена крест на крест.

Подумать только! Поистине гениальное творение природы предстало в обнажённом виде, открыло потаённые секреты анатомии!

Поверхность мозга взблёскивала, наполнялась светом операционных ламп и холодной стали инструментов. Извилины тесно переплетались между собой, а сам орган пульсировал в такт с биением сердца.

Действо, ради которого все собрались, завершилось спустя два часа. Вскоре пациента увезли на каталке восстанавливаться, а студенты покинули операционную «на своих двоих». В их глазах читалась радость: наконец-то они могли размять онемевшие от длительного стояния ноги и ноющую поясницу.

В тот день одним из присутствующих на операции студентов был я. По телу то и дело бегали мурашки — так проявлялась гордость за думающих головой и работающих руками нейрохирургов. Это событие стало одним из ключевых в выборе будущей специальности. Похвастаться «золотыми» руками я не мог, а вот стать неврологом, чтобы думать мозгом и изучать его болезни — вполне.

II

Чем же занимается невролог? И есть ли разница между неврологом и невропатологом? Разницы нет: оба варианта верны, за исключением того, что первый звучит современнее.

Невролог занимается лечением широкого спектра патологий: головных болей, головокружения, избыточного дрожания туловища, расстройств сна, неприятных ощущений в позвоночнике, эпилепсии и многих других.

Проводником в мир болезней нервной системы служит неврологический молоточек. Инструмент, приводящий в восторг или загоняющий в страх маленьких детей и даже взрослых пациентов. Инструмент, без которого не обходится ни одна карикатура на врача-невролога. Если на ней нарисован доктор, то он обязательно проверяет огромным молотком коленные рефлексы у пациента, а те взмывают до потолка.

Зачем невролог это делает? Зачем просит пациента стоять с закрытыми глазами и попадать пальцем в кончик носа? Чтобы понять, какая часть нервной системы и на каком участке вовлечена в нездоровый процесс.

Во времена моего обучения профессор неврологии неустанно твердил: «Вы должны знать анатомию нервной системы в совершенстве, чтобы иметь возможность представить её у себя в голове в трёхмерном варианте».

Первым шагом в лечении пациента с неврологической болезнью является определение участка поражения. Осмотрев человека с помощью молоточка и глаз, неврологи, подобно детективу, выстраивают логическую цепочку.

Например, при проверке рефлексов с помощью молоточка невролог заметил, что с левой руки и левой ноги они вызываются лучше, чем с противоположной стороны. А при оценке рефлексов с левой стопы, все пальцы расходятся веером, кроме большого: он непроизвольно тянется в сторону пациента.

Везде задействована левая сторона: рука с ногой «прыгают» тут лучше, и палец на левой ноге стремится вверх. Находка плоха тем, что ответные реакции должны вызываться одинаково хорошо или одинаково плохо с двух сторон. Для невролога увиденное — зацепка: в правом полушарии мозга затаилось что-то плохое.

Почему в правом, если левая сторона в плане рефлексов работает «лучше»? Всё просто: правое полушарие отвечает за левую половину туловища, левое — за правую.

III

Желание стать таким специалистом пришло ко мне не сразу. Прошла половина обучения в университете, а мысль «кем быть?» голову упорно не посещала. На четвёртом курсе «спасательным кругом» оказались занятия на кафедре нервных болезней.

Предмет вела молодая девушка. Своей любовью к специальности она заражала студентов: теоретическую часть дополняла практической, показывая видео и изображения по теме занятий. Находилось время и для курации реальных пациентов в условиях клиники при круглосуточном неврологическом стационаре. Отчётливо вспоминается мой самый первый таковой…

В душной палате на пятерых человек лежал парень лет тридцати. Встать с койки или хотя бы сесть в знак приветствия врача ему мешала слабость в ногах.

Устный расспрос пациента дал знать о ряде других неврологических симптомов. Помимо общей слабости, особенно в ногах, его мучало онемение в разных частях тела, снижение памяти и внимания, нечёткая речь, недержание мочи. В те редкие моменты, когда пациент мог устоять на ногах, было заметно как он раскачивался в покое и при движении вдоль койки на небольшие расстояния, а при просьбе коснуться пальцем до кончика носа — промахивался.

Диагноз молодого человека я знал до того, как войти в палату — рассеянный склероз. Заболевание встречается в разных возрастах, но особо беспощадно к только начинающим познавать жизнь людям.

Семинары чередовались с лекциями, лекции с семинарами… И так примерно три недели — цикл по нервным болезням был одним из самых длинных по времени освоения на четвёртом курсе. Болезнь Паркинсона, эпилепсия, менингиты, энцефалиты, инсульты, комы — сколько понятий я уже слышал и как многое предстояло ещё узнать!

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончились и занятия по нервным болезням, которые окончательно расставили приоритеты будущей специализации. Я хотел работать с мозгом человека, изучать его болезни, скрытые тайны и возможности. А чтобы мечта наверняка сбылась — по окончании курации купил в аптеке рядом с институтом хлипкий неврологический молоточек с отсеками для иголочки и жёсткой кисточки из искусственного ворса в надежде когда-нибудь всем этим воспользоваться.

IV

После той курации прошло два года. А я, тем временем, заканчивал последний курс университета с твёрдым намерением стать неврологом.

Базовое обучение длилось шесть лет, после него студенту следовало выбирать нужное направление для самостоятельной практики, например, терапия, урология… Осваивать специальность можно было в интернатуре в течение года или в ординатуре — тогда на это требовалось два года.

Хотелось поступить хоть куда — лишь бы когда-нибудь держать в руках неврологический молоточек. Воплотить желаемое в действительное или вдребезги разрушить перспективы должно было распределение. Воплощал это противное слово в дело деканат.

Два раза в год, во время учебной сессии в зачётные книжки преподаватели ставили оценки за успеваемость. После окончания всех шести курсов университета деканат на основе этих баллов высчитывал на каждого студента среднее арифметическое. От него всецело зависело место в очереди на распределение по специальностям.

«Студентом года» я точно не был, поэтому из трёх «волн» зачисления мне выпала вторая. Душу грело наличие гарантийного письма от больницы, в которую предстояло вернуться после освоения специальности и отработать пять лет. А это уже душу грело не так сильно, вообще не грело.

В день распределения, а если быть точнее — в утренний его отрезок времени, солнце успело ощутимо нагреть воздух. Несложно представить какой накал страстей кипел в душных, забитых до отказа коридорах деканата. Ещё вчера я приятельски общался с некоторыми однокурсниками, которые сейчас стояли со мной в одной толпе, но сегодня они были для меня уже конкурентами.

Мыслей в голове вертелось много, но самой доминирующей была: «Хоть бы остались места в неврологию!». А студенты всё заходили и выходили из кабинета ректора, где решалась их судьба. Кто-то плакал от решения за той дверью, кто-то радостный выбегал, улыбался и прыгал в объятия друзей и подруг. Прыгал именно в их объятия, потому что родители и прочие родственники внутрь деканата не допускались — было и без того тесно.

«Вот бы взять и так же радостно выбежать, кинуться кому-то на шею!» — подумывал я время от времени в перерыве от основной мысли.

Мой черёд не заставил себя долго ждать. Сердце бешено колотилось, виски пульсировали, но я нашёл в себе силы коснуться дверной ручки кабинета ректора, потянуть её вниз, чтобы оказаться внутри в окружении руководителей здравоохранения.

Внутри всё происходящее напоминало телевизионные передачи про заседания суда. Как и в передачах подобного рода, я словно обвиняемый стоял посреди большого зала в окружении серьёзных людей. Они изучали мои документы, смотрели на меня, потом чей-то голос громко произнёс:

— Перед нами Денис Вячеславович. Имеет желание поступить в ординатуру по направлению неврологии. Гарантийное письмо от больницы при нём. Давайте посмотрим, остались ли ещё выделенные квоты на желаемое направление Дениса Вячеславовича.

Сердце моё заколотилось ещё сильнее, дыхание замерло.

Пауза оказалась недолгой. Когда вопросы между ректором и главным врачом моей больницы были улажены, министр здравоохранения сказала:

— Поздравляю, Денис Вячеславович, вы поступили в ординатуру по нервным болезням, поставьте свою подпись вот в этом месте.

Темп дыхания быстро восстановился, но сердце продолжало ускоренно стучать. Я поставил подпись в приказе о зачислении и вышел из кабинета ректора в общий коридор. Своей очереди за дверью ожидали мои однокурсники.

Воплощать своё желание кинуться кому-то на шею после успешного зачисления я, конечно, не стал, но на душе было очень тепло. Даже теплее, чем от воздуха на улице, который к обеду стал ещё жарче и сквозь который я мчался домой в приподнятом настроении вдоль зелёных аллей.

Жизнь была бы не жизнью, если всё давалось бы слишком легко. Распределение осталось позади, но вступительные испытания в ординатуру никто не отменял. Что наша жизнь? Сплошной экзамен!

Выдержав в конечном счёте и его, я с нетерпением ожидал дня начала обучения.

Примечания

1

^* Автор выражает слова благодарности нейрохирургу Делинскому Игорю Сергеевичу за консультацию по тактике оперативного доступа.