Вечный кролик

Джаспер Ффорде, 2020

55 лет назад в полнолуние выпал снег, потом начался самый жаркий из дней лета, который закончился зеленым закатом. В радиусе 16 миль заржавела вся алюминиевая фольга, а стекло стало блестеть, как нефтяная пленка на воде. Тогда очеловечились 18 кроликов – изменились, выросли и приобрели человеческие формы. Почему? Это шутка высших сил? Или средство, чтобы заставить возгордившихся своей уникальностью людей задуматься? Но наша история начинается, когда семья Кроликов переселяется в городок, где им не рады.

Для человеческого глаза всякий кролик выглядит почти так же, как и любой другой.

«Частная жизнь кролика», Р. М. Локли

Скоростное Библиотекарство

Кто-то однажды сказал, что на самом деле доминирующая форма жизни на нашей планете — это библиотеки. А люди существуют лишь для того, чтобы помогать им плодиться и размножаться.

— Вы все еще смотрите вестерны, баронесса Тэтчер? — спросил я, медленно прохаживаясь перед шеренгой волонтеров, стоявших наготове снаружи нашей библиотеки — небольшого здания в псевдонеотюдоровском стиле, расположившегося в центре Муч Хемлока, что посреди графства Херефордшир, которое, в свою очередь, находится почти в самом сердце Великобритании.

Муч Хемлок был, во всех смыслах этого слова, середнячковым местечком.

— Самые лучшие вестерны это те, которые совсем на вестерны и не похожи, — сказала баронесса Тэтчер, — например, когда они больше смахивают на древнегреческий эпос. Как «Железная хватка», к примеру.

— Мне больше по вкусу «Шейн», — сказал Стэнли Болдуин, который, как мне казалось, воображал себя сладкоречивым человеком, обладающим недооцененной властью и влиянием. Уинстон Черчилль заявила, что они оба неправы и что фильм «Случай в Окс-Боу» гораздо лучше, поскольку в нем поднималась в целом поучительная тема внесудебной расправы. Невилл Чемберлен попыталась примирить их и найти какой-нибудь компромисс, в то время как Дэвид Ллойд Джордж просто молча сидела рядом и отдыхала, морально готовясь к напряженным шести минутам Скоростного Библиотекарства, которые нам предстояло пережить.

Пожалуй, мне стоит пояснить. Созданная и расхваленная правительством АКроПаСК «Рабочая группа по стратегической разработке и внедрению библиотек в сельской местности» в соответствии с предвыборными обещаниями партии оставила библиотеки открытыми, но сократила число библиотекарей ровно до одного, при этом еще и урезав ему рабочие часы. А это означало, что каждая из двенадцати библиотек графства могла открываться лишь раз в две недели ровно на шесть минут.

И вот тут-то на сцене появлялся отряд лжеполитиков, отобранных лично мною. Благодаря тщательному планированию, быстрым передвижениям, четкому пониманию десятичной классификации книг Дьюи и жесткому следованию инструкции мы могли за отведенные нам триста шестьдесят секунд принять, выдать, отложить и продлить двухнедельный объем книг. Все и вся называли это мероприятие не иначе как Блицкниг.

Меня зовут Питер Нокс, но в ближайшие шесть минут для вас я — Джон Мейджор.

— Вы готовы, Стэнли? — спросил я мистера Болдуина, который отвечал за возврат и отложенные книги. На самом деле его звали мистер Слокомб, и он был отставным подполковником королевских ВВС Великобритании. Он был знаменит тем, что потерял ухо, катапультируясь из своего «Хантера» над Аденом. Что примечательно, среди обломков бомбардировщика нашли одно-единственное ухо, которое потом пришили на место. Что еще примечательнее — ухо оказалось не его.

— Всегда готов, командир.

— Мистер Мейджор? — позвала меня миссис Грисвольд, которая обычно заведовала магазином Муч Хемлока, почтовым отделением, местными сплетнями и пабом. — Я не могу вспомнить, кто я — Уинстон Черчилль или Дэвид Ллойд Джордж.

— Вы — Дэвид Ллойд Джордж, — ответил я. — Вы берете книги с полок и передаете их мистеру Чемберлену, который относит их на стойку к миссис Тэтчер, которая передает их Единственному Библиотекарю, чтобы та их проштамповала. Это же так просто.

— Точно, — сказала миссис Грисвольд. — Дэвид Ллойд Джордж. Поняла.

Для Скоростного Библиотекарства я разработал систему экстренных кодов, и миссис Грисвольд точно подходила под код 3–20: «Лицо, приглашенное в команду Блица из дипломатических соображений, но не приносящее совершенно никакой пользы». Увы, но никто, кроме меня, не знал, что означает код 3–20, поскольку система пока еще не получила того внимания, которое, как мне казалось, она заслуживала. Кстати, у такого положения дел тоже был свой код — 5–12: «Недостаточный интерес к эффективным методикам».

Часы на церкви пробили без четверти одиннадцать, и болтовня затихла. Началось молчаливое ожидание. Мы уже видели, что Единственный Библиотекарь готовится к открытию. Она разрешала нам ставить книги на полки, записывать бронь в журнал и даже пользоваться карточками, но вот ее печати были священны — их могла касаться лишь она. Именно поэтому миссис Тэтчер должна была раскладывать книги и карточки перед Единственным Библиотекарем, чтобы та могла проштамповать как можно больше. Ритмичный стук резиновой печати о бумагу был лакмусовой бумажкой, говорившей об успешности Блицкнига.

А еще Скоростное Библиотекарство быстро становилось зрелищным видом спорта. Телевидение, к несчастью, к нам пока не приезжало, но на каждый Блиц приходили местные зеваки, готовые морально поддержать нас и обеспечить после Блица чаем, печеньками с тмином, полотенцем, чтобы утереть пот, и массажем. Впрочем, не все зрители приходили, чтобы помочь. Норман и Виктор Маллет были де-факто старейшинами нашего поселка и занимали главенствующее положение почти в каждом собрании, от приходского совета до церковного фонда. Даже когда Муч Хемлок принимал участие в конкурсе от компании «Спик и Спан» «Самый красивый и аккуратный поселок Херефордшира», и тут они были главными. Они не очень-то любили библиотеки и считали, что те «лишь попусту тянут деньги из государственного бюджета».

На этот раз они заявились якобы для того, чтобы поддержать текущего Невилла Чемберлена, роль которого играла супруга Виктора Маллета. Но на самом деле они пришли, чтобы всласть повозмущаться всем, что не вмещалось в рамки их узкого мировоззрения, и забрать иллюстрированную копию «Побед и достижений британской колониальной системы», которую Норман просил для себя отложить.

За две минуты до открытия мистер Черчилль, которая должна была заниматься продлением, аудиокнигами и заменой старых журналов на чуть менее старые, дала нам понять, что ей нужно отлучиться в туалет и в ближайшие пятнадцать минут она вряд ли вернется. К счастью, эта проблема не была неразрешимой, ведь мистер Битон, мой давний друг и сосед, был еще и дублером, готовым взяться за любую роль.

— Сможешь изобразить Черчилля? — спросил я.

— «Мы никогда не сдадимся», — широко улыбаясь, ответил он, а затем глубоко, с надрывом закашлялся.

— Вы хорошо подумали? — негромко сказал мне Стэнли Болдуин. — Мне кажется, ему нездоровится.

— Мистер Битон в превосходном здравии! — как можно более обнадеживающе заявил я, хотя в действительности оснований для этого у меня не было: у мистера Битона было столько болячек, что его скорее следовало называть не пожилым человеком, а ходячей медицинской загадкой. За всю свою долгую жизнь ему посчастливилось избежать лишь двух недугов: «теннисного локтя» и смерти.

Так мистер Битон, ставший Уинстоном Черчиллем, послушно занял свое место у тачки, в которую были аккуратно сложены сорок шесть книг, отсортированных по номерам полок, чтобы их было удобнее туда возвращать. Я кивнул Дэвиду Ллойду Джорджу, обращая ее внимание на неожиданную замену в составе команды, и она кивнула мне в ответ. Затем мы увидели, как Единственный Библиотекарь подходит к главному входу в библиотеку и смотрит на часы, чтобы убедиться, что она не откроет двери ни на секунду раньше срока.

А это было действительно важно. Снаружи стояли два сотрудника Отдела по контролю времени открытия библиотек Херефордшира, вооруженные планшетами и секундомерами. Работа обоих оплачивалась — причем достойно — Рабочей группой по стратегической разработке и внедрению библиотек в сельской местности, в которой на данный момент трудилось чуть менее четырех тысяч человек. По чистой случайности, ровно столько же библиотекарей оказались не нужны для выполнения предвыборных обещаний АКроПаСК.

Я посмотрел на собственные часы.

— Стрелки говорят, пора начинать наше шоу.

Единственный Библиотекарь сдвинула щеколду в сторону, и дверь распахнулась. Мы вошли внутрь по-военному четко, Уинстон Черчилль толкал перед собой тачку с книгами на возврат, а Мэгги Тэтчер тем временем запустила секундомер.

— Доброе утро, — поприветствовал я Единственного Библиотекаря.

— Доброе утро, мистер Мейджор, — нараспев ответила она. — Как думаете, мы успеем сегодня выполнить план?

— С такой же легкостью, с какой заключили Маастрихтский договор, — ответил я, стараясь излучать уверенность, хотя на самом деле я думал, что мы справимся с возвратами и выдачей, но не успеем оформить продления и отложенные книги. Наша команда быстро разошлась по своим местам: мистер Черчилль, миссис Тэтчер и Стэнли Болдуин отправились прямиком к стойке и передали книги Единственному Библиотекарю. Через несколько секунд воздух наполнился ритмичным стуком — тук-тук-тук, — говорившим о том, что работа пошла.

В то же время Дэвид Ллойд Джордж и Невилл Чемберлен заспешили к полкам и начали перекладывать заранее заказанные читателями книги на тачку, готовясь передать их на стойку в тот же миг, когда с возвратами, продлением и бронью будет покончено. И тогда же мистер Болдуин вместе с Невиллом Чемберленом смогут поставить возвращенные книги на полки.

— Время? — громко спросил я.

— Прошло девяносто секунд, мистер Мейджор, — ответила миссис Тэтчер.

Все шло как по маслу, пока стук печати Единственного Библиотекаря вдруг не прекратился. Это означало, что в системе произошел сбой, и одновременно с этим Невилл Чемберлен объявила, что не может найти экземпляр «Планеты людей».

— Поищите в «Авиации», отдел три-восемь-семь, — сказала Единственный Библиотекарь, демонстрируя свое глубочайшее знание классификации Дьюи.

Пока Невилл разбиралась, на своем ли месте стоит Антуан де Сент-Экзюпери, я подошел посмотреть, из-за чего застопорилась обработка возвратов. Оказалось, что произошел код 2–76: миссис Дибли задержала книгу «Генри Форд и другие примеры для подражания для озлобившейся молодежи» на восемнадцать недель дольше положенного, и Единственный Библиотекарь заполняла бланк для штрафа.

— Эта леди явно не собиралась ничего возвращать, — сказала миссис Тэтчер, указывая на задержанную книгу. Я поморщился. Сегодняшний Блиц точно будет не из простых, но пока что ситуацию еще можно было спасти.

— Как у вас дела с «Планетой людей», мистер Чемберлен? — крикнул я в сторону полок. В тот же миг Дэвид Ллойд Джордж подкатила к стойке тележку, полную книг на выдачу.

— С «Планетой людей»? Да я принесла вам мир для всех людей!^[1] — ответила Невилл Чемберлен, победно поднимая нужную книгу.

Единственный Библиотекарь переключилась с возвращенных книг на выдаваемые, и ее печать застучала по-другому: тук-тук, тук-тук. Один удар приходился по библиотечной карточке, а второй — по графе «вернуть до…» в читательском билете, вложенном в начало книги. Следующим этапом была расстановка книг по полкам, и к тому моменту, когда миссис Тэтчер объявила, что «осталось две минуты», мы уже почти закончили, и наш небольшой отряд смог немного расслабиться. Этот Блиц мы наверняка закончим даже раньше срока. Я как раз возвращал экземпляр пугающе популярных «Величайших речей Сесил Родс в пересказе Освальда Мосли» в раздел «Аудиокниги», когда услышал позади себя:

— Я могу задать вам вопрос?

Я мгновенно замер, поскольку узнал этот голос. Я уже давно его не слышал, да и не думал, что когда-нибудь услышу снова. Негромкий, но с отчетливым юго-западным акцентом и легкой вопросительной интонацией. Я медленно повернулся, не зная, что сказать или сделать, и увидел перед собой Конни. Она смотрела на меня так же пронзительно, как и раньше, когда мы, будучи первокурсниками университета Барнстапла, засиживались вместе до ночи и пили кофе.

— Конечно, — сказал я, не понимая, узнала она меня или нет.

— Это вопрос о книге, — просияв, добавила она. Похоже, она совсем меня не узнала. Как ни странно, я почувствовал облегчение. Когда-то она мне нравилась, хотя я этого и не показывал, и, думаю, она чувствовала ко мне то же самое. Но после нескольких свиданий — она их таковыми, конечно, не считала, зато я мысленно называл их именно так, — ее попросили покинуть колледж, поскольку суд пересмотрел правовой статус ее приема. На этом все и закончилось. Я всегда хотел снова повидаться с ней, и в ближайшие недели мне предстояло частенько ее видеть. И через три месяца, во время битвы у Мей Хилл, я буду стоять рядом с ней, вдыхая запах паленой резины и бездымного пороха и слушая далекие отзвуки артиллерийской канонады. Но в тот момент я, конечно же, об этом не догадывался, да и она, наверное, тоже.

— Ну, вы же все-таки в библиотеке, — сказал я, надеясь, что она не заметит внезапно охватившего меня замешательства. — Что вы хотели узнать?

По правилам, она вообще не могла здесь находиться, и вовсе не потому, что была крольчихой. Несмотря на то что жители городка формально имели право входить в библиотеку в рабочие часы, на практике этого никто не делал. Все-таки мы всего лишь исполняли свой гражданский долг, помогали обществу, а общество, в свою очередь, нам не мешало и разрешало продолжать трудиться от его имени. Так что я решил, что Конни — не просто моя старая знакомая, но еще и код 4–51: «Неопознанная гражданка в библиотекарском пространстве».

— Я ищу книгу «Крольчиха и предубеждение», — сказала она. — Она похожа на классический роман Остин, но действие происходит в крольчатнике и завязано на ушах, сексе, морковках, рытье норок и сексе.

— Вы сказали про секс дважды.

— Да, — сказала Конни, два раза моргнув. — Я знаю.

В отличие от людей, кролики почти не старели с возрастом — если им, конечно, вообще давали состариться. Вот и Конни практически не изменилась за те тридцать с лишним лет, что я ее не видел. Она была самой обыкновенной Дикой крольчихой с коричневой шубкой, хотя ниже ростом и более хрупкого телосложения, чем большинство других представителей ее вида. На ней было коротенькое летнее платье в горошек, а поверх него — бледно-голубой кардиган на пуговицах. Ее длинные изящные уши были украшены маленькими сережками-гвоздиками — четыре посередине правого уха и три у основания левого. Сейчас, как и прежде, ее самой яркой чертой были глаза — большие и выразительные, один — ореховый, а второй — бледно-лиловый, цвета колокольчиков.

— Вы в порядке? — спросила она. Наверное, я слишком долго пялился на нее.

К счастью, именно в этот момент подала голос Невилл Чемберлен.

— «Крольчиха и предубеждение» должна быть в разделе шесть-три-два точка шесть-шесть, — сказала она, имея в виду номер из классификации Дьюи, относившийся к разделу «Техника (прикладные науки)/Сельское хозяйство и родственные отрасли/Уничтожение вредителей». Ответ был оскорбительным и предсказуемым. Все-таки она была замужем за Виктором Маллетом, а все хорошо знали, что их семейство враждебно относилось к любым чуждым им социальным и видовым группам. Поговаривали, что Маллеты приучали своих детей кормить уток лишь для того, чтобы они видели, «как эти твари дерутся между собой».

— Вообще-то, мистер Чемберлен, — возразил Стэнли Болдуин, — скорее всего, это раздел шесть-три-шесть точка девять-три, — а вот это уже было менее оскорбительно. Раздел «Техника (прикладные науки)/Сельское хозяйство и родственные отрасли/Домашние животные/Кролики». Но снова мимо. Конни пришла сюда не за книгами о кроликах, а за серией британской классики, адаптированной для чтения кроликами. Серия была издана после события, известного как Спонтанное Очеловечивание. Тогда с финансированием таких адаптаций все было намного проще, поскольку интеграция кроликов в общество все еще считалась основным политическим курсом, а не несбыточными фантазиями идеалистичных либералов.

— Восемь-девять-девять точка девять-девять, мистер Мейджор, — прибавила Единственный Библиотекарь. Она не испытывала к кроликам никаких нежных чувств, но куда больше ее раздражало неправильное использование десятичной классификации Дьюи. — «Литература на других языках». Девятая полка.

— Я вас провожу, — сказал я, передавая возвращенные книги Невиллу, и она торопливо направилась к полкам, наверняка чтобы поскорее вернуться и продолжить высказывать свои шовинистические взгляды. Я же быстро повел Конни в секцию иностранной литературы.

— Слушайте, — сказала она, хихикнув, — а когда вы называли свою команду именами бывших премьер-министров, вы стянули эту идею из того фильма Кэтрин Бигелоу про неудавшееся ограбление?

— Я… не понимаю, о чем вы.

— Да все вы понимаете, — сказала она. — Там еще Патрик Суэйзи и Киану Ривз снимались. Как же он назывался?

— «На гребне волны», — ответил я, вдруг вспомнив, что впервые посмотрел тот фильм с ней в студенческом кинотеатре. Мы заняли места в последнем ряду, где обычно садились влюбленные парочки, но мы там оказались вовсе не поэтому. Кролики, ходившие в кино, прекрасно понимали, что их уши, шевелившиеся от переизбытка эмоций, мешали зрителям сзади, и поэтому они из вежливости уходили на последний ряд. Помню, когда мы сели, наши плечи соприкоснулись, и мне это тогда очень понравилось, ведь никакой иной физической близости у нас не было.

— И я не стянул, — завершая свою мысль, добавил я, — а скорее позаимствовал.

— Точно, — улыбнувшись, сказала она. — «На гребне волны». Вы могли еще резиновые маски на всех надеть, прямо как в кино.

— В них неудобно, да и скрываться нам не нужно, — ответил я. — И потом, если найти маски миссис Тэтчер и Джона Мейджора еще можно, то Невилла Чемберлена и Дэвида Ллойда Джорджа днем с огнем не сыщешь.

— Я слышала, что маску Уильяма Шетнера^[2] можно раскрасить так, что он станет похож на кого угодно.

Я тоже слышал что-то такое, но вместо этого сказал:

— В масках, к тому же, очень трудно что-либо увидеть.

— Девяносто секунд! — объявила миссис Тэтчер.

— Вам повезло, — сказал я, доставая с полок два пыльных тома. — Эти книжки вам подойдут?

Я показал ей обложки, названия на которых были написаны на кроличьем языке. Ни я, ни любой другой представитель человеческого рода не мог разобрать эти письмена^[3]. Даже по прошествии пятидесяти пяти лет ни один человек не смог в совершенстве освоить ничего сложнее самых базовых правил кроличьего языка, как устного, так и письменного. Любые попытки людей заговорить на родном языке кроликов обычно вызывали у последних приступ истерического смеха и до сих пор оставались одной из главных тем для острот их комиков, наряду с шутками про уши, размер потомства, широкий этимологический смысл латинского слова cuniculus и анекдотами про пьяного кролика, по ошибке вошедшего не в ту норку во время брачного сезона.

— Ух ты! — воскликнула Конни, хватая одну из книг. — «Планета зайцеобразных». Вот это находка.

Я не был большим знатоком «Проекта по адаптации литературы для кроликов» начала восьмидесятых годов, но я точно знал, что из почти сотни книг только на одну был наложен запрет. В пересказе «Планеты обезьян» доминирующей формой жизни на планете стали кролики. А сама книга стала горячей темой для обсуждения среди политиков, но, что важно, не среди самих кроликов. Антикроличья партия Соединенного Королевства, тогда еще только становившаяся на ноги, заявила, что главная сюжетная линия романа «не способствует добрососедским отношениям между людьми и кроликами», и добилась того, чтобы тираж изъяли и уничтожили.

— Наверное, судейские ищейки ее упустили, — сказал я.

— Я прочту ее семье, — улыбнувшись, сказала Конни. — Может, в ней будет над чем подумать.

Кролики редко читали в одиночестве. Они считали чтение книг зрелищным представлением, а не индивидуальным занятием. «Зачем делать что-то в одиночку, если можно поделиться этим с другими?» — говорили они.

— Запрещенная книга? — спросила Невилл Чемберлен, завершившая расстановку книг на полках и вернувшаяся к нам. Она схватила книгу и попыталась ее отобрать, но Конни не ослабила хватку. Так они и встали, обе держась руками и лапами за книгу, перетягивая ее туда-сюда между собой.

— Она стояла на полке, — сказала Конни Кролик. — Значит, ее можно выдавать читателям. Так же и работают библиотеки.

— Вот только мне не надо рассказывать, как должна работать библиотека. — Тон Невилла Чемберлена перестал быть любезным, и перед нами оказалась ретроградка миссис Маллет. — Я была библиотечным волонтером, когда ты еще не знала, что такое морковка.

Насмешка была глупой, и они обе это понимали.

— Ух ты, — сказала Конни. — Как вы меня припечатали.

— Сорок пять секунд! — объявила миссис Тэтчер, и передо мной встала дилемма. Если Конни теперь была той же Конни, что я знал тогда, то она ни за что не примет отказ. А если мы выйдем за рамки дозволенного времени, то попадем под код 4–22: «Нехватка рабочего времени», и превышение будет вычтено из времени открытия следующей библиотеки. Я бросил взгляд в сторону двух надзирателей из Отдела по контролю времени открытия библиотек. Они внимательно смотрели на нас с порога, похожие на стервятников, приметивших раненую зебру.

— Мистер Мейджор, — обратилась ко мне Невилл Чемберлен строгим тоном, каким разговаривали со своими воспитанницами мадамы из женских пансионов семнадцатого века. — Наша библиотека — особое место, к которому нужно проявлять должное уважение.

— И как же это я проявила неуважение? — спокойно спросила Конни. — Нет, правда, просветите меня.

— Ты еще и хамишь мне, — возмутилась миссис Маллет, оскорбившись от того, что какое-то животное стало ей перечить.

— Ах, простите, — сказала Конни. — Так как же я проявила неуважение к библиотеке… мэм?

Внезапно повисла напряженная тишина. Смятение, предвкушение драки, недоумение — кто-то, возможно, испытал все сразу. Я набрал в грудь побольше воздуха. Достаточно возмутить одного Маллета, и возмутятся все они. Я уже не говорю о том, что Маллеты всегда находили повод повозмущаться, будь то политика, местные депутаты, социалисты или цена на лук. Когда передачу «Способы готовки дикорастущей картошки» перенесли с «Би-би-си» на «Четвертый канал», они не умолкали об этом несколько месяцев. Как бы там ни было, я серьезно относился к Библиотекарству и недолюбливал Маллетов… так что не мог упустить шанс позлить их, имея на руках столь обоснованное оправдание. Я выждал секундную паузу и повернулся к Конни.

— У вас есть читательский билет?

— Конечно, — сказала она.

— Тогда можете пройти и оформить выдачу.

— Ну замечательно, — произнесла миссис Маллет, окончательно выходя из образа Невилла Чемберлена. — Мы что, теперь будем выдавать книги всем зайчикам, что заскочат к нам в дверь?

— Мы же в библиотеке, Исадора, — сказал я. — Мы выдаем книги. И в наше время неприлично называть их «зайчиками».

Она издевательски рассмеялась.

— Да ну брось, Питер, это же всего лишь название, слово, ярлык. Вроде «шляпы», или «машины», или «авокадо», или еще чего-нибудь. Оно ничего дурного не значит.

— А как тебе слово «лепорифобия»? — спросил я. — Оно тоже ничего не значит?

Я почувствовал, что мой выпад задел Исадору. Мне не стоило этого говорить, но, как ни странно, в присутствии Конни мне захотелось покрасоваться. Впрочем, на деле я был прав. Служба по надзору за кроликами рьяно следила за соблюдением принятой терминологии в отношении своих подопечных, и, хотя отношения между Крольнадзором и кроличьим сообществом были натянутыми, мы должны были казаться беспристрастными и непредвзятыми. Даже те, кто называл всю совокупность кроликов «эти кролики», сегодня порицались.

— Двадцать пять секунд! — с растущим беспокойством объявила миссис Тэтчер. — Мистер Мейджор, нам пора уходить.

Прежде чем миссис Маллет успела возразить, я подвел Конни к стойке. Единственный Библиотекарь посмотрела на ее читательский билет, а затем перевела взгляд на Конни.

— Вас зовут Клиффорд Кролик?

— Это билет моего мужа.

— Вот и нарушение! Код 4–20, — восторжествовала миссис Маллет. Оказалось, что она все-таки учила мои коды. — «Ненадлежащее использование библиотечной собственности».

— Я беру книгу своему мужу, — сказала Конни. — Посетители ведь имеют право брать книги для других, верно?

Она обращалась к Единственному Библиотекарю, и та подтвердила свое согласие, опустив печать на читательский билет, а затем на книгу. Потом она передала книгу обратно Конни^[4].

— Десять секунд! — провозгласила миссис Тэтчер, и мы все поспешили к двери. Остальные члены нашего отряда уже ждали снаружи, и, как только дверь захлопнулась и щелкнул замок, миссис Тэтчер и надзиратели из Отдела по контролю сверили секундомеры. На них оставалось всего лишь три секунды.

— Отличная работа, — сказал я, стараясь добавить бодрости в нашу рутину, но рядом со мной уже никого не было, кроме Стэнли Болдуина и миссис Тэтчер. Остальные окружили наших зрителей, в особенности Нормана и Виктора Маллетов. Наверняка всем хотелось узнать, как Маллеты позволили крольчихе проскочить мимо них в библиотеку, и решить, что делать дальше. Я видел, как побагровела шея Нормана и как несколько горожан бросили в мою сторону неприязненные взгляды.

Я посмотрел по сторонам в поисках Конни и увидел, что она энергично скачет по улице в сторону Леминстер-роуд. В одной руке она держала библиотечную книгу, а другой прижимала к уху мобильный телефон.

Она меня так и не узнала.

— Откуда в нашем поселке взялась крольчиха? — спросила миссис Тэтчер, проследив за направлением моего взгляда.

— Не знаю.

— Что ж, Питер, сегодня Блиц удался, — сказала она, а затем, увидев направившихся к нам Виктора и Нормана Маллетов, заспешила прочь.

— А теперь, — надменно заговорил Норман, искренне веривший в свое моральное превосходство, несмотря на все доказательства обратного, — мы с тобой побеседуем о том, стоит ли пускать зайчиков в библиотеку.

Но он не успел выпустить пар. Ровно в ту же секунду мистер Битон негромко застонал и свалился с ног. Мы вызвали «Скорую», а Ллойд Джордж и миссис Тэтчер начали по очереди делать ему непрямой массаж сердца и искусственное дыхание, но все было тщетно. Позже мы узнали, что у него случился сердечный приступ. Тогда мне в первый и в последний раз пригодился код 2–22: «Неизбежная смерть во время Библиотекарства».

— Говорил же я вам, что ему нехорошо, — сказал Стэнли Болдуин.

Примечания

1

Отсылка к заявлению Н. Чемберлена от 30 сентября 1938 года, в котором он, демонстрируя толпе бумагу с подписью Адольфа Гитлера, заявил о том, что Германия в ближайшее время не будет представлять военную угрозу. (Прим. пер.)

2

Уильям Шетнер — канадский актер и писатель. Стал известным благодаря роли Джеймса Тиберия Кирка, капитана звездолета «Энтерпрайз» в сериале «Звездный путь». Раскрашенная маска Шетнера использовалась в хорроре «Хеллоуин». (Прим. ред.)

3

Кроличья письменность похожа на подтеки грязи вроде тех, что остаются на крыльце после сильной непогоды. К слову, в кроличьем алфавите всего шесть букв: Н, И, Р, Х, У и Ф. (Здесь и далее без спец. уточнений прим. автора.)

4

В целях сокращения расходов в библиотеках Херефордшира снова была введена старая карточная система. У каждого посетителя имелся читательский билет. Библиотека забирала его и вкладывала внутрь карточки из каждой одолженной книги. На самих книгах, как и на остававшихся в библиотеке карточках, ставился штамп с крайней датой возврата книги. А читательские билеты хранились в глубоких картотечных ящиках. Но на деле все гораздо проще, чем кажется.