Красный утес

Дмитрий Морфеев (2024)

Всем известно, что не стоит разговаривать с незнакомцами, а заключать с ними сделки и подавно. Ради спасения собственной жизни Констанция все-таки решилась на странный договор. Теперь она бессмертна и стала еще прекраснее, чем прежде, но зло уже посеяло свои ядовитые зернышки в ее сердце… Может ли красавица стать чудовищем?

Часть вторая. Возмездие

Глава 1. Алый терн

Все началось в середине августа 164* года. Сын лесоруба Нолан Фок никак не мог найти свою сестру Розалин.

Накануне он весь день проработал на стройке и лег спать сразу, как возвратился домой. Не застав сестру с утра, он решил, что она ушла раньше него. Однако к обеду Розалин так и не появилась, хотя они заранее условились не брать работы на вторую половину дня, чтобы прогуляться до озера у Янтарной скалы и отдохнуть там.

Тщетно обойдя всех товарок сестры, Нолан принялся обходить дома, где Розалин могла задержаться с поручениями, а так как они оба — и брат, и сестра — никогда не упускали случая подзаработать, то область поисков увеличилась практически до всех домов в округе.

Когда Фок подошел к дому миссис Джой, то невольно поморщился. Последнее поручение матроны пришлось ему не по душе, но ради щедрой награды он все-таки взялся за дело. Однако с того дня в его душе зародилось недоброе предчувствие.

Нолан утешал сам себя, что всего лишь «подправил» ступень и не стоит делать из мухи слона и трагедию из женских дрязг. Тем более ступень он выбрал ту, на которую, по его мнению, реже всего наступают — третью с конца.

Когда же миссис Циммерн, которой касалось поручение, перестала появляться на людях, тревога Фока усилилась. Пару раз он даже рыскал около ее дома в сумерках, поглядывал в окна и прислушивался, но никак не решался позвать хозяйку, постучать в дверь или забраться внутрь. Один раз он тронул входную дверь, но та была заперта.

И пусть миссис Джой однажды показала какое-то запоздавшее письмо, из которого следовало, что миссис Циммерн ожидали в гости родственники, но и это не могло заглушить щемящего чувства в душе Нолана.

Фок мысленно выдохнул, когда наконец увидел миссис Циммерн живой и здоровой. Еще неделя ее отсутствия — и Нолан наверняка бы проговорился обо всем на исповеди.

Миссис Джой он нашел в дурном расположении духа.

— Не видали моей сестры?

— Нет, — ответила она, проворно оглядевшись. — Ты лучше скажи не тая: мое поручение ты исполнил в точности, как я сказала?! Или ты, подлец, решил обобрать бедную одинокую женщину?!

— Господь с вами! Я выполнил все, как вы сказали. Заменил крепкие гвозди на…

— Тихо ты! — Матрона нервно замахнулась на него кулаком. — А вот еще, помнишь, накануне пропажи дитяти, правнука старика Рида, ты мне сказал, что миссис Циммерн вернулась? А оказалось, что она приехала только на следующий день!

— Боюсь, вы меня неправильно поняли, — справедливо заметил Фок. — Я проходил мимо, и мне послышался какой-то шум в ее доме. Я пошел дальше, вы меня окликнули, и я лишь предположил, что она приехала. Саму миссис Циммерн я в тот день не видел.

— Поняла, поняла. Ступай!

В дом миссис Циммерн Нолан решил не заходить. Они с сестрой давно перестали искать у нее подработку: все из-за обвинений в ведьмовстве. Поначалу брат с сестрой мало обращали внимания на слухи, но когда немилость соседей на нанимательницу стала распространяться и на них, то они единогласно решили держаться от миссис Циммерн подальше.

К несчастью, обойти дом стороной не вышло. Как назло, на крыльцо вышла сама хозяйка. Сегодня она выглядела как будто еще прекраснее, чем прежде. В глубине души Нолан был давно покорен ее красотой, несмотря на разницу в возрасте.

— Мистер Фок! — обратилась она к нему почтительно. — Вы мне нужны!

Нолан приподнял шляпу, чувствуя, как щеки его загорелись. Обычно миссис Циммерн всегда звала его по имени, как всякий взрослый ребенка. Поэтому, отбросив сомнения, Нолан прошел по дорожке к дому сквозь палисадник.

— Здравствуйте, миссис Циммерн. Простите, что перебью, вы не видели Розалин?

— Розалин? А что случилось?

— Не хочу вас беспокоить, но я никак не могу ее найти…

— Бросьте, Нолан. Какое беспокойство? Вы с сестрой так часто помогали мне, что я привязалась к вам обоим, и теперь мне совсем небезразличны ваши судьбы, — заверила миссис Циммерн, пожав руку Нолана обеими руками.

Произнесено это было с такой искренностью, с такой чистосердечностью, что Фок даже растерялся и совсем не знал, что ответить.

— Хотя знаете… — Лицо прекрасной женщины озарилось каким-то воспоминанием. — Я вдруг вспомнила, что все-таки видела Розалин, часа два назад. Она шла в сторону леса. Может, стоит поискать ее там?

— Не знаю, как вас благодарить! — воодушевился Нолан, получив хоть какую-то ниточку к поискам. — Так что вы хотели? У вас ко мне какое-то поручение?

— Да, но это подождет. Сейчас вам нужно искать сестру. Я смогу потерпеть еще немного.

— Потерпеть? — встревожился Нолан. — Нет уж, если дело срочное, прошу вас, говорите.

— Раз вы настаиваете… Мне нужны плоды одного дерева. Видите ли, еще перед отъездом я оступилась на лестнице и повредила лодыжку, и она до сих пор болит. Знахарка посоветовала сделать отвар из сока этих плодов, и я собиралась за ними сама, но сегодня нога снова разболелась и…

— Я все понимаю, миссис Циммерн, — нервно прервал ее Фок. — Я соберу для вас эти плоды. Сколько вам нужно?

— Боюсь, что много. Вернее, на день хватит и небольшой корзинки, но свежие плоды нужны каждый день. С одного и того же дерева. Будете ли вы так любезны собирать их для меня всю неделю? Разумеется, я в долгу не останусь.

— Я к вашим услугам. Скажите только, что это за дерево? Как мне его узнать?

— Название мне неизвестно, знахарка просто указала на нужное, и я обернула ствол красной лентой. Вы также узнаете его по терниям и розовато-алым плодам. Вот схема, чтобы вы точно не заплутали, и оплата за полнедели. — Миссис Циммерн передала Нолану пустую корзинку, сложенный лист бумаги и увесистый кошель.

От тяжести кошелька Фоку стало совсем неловко, ведь это он, Нолан, был косвенно виноват в том, что миссис Циммерн повредила ногу. Про себя он поклялся больше никогда не подрабатывать у безобразной Бетти Джой, по сравнению с которой Констанция Циммерн казалась ангелом во плоти.

— Этого слишком много за такую простую работу, — сказал он смущенно.

— Берите. Вы же уже не мальчик, а у мужчины должны водиться деньги, — ответила миссис Циммерн.

Фок не нашел, чем возразить.

— Ну, тогда до скорой встречи, — выдавил он, вновь приподняв шляпу.

— До свидания, мистер Фок! — Миссис Циммерн чарующе улыбнулась. — Ах! Подождите! Вот еще что. Имейте в виду, плоды непригодны в пищу, а их сок, — она вдруг пристально уставилась на него, — довольно специфический по цвету и консистенции.

— Что вы имеете в виду? — не понял Фок.

— Сок на вид словно кровь. Вас же это не напугает? — В глазах Констанции Циммерн мелькнули лукавые искорки.

***

Нолан благополучно прошел по маршруту, который нарисовала ему миссис Циммерн, и с легкостью отыскал нужное дерево, обернутое красной шелковой лентой.

Дерево чем-то отдаленно напоминало терновник, в первую очередь своими шипами и формой плодов, но было намного выше и крупнее.

Собирать алый терн оказалось непростым делом. Острые шипы кололи руки, цеплялись за края одежды. Нолана не покидало гнетущее ощущение, будто он совершает что-то плохое, что-то неправильное…

К тому моменту, как корзинка оказалась наполненной, руки Фока покрылись царапинами и ссадинами.

«Странное дерево, — подумал он. — Неспроста ведьма выбрала его. Как бы отвар вместо лекарства не оказался ядом. Бедная миссис Циммерн… Все женщины, верно, просто завидуют ее красоте, вот и пытаются всячески навредить ей. Еще и мы с Розалин поверили гнусным слухам и бросили ее одну».

В тот день Фок выполнил поручение, но так и не нашел сестру.

Когда Розалин не вернулась ночевать, стало очевидно, что дело принимает серьезный оборот. Нолану не с кем было поделиться опасениями. Отец ушел на заготовки в свою лесную хижину и еще не скоро должен был вернуться. А матери уже много лет не было на этом свете.

Неужели Розалин загуляла где-то в соседней деревне? Нет, это было на нее совсем не похоже. Если бы она сговорилась с каким-нибудь молодцом, то Нолан бы знал об этом. Кроме того, последний кавалер сестры, Гарс Броди, был их односельчанином, да и с ним Розалин недавно рассорилась.

Брат и сестра были довольно близки и обсуждали друг с другом почти все свои дела. Нолан утаил от Розалин только последнее поручение миссис Джой. Боялся, что сестра примется отговаривать или того хуже — упрекать.

«Если к утру не вернется, придется идти к старосте и поднимать людей, — думал Фок, готовясь ко сну. — Может, она просто помирилась с Гарсом и… — Он вдруг больно укололся шипом, застрявшим в рукаве рубашки. — Черт возьми, о чем я? Пусть Роззи временами беспечна, но скорее предпочтет смерть, чем бесчестье».

С тяжелыми размышлениями Нолан Фок уснул.

***

Нолан пробирался сквозь лесную чащу, застланную туманом. Он искал сестру.

— Ро-за-лин! Ро-за-лин! Ро-за-лин! — звал он снова и снова.

— Ро-за-лин! Ро-за-лин! Ро-за-лин! — отвечало ему лесное эхо.

Каждая веточка, каждый листик, каждая травинка — все вокруг шептало родное имя, но среди голосов леса не было голоса самой Розалин.

— Ро-за-лин… — Звуки раскатывались из стороны в сторону, а затем тонули, словно в трясине.

Наконец Нолан разглядел что-то впереди себя. Белую, почти призрачную фигуру.

Приблизившись, он с замиранием сердца узнал сестру. Розалин стояла в одном нижнем платье, с туго затянутым пояском на талии.

— Роззи!

Она заметила его, протянула бледные руки, но не двинулась с места. Ноги Розалин по щиколотку утопали во мху.

Нолан подошел совсем близко и заметил, что из глаз сестры текли слезы, а губы открывались и закрывались, но в воздухе не раздавалось ни звука.

— Что с тобой, Роззи? — с трудом выдохнул Нолан и схватил сестру за руки.

Резкая боль пронзила его ладони. Отшатнувшись, он увидел капельки своей крови на руках сестры.

Тут Нолан проснулся.

***

Наутро Розалин не появилась.

Фок решил сперва собрать плоды для миссис Циммерн, а потом уже пойти к старосте.

Крупные алые ягоды переливались в утренних лучах. Колючие ветви будто нарочно лезли под руку. Один из шипов больно ткнулся в лицо, Нолан потер уколотую щеку, стирая кровь.

Пока Фок собирал плоды, на него вновь свалилось тягостное чувство, словно он посягнул на что-то священное.

«Проклятый терновник, — подумал Нолан, бросив последний взгляд на дерево перед тем, как уйти. — Снова я весь искололся».

Он посмотрел на красную ленту, что плотно связывала ствол дерева. На мгновение к Нолану будто пришло какое-то озарение, но тут вдали закричала сова… Этот беспокойный крик прервал все мысли Фока.

***

— Вы сегодня рано, — удивилась миссис Циммерн, когда Нолан заявился к ней на порог. — Как Розалин?

— Она до сих пор не вернулась, — напряженно проговорил Фок. — Похоже, пора идти к мистеру Шаду.

— Бог ты мой… — Миссис Циммерн взволнованно прикрыла рот рукой. — Сначала правнук мистера Рида, затем Генри Риверс, а теперь Роззи… Послушайте, не поймите меня неправильно, но вы еще не заглядывали в дом семьи Броди? Розалин как-то обмолвилась, что Гарс Броди к ней неравнодушен.

— Насколько мне известно, они поссорились, — неохотно ответил Нолан. — Но вы правы, лучше зайти к ним, прежде чем идти к старосте.

— Вы обязательно отыщете сестру, мистер Фок. — Прекрасная женщина с удивительной нежностью прикоснулась к его плечу. — Не отчаивайтесь.

— Вы очень добры, миссис Циммерн, — смущенно пробормотал Нолан и поспешил удалиться.

Далеко уйти Фок не успел. Его окликнула миссис Джой. Она дождалась, пока Нолан дойдет до ее забора и тогда заговорила:

— Что с Роззи-то приключилось?

Нолана бросило в жар от возмущения. Он решил, что миссис Джой подслушала их разговор с миссис Циммерн. И теперь, верно, хочет выудить побольше деталей этого дела, чтобы потом разнести порочащие сплетни по всей округе.

— Не знаю, — холодно ответил он.

— Ах, не знаешь! — хмыкнула матрона. — Ступай домой, да поговори с ней. Я тебе все это рассказываю, потому что ваша матушка, царство ей небесное, была мне как сестра. Так вот, негоже девице в исподнем бродить посреди ночи! Надеюсь, кроме меня ее никто не видел.

— Как?! Вы ее видели?

— Ну да. Не спалось мне. Глянула в окно — смотрю, Роззи идет! Хотела ее остановить, вышла на улицу, а ее уже и след простыл.

Фок ничего не ответил. Сбитый с толку словами миссис Джой, он помчался домой, но никого там не нашел: ни сестры, ни следов ее присутствия.

Затем Нолан еще раз обошел деревню, заглянув и к Броди. Гарс лишь развел руками и с наглой ухмылкой заявил, что такой несговорчивой девицы, как Розалин, во всем свете не сыщешь, так что Нолану не о чем волноваться, ведь сестра останется при нем старой девой. Тут уж Фок не стерпел, молча дал гадкому Броди в челюсть и ушел прочь.

Старосту Нолан прождал несколько часов, но так и не дождался. Совершенно измученный переживаниями за сестру он вернулся в пустой дом и упал на заправленную постель, не раздеваясь.

***

Нолан сидел у горящего очага. В соседнем кресле сидела прекрасная женщина в домашнем платье. Она расчесывала щеткой длинные каштановые волосы и загадочно улыбалась.

— Нолан, ты не принесешь мне плодов? — ласково произнесла хозяйка дома. — Пора готовить новую порцию отвара. Я оставила банку в погребе.

— Конечно, миссис Циммерн.

— К чему эти формальности? Зови меня Констанция.

Глупо улыбаясь, Фок удалился, чтобы исполнить просьбу.

Как только он приподнял дверцу погреба, его обдало затхлой сыростью. Нолан поежился, уставившись в полумрак. Ему вдруг стало не по себе. Он предпочел бы не спускаться в эту мрачную промозглую дыру. Так хотелось вернуться обратно к огню и к чарующей Констанции, но он не смел возвратиться с пустыми руками.

Банка, наполненная алыми ягодами, стояла на видном месте, но ее невозможно было достать, не спустившись вниз.

Нервно сглотнув и почему-то задержав дыхание, Нолан быстро спустился в погреб, схватил банку и уже стал взбираться обратно, как вдруг…

Все случилось так быстро: невесомость, удар от падения и звук бьющегося стекла. Фок не сразу осознал, что произошло. В одно мгновение он потерял под собой точку опоры, а в следующее — уже больно шлепнулся на пол. Банка разбилась вдребезги, а ее содержимое, вероятно, разлетелось по полу.

Нолан чуть не завыл от боли. Но куда хуже было то, что он не мог пошевелиться. Паническое смятение, чувство вины и только что полученная травма парализовали его.

— Миссис Циммерн, — прохрипел он, почувствовав вкус железа во рту. — Констанция…

Послышался шум размеренных шагов. Констанция медленно спустилась вниз, грациозно, почти торжественно. Она молчала, а ее восхитительные глаза вдруг стали холодными и жестокими.

Миссис Циммерн подняла один из уцелевших плодов, вытащила из него осколки. Первая кроваво-красная капелька сока прокатилась по белоснежной руке и, сорвавшись, упала вниз, на подол кремового платья.

Прежде чем Нолан успел что-либо возразить, Констанция поднесла алый терн к губам и с жадностью вкусила его. Крупные безобразные капли одна за другой потекли по изящному подбородку. Они падали вниз и пятнами расплывались по светлой ткани.

Фок не мог отвести взгляд от этого странного зрелища. С каждым мгновением тревога все сильнее облепляла Нолана липкими щупальцами.

— Это же яд, — только и смог выдавить он еле слышно.

Констанция ничего не ответила, только безумно рассмеялась. От этого смеха Фок пришел в ужас. У него закружилась голова, а сердце так сильно заколотилось, что, казалось, вот-вот разорвется. От перенапряжения Нолан лишился чувств.

***

Нолан очнулся на полу у своей постели. За ночь он весь взмок, а теперь чувствовал себя замерзшим и изможденным.

Вдруг ему показалось, что в воздухе витает аромат свежего пирога. Спросонья он вскочил на ноги и, шатаясь, вывалился из комнаты. В глубине души он надеялся застать сестру за готовкой. Но кухня была тиха и пустынна. Пахло затхлостью. На столе лежали позабытые Ноланом объедки.

Приведя себя в порядок, Нолан снова пошел к старосте и в этот раз застал того у себя.

Мистер Шад выслушал Фока, не отрывая глаз от газеты, а рта от завтрака.

— Мистер Фок, — наконец заговорил Шад, равнодушно взглянув на него поверх очков. — Скажите, у мисс Фок водились собственные средства?

Нолан почувствовал, к чему клонит староста, но ему ничего не оставалось, кроме как подтвердить, что часть заработанных денег сестра оставляла при себе.

— Тогда, мне кажется, вы зря так переживаете. Нынче такое время: вы, молодые, ищете лучшей жизни в городах. Наверняка мисс Фок тоже решила испытать удачу и уже скоро оповестит вас, как устроилась на новом месте. Она девушка работящая.

Фок с трудом удержался, чтобы не высказать Шаду все, что о нем думает. Любые аргументы староста обесценивал и упорно стоял на своем.

— Поймите же, сейчас все ищут мальчишку Риверсов! Его родня места себе не находит. Как в такой момент искать еще и взрослую девушку, которая, скорее всего, просто уехала? Мисс Фок, в отличие от Генри, не шесть лет. Она в состоянии о себе позаботиться. Обождите, мистер Фок, обождите! Вот увидите, не пройдет и недели, как вы получите от нее письмо!

В ходе долгих пустых препираний они все-таки условились, что староста шепнет своим людям, чтобы поиски Розалин велись совместно с поисками Генри, однако Нолана ничуть не обнадежило это призрачное обещание.

Чтобы отделаться от тревожных мыслей, Фок на весь день погрузился в работу. На закате он вновь собирал алый терн. И снова все повторилось: душевная горечь, шипы и раны. Нолан был так подавлен, что даже не пытался увернуться от колючек.

Усталый и совершенно поникший, он постучал в дверь миссис Циммерн.

— Нолан, что с вами? — испуганно спросила она.

— Роззи так и не объявилась. — Нолан растерянно смотрел в пустоту. — Шад только обещает, но, кажется, даже не собирается начинать поиски. Пытался убедить меня, что сестра сбежала в город, но она не уехала бы, не предупредив меня…

— Мне все это знакомо. Мистер Шад уже не в первый раз закрывает глаза на чужую беду. Ничего. Я сейчас возьму плащ. Соберем людей и вместе добьемся, чтобы староста взялся за свои обязанности.

— Что вы, миссис Циммерн. Мне неудобно вас утруждать. Как же ваша травма?

— Мне с каждым днем все лучше, ведь вы любезно приносите ингредиенты для отвара. Так что это меньшее, что я могу сделать.

Фок был восхищен решительностью миссис Циммерн. Благодаря ее пылким речам они заручились поддержкой некоторых односельчан и небольшой группой дошли до дома старосты. Разумеется, Шад уже не смог отвертеться от дела при стольких свидетелях. К наступлению темноты собралось около четырех десятков людей с факелами и фонарями.

Розалин искали до глубокой ночи, но тщетно. В следующие дни поиски продолжились.

Нолан почти не спал, потому что когда он отключался, то неизменно видел во сне то сестру, то миссис Циммерн, и эти пугающие ночные видения совершенно выбивали его из колеи.

Фок продолжал собирать алый терн. Миссис Циммерн попросила приносить еще и сок самого дерева, поэтому теперь Нолан делал небольшие зарубки на стволе, ежедневно наполняя кроваво-красным соком стеклянный сосуд.

Мучительно прошла неделя, а Розалин все не появлялась. О маленьком Генри Риверсе тоже не было никаких вестей. Поиски отягощал туман, что каждый день клубился в лесу, на границах деревни. Из-за тумана никто не мог добраться до соседних селений, чтобы спросить там о пропавших.

На восьмой день Нолан как обычно искал сестру с раннего утра до ночи и, вернувшись домой, задремал прямо за столом.

Снова ему пригрезилась Розалин в туманном лесу. Сестра ушла под землю почти по пояс, мох облепил ее кожу. Она будто слилась с лесом: издалека сложно было отличить ее от дерева, лишь красный поясок выделял ее.

— Нолан, — Фок услышал родной голос, хотя с губ сестры не сорвалось ни звука, — времени почти не осталось. Развяжи меня, пока не поздно…

Нолан тут же пришел в себя, и страшная догадка озарила его разум. Схватив топор, он помчался в лес. К алому терновнику.

Сперва он попытался развязать ленту руками, но узел никак не поддавался. Тогда он с силой рубанул по узлу топором.

Алая лента бесшумно свалилась на мох, а затем произошло нечто невообразимое. Терновое дерево растворилось в тумане, будто его и не было, а вместо него появилась девушка в легком изорванном платье, перепачканном кровью. Нолан в последний момент успел подхватить сестру на руки, не дав ей упасть.

— Роззи?! Кто сотворил это с тобой?!

Сестра с трудом посмотрела на него.

— Ты… Ты рвал мои ягоды, ломал мои ветви. Ты был так слеп, что изранил меня… Но ты прозрел, и я тебя прощаю.

— Меня обманули, — горько ответил Нолан, не сдерживая слез. — Это все гадкое колдовство! Кто превратил тебя в дерево?! Скажи, умоляю!

Тут глаза Розалин расширились от ужаса. Она затрясла Нолана за плечо, затем указала куда-то ему за спину и прошептала:

— Она.

Фок резко обернулся.

Над ними возвышалась Констанция Циммерн. Ее выразительные глаза сверкали зловещим огнем.

— Вы?! — изумленно выдохнул Нолан, закрыв собой сестру. — Так вы все-таки ведьма?!

— Я куда хуже, милый наивный мальчик. — Она опустилась рядом и легонько прикоснулась к его груди. — Вот твоя плата за испорченную ступень.

Он стал падать, но миссис Циммерн придержала его и с какой-то материнской заботой уложила головой к себе на колени. Нолан почувствовал, как жизнь стремительно покидает его. Он все смотрел на холодное непроницаемое лицо и не мог поверить, что эта красивая молодая женщина каким-то неведомым образом губит его без удара и без выстрела.

— Пощадите Розалин, — прошептал Нолан, чувствуя дыхание смерти на своих губах.

— Я оставлю ее в живых.

Нолан уже не видел ничего перед своими глазами, но еще различал голос Констанции.

— Твой прах будет питать ее корни. Покойся, но без мира. И помни, что ради звона монет ты был готов на что угодно, даже изрубить родную сестру.

Нолан хотел бы крикнуть, что это не так, но уже не мог.

***

С тех времен в том лесу растет удивительное дерево с алыми плодами, а у его подножия возвышается небольшой холмик — безымянная могила.

Пусть красная лента давно истлела, но до сих пор всякому случайному путнику в шелесте ветвей и шипов слышится печальный шепот.

«Но-лан, Но-лан», — разносит ветер чьи-то слова.

Кто-то горько плачет, причитает о жестокой судьбе.

И так будет всегда.

Глава 2. Тишина

И как мальчишки ни резвятся,

И как девчонки ни дичатся —

По струнам проведу рукой,

И все они бегут за мной.

И. В. Гете, Крысолов

Лорна О’Шей лежала в кровати рядом со старшей сестрой и никак не могла уснуть. От скуки она крутила в руках пышную прядь своих волос и разглядывала тени ветвей на стене.

Внезапно Эшли проснулась, вскочила на ноги и куда-то засобиралась. Лорна остановила сестру за руку.

«Мелодия, — пояснила Эшли. — Она зовет».

Лорна не слышала ни музыки, ни голоса сестры; она уже несколько лет не могла ничего слышать, зато умела читать по губам.

После затяжной болезни маленькая Лорна превратилась в обузу для семьи. Ее предпочитали не замечать. Одна только Эшли никогда не бросала ее. Когда случилась беда, Эшли отыскала брошюру, по которой они обе выучились языку жестов. С тех пор сестра стала добровольным переводчиком Лорны.

Эшли зажгла свечу и выскользнула за дверь, не обращая внимания на расспросы. Не понимая, что происходит, Лорна влезла в свои изношенные туфельки и поспешила за сестрой.

Они покинули дом, не разбудив никого из взрослых, и застали на улице странное шествие. Дети всех возрастов в одних ночных сорочках толпились на главной дороге. Одни несли в руках свечи или фонари, другие — детей помладше, третьи шли просто так. Некоторых из присутствовавших Лорна знала лично.

Эшли влилась в колонну, и Лорне пришлось последовать за ней. Участников полуночного хода будто заворожили: одни и те же неспешные движения, один и тот же затуманенный взгляд, множество сомкнутых губ.

Пока они продвигались по деревне, колонна только росла. Двери домов открывались, из них выходили дети и присоединялись к шествию.

Происходящее Лорне не нравилось. Она постоянно пыталась поговорить с Эшли и с близстоящими детьми, но ничего не выходило. Ее как обычно не замечали. Устав от бессилия и непонимания, она сошла с дороги. Через некоторое время ей удалось добраться до начала колонны.

Впереди всех шла дама в темной вуали. В ее руках что-то поблескивало в свете свечей.

Лорна подошла еще ближе и разглядела золотые струны, которых касалась изящная рука.

Почему-то вид незнакомки поверг Лорну в ужас. Ей показалось, что это призрак смерти, окутанный газовой тканью, словно саваном.

Растерянная Лорна принялась хватать шествующих за руки, пытаясь остановить, но все только отпихивали ее и продолжали идти за дамой.

Тогда она с опаской постучала в первый попавшийся дом, надеясь своим стуком разбудить кого-то из взрослых. Но никто не откликнулся. Так Лорна начала метаться от дома к дому, барабанить в окна и двери, но тщетно.

Несмотря на то, что некоторые дома стояли открытыми из-за того, что дети забывали затворять двери, Лорна боялась заходить внутрь.

Наконец одна из дверей все-таки приоткрылась. На крыльце показалась приземистая фигура. Лорна с надеждой бросилась вперед, но тут же отпрянула.

Перед ней стояла Безумная Белла, местная сумасшедшая. Старуху Лорна боялась еще сильнее, чем призрака в темной вуали.

Лорна попятилась, но Белла крепко схватила ее за руки и закружила так сильно, что Лорне стало дурно. Тьма, пятна свечей, страшная беззубая улыбка — все перемешалось перед глазами… Старуха отпустила так резко, что Лорна чуть не упала. Белла принялась указывать на уходящую колонну и подталкивать Лорну к дороге.

«Ступай-ступай, дитя. Тебя ждут», — разобрала Лорна обрывки фраз по суховатым старушечьим губам.

Лорна не знала, что делать и куда деваться, но оставаться рядом с Безумной Беллой не хотелось, поэтому она снова побежала по траве вдоль колонны, ища в толпе Эшли.

Чудом ей удалось отыскать сестру и приблизиться к ней. Воск со свечи стекал прямо по рукам Эшли, но она, казалось, этого вовсе не замечала. Лорна изо всех сил потрясла сестру за плечи, и та наконец обратила на нее внимание.

«Идем домой, — жестами взмолилась Лорна. — Это смерть!»

«Не могу, — ответила Эшли. — Музыка такая чудесная. Если бы ты только могла услышать. Пойдем с нами».

Сестра крепко взяла ее за руку, и Лорна решила не сопротивляться.

Они снова шли вместе в общем потоке. Лорна никак не могла понять, что за звуки заставляют всех идти вперед за призрачной дамой, и почему они разбудили только детей, но не взрослых.

Незаметно деревня осталась позади. Теперь дети шли по узкой лесной тропинке.

«Куда мы идем?!» — время от времени спрашивала Лорна, но не получала ответа.

Будь Лорна одна, она бы не задумываясь вернулась домой, но рядом шла Эшли. Лорна боялась бросить единственного близкого человека.

Глаза заслезились от страха и обиды. Если бы только Лорна могла услышать, чтобы понять. Если бы только она могла внятно говорить, чтобы все выяснить и всех остановить.

Внезапно шествие замедлилось. Лорна поднялась на носочки, пытаясь разглядеть, что делается впереди. Ей показалось, что стоящие в первых рядах колонны стали растворяться во тьме.

«Вот и конец, — решила она. — Ангел смерти ведет нас в преисподнюю».

Тут Лорна рассмотрела темные своды пещеры и поняла, что дети заходят внутрь.

В тот момент в Лорне что-то переменилось. Она решилась на время оставить сестру, чтобы привести помощь.

Крепко обняв Эшли, Лорна пообещала вернуться за ней.

Сестра не стала ее удерживать, и Лорна повернула назад.

***

Лорна потеряла счет времени. Обняв себя за плечи, она шла по лесу, озираясь по сторонам. По ее расчетам, она давно уже должна была вернуться в деревню, но лес не кончался.

Иногда Лорна находила в своей тишине спасение, но сейчас глухота делала ее уязвимой. Кто угодно мог подкрасться к ней со спины. Вдруг она не сумеет вовремя заметить неверную тень?

Глаза болели от перенапряжения. Лорну не покидало ощущение, что за ней кто-то следит. Если бы только она могла слышать!

Когда впереди показалась дубовая роща, Лорна обрадовалась. Они уже бывали здесь с сестрой. Лорна надеялась, что теперь-то легко отыщет дорогу домой.

Она ускорила шаг, желая поскорее выйти к нужной тропке. Но вдруг остановилась как вкопанная и чуть не лишилась чувств. В ее тишину вторглись звуки. И не какие-нибудь отдаленные, а четкие и ясные слова.

— Постой, прекрасное дитя. Тебе не нужно возвращаться.

Лорна почти забыла, как могут звучать голоса. Она схватилась за уши, не понимая, как такое может быть.

— Обернись и увидишь, что мы не плод твоего воображения.

Лорна с опаской обернулась и вгляделась в темноту, разбавленную лунным светом. В траве мелькнули маленькие тени.

«Кто вы? И почему я вас слышу?» — жестами спросила она.

— Мы древний народ, волшебство — наш дар, и с его помощью мы можем вернуть тебе слух. Ты ведь хочешь снова услышать не только нас, но и все вокруг?

Лорна замерла в нерешительности. Она давно позабыла большую часть звуков. Вечная тишина быстро поглотила даже воспоминания о них. Сестра часто пыталась описать ей шум воды или ветра, но Лорна никак не могла их припомнить.

С другой стороны, к чему ей сейчас все звуки мира, если она не сможет сразу заговорить? Наверняка ей придется учиться заново.

— Да-а, ты права, — заметили тени, удивительным образом прочитав ее мысли. — Одного слуха недостаточно. Тебе нужен голос, да такой, который бы поняли окружающие. Мы можем дать тебе все необходимое. Только пожелай. Кивни, если хочешь.

Лорна задумалась. С вновь обретенным голосом она сможет позвать родных на помощь, и никто не посмеет отмахнуться от нее.

Она медленно кивнула. И в следующую секунду снова схватилась за уши, вскрикнув. В голову вдруг ударила целая череда звуков леса. Шелест ветвей, шорох травы, стрекотание насекомых, дуновения ветра. Ей казалось, что она слышит даже кротов под землей. С непривычки все было слишком громко.

— Не бойся, — прошептали скрытые в тени помощники, — ты совсем скоро привыкнешь, милая Лорна.

Сейчас голоса звучали совсем иначе. Прежде они казались Лорне более мягкими. Она решила, что тени перешли на шепот, чтобы не раздражать ее громкими звуками.

— Откуда вы знаете мое имя? — тихо спросила она.

Лорна не сразу поверила, что этот красивый голос принадлежит ей. Коснувшись губ кончиками пальцев, она уже готова была плакать от счастья.

— О, мы знаем многое. Знаем, что тебя не очень-то любят дома. Знаем, что Эшли — твой единственный друг.

— Я должна позвать родных! — спохватилась Лорна, услышав имя сестры. — Эшли может быть в беде!

— Нет нужды. Мы поможем ее спасти. Ты ведь уже убедилась, на что способно наше волшебство. Пойдем с нами, и тогда Эшли вернется к тебе.

— С вами? Что это значит?

— В наши земли. Там тебе будет намного лучше. Там никто не посмеет тебя обижать. Ты очень красивая девочка, Лорна. У нас красивые дети становятся принцами и принцессами, и ты станешь.

— Я не пойду без сестры.

— Эшли, конечно, не так красива, но и для нее найдется место… Так что, ты согласна?

— Если вы поможете спасти сестру, то да.

— Хорошо, но не все зависит только от нас. Тебе тоже нужно кое-что сделать.

— Что же?

— Между нашими и вашими землями есть незримая завеса. Переступить ее может только смелый человек. Видишь старый дуб перед собой? Его дупло — дверь в наше королевство. Влезь внутрь, покажи, что не боишься, а после мы вместе отыщем Эшли.

Лорна окинула взглядом широкое чернеющее дупло у земли. Ей не слишком хотелось забираться туда, в темноту. Но еще больше она боялась лишиться сестры и волшебных даров. Что, если она вернется домой и снова потеряет голос и слух? Что, если родные как обычно отмахнутся от нее? Что, если она не сможет отыскать ту злополучную пещеру? И самое главное, как она будет жить без сестры?

Лорна приняла решение. Дрожа от страха, она подошла к большому дубу, сопровождаемая тенями, словно свитой, и, зажмурившись, залезла в дупло.

На мгновение ей стало спокойнее. Но тут что-то потянуло ее вниз, под землю. Распахнув глаза, она увидела уродливые когтистые лапки по краям дупла и закричала.

Красивый голосок Лорны быстро потонул в темноте.

***

На следующее утро Айви О’Шей пошла будить дочерей, но не обнаружила их в постели. Верхние платьишки Лорны и Эшли так и остались висеть на стуле.

Выйдя на улицу, женщина столкнулась с толпой встревоженных соседей. Оказалось, что у всех была та же беда.

Так в деревеньке Амбер-Клиф за ночь исчезли все дети.

Глава 3. Ипекакуана

Никем не замеченная, Констанция благополучно вернулась домой под покровом ускользающей ночи. До рассвета оставалось всего ничего.

Поднявшись на второй этаж, она спрятала эльфийскую лиру в укромное место и переоделась в одно из своих повседневных платьев.

Констанция была в прекрасном расположении духа. Пока ее замыслы сбывались даже лучше, чем она могла вообразить.

Увести всех ребятишек из деревни оказалось проще простого. Фейри не соврали о чудесных свойствах своей лиры. Безграничная власть, льющаяся из волшебных золотых струн, заворожила Констанцию. Когда она шла во главе колонны, когда вела детей к спасению, то вдруг ощутила, как сильно нужна всем этим неокрепшим созданиям.

Пока звучала мелодия, для каждого внимающего нотам ребенка Констанция была важнее всего на свете: важнее родных и друзей, важнее любимых занятий и лакомств. Это чувство всепоглощающей значимости отдаленно походило на счастье.

После того, как детей укрыли в святилище, Инес погрузила их в долгий сон, а Кессиди осталась присматривать за спящими.

Констанция села за стол, достала дневник и перечитала запись, что оставила после разделения с Кессиди:

«Мне омерзительна былая слабость и наивность. Смешна та преданность, с которой я ждала безразличного мужа. Поражает, как легко я прощала обиды от окружающих.

Мой избавитель на многое открыл мне глаза. Пришло время воздать всем по заслугам! Отныне я смогу вершить свое правосудие. И все ничтожества, что были так несправедливы, поплатятся сполна».

Кто знал, что нести справедливость настолько приятно, а месть так сладка? Констанция уже предвкушала, в какой ужас придут односельчане, когда обнаружат, что все дети бесследно исчезли.

Нолан и Розалин, дети Амбер-Клифа — все это было только началом возмездия Констанции. Предстояло сделать следующий ход.

Констанция посмотрела на темную вуаль, лежавшую на столе, и улыбнулась. Прежде она никогда не носила этот бессовестно дорогой подарок Рейнера: он казался ей слишком мрачным и вычурным. Теперь же платок сослужил ей отличную службу и послужит еще.

Лорд Кёрн, к слову, больше не появлялся, и Констанцию это полностью устраивало. Она предпочла бы никогда больше не встречаться с этим существом. Несомненно, человеком он не был. В то же время Констанция понимала, что у самого Кёрна могут быть свои мысли на этот счет, но она надеялась, что сумрак, наведенный Инес, не позволит попасть в деревню даже ему.

Сперва Констанция хотела многое написать о своих чаяниях, но потом передумала. С чего бы доверять бумаге то, что должно оставаться тайной для всех? Раньше она об этом не задумывалась, ведь ей, по сути, нечего было скрывать. Кроме, разве что, гибели ее неродившегося ребенка. Но отныне все было иначе.

Констанции вдруг захотелось избавиться от дневника, ведь его страницы хранили воспоминания о ней прежней. Констанция представила, как языки пламени окутывают кожаный переплет, как сжимаются исписанные ее рукой листы, и передумала предавать тетрадь огню. Вместо этого она спрятала дневник в клетке Саншайн, положив тетрадь под мертвую пташку и присыпав все это древесной стружкой и опилками, а саму клетку спустила в погреб.

Констанция до сих пор не избрала себе новое имя, но чувствовала, что это только вопрос времени. Пусть пока приходилось отзываться на старое, но в действительности Констанции Циммерн уже почти не существовало. Прежняя миссис Циммерн морально умирала уже несколько раз: сначала в погребе, затем когда поглотила невинного младенца и окончательно — у вяза, во время ритуала. Теперь осталась только она и глупышка Кессиди. Как только с Амбер-Клифом будет покончено, как только они с Кессиди пересекут границу ненавистного захолустья, Констанция станет зваться иначе.

***

Бетти Джой разбудил крик петуха. Несносная птица, дав сигнал о наступлении утра, никак не хотела затыкаться и продолжала кукарекать.

С трудом поднявшись с постели, Бетти завернулась в домашний халат и, поминая петуха недобрым словом, кое-как прикрепила шиньон поверх собственных волос. Затем она окунула большой палец в баночку румян и мазанула себя по щекам и губам.

О том, чтобы высунуть нос на улицу, не прибегнув к ежедневному ритуалу красоты, не могло быть и речи. Пусть даже петух сорвет себе голос, а от его крика у нее самой и всех соседей полопаются барабанные перепонки.

Наконец Бетти собралась и вышла из дома. Под вопли птицы она неспешно прошествовала от дома до хлева.

Петух продолжал голосить как резаный и угомонился, только когда Бетти осыпала его ругательствами.

«Что за бес в него вселился?! — размышляла она. — Видно, стареет. Надоел. Зарублю зимой».

Покормив кур, Бетти уже собиралась уходить, как вдруг заметила темную материю, висевшую на деревянной балке. На красивые предметы гардероба у Бетти был нюх. Она подошла ближе и поняла, что не ошиблась. У нее в хлеву висела изящная вуаль из тончайшего темного шелка, по краю расшитая маленькими жемчужинами. Подобную роскошь Бетти видела лишь однажды, лет пятнадцать назад, когда через Амбер-Клиф проезжал какой-то заморский торговец.

Бетти огляделась. Вне сомнения, такой дорогой подарок мог оставить только поклонник. Он-то и потревожил бедного петуха, только чтобы Бетти нашла вуаль. Хотя довольно странно, что тайный воздыхатель избрал хлев местом для сюрприза, но сам по себе поступок был вполне в мужском духе.

Накинув платок себе на голову, довольная собой Бетти отправилась домой.

Поднявшись на крыльцо, она увидела, что мистер Шепард, сосед из дома напротив, тоже не спит.

«А вот и мой кавалер объявился», — решила Бетти.

Старина Шепард разводил овец, а шерсть продавал суконщикам, так что у него могли быть нужные связи, чтобы раздобыть такую редкость. Кроме того, Шепард — вдовец с единственной дочерью. У такого могли скопиться нужные средства.

Прежде Бетти не особо обращала на соседа внимания. Слишком уж тот был молчалив, лишнего слова не вытащишь, а Бетти, напротив, любила поговорить. Однако ей польстило такое внимание.

Кокетливо улыбнувшись, Бетти взялась за уголки платка и приспустила его с головы, красуясь перед соседом, словно юная девушка.

— Прекрасная вещь, мистер Шепард, — воскликнула она. — Не выразить словами, как я тронута! Приятно, что в наших краях хоть кто-то знает, как порадовать женщину.

Бетти скрылась за дверью прежде, чем мистер Шепард успел что-либо ответить. Она считала, что, помимо красоты, мужчины ценят в женщинах загадочность, и потому старалась всячески поддерживать такой образ: часто уходила на полуслове.

***

Констанция шла по главной улице Амбер-Клифа, сдерживая торжествующую улыбку.

В деревне творилось черт-те что. Двери многих домов были распахнуты настежь. Перепуганные мамаши носились туда-сюда, не находя себе места. Кто-то рыдал, кто-то сыпал проклятиями. Отцы ходили понурые и молчаливые, с напряженными посеревшими лицами.

Среди этой массы выделялась Безумная Белла, которая умудрилась улизнуть из своего амбара. Старуха насвистывала веселую песенку и выкрикивала вслед прохожим:

— Ищите, не ищите — не найдете. Они ушли! Все-е-е ушли за ней! За той, что ходит в темной вуали!

Многие проходили мимо и не обращали на безумную внимания, иные осыпали ее бранью, кто-то даже замахивался, но Безумная Белла продолжала подтрунивать над всеми встречными и хохотать, будто желая расквитаться с односельчанами за долгие годы глумлений и оскорбительных процессий до церкви.

Констанция поравнялась с Беллой. На мгновение старуха затихла и почтительно кивнула ей в знак приветствия. С губ Констанции сорвался только тихий смешок. Она пошла дальше, а безумная продолжила напевать и пританцовывать как ни в чем не бывало.

Дом старосты штурмовала толпа встревоженных родителей. Люди стучались в окна и двери. Разгневанные голоса гремели в воздухе:

— Где твои ведьмоборцы, Шад?!

— Выходи! Наши дети пропали!

— Это так ты следишь за порядком?!

Констанция стояла чуть в стороне, на небольшом каменном приступке, устроенном для всадников, и внимательно следила за окнами в доме. По ту сторону мелькали перепуганные слуги и домочадцы.

Главные двери все-таки приоткрылись. На пороге показался Тоби Фентон, бессменный камердинер старосты. Видимо, в большом доме решили, что на старика ни у кого не поднимется рука, поэтому его и отправили отдуваться за всех.

— Где твой хозяин?! — сердито донеслось из толпы. — Неужели он нас не слышит?!

— Фентон, впусти! Ты ведь один из нас!

— Шад должен что-то сделать! Нам нужна помощь!

При появлении камердинера толпа загудела сильнее, чем прежде, и бедный Фентон никак не мог перекричать их в одиночку. Его слова просто тонули в общем шуме.

Наконец случилось то, чего и следовало ожидать. Какая-то женщина, подловив момент, бросилась в дверной проем. За ней следом кинулись все остальные.

Одну из дверей сорвало с петель. Толпа с неимоверной скоростью перетекла с улицы в дом, оставив после себя грязь и вытоптанную траву.

Констанция спокойно дождалась, пока улица опустеет, и только затем зашла в дом.

При входе она нашла потрепанного Фентона, которого чудом не раздавили. Старик растерянно припал к стене и переводил дыхание, обливаясь холодным потом.

— Вы в порядке, сэр? — спросила Констанция, протянув ему платок.

— Благодарю, мадам, — приняв платок, Фентон вытер лоб дрожавшей рукой. — Вы очень добры. Я-то еще поживу, но боюсь, что вот-вот останусь без работы.

— Будьте покойны. Уверена, мистер Шад вас не прогонит. В том, что люди ворвались в дом, нет вашей вины.

— Вы не поняли. Я боюсь, что хозяин может не пережить встречи с ними. Совсем обезумели… Не видел такого даже в голодные годы.

Констанция отвела старика в гостиную и насильно усадила в кресло для гостей.

— Только посмотрите, что они сделали с ковром! — устало вздохнул Фентон. — Теперь его век не очистишь…

— Ковер заменить легче, чем человека. Мистер Фентон, вашего хозяина нужно спасать.

— Да, но как? Вы — женщина, я — дряхлая развалина, увальни, которым хозяин платит за охрану, сбежали с самого утра, а все остальные пугливо попрятались по углам.

— Вы знаете, где он? — тихо спросила Констанция, склонившись к старику.

Камердинер не ответил, но Констанция чувствовала, что он знает, где укрылся Шад.

— Вы правы, я всего лишь слабая женщина и не смогу сдержать толпу. Однако я знаю, как помочь старосте. Но сперва мне нужно поговорить с ним.

— Вы, несомненно, храбры, но как же вы намерены его спасать? — Фентон недоверчиво посмотрел ей в глаза.

— У нас нет времени на обсуждения, сэр. Вам придется довериться мне. Подумайте сами: если бездействовать, они перевернут все вверх дном и рано или поздно отыщут его. Неужели вы даже не попытаетесь его спасти? Представьте, как он будет благодарен вам за содействие его спасению.

Фентон немного помолчал, вероятно раздумывая, стоит ли рисковать, и наконец прошептал ей на ухо:

— Подвал. По лестнице налево. Четвертая дверь.

Поблагодарив старика за доверие, Констанция устремилась в указанном направлении.

Дверь она нашла быстро. На осторожный стук никто не ответил. Тогда Констанция тихонько позвала старосту по имени и пригрозила, что выдаст его толпе, если он сию же минуту не впустит ее. Шад откликнулся и после недолгих пререканий все-таки открыл дверь.

— Зачем вы здесь?! — воскликнул он, нервно заперев за Констанцией дверь. — Неужели тоже будете винить меня, вашего покорного слугу, во всех смертных грехах?!

— Стоило бы, но я здесь не за этим, — чуть слышно проговорила она, подавив смешок.

Потолок гремел и сотрясался от топота людей, сновавших по дому. Поэтому Констанция не беспокоилась о сказанном. Она знала, что староста вряд ли расслышал ее.

— Что вы сказали?

В этот момент наверху грохнулось что-то тяжелое. Вздрогнув, Шад зачем-то пугливо полез под стол.

— Что они там делают, черт возьми?! — проворчал он из-под стола. — Остолопы! Никакого уважения к чужому имуществу!

— Осторожнее, мистер Шад. Как бы они не услышали вас, — заметила Констанция, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в лицо этому ничтожному человеку.

— Так зачем вы пришли?

Констанция смахнула пыль с табурета и села с таким достоинством, будто то был трон, обитый золотом.

— Затем же, зачем и все. Я ищу правосудия, — спокойно проговорила она, наблюдая, как лицо старосты перекашивается от страха и непонимания.

— Что вы имеете в виду?! — нервно спросил Шад. — Я ни в чем не виноват!

— Конечно, как кто-то вроде вас может быть причастен к исчезновению детей? У всех разумных людей теперь не осталось сомнений, что в Амбер-Клифе орудует ведьма.

Староста ответил не сразу. Было видно, как ошеломили его слова Констанции.

— Я давно об этом толкую! — вдруг оживился Шад, сообразив, что ему представился шанс спасти свою шкуру. — Вы думаете, почему я пригласил ведьмоборцев?

— Вы поистине мудрый предводитель, сэр. Но где же они, эти доблестные господа? Мне казалось, они должны были приехать еще неделю назад, если не раньше.

— Все так. Однако работа у них сложная. Наверняка им пришлось задержаться во имя помощи другим нуждающимся. Но я уверен, что они прибудут со дня на день. А может, они прямо сейчас въезжают в Амбер-Клиф!

— Давайте будем реалистами, мистер Шад. Что вы будете делать, если сегодня они не появятся? От вашего дома камня на камне не оставят, а вас самого разорвут на куски, если вы срочно что-нибудь не предпримите.

— Миссис Циммерн! К чему эти нотации?! — не выдержал староста. — Если у вас есть предложения — говорите!

Констанция прикусила язык. Ей захотелось сейчас же поднять шум и посмотреть, как озверевшие от горя люди набросятся на Шада, но пока он был нужен живым. Во имя своих планов Констанция сделала над собой усилие.

— Вы сегодня же должны вычислить ведьму и объявить об этом.

— Как?! Скажите, ради Бога! Или вы предлагаете всех по очереди сажать на ведьмин стул и опускать в реку? Так эти недоумки утопят меня первым!

— Я говорю о других методах, мистер Шад. Можно собрать всех в храме. Ведьма наверняка себя выдаст. Всем известно, что они не терпят святых мест и обрядов.

— Откуда нам знать, что ведьма все еще в деревне? Может, она уже улизнула в этой суматохе! Или улизнет, как только услышит о церкви!

— Она все еще в Амбер-Клифе. Вы же читали «Молот ведьм»? Вспомните, там сказано, что ведьма любит смотреть на результаты своих козней и наслаждаться страданиями честных христиан.

Констанция была уверена, что Шад не читал упомянутый ею труд. Она и сама знала о нем лишь понаслышке. Но знаменитость книги могла сыграть ей на руку. В те неспокойные времена никто не посмел бы перечить суждениям, якобы описанным в настолько авторитетном издании.

— Все это хорошо, но неосуществимо. Сейчас люди не станут меня слушать. Они сначала наломают дров, а только потом задумаются.

— Так призовите их к порядку! Скажите то, что они хотят услышать: что здесь замешено ведьмовство, что вы уже взяли дело под личный контроль и найдете пропавших, что у вас есть подозреваемый, что правосудие не заставит себя ждать… В общем, вы сами прекрасно знаете, что нужно сказать. Мне ли учить такого мудрого человека, как вы, сэр? Я приведу викария и прочих надежных людей, они вас поддержат. Вместе вы выйдете и объявите всеобщий сбор в храме.

— Признаюсь, в ваших речах есть логика, — неохотно согласился староста. — Хвала Господу за то, что Он наградил вас не только прекрасной женственной внешностью, но и мужским умом, миссис Циммерн. Для представительниц вашего пола — это большая редкость.

«Напыщенный индюк! — со злостью подумала Констанция. — Получил от меня план своего спасения, трусливо скрываясь от людей, и все еще верит в превосходство себе подобных».

***

Констанция, преподобный Оливер Мейтленд и несколько его помощников добрались до дома старосты как раз вовремя. Кое-кто из разгневанных односельчан уже рыскал по подвалу.

Заручившись поддержкой, Чонси Шад все-таки покинул свое укрытие и вышел к людям. Как и рассчитывала Констанция, присутствие духовных лиц уберегло старосту от каких-либо серьезных повреждений. Одна женщина только и успела, что оборвать Шаду воротник и влепить ему звонкую пощечину.

Речь староста произнес на улице, стоя на уцелевшем стуле, лицом к своему разгромленному дому. По совету Констанции, помощники викария и те слуги Шада, которых удалось отыскать, закрыли проходы на лестницы и главный вход. Таким образом, на улице собрались лишь те, кто успел выйти через главные двери, и те, кто вылез из окон первого этажа. Другая часть толпы осталась запертой в доме; эти люди слушали речь, высунувшись из окон.

— Колдовство! Страшное колдовство! — скандировал Шад со своего стула. — В такие моменты мы должны сплотиться, а не рушить дома друг друга! Только вместе мы победим! С Божьей помощью мы найдем наших детей и вернем их домой! Виновные будут наказаны!

Из окон вылетела лишь пара небольших предметов, не причинивших никому вреда. Внутри дома понимали, что, целясь вазой или канделябром в голову старосты, они могут случайно попасть в кого-нибудь другого.

Недовольные выкрики потихоньку сошли на нет. Толпа утихомиривалась, слушая громкие обещания. К концу своей речи старосте уже не было нужды надрываться, чтобы кого-нибудь перекричать.

Все это время Констанция стояла в стороне и ликовала, наблюдая, как Шад диктует ее условия. Мышеловка почти захлопнулась.

«Интересно, не продал ли Шад душу за талант оратора? — задумалась Констанция. — Пудрить людям мозги у него получается лучше, чем исполнять свои обязанности».

***

В дверь постучали. На пороге стояла Констанция Циммерн.

Уж кого-кого, а эту особу Бетти Джой никак не ожидала увидеть. Констанцию она невзлюбила с первого взгляда, с того самого дня, как молодой Циммерн привез эту девицу в Амбер-Клиф.

— Полагаю, вы уже слышали, какая беда нас постигла, — печально произнесла девушка, в глазах у нее стояли слезы.

— Конечно, — хмыкнула Бетти, с трудом сдерживая желчь. — Я с самого утра на ногах, милочка. Стараюсь помочь чем могу. Подумать только! Столько напуганных матерей!

«Небось ходит по соседям с видом скорбящей святой! — со злостью подумала Бетти. — Как это на нее похоже».

Вся округа считала Констанцию красавицей, а Бетти никак не могла понять, что они нашли в бледной тощей набожной девчонке, в образчике средневековых предрассудков.

То ли дело сама Бетти. Ее лучшие годы прошли, но она сохранила свою плодородную красоту: крепкую пышную фигуру, круглое лицо, широкую шею. Одним словом, не вдова фермера, а знатная дама. Все эти прелести унаследовала каждая из пяти ее дочерей. А что Констанция! Бедняжка не смогла выносить и одного ребенка.

— Нам с вами в какой-то мере повезло, миссис Циммерн, — заметила Бетти снисходительным тоном.

— Что вы имеете в виду?

— Мои дети уже выросли, а ваш… — она осеклась. — А ваши еще не родились.

— Вы правы, — спокойно произнесла девушка, вперившись в нее странным колючим взглядом.

Бетти вдруг испугалась, что выдала себя, и Констанция догадалась, что она знает… Знает о преждевременно почившем первенце.

Красавец Рейнер был слишком хорош для такой, как Констанция. Бетти никак не могла смириться, что одной из ее дочерей молодой человек предпочел эту девчонку. Такую хрупкую, еще и из другой деревни!

Неудивительно, что Циммерн сбежал, осознав свою ошибку в выборе жены. Стоило Рейнеру уехать, как бесстыжая девица принялась охмурять Чонси Шада, чье сердце Бетти уже много лет считала своим. Об этом она прослышала от самого Шада и не смогла стерпеть такой наглости.

Обвинить молодую женщину в колдовстве и заставить поверить в это односельчан оказалось не слишком сложно. Слово здесь, два слова там. Вот и готово. В разнесении слухов Бетти была мастерицей.

Она надеялась, что презрение соседей вынудит девушку убраться восвояси, но Констанция оставалась в Амбер-Клифе и переносила все нападки с такой стойкостью и смирением, что некоторые начали ей сочувствовать.

Тогда Бетти решила: если соперница не сможет вести хозяйство, то точно уедет к родственникам. Она заплатила мальчишке Фоку, чтобы тот незаметно подпортил соседке лестницу. И через некоторое время Констанция как в воду канула.

Сперва Бетти радовалась своей победе, но спустя пару недель вдруг всколыхнулась. Ей не давало покоя, что ни она, ни кто-либо другой не заметили отъезда Констанции. А ведь обо всем происходящем в Амбер-Клифе Бетти узнавала раньше прочих. При этом ее волновала не столько судьба девушки, сколько своя собственная участь, если правда выплывет наружу.

Изо дня в день, поутру или поздно вечером, Бетти стала как бы невзначай прохаживаться около дома Циммернов и прислушиваться. Однажды она заметила, что между входной дверью и косяком торчит бумага. То были обеспокоенные письма от родни Констанции, из которых Бетти узнала, что девушку ожидали в Соттерли. Однако дат внутри проставлено не было. Не зная, что и думать, Бетти забрала письма себе.

В те дни Бетти не находила покоя. Она то убеждала себя, что Констанция давно уехала, а письма просто запоздали, то ей вдруг начинало казаться, что по ее вине случилось что-то непоправимое.

Бетти не знала, что делать. Через некоторое время она так измучилась, что собралась подкупить Фока, чтобы тот взломал проклятую дверь. Но в последний момент Бетти объял неимоверный ужас: она представила, как из погреба поднимают полуживую Констанцию, как Нолан в слезах признается во всем, как ее саму заковывают в кандалы, бросают в клетку и увозят под крики толпы. Поэтому она передумала, решив оставить все как есть.

— Так что вы хотели? — спросила Бетти после некоторого молчания.

Она снова вгляделась в лицо и фигуру молодой соседки и опять не смогла себе объяснить, что именно в ней изменилось. Бетти сразу приметила, что в Амбер-Клиф девушка вернулась какой-то другой: она обрела необъяснимый шарм, которого не было прежде.

С момента возвращения Констанции Бетти пыталась как обычно следить за ней, но та стала реже выходить и чаще держать шторы закрытыми, что существенно мешало делу. Тем не менее Бетти ни от кого не слышала, чтобы соседка хоть словом обмолвилась о порченой ступени. Это обстоятельство успокаивало Бетти.

— Купить у вас дюжину яиц. Хочу испечь кекс для потерпевших. Наверняка несчастным матерям сейчас совсем не до того, чтобы готовить.

— Как это мило с вашей стороны. — Бетти через силу улыбнулась. — А знаете, почему бы нам не приготовить его вместе?

Бетти вдруг подумала, что не может позволить девчонке выделиться и снова стать для всех примером благодетели. Если они будут готовить вместе, то потом можно будет выставить все так, будто это идея самой Бетти, а Констанция лишь вызвалась помогать. Или еще лучше, Бетти настояла, чтобы Констанция ей помогла!

— С радостью! Вместе быстрее управимся. У меня как раз с собой остальные ингредиенты, — улыбаясь, девушка указала взглядом на большую корзинку, которую удерживала в руках. — Только-только все купила.

***

Бетти сидела в церкви в окружении односельчан и откровенно скучала. Ей претило, что староста и викарий собрали здесь весь Амбер-Клиф, дабы огласить «нечто важное», касавшееся исчезновения детей. Ко всей этой шумихе Бетти отнеслась безразлично. В глубине души она почему-то была уверена, что с пропавшими все в порядке. Ей казалось, что все это какая-то глупая шутка и вскоре ребятня объявится и разбредется по домам, чтобы получить нагоняй от старших.

Она была расстроена, что выпечку, которую они приготовили вместе с Констанцией, забрали помощники викария, чтобы после службы раздать нуждающимся. Она предпочла бы сама раздать пищу, чтобы все видели ее заслугу.

Бетти то и дело поглядывала в затылок Чонси Шаду, что сидел в первом ряду, и тяжко вздыхала. С одной стороны, она радовалась, что его каким-то чудом не поколотили односельчане. С другой, ее удручало, что за весь день Чонси не удосужился с ней повидаться, несмотря на ее попытки.

Когда наконец-то пришла пора принять тело и кровь Христа, к алтарю выстроилась вереница прихожан. Бетти удалось растолкать многих и втиснуться в самое начало.

Подошла ее очередь. Бетти опустилась на колени и подняла голову к викарию. Все происходящее было так обыденно, так заученно. Бетти не испытывала переживаний духа. Все ее мысли были о том, как бы протиснуться сквозь эту толкотню к Чонси и к некоторым другим лицам, с которыми она хотела бы побеседовать.

Привычным движением обмакнув гостию в кубок с вином, преподобный Оливер Мейтленд вложил ее в рот Бетти.

Проглотив пресный хлеб и отойдя в сторону, Бетти вдруг почувствовала себя дурно. Решив, что все дело в духоте, она с большим трудом добралась до главных дверей храма, однако там ей преградили путь помощники викария.

— Я не понимаю, — возмутилась Бетти. — С каких пор у нас такие строгие порядки, что уставшей прихожанке нельзя выйти глотнуть свежего воздуха?!

Не получив никаких объяснений и заметив, что люди с последних рядов уже поглядывают на нее, Бетти отступила.

Найдя себе место поближе к выходу, она села и принялась ждать.

Время тянулось медленно и мучительно. С каждой минутой ей становилось хуже, жар усиливался. Когда отчетливо проявилось ощущение тошноты, Бетти заволновалась. Не хватало еще, чтобы ее вывернуло на глазах у всей деревни!

— Вам нехорошо, миссис Джой? — спросил сидящий рядом мужчина.

— Нет, что вы, — отозвалась Бетти не глядя. — Здесь просто немножечко душно…

Она обмахивалась надушенным носовым платком, но это мало помогало.

Наконец запели «Gloria in excelsis Deo». Бетти оглушили звуки церковного гимна. Прикрыв глаза, она тяжело дышала, держась из последних сил.

Тут случилось то, чего она так боялась. Очередной приступ все-таки привел к логическому финалу. Бетти скривилась, ее вырвало на новый церковный ковер.

Бетти бил озноб. Она смотрела на запачканный ворс и не могла поверить в то, что это произошло именно с ней. Какой стыд! Что теперь скажут о ней?!

Сперва она понадеялась, что в таком шуме никто ничего не заметит, но с ужасом поняла, что голоса стали стихать один за другим, хотя музыка еще играла. Наконец оборвалась и мелодия.

В большом храме Амбер-Клифа повисла гробовая тишина.

Бетти боялась поднять голову. Ей показалось, что все люди, сидящие поблизости, смотрят на нее.

— Это она! — воскликнула какая-то женщина в другом конце зала.

Пару мгновений все присутствовавшие продолжали хранить молчание. Но потом многие вдруг повскакивали со своих мест, их голоса слились в одну оглушающую волну звуков.

— Это она! Она!

— Богохульство!

— Ведьма! Проклятая ведьма!

— Она украла наших детей!

— Держите ее!

Перепуганная Бетти и моргнуть не успела, как разъяренная толпа подхватила ее и куда-то понесла.

***

В церкви царил хаос. Народ гудел, как разворошенный улей.

Констанция стояла в стороне. Прогремел новый аккорд ее мести.

Иногда она поглядывала на Инес. Только они с ней знали, что произошло на самом деле. Настоящая ведьма держалась спокойно, но несколько понуро. Констанция решила, что происходящее навевает Инес неприятные воспоминания.

Конечно, обезумевшие от горя невежественные селяне не могли даже помыслить, что причина недомогания миссис Джой отнюдь не в ее принадлежности к нечистому, а в простом отравлении.

Во время своего визита Констанция подмешала Бетти рвотный корень. Настойку на ипекакуане дала ей Инес. В этих краях мало кто знал о диковинном заморском растении.

Очевидно, что только нахождение в божьем доме не позволило людям прикончить Элизабет Джой на месте. Поэтому сперва толпа попыталась вынести ее на улицу, чтобы линчевать там, но кто-то выразил обеспокоенность, что на открытом воздухе ведьма сможет легко сбежать, взлетев в небо. Тогда несчастную потащили к алтарю, чтобы ослабить, и грубо швырнули на ступени, на подступах к кресту.

За Бетти вступились лишь староста и викарий. Они в один голос твердили о расследовании. Худо-бедно люди прислушались к их отрезвляющим речам.

Несчастная Бетти, совершенно сбитая с толку происходящим, прижималась к алтарному выступу, будто ища защиты у Бога, и твердила себе под нос:

— Здесь очень душно. Вы разве не чувствуете? Так душно, что нечем дышать. Ради Бога, позвольте мне выйти на воздух.

Но ее никто не слушал.

Подозреваемую заточили под замок в одном из помещений храма.

Дом Элизабет Джой обыскали и нашли там несколько детских вещей, принадлежавших пропавшим, а еще дорогую черную вуаль. Утаить результаты обыска в такой обстановке не вышло.

Тут же кто-то вспомнил россказни Безумной Беллы о женщине в черном, что увела всех детей. Высказался и мистер Шепард, сообщив, что видел миссис Джой рано утром с этой самой вуалью в руках.

План Констанции сработал превосходно. Всеобщая ненависть нависла над Элизабет Джой и вот-вот должна была обрушиться.

***

На Амбер-Клиф опустилась ночь. Жизнь Элизабет Джой повисла на волоске.

Люди с зажженными факелами собрались около храма и ждали, что скажет староста.

— Народ Амбер-Клифа! — прокричал Чонси Шад. — Сегодня днем я обещал, что подозреваемого поймают! Так и случилось. Однако…

— Она виновна! Виновна! — заревела толпа.

— Однако мы все еще не знаем, где наши дети! У нас нет права на ошибку! Здесь помогут только люди сведущие, только доблестные слуги церкви из ордена! Без них мы не можем действовать!

— Сколько еще можно ждать?! Что-то они не торопятся! — не унимались разгневанные родители.

— Я понимаю всех вас, понимаю ваш праведный гнев и страх за детей, но подумайте, ведь терпение — добродетель. Преподобный не даст мне соврать. У нас нет права судить эту женщину, кем бы она ни была! Нам нужно дождаться тех, кто обладает такими полномочиями!

— К черту ведьмоборцев! Повесим ее, да и дело с концом! — гаркнул какой-то юнец.

— Вздор! Ведьму нужно сжечь! — возразили с другого края сборища.

Мнения разделились. Собравшиеся принялись спорить, как следует поступить с ведьмой. Одни соглашались со старостой и викарием, что нужно ждать ведьмоборцев, другие настаивали, что в Англии ведьм издавна казнили через повешение, третьи твердили о костре.

Ситуация начинала выходить из-под контроля, поэтому Констанция решила вмешаться.

Поднявшись на ступени храма, она встала рядом со старостой, викарием и их приближенными.

— Вы хотите вернуть детей?! — яростно воскликнула Констанция, вскинув вверх руку, в которой сжимала факел.

Она сама не поняла, как ей удалось крикнуть так громко и четко. Ее голос странным, почти гипнотическим образом подействовал на толпу. Не только глаза и уши, но и разумы всех присутствовавших внимали ей. Односельчане ответили громогласным согласием и затихли, ожидая ее дальнейших слов.

— Тогда нужно действовать! Нужно решить все здесь и сейчас! Мы не должны ссориться, ведьма только этого и ждет. Пока мы спорим, она может наслать новые беды на Амбер-Клиф!

— Правильно! — выкрикнул кто-то. — Смерть ведьме!

— Смерть ведьме! — подхватили остальные.

— Миссис Циммерн, — прошипел Чонси Шад, пытаясь отвести Констанцию в сторону, — что вы делаете, черт возьми?! Они же сейчас прикончат ее без всякого суда!

— То, чего не можете вы, мистер Шад, — хмыкнула Констанция, отдернув руку. — Спасаю Амбер-Клиф от скверны! — Она повысила голос, чтобы все ее слышали. — Мы не можем больше ждать!

— Дай ей сказать, Шад! — раздалось из скопища. — Пусть говорит!

Старосте ничего не оставалось, как уступить. Поэтому Констанция продолжила:

— Никто из нас не знает, как добиться от ведьмы признания, но ждать ведьмоборцев больше нельзя. Давайте мыслить практично. Если мы повесим ведьму, ей сдавит горло и она не сможет говорить. Более того, умрет она быстро и отправится пировать в геенне огненной со своим повелителем! Поэтому нам остается единственно верный путь — отправить ведьму на костер и молиться Господу, чтобы в последние минуты своей грешной жизни она раскрыла нам правду о детях. Я хочу, чтобы каждый из вас ответил: что важнее — слепое следование обычаю или жизни наших детей?!

Констанция победила. В обстановке, пронизанной лютой яростью, ее волю приняли за чистую монету. В таком состоянии людей уже невозможно было остановить. Староста и викарий оказались бессильны.

Не прошло и получаса, как сколотили помост со столбом и сложили костер.

Бетти вытащили из темницы. Пока несчастную тащили на эшафот, люди осыпали ее бранью, хлестали, щипали, оплевывали. Сама Бетти впала в угнетенное забвение. Пересохшие губы подрагивали: кажется, она шептала о чем-то, но слова поглощались гулом толпы.

Когда Бетти привязали к столбу, вид у нее был, как у грязной оборванки: платье превратилось в лохмотья, с головы стащили чепец, выдернув целые клоки волос, все тело покрылось синяками и ссадинами. Поблекла плодородная красота, испарилось всякое самодовольство, пропала врожденная кокетливость.

На эшафоте стояла постаревшая, обезумевшая от страха и непонимания женщина. А рядом с ней прекрасный палач — молодая, полная сил и уверенности девушка. Та, что когда-то была Констанцией Циммерн.

— Господа! — воскликнула Констанция. — Даже зная о черной душе этой женщины и о ее злодеяниях, мы должны оставаться истинными христианами. Мы наденем на нее крест как символ победы Господа над мраком!

Передав свой факел стоявшему рядом Джону, Констанция подошла к Бетти, надела грубый, наспех сколоченный деревянный крест ей на шею, а затем склонилась к ней и прошептала:

— Однажды вы чуть не убили меня. Теперь я сделаю с вами то же самое, но наверняка. Вы же знали, что причиненное зло всегда возвращается стократно?

Бетти, до этого пребывавшая в апатии, вдруг очнулась. В ее взоре прояснилась страшная догадка. Констанция чуть заметно улыбнулась ей уголком губ.

— Так это все ты… — прохрипела Бетти. — Мерзавка! Я знала! Знала! Всегда знала, что ты — дрянь! — Она плюнула Констанции в лицо. — Гореть тебе в аду!

Достав платок, Констанция равнодушно отерла щеку.

— Боюсь, вы отправитесь туда раньше.

Пока Констанция отдалялась на безопасное расстояние, Бетти вдруг закричала из последних сил:

— Люди! Что же вы творите?! Это все она! Она! Чонси, Чонси! Почему ты стоишь?! Не дай им меня сжечь, Чонси! Это же я! Как ты можешь просто стоять и смотреть?!

Староста, стоявший чуть поодаль, бросил на бывшую возлюбленную последний взгляд и угрюмо отвернулся.

Констанция первой закинула факел в костер. Ее примеру последовали остальные. Солома под ногами Элизабет Джой мгновенно вспыхнула.

Огонь разгорелся быстро. Воздух наполнился дымом и тошнотворным запахом гари. Душераздирающие предсмертные крики пронеслись над ночным Амбер-Клифом.

Высокий столб пламени тянулся вверх, к самому небу. Мелкие искорки разлетались в разные стороны, будто соревнуясь между собой, кто поднимется выше остальных.

Констанция не отворачивалась, не закрывала глаз, не отводила взгляда. Она стояла ровно, с ледяным спокойствием наблюдая, как мучительно умирала та, что своими пакостями обрекла ее на нечеловеческие муки.

Пусть Констанция была довольна собой, но едва ли страшная смерть Бетти заполнила ту странную пустоту, что образовалась в ее сердце после разделения с Кессиди. Возмездие не принесло ей того ощущения освобождения, на которое она надеялась в глубине своей расколотой души.

***

Конец Элизабет Джой был ужасен. Разумеется, перед смертью она не пролила свет на судьбу пропавших детей. И Констанция заранее продумала, как это объяснить.

Костер догорел, а люди еще пребывали в оцепенении от ужасающего зрелища. Воспользовавшись всеобщим затишьем, Констанция скорбно объявила:

— Друзья, мы были слишком наивны! Элизабет Джой была ведьмой, но вряд ли одна ведьма могла увести всех детей за одну ночь. Мне горько это признавать, но теперь очевидно, что у нее были сообщники. Колдовство прочно обосновалось в Амбер-Клифе! Ведьмы среди нас!

Глава 4. Записки викария

Ниже приведен перевод записок приходского священника Амбер-Клифа — преподобного Оливера Мейтленда. Оригинал написан на латыни. Записи сделаны уверенной рукой на небольших пергаментных листах, аккуратно сшитых между собой. В них содержатся свидетельства очевидца охоты на ведьм в Амбер-Клифе — деревеньке, что в XVII веке располагалась где-то в Восточной Англии.

Из материалов, собранных S.W.

I

Боже, спаси Англию! Боже, спаси Амбер-Клиф!

Настали смутные времена: непрекращающаяся междоусобица в стране, а теперь еще и охота на ведьм в Амбер-Клифе.

Я решил вести записи, чтобы засвидетельствовать трагические события, которые происходили и происходят в нашей деревушке.

Только теперь, когда вокруг воцарился хаос, я узрел, что враг орудует в этих землях уже какое-то время, ведь не бывает дыма без огня. Все мы, и я в том числе, были слишком слепы, слишком наивны, слишком заняты собственными суетными делами.

Сперва пропал младенец, потом ребенок постарше, за ними девушка и юноша… Затем за одну ночь куда-то ушли все дети от мала до велика.

Люди напуганы, ослеплены страхом и страданиями. Им всюду мерещатся проявления колдовства, поэтому все беды списываются на ведьм.

Первой жертвой общественной истерии стала несчастная Элизабет Джой. Обезумевшие сожгли ее на костре. Едва ли она была ведьмой. Скорее, склочной одинокой женщиной, нажившей себе недоброжелателей. Миссис Джой стало дурно в храме, и это сочли неопровержимым доказательством связи с нечистым. Дальше — хуже. Я был там, когда в ее доме нашли вещи пропавших, но ведь даже возможная причастность к похищению еще не делала ее ведьмой.

Недолго жители Амбер-Клифа радовались мнимому избавлению от скверны. На другой день после гибели миссис Джой деревню охватила «ведьмина лихорадка» — так окрестили эту напасть.

Теперь не проходит и дня, чтобы кому-нибудь из прихожан не стало дурно в церкви. Зрелище удручающее. Их рвет прямо во время службы. Особенно страшно, когда они бледнеют и зеленеют сразу после причащения телом и кровью Христа, будто по велению злого духа.

С жертвами ведьминой лихорадки собирались поступать так же, как с Элизабет Джой, но, слава Господу, общество удалось вразумить. Несчастных отсаживают от всех остальных до приезда служителей Святейшего ордена.

II

Пока не могу объяснить участившиеся инциденты в церкви.

Для большинства все просто — колдовство. Я же подозреваю эпидемию. Какую-то хворь естественного свойства, а не колдовского. Проявления (лихорадка, тошнота, рвота) возникают внезапно и так же внезапно исчезают. Я навещал пострадавших, большинство из них уже выглядят вполне здоровыми и чувствуют себя сносно.

Как жаль, что мне недостает знаний в этой области. Посоветоваться здесь совершенно не с кем: в Амбер-Клифе отродясь не водилось врачей. Есть только бабки-повитухи да знахарка-чужестранка, сеньора Альварес. Я пытался поговорить с ней с глазу на глаз, но пока безуспешно. Ее либо нет на месте, либо она занята.

Я написал своему давнему знакомому, профессору медицины, в Кембридж. Но о скором ответе нечего и думать. Молюсь, чтобы в нынешней неразберихе письмо достигло адресата.

III

Ситуация ухудшается день ото дня. Все больше людей оказываются заточенными в хлевах и амбарах. Сперва отсаживали только тех, кому становилось дурно в храме, теперь же хватают всех без разбора. Повод может быть самый пустяковый.

Условия содержания больных или, лучше сказать, арестантов довольно плачевные. Немногие соглашаются приносить им еду и питье, а о прогулках не может быть и речи. Те, кто пока на свободе, боятся, как бы ведьмина лихорадка не перекинулась и на них. Страх сковал сердца людей, поэтому уровень родства с пострадавшими уже не имеет никакого значения.

Староста учредил временный совет из доверенных людей. Основная задача совета — поддерживать порядок до приезда служителей ордена. Мы почти не справляемся, но мистер Шад и другие отказываются это признавать.

Когда я попытался указать на наши промахи и слабые стороны, мне мягко намекнули, что мое участие в совете — скорее формальность и что мои обязанности ограничиваются богословскими делами и территорией храма.

IV

Многие пытались бежать из Амбер-Клифа, но возвращались, утверждая, что не смогли найти дорогу. Туман на границах слишком густой. Он стоит словно завеса и никогда не рассеивается.

Что это? Необычное природное явление или козни нечистого? У меня снова нет ответов.

Однако обратно возвращаются не все. Возможно, кому-то все-таки удалось добраться до соседних деревень. Надеюсь, что мой помощник Б. Г., которого я отправил с письмом в Кембридж, в числе тех счастливчиков.

Каждый день я стараюсь строго придерживаться привычного распорядка. Вера и дисциплина — вот что помогает удержаться на плаву, не сойти с ума, не впасть в уныние. По ночам почти не сплю. Не могу спать. Молюсь Отцу Небесному. Post tenebras spero lucem⁵.

V

Среди прихожанок есть некая Констанция Циммерн. Молодая женщина, проявившая ум, отвагу и удивительное красноречие. Все ею будто очарованы, и это меня настораживает.

Она красива. Возможно, даже слишком. Есть в ней что-то, чего нет в большинстве местных женщин. Какая-то необычайная грация и непоколебимое чувство собственного достоинства. Такие черты я замечал у дам высших сословий, но то последствия воспитания, а черты миссис Циммерн, вероятно, природные.

Незадолго до казни Элизабет Джой, пока все колебались, Констанция Циммерн произнесла речь. В какой-то момент мне показалось, что именно ее слова убедили людей сложить костер. В моих ушах до сих пор звучит ее голос, пронизанный внутренней, почти гипнотической силой. Не могу отделаться от ощущения, что я тоже подвержен странному влиянию, которое она оказывает на других.

Теперь ее считают чуть ли не святой. Она безропотно ухаживает за пострадавшими от ведьминой лихорадки, подбадривает здоровых, жертвует средства и силы на общее благо. Быть может, я предвзят, но мне не дают покоя ее глаза. О, что это за глаза! Они словно два лесных озера с прозрачной водой, но то холодные жестокие воды, скрытые под тонкой корочкой льда. Словом, глаза этой женщины прекрасны и выразительны, но как бы я ни старался, я не могу разглядеть в них искренности.

Как жаль, что никто, кроме меня, этого не замечает.

Говорят, ее муж внезапно уехал на край света, все ее очень жалеют и восхищаются той преданностью, с которой она его ждет. Увы, я не знаком с ним. Рейнер Циммерн, так зовут ее мужа, покинул Амбер-Клиф еще до моего приезда. Примерно тогда же, когда скончался прежний викарий.

VI

Investigabiles viae Domini⁶. Прежде я безуспешно искал встречи с сеньорой Альварес, теперь же она часто бывает в храме. Раньше я почти никогда не замечал, чтобы она приходила.

Ее появление, как и присутствие, всегда тихое, неприметное. Она всегда садится в самых укромных уголках, подальше от остальных прихожан. Ее голову покрывает кружевная мантилья, ниспадающая на плечи. Легкая ткань скрывает лицо, видны только маленькие губы, шепчущие молитвы, и чуть заостренный подбородок.

Кажется, что-то гнетет ее. Я давно не видел, чтобы кто-то молился столь скромно и проникновенно одновременно.

Я все еще хотел бы поговорить с ней о ведьминой лихорадке, но не смею тревожить ее во время молитвы.

Мне никогда не удается уловить момент, когда она приходит или уходит. Ее темный маленький силуэт будто просто появляется на одной из скамей храма, а через какое-то время бесследно исчезает.

VII

Ведьмина лихорадка все свирепствует, а вместе с ней продолжаются и аресты. Все это почти дошло до абсурда! Такими темпами уже очень скоро количество подозреваемых в колдовстве превысит численность остальных. Но, кажется, никого это особенно не тревожит. Амбары, сараи, сеновалы, хлева и прочие пристройки заполняются людьми с признаками недомогания.

Некоторые забросили хозяйство. Несобранный урожай гниет, скот предоставлен сам себе. На днях стадо овец, выпущенное пастись без присмотра, вытоптало чей-то огород.

Напуганные, озлобленные, потерявшие покой жители слоняются по улочкам Амбер-Клифа по одному маршруту: от дома до церкви, от церкви до дома старосты, где развернули поисковой штаб, от дома старосты до таверны. Иные сидят в таверне сутки напролет. Есть еще те, кто стережет подозреваемых, и те, кто все время ищет пропавших.

Отчаяние, небрежность и запустение прочно обосновались в Амбер-Клифе.

Кажется, некоторые приходят в храм больше по привычке. Во время службы они сидят неподвижно, словно безжизненные истуканы. Изо дня в день я вижу все больше безразличных затуманенных глаз.

Господи, как горько, что многие не внимают моим проповедям, хотя теперь я готовлюсь к ним с особым рвением и тщательностью. Прошу, дай мне сил докричаться до всех потерянных во тьме! Дай мне сил вытащить их души на свет!

VIII

Я решил сам сходить к границе деревни, чтобы на себе испытать действие тумана, о котором ходит столько толков.

Вечерело. Сперва все было тихо. Туман как туман. Один-одинешенек я шел по лесной тропинке в сторону озера у Янтарной скалы.

Не знаю, в какой момент все изменилось. Меня вдруг окутали самые разные опасения. Что, если туман и вправду колдовской? Что будет с прихожанами, если я вдруг собьюсь с пути и не вернусь обратно? Если они решат, что викарий оставил их в тяжелый час, то совсем падут духом, совсем отвернутся от веры.

Между тем туман становился все гуще. Я уже не видел ничего дальше собственного носа и крался почти на ощупь. Дышать стало тяжело, словно я шел не по равнине, а поднялся высоко в горы.

Внезапно я увидел маленький силуэт в нескольких футах от себя. Он появился лишь на мгновение, а затем исчез, но я узнал его обладательницу. То была сеньора Альварес, в этом я убежден. Я так часто видел ее в церкви.

Желая понять, что происходит, я пошел дальше. Не могу сказать, что совсем не испытывал страха или тревоги, однако я знал, что моя вера крепка и, если что, огородит меня от любого колдовства.

Сеньору Альварес я так и не нашел. Однако сквозь туман проступили очертания большого дерева. На одной из могучих ветвей что-то висело. Подойдя чуть ближе, я с ужасом осознал, что это человек. Почему-то я решил, что это Б.Г., что в пути на него напали и, не получив какой-либо существенной наживы, разделались с беднягой столь унизительным образом. Я побежал вперед, чтобы поскорее снять висельника, но споткнулся о корни и упал.

Очнулся я затемно, у подножья того самого дерева, на подушке из корней и мха. Большая ветвь, где висел Б.Г., оказалась пустой. Зато рядом, у потрескивающего костра, сидел незнакомец. По всей видимости, он дожидался, пока я приду в себя.

— Наконец-то вы очнулись. Я уже стал беспокоиться, что вы сильно расшиблись, — бодро отозвался человек, обернувшись.

— Здесь висел человек, — поднявшись на ноги, пробормотал я и принялся осматриваться в поисках тела. — Вы его сняли? Где он? Я должен его увидеть.

— Успокойтесь, преподобный. Кроме вас, здесь никого не было. — Он отхлебнул из фляжки и как-то загадочно добавил: — Никого живого или недавно умершего.

Мой собеседник был невысок и худощав, неопределенного среднего возраста, одет в дорожный костюм. Я спросил его, кто он и куда направляется.

— Я всего лишь странник, заблудившийся в лесу. Ищу деревеньку, которой нет на карте. Амбер-Клиф. Кажется, так она называется.

— Как странно, — горько усмехнулся я. — Вы стремитесь туда, откуда многие мечтают сбежать.

Путник расспросил меня о значении моих слов. Я коротко поведал ему о наших бедах.

— Вот как, — задумчиво проговорил он, внимательно выслушав мой рассказ. — Тогда вы тем более должны отвести меня туда, но для начала хлебните на дорожку. — Он протянул свою фляжку. — Здесь очень тяжелый воздух. Не находите?

— Да, пожалуй, — согласился я, взяв фляжку из его рук.

— Это вам поможет. — Собеседник испытующе уставился на меня. — Вот увидите…

Я совсем позабыл, что на протяжении всей своей прогулки по лесу сжимал в руках четки. Бусины скрипнули по металлу. Фляжка выскользнула у меня из рук и упала на землю. Я похолодел от страха, увидев ее содержимое. Это была кровь.

В годы ученичества я порой заглядывал на занятия других направлений, случалось мне бывать и в анатомическом театре. Так вот, кровь я никогда не спутаю с вином.

Вдруг до меня дошло, что я в мирском одеянии, но это не помешало страннику догадаться о том, кто я.

«Успокойтесь, преподобный. Преподобный-преподобный-преподобный», — недавние слова незнакомца завертелись у меня в голове.

В тот жуткий миг догадался и я. Признаюсь, на мгновение я уже было лишился самообладания, но затем вспомнил о Господе. Вера придала мне решимости.

— Vade retro, Satana!⁷ — вскричал я в каком-то неистовстве, выставив руку с четками перед собой. — Делай со мной все, что хочешь, но я не покажу тебе дорогу в Амбер-Клиф!

Собеседник дико рассмеялся. Его страшные колючие глаза засияли дьявольским светом. Только тогда я заметил, что они разного цвета: один зеленый, другой черный.

Отсмеявшись, он заговорил:

— Вы умнее, чем я думал, преподобный. Что ж, раз так, я могу говорить прямо. Вы хотите спасти Амбер-Клиф? Хотите спасти своих прихожан? Напрасно ждете вы помощи от небес и своей старой книжонки. Подумайте, ведь помощь нужна незамедлительно. Прямо здесь и сейчас. Еще пару недель — и деревня будет обречена на голодную смерть зимой. А представьте, как оценят вас сановники, когда узнают о ваших заслугах…

— Достаточно! Per Deo⁸, тебе не сбить меня с пути! От тебя мне ничего не надо!

— Умерьте пыл, преподобный. Не то как бы вам самому не сгореть вместе с этой вашей жалкой деревушкой. Она ведь вознамерилась сжечь Амбер-Клиф дотла. О, не сомневайтесь, она это сделает!

— Кто «она», бес?!

— Как кто? — усмехнувшись, он пропел мотив песенки, что часто распевала Безумная Белла после исчезновения детей. — Та, что ходит в темной вуали!

IX

Пусть я устоял перед искушением, но слова беса глубоко врезались в мою память. Не могу перестать думать о темной вуали и о ее значении во всей этой истории с исчезновением детей. Одну такую нашли в доме Элизабет Джой. Я сам ее видел. Дорогая вещь, но ничего необычного, а тем более колдовского, я в ней не заметил.

Те, кто отправил миссис Джой на костер, со мною не согласятся, но вряд ли можно считать доказательством россказни Безумной Беллы — старой больной женщины. Должно быть, бес упомянул о вуали, чтобы запутать меня.

Господи, помоги мне не впасть в заблуждения!

X

Проклятая темная вуаль все-таки не идет у меня из головы! Я ничего не могу с собой поделать!

Я так долго размышлял над всем этим, что внезапно меня озарила неутешительная догадка. За последнее время я постоянно видел только одну женщину в темной вуали. Она мелькала у меня под носом в храме. Это сеньора Альварес!

Чем больше я думаю об этом, тем тяжелее становится на душе. Почему так? Я уже не отдаю себе отчета в своих чувствах. Разве может столь кроткое создание оказаться ведьмой?

Нет, этого совершенно не может быть! Видимо, и на меня начинают действовать всеобщие угнетенные настроения. Это ведь такое посредственное заблуждение! Знахарок и травниц постоянно подозревают в ведьмовстве. Я чужд этим предрассудкам.

XI

Я все-таки решился на недостойное дело. Один-единственный раз я прослежу за сеньорой. Лишь раз. Для собственного успокоения.

Конечно, эти отговорки ничуть меня не оправдывают. Но могу ли я поступить иначе?

Я просто хочу убедиться, что она обычная ни в чем не повинная девушка.

…

Рано утром я пришел к домику знахарки и затаился поблизости. Я наблюдал, как она ухаживает за своими посадками и собирает созревшие.

Она была в коричневом льняном платье, ее голову покрывал простой чепец, а не темная кружевная мантилья. О чем я только думал? Мне стало стыдно за свои нелепые подозрения. В тот момент я видел перед собой миловидную молодую женщину. Вовсе не ведьму.

Когда она направилась в сторону леса, я почему-то устремился за ней, хотя уже давно собирался убраться восвояси.

Она спокойно шла впереди, даже не подозревая, что за ней следят. По крайней мере, мне так казалось. Я же тихонько переходил от дерева к дереву, чтобы в случае чего спрятаться.

В какой-то момент я потерял сеньору из виду. Ее силуэт вновь исчез в мутной дымке так же внезапно, как и в предыдущую мою прогулку по лесу.

Тут кто-то коснулся моего плеча. Я решил, что это бес.

Душа ушла в пятки. Я обернулся.

Какого же было мое облегчение, когда я увидел перед собой не гнусного беса, а сеньору Альварес. Кажется, я был так растерян, что слабо улыбнулся, словно какой-то чудак.

Она серьезно смотрела на меня. Впервые я смог разглядеть ее вблизи: аккуратные черты лица и глубокие темные глаза, в которых читалась скрытая печаль.

— Вы следите за мной, преподобный? — холодно спросила она.

Я не нашел, что ответить. Все было слишком очевидно. Меня застали врасплох.

— К-как вы оказались у меня за спиной? — только и сумел выдавить я. — Я ведь шел за вами!

— Это лес, мистер Мейтленд. Тут легко можно сделать крюк и даже не заметить этого.

— Простите меня, сеньора, — сказал я искренне. — Кажется, я совершил большую глупость. Я лишь хотел убедиться, что вы…

— Оставьте свои объяснения. Мне не впервой попадать под подозрения.

— Сеньора…

— А если бы вы решили, что ваши подозрения правдивы? Вы бы рассказали всем? Вы бы обрекли меня на костер?

Она смотрела строго, но я снова различил в ее взгляде подавленную боль от пережитых страданий.

Прости меня грешного, Господи. В тот миг, посмотрев в глаза чужестранке, я был готов отпустить ей любые грехи. Я бы не выдал ее, будь она в самом деле ведьмой! Почему? Не могу объяснить.

— У вас есть прекрасная возможность почти все время проводить в храме, сэр. Не пренебрегайте ею. На вашем месте я бы не покидала этот последний островок спокойствия и благодати, — сказала она на прощание и ушла.

Я не стал ее удерживать.

XII

Положение Амбер-Клифа осложняется с каждой неделей. И я вновь стал сомневаться во всех и во всем. Как ни прискорбно, я уподобился большинству. Мною овладевают те же страхи, что и остальными. В голове не мысли, а каша. Я смешиваю все в одну кучу. И мне все сложнее прислушиваться к голосу разума. Загадочные исчезновения, странный туман, необъяснимая наукой эпидемия, явление беса. Почему все это происходит именно здесь? Почему именно с нами?

Разговор с сеньорой Альварес произвел на меня сильное впечатление. Увы, я чувствую, что это впечатление потихоньку ослабевает, как и вера в ее непричастность. Где она была в ночь, когда пропали дети? Я слышал, что она якобы просидела у постели больного мистера Рида до самого утра. Но что, если ведьма может находиться в двух местах одновременно?

И эти ее слова о пребывании в храме. Что это было? Предупреждение или угроза?

Снова думаю о постриге. Однажды я уже стоял на пороге. Когда все это закончится… Если все это закончится, я бы хотел наконец открыть эту дверь. Пора признать, мирская суета меня истощает. А события, свидетелем которых я стал, только доказывают, что я недостаточно хороший викарий…

Я оказался в Амбер-Клифе по воле Господа и потому буду делать все, чтобы помочь прихожанам, но после хочу уйти на покой, подальше от мирского.

XIII

Порядком измучившись, я решил оставить все мысли о том, что сеньора Альварес может быть в чем-то замешана. Ведь у моих подозрений нет никаких реальных оснований.

«Хватит! Это вообще не мое дело — вынюхивать обо всех правду, словно ищейка!» — вот о чем твердил я сам себе.

Не знаю почему, но я верю в невиновность сеньоры Альварес. Или все дело в том, что мне только хочется видеть ее такой? Обычной девушкой. И все-таки обычной ее не назовешь… Господи Боже! Я ведь не из тех, кто млеет перед хорошенькой женщиной! Как бы там ни было, у меня нет никаких доказательств!

Я решил вернуться к своим обычным обязанностям. А еще начал поститься. Только хлеб и вода. Ничего больше.

Через полчаса проповедь. Нужно подготовиться.

XIV

Глупец! Как я был наивен!

Ведьмина лихорадка подкосила и меня. Кто бы мог подумать!

С момента последней проповеди прошло уже несколько часов. Я до сих пор не знаю всего, но кое-что понял. Увы, слишком поздно! Кто будет слушать обвиненного в колдовстве?

Перед последней службой в мою подсобку постучали. Это была сеньора Альварес в своем мрачном одеянии, в котором она всегда появляется в храме. Темная вуаль покрывала ее голову.

Она принесла мне родниковой воды. Признаюсь, с одной стороны, мне была приятна ее внезапная забота и внимание. С другой, мне почему-то стало не по себе, но я отбросил сомнения, решив довериться симпатичной малознакомой женщине. Я залпом осушил стакан, что она подала мне, и успокоился.

«Такая, как сеньора Альварес, не может умышленно нести вред другим», — решил я.

Сперва все было прекрасно. Я был воодушевлен столь любезным жестом.

Прежде чем начать проповедь, я окинул взглядом зал, полный прихожан, отыскал сеньору Альварес и сдержанно улыбнулся ей. Она потупилась. Тогда меня это ничуть не смутило. Сейчас же, когда я пытаюсь воскресить в памяти этот момент, мне кажется, что лицо ее обрело скорбное выражение.

На сей раз сеньора была не одна. Рядом с ней сидела Констанция Циммерн.

Мне стало плохо во время проповеди. Я был так поглощен собственной речью, что не сразу заметил, как у меня подкосились ноги. Я вцепился в кафедру и продолжал говорить. Я снова искал взглядом прекрасную сеньору, но не успел. Очень быстро все померкло, и я провалился во тьму.

Иногда сознание возвращалось. Я слышал шум голосов, чувствовал, как меня куда-то несут.

Очнулся я в одном из подвальных помещений церкви, в бывшей темнице Элизабет Джой. Предчувствую, темная комнатка эта отныне станет моею кельей. Здесь я пишу эти строки. При мне остался молитвенник и вложенные в него записки с карандашом. Как хорошо, что с Кембриджских времен я не утратил привычку всюду носить с собой эти вещи.

Никто не остался, чтобы поговорить со мной, чтобы хотя бы предъявить обвинения. Меня просто заперли здесь, не удосужившись даже приставить надзирателей. Пусть никого нет поблизости, но, покуда со мной вера, я не одинок.

На полу, рядом с собой, я нашел листок бумаги с печатью старосты, где рукой одного из членов совета выведено, что я признан одним из подозреваемых в деле о ведьмовстве и что мою судьбу, как и судьбу прочих, определят ведьмоборцы.

Incredibile dictu!⁹

XV

Я совсем сбит с толку!

Она обрекла меня на заточение, но зачем-то регулярно приходит проведать.

Я знаю, я чувствую, что это она!

Как и прежде, ее появление и уход почти невозможно заметить. Но дважды в день около решетчатого окошка появляется немного еды и питья.

XVI

Всю ночь я провел в молитвах, собравшись не спать столько, сколько потребуется, чтобы наконец-то застать ее утренний визит. Всякий раз я успеваю заметить, как мелькает ее маленький силуэт, и на этом все.

Оконце своей кельи я оставил открытым настежь, чтобы мне было проще заметить ее появление.

Стоило солнцу взойти, как на меня навалилась усталость. Увы, я клюнул носом и снова все проморгал. Меня разбудил сложенный клочок бумаги, свалившийся мне на лицо.

Короткая записка была написана аккуратным почерком на латыни.

Я и не знал, что она столь образована!

Решил переписать сюда содержание этого послания:

«Простите, если сможете. Так было нужно. Здесь, в доме Господнем, вам сейчас безопаснее, чем где-либо.

Если вам дорога жизнь, уничтожьте эту записку и забудьте о том, чтобы докопаться до правды. Молитесь и ждите. Скоро все закончится.

P.S. Не бойтесь ведьмоборцев, они не появятся».

Глава 5. Иллюзии и реальность

Чонси Шад пребывал в наисквернейшем настроении. В Амбер-Клифе царила смута.

Вот уже вышли все сроки, когда должны были приехать ведьмоборцы, а их все не было, и вместе с тем деревню одолевало страшное колдовство. Ни один из посланников, отправленных с гневным письмом в орден, не вернулся.

Шад чувствовал, как вся его власть уподобляется высохшему песку, что легко просыпается между пальцев. С того дня, как Бетти, его старую добрую Бетти, погнали на костер, а он ничего не смог сделать, Чонси вдруг осознал собственное бессилие. Однако он продолжал отрицать свою слабость. Он боялся признаться самому себе, что утратил контроль над другими.

В мирное время легко изображать иллюзию деятельности. Но когда приходит разруха, то громкие обещания могут только отсрочить трагическую развязку.

Шад не был дураком, он знал, что чаша терпения жителей Амбер-Клифа и так переполнена. Вопрос теперь состоял только в том, на кого обрушится народный гнев. Шада несколько обнадеживало то, что пока все винят ведьм и сажают друг друга по амбарам, у него еще оставалось немного времени, чтобы прибегнуть к какой-нибудь уловке.

«Нужно бежать… Но как?» — думал Чонси, почесывая свою лысеющую голову.

Шад нажил достаточно средств, чтобы дожить свой век припеваючи практически в любом месте, куда бы он ни переехал. Но из-за проклятого тумана из деревни невозможно было выехать, а перспектива блуждать по лесу, с риском нарваться на шайку бандитов, ему совсем не улыбалась.

В дверь постучали.

— Войдите, — буркнул Шад.

«Наверняка очередные просители. Они как голодные чайки. Что стало с Фентоном?! Старик совсем сдал: стал пускать ко мне всех без разбору, — нервно подумал Чонси, натянув притворную снисходительную улыбку. — Пожалуй, оставлю его здесь. На новом месте нетрудно будет найти нового камердинера».

В комнату вошла Констанция Циммерн. Прехорошенькая, как и всегда. Шад не мог понять, что на уме у этой женщины, но все еще продолжал питать слабость к ее красоте.

«Было бы забавно увезти ее с собой, — усмехнулся он про себя. — Вывези я ее из этого кошмара, она бы уж стала поласковее».

Чонси опешил, когда Констанция вдруг приветливо заулыбалась и стала щебетать, словно птичка.

— Мистер Шад, я так устала, — томно вздохнула она, приложив руку к груди. — Целыми днями кружусь по деревне как волчок. Люди так страдают, сэр. Но я знаю, вам еще труднее. Уж вы-то постоянно трудитесь, чтобы облегчить нашу участь, чтобы найти путь к спасению. Но, мне кажется, вы заработались, вас совсем не видно в деревне. Знаете, даже в тяжелые времена нужно не забывать об отдыхе. Я бы пригласила вас к себе на ужин, но это не очень удобно. Лучше вы пригласите меня к себе! Сегодня! Я расскажу больше о том, что делается в Амбер-Клифе. Может, вместе мы еще что-нибудь придумаем. Что скажете?

— Пожалуй, вы правы, — задумчиво отозвался он, разглядывая раскрасневшуюся девушку.

Они условились о времени и о том, что к моменту свидания Шад отошлет всех работников и оставит черный ход открытым.

Констанция Циммерн ушла, а в кабинете еще витала какая-то весенняя свежесть и аромат яблони в цвету.

«Неужели до нее все-таки дошло, что я могу ей предложить? — подумал Чонси, самодовольно улыбнувшись. — А что, если она настояла на казни Бетти только затем, чтобы убрать соперницу и приблизиться ко мне? Уж в таких делах бабы друг друга не щадят… Ух, чудна́я женщина, но какая красавица».

Настроение у Шада резко улучшилось. Еда, деньги и женщины — вот в чем всегда был смысл, вот что имело первостепенное значение. Пожалуй, именно ради этих благ Чонси Шад и стал старостой захудалой деревушки, из которой он как-нибудь да выберется.

***

Констанция затворила дверь, за которой остался одураченный староста. Все прошло как по маслу. Шад заглотил наживку.

Тем не менее у Констанции сводило скулы от омерзения и от приветливой улыбки, которую пришлось изображать. Ей хотелось стряхнуть с себя осадок, оставшийся от липкого взгляда старосты.

Во время этой краткой беседы ей постоянно приходилось подавлять в себе приступы тошноты. У Констанции никогда не было привычки лебезить и кокетничать, но сейчас цель оправдывала средства.

«И почему у таких негодяев, как Шад, всегда такое огромное самомнение?! — со злостью думала Констанция. — Моя внезапная любезность его ничуть не насторожила. С другой стороны, тем лучше, именно это его и погубит».

Недавно Констанция заметила, что стала явственнее различать натуру людей, только взглянув на них. Это началось после перерождения, однако проявилось не сразу. Прежде Констанция только подозревала об этой способности, но сейчас убедилась в ее реальности. Встретившись с Шадом с глазу на глаз, она узрела: ей показалось, что вокруг старосты витало что-то вроде темно-бурой вязкой субстанции. В тот миг Констанция поймала себя на мысли, что побрезговала бы применить свою силу по отношению к такому гадкому человеку. Вероятно, это было бы сродни поглощению нечистот.

От дома старосты Констанция направилась к амбару Безумной Беллы. Нынче это ветхое жилище могло считаться вполне комфортным, ведь Белла жила там одна. Большинство подозреваемых в ведьмовстве томились в местах своего заточения чуть свободнее, чем сельди в бочках.

Присмотр за Беллой давно превратился в формальность, а теперь его почти не стало. Однако кто-то все-таки запер хлипкую дверцу амбара на внешний засов, который при желании несложно было отодвинуть изнутри, просунув тонкую палку в одну из дверных щелей. Тяжелые замки, что прежде неизменно висели на петлях, сейчас ржавели в траве.

Констанция легко отодвинула щеколду и проскользнула за дверь. Внутри пахло затхлостью и испражнениями.

Белла как обычно полулежала на своей покосившейся старой кровати. Вместо одной из ножек была небрежно подставлена стопка неровных плоских камней.

Взглянув на Беллу и ее жилище, Констанция даже с расколотой душой ощутила какое-то подобие жалости. Настолько убогой была обстановка и сама узница; на всем лежала печать безразличия и неухоженности.

Казалось, старуха дремлет с открытыми глазами. Констанции пришлось несколько раз позвать Беллу, прежде чем в выцветших подслеповатых глазах появилась осмысленность.

Наконец старуха ее узнала, стеснительно заулыбалась и почтительно кивнула в знак приветствия. Белла хотела встать, но Констанция остановила ее, ласково тронув за плечи, и сама осторожно присела на краешек кровати.

— Моя дорогая, я здесь, чтобы подарить вам шанс на спасение. Вас так долго запирали и так долго ограждали от того, что вы любите.

Белла посмотрела на нее чуть удивленно. Констанция не была уверена, что старуха ее понимает. Тогда она зажгла лучину.

— Огонек! Огонек! Какой махонький! — залепетала старуха, переменившись в лице. — Ты его освободила!

— Вы сможете освободить столько огоньков, сколько захотите. Я помогу вам. Что скажете?

— Это было бы чудесно! — хихикнула Белла, словно ребенок, затевающий шалость. — Так чудесно! Тогда они наконец-то увидят, тогда они все поймут, что я не «Безумная»!

— Конечно, Белла. Я вам верю. Осталось только убедить всех остальных. Но всему свое время. Огоньки особенно красивы, когда вокруг темно. Будьте готовы действовать этой ночью. Когда взойдет луна, мой помощник Джон принесет вам все необходимое и выпустит отсюда.

— Джон не Вечная, — стушевалась старуха. — Пусть придет Вечная, только ей я доверяю!

— Я нужна в другом месте. Не бойтесь, Белла. Не дайте страху помешать вам. Джон — надежный человек, он тоже верит, что вы не безумны.

Констанция позволила Белле самостоятельно зажечь пару лучин, и тогда старуха все-таки согласилась на все ее условия.

***

Ужин начался замечательно. Чонси Шад сделал все, чтобы произвести впечатление на свою гостью.

Малую столовую с красивым витражным окном вычистили и украсили свежими цветами. Вытянутый стол, покрытый зеленой скатертью с золотым орнаментом, ломился от яств. Там были пироги с голубями, рыба и дичь под пряным соусом, сыр, орехи, свежие фрукты и фрукты в сахаре. Таким количеством еды вполне можно было накормить более десятка человек. Даже в час разрухи в доме Шада не перевелось ни простое продовольствие, ни деликатесы.

В обычные дни Чонси носил строгую и скромную одежду, дабы не выдать своего богатства. Сегодня же он принарядился, вытащив из пыльного сундука бархатный костюм, достойный вельможи: с оборками и с белым кружевным воротником.

Шад никогда прежде не видел Констанцию Циммерн такой чарующей и оживленной. Холодную прежде красавицу будто подменили. Она улыбалась и смеялась над его остротами, совсем как Бетти Джой в свое время.

Они выпили за Англию, за короля и за церковь, за здравие всех жителей Амбер-Клифа, за то, чтобы поскорее приехали ведьмоборцы, и, конечно, выпили за красоту.

Уже порядком захмелев, Чонси Шад вдруг припомнил о Рейнере Циммерне и лишь усмехнулся. Еще немного — и он завладеет самым главным сокровищем в жизни этого беспечного человека. Увести хорошенькую женщину у самоуверенного юнца было бы особенно приятно.

— Давайте выпьем за прекрасный ужин и за хозяина дома! — произнесла Констанция, поднимая бокал. — За вас, мистер Шад!

Чонси улыбнулся и отхлебнул из своего бокала. Почему-то сейчас сладкое вино показалось ему горьким. Он глотнул еще и еще, стремясь распробовать, понять, в чем дело.

Серебро приборов, блеск жирной тарелки с рыбными косточками, золото вышивки на скатерти — все поплыло перед глазами. Шад почувствовал, как сползает куда-то вниз, под стол или в самую бездну, и лишился чувств.

Когда сознание вернулось, Чонси обнаружил, что снова сидит за тем же столом, в той же комнате на втором этаже, с той же красивой женщиной. Только вот что-то все-таки ощутимо изменилось, и Шад никак не мог осознать, что же именно.

В глазницы будто вставили матовые стеклышки. Вся комната была наполнена странным ослепляющим сиянием.

Констанция полубоком сидела на своем месте по другую сторону стола. Она просматривала какие-то бумаги. Листы, с которыми она уже ознакомилась, безжалостно летели на пол.

— Сколько преинтереснейших документов, мистер Шад, — проговорила она ледяным тоном. — Все знают, что вы человек состоятельный, но чтоб настолько… Конечно, большая часть этого богатства — заслуга жителей Амбер-Клифа. Жаль, что они не осведомлены о своем благосостоянии.

С большим трудом Чонси разглядел государственные гербы и вензеля. Он смекнул, что хитрая женщина каким-то образом добралась до бумаг, которые хранились под замком в его кабинете. Он хотел нащупать ключи в кармане, но не смог шевельнуть рукой.

— О чем вы говорите? — заплетающимся языком пробормотал Шад, жмурясь от немеркнущего сияния, заполнявшего комнату. — Немедленно верните бумаги туда, откуда взяли! Вы ничего не смыслите в таких делах!

— Куда уж мне, — холодно усмехнулась Констанция. — Действительно, лучше поговорим о том, на что способен женский ум. О готовке. Вы очнулись как раз к главному блюду!

Констанция легко оттолкнула ногой золоченый сервировочный столик, на котором стояла громоздкая белая супница. С неприятным скрипом он медленно подкатился к Шаду.

Давно никто не разговаривал с Чонси таким вызывающим тоном. От злости его сознание прояснилось. Он снова попытался шевельнуться и обнаружил, что крепко привязан к стулу.

— Что вы задумали?! — вспыхнул Шад. — Живо развяжите меня!

Наконец Чонси осознал, что отбрасывало столь яркие блики, бившие по глазам. Монеты, монеты, монеты! Серебряные и золотые. Изобилие, вероломно выцарапанное из сундуков. Это были его деньги! Его накопления! Его собственность!

Монеты были повсюду: лежали на столе, заполняли сервант, неустойчивой грудой ютились на каминной полке, неравномерными кучками валялись на полу.

Шад никогда не задумывался, что его сбережений хватит на то, чтобы заполнить небольшую столовую.

Он оторопел, выпучил глаза и с жадностью глядел вокруг, задыхаясь от возмущения.

— Я этого так не оставлю, миссис Циммерн! Всему есть предел. Я уже сыт по горло вашими выходками! — прорычал Чонси, прожигая Констанцию свирепым взглядом.

— И все-таки я настаиваю, чтобы вы попробовали блюдо, приготовленное специально для вас и из вас.

Констанция поднялась с места и грациозно подошла к нему. Она приподняла крышку супницы. Запахло мясным бульоном.

— О чем вы, черт возьми?! — Шад завертел головой, в поисках выхода, а затем заорал: — Фентон! Фентоон! Поди сюда! Немедленно!

— Мистера Фентона здесь нет, — заметила Констанция, разливая суп серебряным половником. — Вы же сами отослали всех слуг, забыли?

— Прекратите это! Даю вам последний шанс! Если все это шутка, то… — Чонси замолк, увидев то, что плавало в его тарелке вместе с бульоном и крупно нарезанными овощами. — Ч-ч-что это такое?! — пробормотал он, задрожав то ли от страха, то ли от отвращения. — Вы что, отрезали причинное место у козла и сунули это в кастрюлю?!

— Можно сказать и так, — рассмеялась Констанция. — Так что вы теперь тоже ничего не можете смыслить в бумагах, сэр!

Шад резко опустил голову вниз. Штаны из дорогой ткани были пропитаны кровью.

Чонси ахнул. Он не чувствовал физической боли, его тело вмиг утратило всякую чувствительность, но его объял такой лютый ужас, что он чуть не лишился рассудка.

— Нет, нет, нет, — заскулил Шад, — это все какая-то ерунда! Этого не может быть! Что вы со мной сделали?!

Его разум отказывался верить в то, что видели глаза. Все это было похоже на колдовской дурман, на дьявольское наваждение. Ну не могут же, в самом деле, в супе плавать кусочки его собственного достоинства!

— Вы не женщина! — запинаясь, пропищал он, не узнав своего голоса. — Вы… Вы… Вы — дьявол! Лилит! Геенна огненная!

***

Констанцию переполняла злая радость. Глядя на перекошенную от ужаса физиономию Чонси Шада, она наконец-то могла улыбаться искренне.

Особенно ее веселило то, что староста так легко обманулся, так просто поддался на иллюзии, наведенные Инес. В отличие от Чонси, Констанция ясно видела, что в супе только овощи и кусочки вареной баранины, а на брюках старосты всего лишь томатный соус.

Констанции не хотелось даже прикасаться к этому человеку, не говоря уже о том, чтобы увидеть его нагим или запачкать руки его гадкой кровью. На это она бы не пошла даже во имя мести.

В конце концов, реальность — это еще не все; ее легко исказить. Важнее всего то, во что верит сам человек. А если его убеждения ложные, то, что ж, ему же хуже.

Чонси Шад искренне уверовал, что унижен и опозорен. Такой сатисфакции Констанции было достаточно.

От нервного перенапряжения староста то терял сознание, то приходил в себя. Констанция почти перестала обращать на него внимание.

Неспешно поглощая сыр с виноградом, она поглядывала на окно, рассматривала витраж с розами и ждала. Луна вовсю сияла высоко в небе, а значит Безумная Белла уже взялась за свое предназначение.

Главное, чтобы Белла начала пожар, а уж вовремя потушить его не сумеют. Констанция поручила Джону, околдованному кучеру, слить кое-где воду из соседских бочек и заменить ее горючей жидкостью.

Время тянулось медленно. Констанция всеми силами сохраняла стоическое спокойствие. Она уже не та, что прежде, и должна вести себя в соответствии с той высотой, на которую смогла подняться. Какие бы сомнения ни метались в ее расколотой душе, она ровно держала спину и не смела опустить голову.

На фоне о чем-то причитал староста, но она его не слышала. Она вся замерла в ожидании и в своих мыслях. Вот-вот свершится то, что Констанция так тщательно спланировала: Амбер-Клиф канет в лету, а она вместе с Инес и Кессиди уедет подальше отсюда, в новую жизнь.

Констанция так сильно сжала инжир в руках, что разломала его пополам. Большие пальцы впились в нежную мякоть. Сок покатился по ладоням.

Тут одна из белых роз на витражном стекле засветилась медным светом. Затем еще одна, и еще.

К тому моменту, как в столовую вошел Джон, все витражные цветы сияли огнем, а из-за окна доносились крики перепуганных жителей.

— Что там за шум?! — прохрипел вновь пришедший в себя староста.

— Представление уже началось, — хмыкнула Констанция. — Вы очнулись как раз вовремя.

— Джон? И ты здесь? — недоуменно пробормотал Шад, заметив кучера. — Чего же ты стоишь?! Живо развяжи меня и отвези к знахарке! Мне нужна помощь! Миссис Циммерн совсем выжила из ума!

Не тронувшись с места, кучер посмотрел на старосту безразличным взглядом.

— Что ты с ним сделала, ведьма?! — зашипел Шад, выкатив глаза. — Околдовала?! Ох, права была бедняжка Бетти на твой счет!

— Ведьма? Пф… — усмехнулась Констанция. — Я намного могущественнее. Я — ангел возмездия.

В ответ староста от отчаяния начал сыпать настолько грязными ругательствами, каких не слыхали, наверное, бывалые моряки. Это еще раз обнажило все его прогнившее нутро.

Констанцию не задевали эти оскорбления, но из принципа она не захотела мириться с ними. Чонси Шад был полностью в ее руках, и ему не следовало позволять себе грубостей.

Она красноречиво посмотрела на кучера, указав ему взглядом на старосту. Джон понял ее молчаливый приказ и влепил Чонси громкую оплеуху. Воспользовавшись минутой молчания, Констанция произнесла:

— Джон, будьте любезны сделать так, чтобы этот червь не оскорблял наш слух своей грязью.

Она придвинула к кучеру тонкий острый нож, двузубую вилку и пустую тарелку, а затем сладко проговорила, смерив старосту ледяным взглядом:

— Мистер Шад, в нашем меню изменения. Прежде я думала, что мы обойдемся без десерта, но вы просто не оставили мне выбора. Подвешенный язык — вот ваша истинная сила и единственное достоинство. Я сперва отниму его, а затем подам вам на блюде.

— О чем ты толкуешь, женщина?! — взвизгнул некогда самый влиятельный человек в Амбер-Клифе, задергавшись на стуле.

У Джона была привычка всюду носить с собой небольшой отрезок плотной веревки, на случай обрыва вожжей. Он достал веревку, взял приборы, предложенные Констанцией, и направился к старосте.

Констанция не хотела смотреть, как кучер вытаскивает у старосты язык. Ей достаточно было и криков. Поэтому она отвернулась к окну. Там, снаружи, безжалостные языки пламени уже вовсю взялись за Амбер-Клиф.

Констанция невольно залюбовалась игрою света и тени на цветном стекле. Пожалуй, во всем вычурно-пошлом доме старосты ей нравился только этот цветочный витраж.

— Джон! Я — лицо государственное. Покушение на меня — это покушение на страну. Подумай, зачем становиться висельником ради женщины? — затараторил Шад. — Я… Я могу дать тебе все деньги, что есть в этой комнате! Я отдам все, Джон! Стой! Ты не посмеешь! Подожди!..

В столовой раздался душераздирающий крик. А через мгновение язык старого повесы шлепнулся на белоснежную тарелку.

Когда дело было сделано, стул с мычащим и рыдающим Чонси Шадом поставили у самого окна, чтобы он смотрел, как горит Амбер-Клиф.

Констанция достала Библию с каминной полки, обрушив шквал монет. Кажется, это была та самая книга, которой она однажды огрела Шада в ответ на домогательства. Она вложила Священное Писание в руки старосте и прошептала на прощание:

— Капитан должен идти на дно со своим кораблем, а староста гореть вместе со своей деревней. Молитесь, чтобы ваш дом поглотило пламя. Не то с вами наверняка расправятся выжившие.

Глава 6. амьдеВ

Амбер-Клиф обратился одним большим костром.

Ветер разносил едкий дым и поднимал ввысь вереницы искр. Они, словно рои огненных пчел, вылетали из горящих домов и взмывали в небо. Пекло так, что обжигало кожу, а при каждом вдохе царапало нос, обдирало горло и легкие.

Прикрыв нос и рот платком, Констанция пробиралась к домику ведьмы. Там уже была собрана повозка, запряженная лошадьми. На ней Констанция собиралась уехать вместе с Кессиди, Инес и детьми. Ведьма обещала сделать так, чтобы повозка смогла вместить всех. И Констанция не сомневалась в умениях подруги.

На улицах было очень шумно. Крики, перестуки, всплески и шипение воды, треск пламени.

Из всех звуков на общем фоне выделялись жалобные стоны и мольбы о помощи. Несправедливо обвиненные в ведьмовстве оказались в ловушке. Почти так же, как Констанция в своем погребе. Только их участь определяли дым и пламя, и все происходило намного быстрее.

Сил тех, кто был на свободе, не хватало на то, чтобы справиться со стихией и освободить всех пленников.

— Констанция! — звонко раздалось со стороны.

Собственное имя эхом прозвенело в ушах Констанции. Она повернулась в сторону знакомого голоса. Глаза нестерпимо щипало, они слезились, однако в клубах дыма Констанция все-таки разглядела силуэт ведьмы.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Констанция, приблизившись. — Ты должна была ждать у дома.

Инес так выпачкалась в саже, будто только что вылезла из дымовой трубы.

— Сидеть сложа руки, когда здесь все полыхает?! Ты хоть понимаешь, что натворила?!

— Успокойся, сестра. Это все Белла. Здесь нет моей вины.

— Сестра? — строго спросила Инес. — Разве сестры мы в самом деле или все эти разговоры о луне фальшь?

Испанка смотрела прямо, с непривычной уверенностью.

Констанция поняла, что лишилась ценного союзника, но не собиралась сдаваться так просто.

— Кесс, — хмыкнула Констанция, переменившись в лице. — Эта дурочка слишком много болтает. Не стоит воспринимать ее слова всерьез. Она ребенок.

— Из вас двоих только она рассуждает здраво. Не знаю, кто ты, Констанция Циммерн, но точно не ведьма!

Констанции не понравилась интонация Инес. Почему-то само звучание настоящего имени обожгло ее сильнее пламени. Ей показалось, что с этим знанием испанка может одолеть ее.

— Я лишь сказала то, что ты, Инес Альварес, хотела услышать, — произнесла она, напоминая ведьме, что они на равных. — Ты нуждалась в подруге, и я ею стала.

— Разве?! А я думаю, ты использовала меня и мои силы!

— Я направила твой потенциал в нужное русло. Сама подумай, если бы не я, ты бы уже могла оказаться на костре!

— И это причина спалить всю деревню дотла?! Что с тобой стало, Констанция? — В голосе ведьмы послышались горькие нотки. — Разделив душу, ты обезумела…

— Это все еще я, — примирительным тоном заметила Констанция. — Давай поговорим в другом месте. Нужно выбираться отсюда. — Она попыталась приобнять подругу, но испанка стряхнула ее ладонь со своего плеча.

— Выбираться?! — ахнула Инес. — Слишком поздно!

— Инес, пожалуйста. — На этот раз Констанция схватила ведьму за плечи. — Ты в самом деле мне дорога! Ты же знаешь, что это правда! Ты же знаешь, что мы нужны друг другу!

Испанка, казалось, сникла. Констанция прижала ее к груди, а затем осторожно вытащила из широкого рукава кинжал Рейнера, который захватила с собой в гости к старосте.

Констанция избрала этот путь, так как не знала наверняка, что произойдет, если она попытается поглотить ведьму своей скрытой силой. Кроме того, в глубине своей расколотой души она не очень-то хотела убивать Инес, скорее просто обезвредить, однако на колебания или придумывание другого маневра попросту не было времени.

— Я доверяла тебе, я полюбила тебя как родную сестру, — обреченно прошептала ведьма, обняв Констанцию. — Ритуал был огромной ошибкой… Этот рогатый мерзавец сломил тебя. — Инес подняла голову, в ее глазах стояли слезы. — Я виновата. Прости меня, Констанция! Но теперь я не могу позволить тебе вот так уйти…

На последних словах Инес Констанция занесла над ней кинжал, собираясь вонзить его со спины. Но тут ее саму резко отбросило в одну сторону, а кинжал в другую.

Констанция больно ударилась о деревянную балку горящего дома и шлепнулась на раскаленную пожаром землю. Перед глазами все поплыло, но взгляд выхватил фигуру Инес.

Разъяренная ведьма медленно воспарила над землей. Вокруг нее струилась энергия, отдавая бледно-алым светом. Длинные черные волосы выбились из прически и рассыпались по плечам. Глаза полностью почернели, налились вязкой смолой, что стала течь по щекам, как слезы.

— Я хотела найти способ вылечить тебя, а ты чуть не вонзила нож мне в спину! Ты — чудовище, что я создала! Я тебя и уничтожу! — прогудела ведьма. Казалось, с ее уст доносятся сплетения голосов других ведьм — ее предков.

Констанция замерла, пораженная и восхищенная силой Инес. Она никогда в жизни не видела ничего подобного.

Ведьма повернула руки ладонями вверх. Над ними дрожало нечто живое, подвижное, с трудом уловимое взглядом — удивительное бледно-алое свечение. Инес легонько взмахнула руками. Нечто слетело с кончиков ее пальцев и яркой вспышкой метнулось в сторону Констанции.

Сгусток энергии пролетел над головой Констанции, угодив в деревянную балку позади нее. Констанция с трудом успела отползти в сторону в тот момент, когда крыша дома обрушилась.

— Сестра! — выкрикнула Констанция, перепугавшись. — Неужели ты и вправду убьешь меня?! Это ведь не ты! В тебе говорит гнев!

— Ты — чудовище! А чудовищ надо уничтожать! — беспощадно прогудела ведьма.

Новый взмах руки — новая вспышка.

На этот раз не повезло трактирной вывеске: пивная бочка разлетелась в щепки, зазвенели ржавые цепи, на которых теперь болтались только обломки.

Констанция вовремя скрылась за углом горящего трактира. Она сообразила, что если бы ведьма всерьез собиралась ее убить, то опасный сияющий сгусток уже достиг бы своей цели.

— Послушай, — выкрикнула Констанция из своего укрытия. — К чему нам сражаться? Давай сделаем все по-твоему.

— Сражаться? — усмехнулась ведьма. — Пока ты только трусливо прячешься! — Еще один сияющий шар сорвался с пальцев Инес и снова пролетел у самой макушки Констанции.

Констанция никогда не участвовала в подобных сражениях и понятия не имела, что делать. Она не была обучена какому-либо искусству физического боя, да и магические уроки Инес почти не принесли никаких плодов. Но в Констанции бурлила великая жажда жизни. После всех тягот она не собиралась погибать в огне, или под завалами, или еще каким-либо образом. Поэтому она пряталась, уворачивалась, перебегала и переползала из одного укрытия в другое. Она решила вымотать ведьму, надеялась, что силы Инес рано или поздно иссякнут.

— Сдайся, сестра! — Громогласный зов ведьмы доносился сквозь клубы дыма. — Тебе не скрыться!

Не только жажда жизни гнала Констанцию вперед. Ее вдруг охватил безумный страх смерти. Она знала, что на той стороне ее не ждет ничего хорошего, поэтому отчаянно цеплялась за жизнь, не обращая внимания на обожженные ладони и содранные в кровь колени.

Инес неистовствовала. По ее воле ломались и отлетали крепкие балки, двери и ставни слетали с петель, горящие бревна и доски разлетались в щепки, оставляя за собой огненный шлейф.

Видимость и так была скверная из-за ночи, огня и дыма, но Инес, похоже, сумела каким-то образом призвать сумрак с границ Амбер-Клифа. Все заполонило непроницаемым туманом.

— Хватит бегать! — прогудела ведьма. — Выйди и покончим с этим!

С каждым мгновением Констанция все явственнее ощущала, что ослепленная яростью Инес все-таки может ее прикончить.

После очередной вспышки ключицу Констанции пронзил острый деревянный осколок. Ее перекосило от боли, но она ползла по маршруту, который впопыхах успела спланировать. Она не была уверена, что двигается в правильном направлении, но оставаться на месте значило сдаться и погибнуть.

Каким-то чудом Констанции удалось добраться до территории храма.

Церковь стояла на некотором отдалении от остальных сооружений, от деревни ее отделяла маленькая речушка. Поэтому пожара здесь пока не было.

Шатаясь меж могил, Констанция совершила последний рывок к церкви. Под древними каменными сводами она собиралась искать защиты. Других идей или вариантов у нее не было. Она не могла не заметить, что с началом охоты на ведьм Инес стала часто бывать здесь.

Констанция сама не знала, на что именно надеялась: на то, что испанка не станет проливать кровь в церкви, или на то, что святая земля как-то ослабит ведьмовскую силу, но ни в чем из этого Констанция не была уверена.

У Констанции остался последний козырь в рукаве. Ее тайное умение перетягивать жизненную энергию других.

С большим трудом она взошла на башню храма. От подъема по винтовой лестнице закружилась голова.

— Я здесь, Инес! Я больше не буду убегать! — вскричала она, разведя руки в разные стороны.

По зубчатому парапету пополз колдовской туман. Сумрачная дымка быстро облепила всю башню.

Затем появился темный силуэт Инес. Она снова воспарила над землей, чтобы забраться на башню к Констанции.

Босые ноги медленно опустились на зубчатую ограду.

— Прости меня, сестра! Да, я — чудовище. Убей меня, чтобы я больше никому не навредила. Я готова. Но сперва позволь обнять тебя в последний раз. — Констанция швырнула кинжал Рейнера, который прежде успела подобрать впопыхах. Металл звякнул о каменный пол. — Видишь, я безоружна!

— Я больше не дам тебе шанса предать меня! — резко ответила ведьма и вся засветилась.

Еле заметная глазом, но звенящая в воздухе ярость заструилась по телу Инес и вокруг нее с новой силой.

В тот же миг Констанция метнулась к подруге и вцепилась ей в ступни. Она не собиралась просто стоять и ждать, пока ведьма нанесет ей последний смертельный удар.

Констанция и Инес вскрикнули одновременно. Констанция отдернула руки. Послышался какой-то грохот.

Энергия ведьмы в тот момент оказалась столь ядовитой и разрушительной, что тело Констанции просто не способно было впитать концентрированный гнев без последствий.

На мгновение Констанция ослепла. В глаза ударил столь яркий болезненный свет, что потекли вязкие слезы. Она отерла глаза руками.

Когда зрение вернулось, она посмотрела на ладони и увидела, что те вымазаны в смоляной гуще, идентичной той, что недавно сочилась из глаз ведьмы.

Констанция посмотрела перед собой. Зубчатое ограждение опустело. Испанки на нем больше не было.

— Инес! — вскричала Констанция, перевалившись через ограду и посмотрев вниз.

Ведьма пока висела, ухватившись за каменный выступ, но положение ее было опасным.

Взгляд Инес прояснился, черная пелена спала. Силы ее были на исходе. Она посмотрела на Констанцию чуть испуганно. Так, словно на нее свалилось какое-то осознание.

Еще чуть-чуть — и тонкие пальцы соскользнут с неровного жесткого камня.

— Дай мне руку! — прокричала Констанция, потянувшись к подруге. — Скорее!

— Вечная… Ты была такой до ритуала, — тревожно пробормотала ведьма. — Что это значит?!

— Руку!

Инес успела схватить ладонь Констанции за мгновение до того, как ее пальцы соскользнули с камня.

— Вот так, держись. — Констанция изо всех сил удерживала ведьму. — Я тебя вытащу…

— Я проклинаю тебя, Констанция Циммерн! — вдруг выпалила Инес, вперившись в Констанцию страшным взглядом, а затем затараторила: — Отныне везде чужестранка, нигде не найдешь ты приюта, не сможешь осесть-задержаться, судьба твоя — вечно скитаться! Земля твоя здесь, в Амбер-Клифе, она будет звать-откликаться, но нету тебе сюда хода, судьба твоя — вечно скитаться!

Произнеся эти слова, Инес сама разжала пальцы, выпустив руку Констанции.

— Нет! — вскричала Констанция, бросившись вслед за подругой.

Черные волосы ведьмы мелькнули в тумане.

Хлопок. Боль. Тьма.

Констанция потеряла сознание и предпочла бы больше в него не возвращаться. Но очень скоро боль вытянула ее обратно в реальность. Эта боль была Констанции хорошо знакома; она уже знала, каково это, когда переломаны кости.

Констанция поняла, что они с Инес лежат на пологих надгробных плитах. Им не повезло: они не приземлились ни на мох, ни на кусты, которые смягчили бы их падение.

Сумрак почти рассеялся, небо как-то резко посветлело, хотя все еще было облеплено тучами.

«Уже рассвет?» — мысленно удивилась Констанция.

Что-то случилось со временем. Ночь пролетела слишком быстро.

Инес была еще жива, но Констанция предчувствовала, что им с ведьмой недолго осталось.

Они обменялись горькими взглядами, полными вины и сожаления, и протянули друг другу руки. В последний момент Констанция отдернула свою, боясь случайно поглотить последние силы подруги.

Сейчас, на пороге смерти, к Констанции будто вернулась былая человечность. Она подумала о другой своей части, о Кессиди, и ей стало жаль, что малютка, скорее всего, проведет последние минуты жизни совсем одна.

Констанция подумала, что не заслужила умирать рядом с Инес. Здесь должна лежать маленькая добрая Кессиди, а не она. Самой Констанции в пору бы сделать последний вздох в одиночестве.

— Как жаль, что мы не познакомились раньше, — прошептала Констанция, посмотрев на небо. — Тогда ты бы наверняка нашла меня в погребе раньше Кёрна…

Она снова посмотрела на подругу, чтобы перехватить ее последний взгляд, но поняла, что опоздала.

Темные глаза ведьмы остекленели навеки.

Констанция завыла, впервые за долгое время заплакав обычными человеческими слезами, а затем лишилась чувств.

Глава 7. С ног на голову

Нет, смерть пришла, но сон мой не прервался.

У. Шекспир, Король Ричард III

Констанция застряла между двух реальностей. Ей никак не удавалось понять: спит она, бредит ли или уже умерла.

Ей чудилось, что она блуждает по туманному лесу в окрестностях Амбер-Клифа в поисках Рейнера, Инес и Кессиди. И если обладатели первых двух имен были ей хорошо знакомы, то о том, кто же такая эта Кессиди, она почти не помнила. Она знала только, что необычайно важно отыскать всех троих.

В то же время Констанция чувствовала, что лежит на земле. Травинки кололи щеку и щекотали нос, а легкий ветерок играл с ее волосами. Замыленный взгляд выхватывал покосившиеся надгробия.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем одна реальность уступила место другой. Земля стала жестче, куда ощутимее сумрачного леса. Констанция моргнула, вырвала с корнем толстый пучок травы, чихнула из-за поднявшегося в воздух облачка земляной пыли и наконец-то пришла в себя.

По кладбищу около храма расползался закат. Небо переливалось всеми оттенками красного: от бледных цветов до насыщенных.

Констанция села и обомлела. Рядом с ней лежали мертвые дети, ссохшиеся до размеров маленьких мумий. Однако одежда на них была относительно новой, совсем не истлевшей.

В голове Констанции словно завертелись огромные шестеренки часового башенного механизма; их оглушительный скрежет болезненно стучал по вискам. Схватившись за волосы, она вскрикнула от страшного осознания.

Эти трое были из тех, кого она вывела из Амбер-Клифа с помощью эльфийской лиры. И если они здесь и в таком состоянии, это значит только то, что…

Констанция содрогнулась от ужаса, обняв себя за плечи. Она думала, что ее сейчас же одолеет приступ тошноты, но этого не случилось.

Ей понадобилось несколько долгих минут, чтобы унять дрожь и немного успокоиться. Глубоко вздохнув, она заставила себя открыть глаза и еще раз взглянуть на останки.

«Несчастные крошки, — подумала Констанция. — Оказались не в том месте, не в то время. Не следовало им выбираться из святилища. Видимо, колдовской сон и запечатывающее вход заклинание развеялись из-за… Инес!»

Констанция резко огляделась по сторонам.

Увидев ведьму все на том же месте, на пологих надгробных плитах, Констанция с поразительной легкостью вскочила на ноги и бросилась к умершей.

Инес изменилась, но смерть не обезобразила ее, а напротив придала какую-то возвышенность ее красоте. Она застыла, словно мраморное изваяние, выточенное умелым мастером.

Какой контраст был между прекрасной окаменевшей ведьмой и невзрачными опустошенными детскими оболочками!

Находясь среди мертвецов в обители скорби, Констанция вдруг почувствовала себя здесь лишней. Она была невредима и полна сил. За то время, что Констанция пролежала без сознания, произошли удивительные изменения: кости срослись, раны, ожоги и ссадины зажили.

Констанция не знала, как реагировать. Свалившись с башни храма, она была уверена, что на этот раз ей точно придет конец, но ей снова удалось не только избежать гибели, но еще и довольно быстро восстановиться.

«Наверняка Кёрн обо всем знал: обо всех моих новых способностях, но не удосужился сразу раскрыть все карты! Впрочем, чего еще ждать от лукавого? — со злостью подумала она. — Интересно, чего я еще не знаю о самой себе?»

С легкостью подняв Инес на руки, Констанция отнесла ее в храм. Она уложила подругу на широкой ступени перед резным деревянным аналоем в форме орла, раскинувшим могучие крылья. Стянув с алтаря белую материю, она накрыла ею Инес, как саваном.

В последний раз взглянув на подругу, Констанция заметила простенький серебряный медальон, которого не видела прежде. Ведьма всегда носила его под одеждой. Вероятно, он выскользнул из-под ворота платья, пока Констанция переносила Инес.

Внутри оказался крупный алый камень, а под ним — засушенный первоцвет.

Констанция задумалась. Она ожидала увидеть портрет или прядь волос, но никак не камень с цветком. Что это значило для ведьмы? Констанция не знала.

Взяв медальон на память и молча простившись с Инес, Констанция поднялась в башню храма, чтобы подобрать брошенный там кинжал Рейнера.

С высоты открывался тоскливый вид на онемевший Амбер-Клиф. Пожар уже стих, но дым еще витал над погоревшими развалинами. Деревушка тлела, ветер разносил пепел.

Констанция вздрогнула, в груди будто что-то кольнуло. Странная боль разносилась по телу маленькими волнами и, кажется, вовсе не думала утихать.

«Проклятие! — припомнила Констанция. — Неужели оно и вправду работает?!»

По границам деревни все еще виднелась плотная завеса колдовского тумана. Это очень не понравилось Констанции. Из уроков ведьмы она помнила, что одни заклятия перестают действовать со смертью заклинателя, а другие столь сильны, что продолжают работать и после.

«И как прикажете пробираться сквозь сумрак, сеньора Альварес?! — хмыкнула она, мысленно обратившись к умершей подруге. — Та еще загвоздка… Сперва надо найти Кесс».

***

Констанция брела по лесу в сторону святилища в поисках Кессиди.

Констанция знала, что раз она невредима, значит жива и Кессиди. Знала она и о том, что не может уехать из Амбер-Клифа без частички себя.

Проклятие Инес время от времени напоминало о себе новыми вспышками боли в районе груди. С каждым новым уколом Констанция все явственнее ощущала, что ей нужно покинуть Амбер-Клиф как можно скорее.

Разделенные Свет и Тьма встретились около озера, у самой Янтарной скалы. Без всякого приветствия они подошли друг к другу и взялись за руки.

— Я надеялась, что мы умерли, — нарушила молчание Кессиди.

— Я тоже, — призналась Констанция.

Они обе посмотрели на зеркальную гладь озера, в котором отражалась скала, перенявшая все оттенки красного заката.

Это место любили все местные и относились к нему со странным трепетом, граничащим с благоговением, ведь Янтарная скала подарила свое славное имя деревушке.

На дне озера били ключи, так что вода в нем всегда была холодна и удивительно прозрачна. В скале не было ничего необычного, кроме того, что она стояла посреди равнины.

Почему скалу когда-то прозвали Янтарной, никто не знал. В округе отродясь не водилось янтарных месторождений. Возможно, дело в оттенке, который принимал камень под полуденными лучами солнца.

— Кажется, я нашла себе новое имя, — проговорила Констанция, мягко отпустив руки Кессиди. — Вернее, фамилию.

— Редклиф?

— Нет, это было бы слишком по-английски.

Кессиди нахмурилась.

— Редфелс, — пояснила Констанция.

— Только не говори, что это из-за немецкой фамилии Рейнера.

— Полагаю, что так. Есть в этом какая-то ирония. Не находишь?

Кессиди не ответила.

— Думаю, больше не стоит афишировать наше замужество. Кто знает, что ждет нас в новой жизни. Так что забудь про «миссис». Отныне я — мисс Редфелс. А ты, Кессиди, — Констанция погладила светлую половину по голове, — будешь моей милой глупенькой младшей сестрой или племянницей, или…

— Сестрой?! — вдруг вспыхнула Кессиди, вывернувшись из-под руки Констанции. — Племянницей?! Может, еще и дочерью?! Какой вздор!

— Будь благодарна, что я вообще беру тебя с собой!

— Будто бы у нас обеих есть выбор, — буркнула Кессиди, сложив руки на груди. — Лучше скажи, где Инес?

— Мертва, — безэмоционально ответила Констанция, отвернувшись и медленно зашагав по тропинке. — Нам пора.

— Что?!

Констанция сделала еще несколько шагов и, поняв, что Кессиди не идет следом, недовольно оглянулась. Она ожидала, что светлая половина может устроить слезливую сцену по поводу гибели ведьмы, и не хотела терять на эти бессмысленные стенания ни минуты.

Побелевшая Кессиди замерла как вкопанная и смотрела в пустоту перед собой.

— Ну хватит! — не выдержала Констанция. — Не стой столбом! Ты разве не чувствуешь боли в груди?! Нам не станет легче, пока мы не выберемся из Амбер-Клифа!

— О чем это ты?

— Она прокляла нас перед смертью, так что пошевеливайся!

— Нас? — хмыкнула Кессиди. — Кажется, она прокляла только тебя, только Констанцию Циммерн, коей ты была еще пару минут назад, а я уже давно Кессиди. Просто Кессиди.

— Даже если ты не блефуешь, то все равно пойдешь со мной. Не то следующим на тот свет отправится Рейнер!

— Мы даже не знаем, где он, — напряженно заметила Кессиди. — И жив ли еще…

— Фейри сказали, что жив. И если это так, я найду его, дорогая, — вытащив кинжал мужа, Констанция схватила светлую половину за плечико. — Только дай мне повод, я найду его и всажу ему в горло его же кинжал! — она указала острием на шейку Кессиди.

— Ты отвратительна! — вскричала Кессиди, выбив кинжал из рук Констанции. — Ты убила ее! Убила Инес! — Из ее глаз брызнули слезы. — И теперь смеешь угрожать еще и Рею?! Нашему Рею?!

— Я ее не убивала, — серьезно ответила Констанция, выпустив Кессиди и спокойно подняв кинжал. — Хотя, наверное, пыталась. Это сложно, — тяжело вздохнула она. — В последний момент Инес сама не пожелала спасаться, сама разжала руку, а потом…

— Вы упали. Вместе.

Воцарилось тягостное молчание. Кессиди больше не плакала.

Они стояли и обреченно смотрели друг на друга.

— Не забывай, — вдруг прошипела Констанция, — в смерти Инес есть и твоя вина. Будет тебе урок, что не следует молоть языком о том, о чем надо молчать! А еще ты упустила троих детишек из святилища. Благодаря им мы сейчас живы.

В глазах Кессиди мелькнуло осознание. Помрачнев, она потупилась.

— Еще до гибели Инес за детьми кое-кто приходил.

— Фейри?

— Не совсем. Скорее, их посланница. Похоже, пока ты выводила детей из Амбер-Клифа, они сразу прибрали одну девочку. А может, это случилось раньше. Не знаю… Лорна, так зовут завороженную, сняла заклятие, запечатывавшее святилище, и разбудила детей. И все с помощью лиры, как две капли воды схожей с той, что дали тебе.

— И что потом?

— Лорна звала детей в волшебное королевство. Утверждала, что добрые фейри ее исцелили: вернули ей голос и слух. Но бедняжка оказалась слепа во всех смыслах. Кажется, она совсем не сознавала, сколь высока цена. Ее глаза полностью побелели. В святилище была ее сестра. Увидев выцветшие глаза Лорны, она зарыдала.

— История глупой заколдованной девчонки и ее сестры меня мало волнует, — холодно проговорила Констанция. — Что случилось с остальными детьми?

— Разбежались кто куда: кто-то ушел с Лорной, кто-то отправился искать дорогу в другие селения, а кто-то на свою беду вернулся в Амбер-Клиф и разбудил тебя. Я не смогла их остановить.

— Значит, туманные мерзавцы из дубовой рощи почуяли, что в Амбер-Клифе запахло жареным, и решили подсуетиться, чтобы не упустить свое, — размышляла Констанция вслух. — А может, и вовсе хотели оставить нас с носом. Ничего, мы сейчас же навестим их. Век бы их не видеть, но нужно как-то пройти сквозь сумрак.

***

Дубовая роща встретила путниц оживленным шелестом сухих трав. Их уже ждали. Создания, таящиеся в тумане, окружили их плотным кольцом.

Они с Кессиди инстинктивно прижались друг к другу. Констанция подавила в себе смешок, когда светлая половина крепко сжала ее руку.

— Мы ждали вас, Вечные, — прошелестели скрытые в тумане. — Но почему вы одни? Где остальные дети, обещанные нам?

— Остальные? — хмыкнула Констанция. — Не вы ли пошли в обход нашего договора?

— Нам пришлось. Ты подвергла себя опасности. Мы пытались помочь, а заодно и забрать свое.

Разумеется, Констанция не верила, что фейри пытались помочь кому-то, кроме себя. Она не сомневалась, что трое детей, оживившие ее, оказались рядом совершенно случайно.

«Даже если их посланница и сняла заклятия Инес, то только затем, чтобы увести всех в их земли, — думала Констанция. — Вряд ли бы они сами направили детишек ко мне».

— Что было, то было, — сказала Констанция снисходительным тоном. — Быть может, я отдам вам всех детей, что по вашей милости теперь разгуливают по округе, если вы снимете сумрак.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

Надеюсь на свет после мрака (лат.).

6

Неисповедимы пути Господни (лат.).

7

Иди прочь, Сатана (лат.).

8

Клянусь Богом (лат.).

9

Невероятно (лат.).