Наваждение

Доктор Кауфман

Как-то раз Игорь купил бинокль, чтобы подглядывать в окна своих соседей. И то, что он увидел, ввело его в неописуемый ужас… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2

ПОКОЙНИКИ

Давно, когда Игорь ещё учился в школе, друг отца умер на рыбалке от сердечного приступа. Случай внезапный, хоть и не из ряда вон — тот не успел ещё разменять и шестой десяток. Вещи покойного раздали знакомым. Отцу, тоже любившему поудить рыбу, достались резиновые сапоги, крепкие, хорошие армейские (друг был работникам исправительной колонии). Спустя время со дня похорон отцу приснилось, что друг тот вовсе не умер. «Серёг, а ты живой что ли? — удивляется во сне отец, — а мы, вроде, и похоронили тебя. Мне вот сапоги твои отдали». «Да ладно, носи,» — радушно отвечает друг. Сон из тех, что никогда не забываются.

Когда Игорь учился на втором курсе (юрфак), почил дед. Агония длилась чуть больше недели. Инсульт. Последние несколько лет до своей кончины семидесяти-двух-летний старик почти не выходил из дома, откладывая прогулки сперва на весну, когда потеплеет, а потом на осень, когда спадёт летняя жара. Путь от кресла до кровати, маленькими шажками, занимал у него долгие минуты. Ноги покрывал варикоз, как реки географическую карту. Лечиться он предпочёл не в поликлинике. Купил себе магнитный прибор, помогавший от всех болезней, кроме разве что тех недугов, что таковыми являлись. Но если не считать крайне вялой мобильности, внешне старик не выглядел сильно таки больным.

Потом последовали удары. После первого деда парализовало. Но говорить он ещё мог. Он не хотел, что в комнату заходила дочь и видела, как он ходит под себя. Родственники дежурили у кровати, кормили его с ложки… а потом, глубокой ночью, когда деду вновь резко поплохело, был второй удар — мгновенный и смертельный. Мучения кончились.

Произошло это летом, когда Игорь находился в школьном лагере. О недуге дедушки он узнал уже после его смерти, в лагерь позвонила мама. Парень воспринял это максимальным спокойствием, свойственном подросткам в вопросах кончины не самых близких родственников. Умер и умер — не плакал, и даже не расстроился. Однако, спустя время, дед являлся ему во снах. Были простые запоминающиеся видения, типа тех, что деда похоронили, а он оказался живой — залитая солнцем комната с высоким потолком дома дореволюционной постройки (который, к слову, уже снесли), застолье, сидит дед, разговаривает с гостями. А Игорь где-то в стороне, молчит и недоумевает — как же так? Но ведь похоронили же. В гробу лежал, а вот живой оказывается.

Мать тоже видела во сне деда (своего отца). Видела, как встречает его на том свете, где он ждёт свою бабку. И дом уже подготовил, тот, что дореволюционной постройки, во дворе которого дед любил гонять голубей. Маме хорошо запомнился тот сон и то, как она говорит ему, что, мол, мог бы что-нибудь и получше найти, а не этот старый дом.

Другой сон Игоря был из ряда ночных кошмаров. В видении том не было никого и ничего, кроме пасмурного дня, квартиры панельного дома, Игоря и деда, сидевшего на стуле посреди комнаты. Выглядел он совсем не старым, а лет на двадцать моложе, нежели в дни кончины. Высокий, статный, с зачёсанными назад густыми светлыми волосами (похожими на седые, но подлинный цвет волос деда Игорь не помнил). Парень смотрит на него, и никто из них не произносит ни слова. Потом, как обухом по затылку, ведь дед-то умер! Умер! Точно умер! А это и не дед вовсе. Что-то жуткое, инфернальное, выдающее себя за него, не иначе… Страх обуревает парня. Он не пытается бежать, не кричит, не отшатывается назад. Вместо этого судорожно поднимает руку и начинает крестить родственника… просыпается в поту и видит в тёмной комнате родительской квартиры силуэт из сна. Вскакивает. Два шага до стены, рука шарит по шершавым обоям, находит выключатель, и вспыхивает свет. За окнами мрак. В озарённой светом комнате никого. Видение проходит, оставляя после себя стойкое воспоминание.

Теперь Игорь спал на той самой софе, на которой почил дед. И снова видел сон с покойными дедушкой и бабушкой. Сон мрачный и зловещий, где он приезжает в тот старый дом дореволюционной постройки, кирпичный, двухэтажный, принадлежавший давным-давно (сто с лишним лет назад) некоему купцу. От парадной двери на второй этаж вела высокая прямая лестница, продолжавшаяся в заставленной хламом прихожей до самой двери в маленькую квадратную кухню, что и была первым помещением при входе в квартиру. Во сне царил мрак, глубокий и всепоглощающий, а во мраке том проглядывались, явственно и отчётливо, лица деда и бабки. Покойных деда и бабки. Умерли же! — думал про себя Игорь в то время, как шаг за шагом преодолевал ступени высокой лестницы, — умерли… И с чего вдруг они живые. И дед, и бабка. Лет сколько прошло, бабке девяносто было, дольше мало кто живёт. А тут он видит ихние блеклые, как кладбищенские надгробия в пасмурную погоду, зловещие лица. Лица живых мертвецов при свете церковных свечей. Лица смотрят и ждут прихода внука…

Конец ознакомительного фрагмента.