Избранник смерти

Евгений Валерьевич Решетов, 2023

Смерть… её сила жжёт изнутри мои глаза, которые без страха смотрят на непривычные пейзажи дореволюционной Российской Империи, встретившей меня кровавым конфликтом двух семей магов. Я попал в самый центр этого противостояния. А ведь помимо него где-то во мраке прячется таинственный кукловод, приведший меня в этот мир. Он скалит зубы и тянет к моему горлу холодные пальцы. Но я не привык играть по чужим правилам и смиренно ждать смерти… Мы ещё посмотрим, кто из нас будет дьявольски хохотать, упиваясь своей победой.

Глава 3.

Я глянул на ошарашенное лицо старого мага и тревожно выдохнул:

— Чего там, сударь? Вы будто Марию и Иосифа увидели во плоти.

— Кажется, магограф вышел из строя, — протянул тот, скомкал бумагу с результатом, задумчиво почесал подбородок и выдохнул: — А давайте-ка, Андрей, местами поменяемся.

— Давайте.

Старик с кряхтением уселся на стул и нацепил на руку браслет. А я начал усиленно крутить рычажок, благодаря чему снова загорелась лампочка и зажужжал магограф. Вскоре появился и листок с результатом. Илья Макарович цапнул его, поглядел на график и дёрнул головой, будто от пощёчины.

— Ничего не понимаю! Шестая ступень, как и должно быть. А ну-ка, Андрей, вертайся на стул. Ещё разок проверим тебя.

Мой зад снова оказался на стуле, а рука в браслете. Но и нынешний выплюнутый магографом результат поверг старика в шок.

Однако он на этом не успокоился и ещё три раза проверил меня, а потом буквально рухнул в мягкое кресло и лишь спустя пару десятков секунд разлепил бесцветные губы:

— Андрей, а как ты ощущаешь свой дар? Насколько он жаркий? Горит, как костёр?

— Где-то так, — расплывчато ответил я, начав подозревать, что у меня какая-то аномальная ступень.

— Ого-го! Значит, магограф и правда не врёт. У тебя, Андрей, аж двенадцатая ступень дара. И это ведь начальная ступень. Немыслимо! Просто немыслимо! Высшие аристократы рождаются с даром, чья начальная ступень равна пяти! А ты… ты… Мне даже трудно вообразить какой силой ты будешь обладать, ежели твой дар начнёт развиваться так же, как у других магов.

— Напомните, как он развивается? — нахмурил я брови, не зная то ли счастливо улыбаться, то ли вязать деда по рукам и ногам, дабы он никому не поведал о моей силе.

— Первоначальная ступень всегда в три раза меньше финишной. К примеру, Всеволод, имея начальный дар второй ступени, за несколько годков достиг шестой ступени и навсегда уткнулся в седьмую, точно в гранитную стену. И вот ежели твой дар станет расти подобным образом, то за несколько лет он может превратиться во что-то просто чудовищно сильное. Тридцать шестая ступень! Невероятно! — выдохнул Илья Макарович и следом слегка урезонил моё внутреннее ликование: — Однако твой дар, наверное, способен пойти и по иному пути. Он может перестать расти сразу же после пятнадцатой ступени. Выше неё ведь ещё никто не забирался, по крайней мере, официально. Даже Император, князья и другие высшие аристократы покорили только пятнадцатую ступень.

— Время покажет, что да как, — почти спокойно произнёс я, отчаянно сдерживая рвущуюся изо всех отверстий радость. Пятнадцатая ступень — это ведь тоже офигеть как круто!

— Мудрые слова, — покивал старик, вытирая ладонью выступивший на лбу пот. — Прими и мою мудростью. Крепко храни тайну своего дара, пока не поймёшь, что её раскрытие станет более ценным, чем сокрытие. А уж за меня не переживай. Клянусь честью, что от меня никто ничего не узнает. Будь покоен, я умею держать язык за зубами. А ежели чего, то буду говорить, что у тебя начальная ступень третья.

Хм, сдержит ли он данное слово? Скорее да, чем нет. В любом случае мне придётся положиться на него, поскольку иных союзников в этом мире у меня пока нет. Зато есть сила. От осознания этого меня снова пронзила даже не игла, а целое копьё ликования. Аж волоски на руках встали дыбом, а сердце принялось отплясывать чечётку.

Однако я усмирил свои чувства и полюбопытствовал:

— Сударь, как вы считаете, откуда у меня такая ступень?

— Не знаю, даже предположить не могу. Наверное, это какой-то выверт. Бывает же, что рождается телёнок с тремя головами или курица без глаз, а у тебя вон оно как вышло. Но ты шибко не зазнавайся, да нос не задирай. Развивай свой дар. Развивай его несмотря ни на что. В жизни ведь бывают разные потрясения, но тренировки бросать нельзя даже если завтра на виселицу, — почему-то глухо закончил Илья Макарович и как-то разом постарел лет на десять. Видать, он вспомнил о скором появлении Петровых. Морщины старика стали резче, а глаза, как по волшебству, запали глубже в череп. — Ступай, Андрей, а я ещё посижу и поразмыслю, что несёт нам грядущая седмица.

— Вы не расстраивайтесь раньше времени, сударь. Всё образуется, — подбодрил я старика и хотел ещё что-нибудь добавить, но передумал.

Сейчас все слова прозвучат неискренне, поскольку на мои уста рвалась улыбка до ушей, а Илья Макарович уже мрачно размышляет над тем, чем обернётся для его семьи возвращение Петровых. На фоне такой проблемы, даже моя аномально высокая ступень выглядела бледновато. Поэтому я просто пожелал старику доброй ночи, вышел из гостиной и, приплясывая от радости, двинулся по тёмному особняку, напоминающему помесь охотничьего домика и лесного монастыря. В углах притаились чучела животных, а подле стен выстроилась массивная дубовая мебель. Воздух же пах старым лаком, пылью, древесиной и хвоей.

А когда я с широкой улыбкой стал подниматься по скрипучей лестнице, то на меня с картин уставились почившие члены семьи Астафьевых. Наверняка они никогда не видели такое чудо природы, как я. Ведь даже магический дар в этом теле появился хрен пойми откуда. У Гаврилы его сроду не было. Магия неожиданно проснулась, когда я бултыхался в речке. И, как оказалось, проснулась она в виде мощнейшего дара.

Я от избытка эмоций потряс кулаком, вошёл в свою комнату на третьем этаже и первым делом запалил керосинку, а затем подошёл к окну и увидел, что на подоконнике зачах очередной цветок в горшке. По стеклу же опять били частые капли набирающего силу дождя. Непогода стояла уже вторую неделю.

Задёрнув занавески, я уселся на кровать с жёстким матрацем и занялся магической тренировкой. Конечно, в груди бушевал настоящий вулкан, но мне всё же удалось успокоиться и отринуть эмоции. Тут же в солнечном сплетении появился комок пульсирующего тепла — это и был дар. Он являлся сложным инструментом, отдалённо напоминающим руку. Конкретно, в моём случае сильную и неуклюжую руку, способную поднять тяжеленную гирю, но не могущую нарисовать ничего сложнее крестиков с ноликами. Пока я не мог даже нормально зарядить заклинание: магический заряд выходил то слишком слабым, то невероятно мощным. А от силы заряда, естественно, зависела и сила заклинания. И вот именно над этим я и хотел сейчас поработать, но мне помешали…

В углу комнаты внезапно появилась бледная, как смерть, девушка с мёртвыми буркалами, синюшными губами и копной чёрных, слипшихся от грязи волос. Её патлы походили на извивающихся змеек, которые касались костлявых плеч, скрытых перепачканным землёй сарафаном, порванным в нескольких местах. Одна грудь девицы смотрела наружу любопытным коричневым соском. А ключицы и шея оказались покрыты засохшей кровью. На шее же красовалась чудовищная рана, будто кто-то хотел отсечь девушке голову. Казалось, что только шейные позвонки удерживают на месте голову неизвестной. Однако данный факт не помешал визитёрше оскалить гнилые зубы, вскинуть высохшие руки и со рвущим барабанные перепонки визгливым воплем кинуться на меня, не касаясь босыми ступнями пола.

Я покрылся липким потом и мигом выпал из транса. В этот же миг пропала и девка, словно её никогда и не было. Однако в моих ушах до сих пор метался вопль, похожий на визг бензопилы. Сердце же отчаянно колотилось в груди, а спину покрывали колючие мурашки холода.

— Это же призрак, — ошарашенно прошептал я себе под нос, чувствуя бегающую по венам жуть. — Откуда она взялась? И куда делась? Да и делась ли? Вдруг она до сих пор в комнате?

Я вскочил с кровати и прижался спиной к шершавой бревенчатой стене. Конечно, для призраков физические препятствия, что для меня туманная дымка, но рефлексы есть рефлексы. Человеку хочется ощущать крепкий тыл.

Теперь бы вот ещё умудриться ухнуть в транс. Из книг я знал, что мастера смерти могут видеть и слышать призраков, только находясь в трансе. Однако существовали и такие призраки, которых зрили даже простые люди. Дело было в силе существа смерти. Чем большей силой оно владело — тем более… э-э-э… реальным было. Так что эта почти безголовая бабёнка, судя по всему, весьма слаба.

Последняя мысль успокоила барабанящий в висках пульс, что дало мне возможность провалиться-таки в транс и увидеть прям перед своим лицом бледную рожу с вытаращенными буркалами и оскаленным ртом с синим языком, покрытым пятнами гнили. От неожиданности я вскрикнул, дёрнул головой и знатно приложился затылком об стену.

Тут же вместе с трансом пропал и призрак, а я зашипел сквозь зубы от боли:

— Твою мать. Точно теперь шишка будет.

Рукой провёл по пульсирующему затылку, начиная закипать от злости. Вот ведь гадина! Ну, сейчас ты получишь. Однако теперь, прежде чем войти в транс, мне пришлось сломать хребет своей злости. И лишь затем я снова вызвал это магическое состояние, готовясь увидеть перед собой рожу призрака. Но растрёпанная девица обнаружилась возле стола. Она смотрела в сторону занавесок, а за теми ослепительно вспыхивали молнии, которые освещали комнату призрачным белым светом.

— Ты кто такая? — коротко произнёс я, с трудом удерживая контроль над трансом. Архисложная задача для новичка! Мне требовалось не только держать транс, но и разговаривать во время оного. А это было что-то сродни расщеплению сознания на два потока. Один работал с магическим состоянием, а другой — вёл беседу.

— Глафира, — прошелестела девица и печально взглянула на меня.

Вся её злость куда-то пропала, глаза перестали полыхать, когти исчезли, а лицо сделалось грустным-грустным, как у накосячившего студента.

— Откуда ты тут появилась? — спросил я, не удивившись перемене её настроения. Призраки в целом походили на дам во время месячных. Они могли с кровожадным оскалом внезапно наброситься на человека из-за любой ерунды, а уже через секунду потерять к нему всякий интерес.

— В лесу почувствовала твою силу… увязалась за тобой.

— Тебя упокоить? — произнёс я, зная, что «развеивание» способно уничтожить и энергию смерти, из которой и состояли призраки.

— Боюсь, — тихонько сказала она, и её голос едва не потерялся в раскатах грома, шарахнувших прямо над особняком. Ба-бах!!!Я чуть не упустил контроль над трансом, но всё же справился. А девица продолжила, опустив голову: — Не помню, что было в загробном мире. Боюсь вертаться. Я жила неправедной жизнью.

— А чего поднялась?

— Не ведаю. Что-то будто выдернуло меня…

— Моя сила? — просипел я, уже с трудом удерживая транс. От напряжения во рту пересохло, а по лбу покатились градины пота. Они попадали в глазные впадины и жгли зенки почище правды.

— Нет, что-то другое…

И тут вдруг в дом врезался сильный порыв ветра. Он распахнул оконные створки, повалил на пол горшок с цветком и заставил занавески испуганно затрепетать. На подоконник обрушился мощный ливень. Вода пенилась и стекала на пол, где собиралась в лужу. А я ничего не мог сделать — если двинусь, то транс точно исчезнет. Глафира же мигнула, пропала и появилась около окна.

Она посмотрела в сторону леса, скрытого серой пеленой дождя, а затем прошелестела, словно разговаривала сама с собой:

— Помню огненное зарево. Сколько дней тому? Не ведаю. Может, два, а может, и три седмицы. Чую, что-то грядёт… Пахнет смертью.

— Что грядёт? — выдохнул я, уже не чувствуя кончик носа. Холодный ветер вовсю метался по комнате, переворачивая книжные страницы и свистя в рогах оленя, висящих на стене.

Девица обернулась и сказала:

— Что-то страшное…

И следом растворилась в воздухе. Я тут же сбросил транс, метнулся к окну и со стуком закрыл створки. Капли дождя принялись яростно стучаться в стекло. Они разбивались и собирались в извивающиеся водяные нитки, которые скрывали пейзаж леса.

— Огненное зарево, — прошептал я и поднял горшок. Он треснул из-за падения, а часть земли осталась лежать на полу. — А не то ли это огненное зарево, что видел я? Ежели это действительно оно, то, получается, та поляна была всё-таки в этом мире, если Глафира видела пламя? А ежели и мне довелось лицезреть зарево, то выходит, что по лесу я уже точно бродил в образе призрака?

Хм-м, всё весьма запутано. И почему я сумел занять чужое тело, а другие призраки на это не способны? А ведь ещё есть Гаврила, потерявший таких же родственников, что и я. И как удачно он оказался на том утёсе. Складывается впечатление, что кто-то невероятно могущественный срежиссировал всё это мероприятие. Но кто способен на это? Бог? Так в этом мире появление бога столь же вероятно, что и в моём родном. Мда-а…

От десятков мыслей разболелась голова, а может, и от грома, который стал ещё сильнее. Из-за него звенели стёкла в оконных рамах, испуганно брехали собаки, а на чердаке в панике бегали крысы. Они будто спешно собирали вещи, чтобы переехать на другой чердак, где нет грома. А ненастье меж тем и не думало успокаиваться.

Похоже, придётся в очередной раз засыпать, словно посредине поля боя. Благо я довольно быстро справился с этой задачей.

Утром же за окном продолжал буйствовать дождь, а тяжёлое, мрачное небо, напоминало подошву ботинка, занесённого над тараканом. Мне даже из кровати не хотелось вылезать, но я сделал над собой усилие и спустился в столовую.

Длинный стол уже мог похвастаться обилием одуряюще пахнущих блюд, в камине трещало поленьями весёлое пламя, а на стульях восседала вся троица Астафьевых и какой-то худой паренёк лет двадцати. Тоже рыжеволосый, но с клочковатой бородой, острыми скулами, измождённым лицом и пронзительными синими глазами под изломанными бровями.

Незнакомец посмотрел на меня без всякого страха, хотя очки я оставил в комнате. Однако мои глаза даже не заставили его матюгнуться или дёрнуться. Видимо, Астафьевы подготовили его к встрече со мной.

— Доброе утро, Андрей, — прохрипел восседающий во главе стола хмурый Илья Макарович и указал рукой на незнакомца. — Познакомься, это мой племянник, сын почившей родной сестры, Лука Анатольевич Кантов. Он проездом к нам из семинарии на побывку домой в Петроград.

— Андрей… э-э-э… просто Андрей, — представился я, скользнув быстрым взглядом по скромной одежде парня. Она не имела никаких украшений или блестящих медных пуговиц. Обычная белая сорочка, штаны из плотной ткани и деревянный нательный крест на бечёвке.

— Все мы просто люди: и благородные, и простолюдины, и бедные, и богатые, — сказал он красивым музыкальным голосом и кивнул мне в знак знакомства.

— Лука, ты бы следил за языком. Особливо в столице, — мрачно выдал Всеволод, наворачивая деревянной ложкой гречневую кашу с мясом и сливочным маслом. — А то, не ровён час, в революционеры тебя запишут. В Петрограде снова шевеления всякие происходят, будто бомбистам не хватило прошлой Кровавой осени. Дворян тогда резали, как свиней.

— А сколько погибло простых людей?! — вскинул голову Лука, не донеся до рта смоченный в молоке кусок пшеничного хлеба.

— Да кто их считает твоих простых людей-то? Они, как мухи, снова наплодятся. А вот дворянские фамилии безвозвратно потеряли многих своих сынов и дочерей.

— Ну будет вам, будет. Не хватало ещё поссориться, — проворчал Илья Макарович, зыркнув на обоих из-под насупленных бровей.

— Да ещё в такой чудесный день, — сострил Лаврушка под уханье грома и лихо мне подмигнул. Мол, оценил?

Я кивнул и принялся половником наливать из чугунка ароматные щи из свежей капусты. Делать это приходилось собственноручно, поскольку старик Астафьев не позволял слугам прислуживать за столом, аргументируя это тем, что тогда внуки совсем разленятся.

— Илья Макарович, а вы чего не едите? — спросил Всеволод, глянув на нетронутую тарелку деда.

— Отчего не ем? Дык на любимых внуков смотрю, — попытался пошутить старик.

— Тогда бы, дедушка, вы бы только на меня и смотрели, — снова сострил Лаврушка и заработал тяжёлый взгляд старшего брата. Но паренёк не стушевался. Выпятил грудь и улыбнулся.

— Стало быть, раз повидались, то можно нам и в столицу возвращаться. Завтра снова учёба, — проговорил Всеволод. — А ежели Петровы придут, то вы, Илья Макарович, спровадьте их, а затем сразу же телефонируйте мне. Я на следующий же день примчусь и сам с ними буду вести разговор. Благо, я на хорошем счету в кадетском корпусе, так что мне позволят пропустить несколько дней.

— А если Петровы дедушку на ножи поднимут? — тревожно произнёс младший Астафьев.

— Не поднимут, — убеждённо усмехнулся старик. — Поезжайте в Петроград со спокойной душой, да Луку возьмите.

— Возьмём, — кивнул Всеволод и покосился на двоюродного брата.

— Судари, не будете ли вы против моего участия в этой поездке? — встрял я в разговор. — Мне страшно жаждется поглядеть на Петроград. Авось я что-то и вспомню.

На самом деле мне хотелось посмотреть на столицу с точки зрения начинающего предпринимателя. Что продают? Какие цены? Какой сегмент рынка проще завоевать? Если я тут застрял надолго, то мне стоит озаботиться источником дохода. А те девки, которые нарисовали пентаграмму, никуда от меня не денутся. Пара дней в этом деле погоды не сделает.

Всеволод хмуро глянул в мою сторону и рыкнул:

— В автомобиле более мест нет.

— Как же нет? — встрепенулся Лаврентий, удивлённо округлив глаза. — Имеется ещё одно.

— А где жить-то он будет?

— Андрей может переночевать в доме моего отца, — предложил Лука и осуждающе посмотрел на Всеволода. — Люди должны помогать друг другу.

— Вот-вот, — поддакнул Илья Макарович и заговорщицки подмигнул мне. — Пущай Андрей поглядит на столицу, а то киснет в провинции под одной крышей с ворчливым стариком.

Всеволод скривил лицо, будто хлебнул прокисших помоев, но деду перечить не стал. Обречённо кивнул и глухо процедил:

— Поедем как только распогодится. Надеюсь, к полудню дождь утихнет.