Недавно прошёл дождь. Часть 2

Евгений Ильдейкин

Павел Ольшанский становится старше. Приходит понимание и новые задачи. Задачи, которые могут повлиять на жизнь многих людей.

Глава 3

Елена сидела в моем кабинете, забравшись в кресло с ногами, уютная, как кошка и такая же сердитая.

— Что это за новый друг у вас с Борисом Натановичем образовался.

— Шато.

— Что Шато?

— Фамилия у него такая. — Я еще пытался удержать разговор в рамках легкой непринужденной беседы. — Француз он, русских кровей, поэтому зовут его Петр Сергеевич. Да и не друг он, а так — приятель.

Елена же решила, что наш разговор — это ее воспитательная и назидательная речь:

— Павел, вы с Борисом и без Шато часто встречаетесь и выпиваете. А с французом ваш интернационал вообще в ресторане обоснуется?

— Лена, мы с французом в ресторан идем в первый раз. Я уже несколько раз отказывался, далее отказываться неприлично будет. А ведь он не только приятель, но и мой деловой партнер, причем очень интересный для меня партнер.

— Совсем не обязательно с деловыми партнерами ходить в рестораны. Сядьте за рабочий стол и решайте свои рабочие вопросы на трезвую голову.

— Елена, на трезвую голову мы рабочие вопросы обдумываем. В ресторанах же рабочие вопросы окончательно согласовываются и готовятся новые вопросы. Давай не будем уже об этом говорить.

В позе Елены ничего не изменилось, в лице и в теме разговора тоже. — То есть в ресторанах вы готовите новые вопросы, чтобы их обдумать и опять идти в ресторан за новыми вопросами? Умно. — Сердитая Ленка встала из кресла, подошла к новому книжному шкафу и поправила одну из немногих пока книг. К слову, книга была та самая о Хулио Хуренито, что я подарил ей при нашем знакомстве, теперь эта ее книга стоит в моем шкафу. Теперь эта наша книга стоит в нашем книжном шкафу — как-то так получается, хотя Елена здесь и не живет, только командует. И что удивительно, моя экономка с этим полностью солидарна.

— Елена Сергеевна, я же не учу вас лечить детей в вашей больнице. Уж позвольте и мне решать мои рабочие вопросы так, как это принято в деловых кругах.

— Павел Иванович, если вы хотели меня обидеть, то вам это почти удалось. Я сейчас пойду к Наталии Петровне, и мы с ней решим, что делать дальше. Вы же сегодня вольны идти куда угодно и когда угодно, только в шесть часов позаботьтесь проводить меня домой.

Угроза не была пустой. Если любимая девушка и экономка объединяться в своих усилиях, то они могут добиться от меня почти всего. Есть уже такой опыт. Но в ресторан все равно идти нужно, иначе Шато начнет во мне сомневаться, слишком буду выбиваться из образа.

До шести часов вечера я просидел в кабинете, пытаясь готовиться к встрече с Шато и Лихтерманом. На кухню меня никто не звал, хотя запах булочек с корицей и звон чайных ложечек возвещали о том, что там хорошо, вкусно и душевно, в тысячу раз лучше, чем в каком-то вульгарном ресторане. Ровно в шесть часов я все ж появился на пороге кухни.

— Лена, ты просила проводить тебя домой, уже шесть.

— Хорошо, Паша, можешь меня проводить. Я почти собралась. Спасибо вам, Наталия Петровна за чай с булочками. Очень было вкусно.

— Леночка, я и сама очень люблю булочки с корицей, а в следующий раз мы с вами кекс попробуем. А вы, Павел Иванович, наденьте лучше твидовый пиджак. Он будет более по погоде.

Я вернулся в спальню, надел твидовый пиджак, вышел в прихожую, где уже обувшаяся Елена нетерпеливо постукивала перчатками по ладони. Рядом стояла Наталия Петровна с выражением несокрушимого терпения на лице. И кто, спрашивается, хозяин в этом доме?

Вечернее небо было хмурым, как и я. Звезд не видно, дорога неровная, пьяненький Борис рассуждал о погоде с видом большого знатока, правда, речь его была неразборчива, а умозаключения неубедительны. Мы с Борисом ехали на извозчике к нему домой. И я хотел этого меньше всего. Оказывается, я вообще не хотел этот вечер. Пьяница-интеллектуал Борис и, под стать ему любитель выпить и поговорить, Пьер Шато нашли много общих тем. В ресторане, уже через час с небольшим, они стали взаимно уважаемыми людьми, а еще через час, они спали, сидя на стульях, по-братски прислонившись друг к другу. Переход к такому их состоянию был проделан стремительно, даже как-то профессионально. Я заподозрил в этом происки Бориса, может быть, таким странным способом он выражал свое нежелание общаться с французом на серьезные темы, а может он решил сэкономить и не платить. Все понимающий официант, получив от меня по счету, помог мне довести до коляски извозчика два полубессознательных тела. Вначале завезли домой Шато, так как тот жил ближе всех к ресторану, а сейчас мы с Лихтерманом направляемся к нему на Шарташ. Он уже вполне протрезвел, чтобы самостоятельно объяснить извозчику куда ехать, но дома его ждала Соня, и как объясняться перед ней Борис не придумал. Перейдя от рассуждений о погоде и задумавшись о личном, Лихтерман осознал, как хорошо, что у него есть такой друг, как Павел Иванович Ольшанский — он не подведет, он прикроет, он войдет в положение…. Борис говорил еще очень много слов про меня, расхваливая на все лады. По всему выходило, что только я могу его спасти от страшной участи, которую сейчас готовит его драгоценная, бесконечно любимая, обожаемая жена. А нынешнее состояние организма наивного Бориса есть одно большое недоразумение, в котором виноват его друг — тот же Павел Иванович Ольшанский. Сей нелогичный пассаж, казалось, смутил даже извозчика. Он с укоризной оглянулся, но Лихтерман уже все забыл, забыл и простил мне. Тем более, что кое-что он вспомнил:

— Паша, я что сейчас вспомнил-то. Весь вечер только об этом думаю, как бы не забыть. Матвеич ко мне подходил. Мы с ним о делах поговорили. Они муфты твои делают, знаешь как? Да чтоб все так муфты делали.

— Борис, не отвлекайся, Матвеич мне что-то передать хотел.

— О, точно! Матвеич просил передать, что он с братом своим, тоже Матвеичем, встречался и говорил.

— И до чего они договорились?

— А брат его сказал, что не удастся ему в ближайшие полгода в Екатеринбург прийти. Ибо дела у него богоугодные в большом количестве. А встретиться и поговорить он считает делом тоже нужным и богоугодным. И если тебе не очень сложно, то готов он тебя в Филаретовском скиту встретить и принять. О, как! Большой человек, значит, брат-то у Матвеича. Сам прийти не может, тебя к себе зовет.

— Забавно. Нужно с твоим Матвеичем еще разок встретиться и поговорить.

— Паша, зачем тебе это? Неужели ты искренне считаешь, что брат Матвеича сможет повлиять на работу моей мануфактуры? — Борис усмехнулся. — На работу моих мужиков ни революция, ни гражданская не повлияли. Тебя, правда, они немного боятся, ты как-то умудрился донести до них азы экономики.

— Вот завтра приеду к тебе в кузню и продолжу твоим работникам про экономику рассказывать. И ты завтра со мной пойди — тебе тоже полезно будет, а пока думай, что сейчас будешь Соне говорить.

— Сейчас я Соне тебя покажу, этого для ее спокойствия достаточно. А по завтрашнему дню завтра и решим. Давай, дорогой. — Это уже Борис к извозчику. — Вот к тем красивым железным воротам правь.

Домой я вернулся около полуночи. Стараясь не будить Наталию Петровну, сразу прошел в спальню. Разделся и, как был в нижнем белье, уселся на стул около тумбы. Все же, нужно записать результаты встречи с французом для Северского.

Пока француз с Борисом заливались коньяком, пару нужных вопросов мне удалось задать. Во-первых: очень хотелось бы Петру Сергеевичу завести как можно больше друзей здесь на Урале, но не больше десяти человек, которые занимались бы только экономикой. Не нужны ему никакие военные, партийные деятели и журналисты. Ими пусть другие занимаются. Эту часть фразы о «других» я особо выделил в своих записях. А во-вторых: своих новых друзей Шато готов взять с собой во Францию в ознакомительную поездку. Ну, и меня, естественно, он видит в этом списке друзей в первой строчке, а это значит, что Париж будет у моих ног. Это тоже часть фразы Шато, которую я выделил для Северского. Утром, если что, перепишу.