Лес наступает

Евгений Майоров

19 век. Судьба испытывает на прочность небольшое крестьянское поселение: неурожай, голод, воровство, болезни и растущая смертность. Люди обретают надежду в словах священника, строят часовню и начинают бороться с ворами радикальным методом.Два века спустя. Очередная расчистка старого леса под застройку жилого комплекса. Первые рабочие оборудуют площадку. Местный грибник даёт предостережение двум строителям. Через несколько дней одному из них снятся кошмары, а на стройке происходит необъяснимое… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

1805 год. Окрестности Екатеринодара.

Деревня Шакалинки

В самом начале девятнадцатого века на юг страны началось массовое переселение казачьего войска и солдат Российской империи для поддержания порядка в ходе военных и территориальных междоусобиц с Османской империей и Пруссией. В то время как император Александр I был больше сосредоточен на западном фронте и готовящейся войне с Наполеоном, юг страны был частично предоставлен сам себе. Помимо солдат и казаков, земли активно заселялись и простыми крестьянами, создавались новые деревни и поселения, в которых развивалось сельское хозяйство, в том числе и для пополнения нужд армии. В те годы Екатеринодар заселялся медленно, большее внимание уделялось землям вокруг города: на десятки километров простирались ровные степи и дремучие леса, в которых нашли свой оплот обычные крестьяне. Принцип существования таких поселений на юге был прост и незамысловат: крестьяне развивают быт, налаживают сельское хозяйство, разводят скотину, а казаки или солдаты раз в два-три месяца приходят для того, чтобы собрать продовольствие и скот для нужд армии Императора Всероссийского Александра Павловича Первого в его великой войне с Пруссией и Османской империей. Надо сказать, что подобные традиции оброка крестьян солдатами сохранятся ещё на долгие годы, даже после окончания войны с самим Наполеоном.

К 1805 году деревня Шакалинки по своему типу не отличалась ничем особенным от прочих деревень в окрестностях Екатеринодара: всё те же ветхие избы, с десяток огородов, три десятка голов рогатого скота и куры. На территории деревни было примерно с дюжину домов, в которых жило по меньшей мере пятнадцать семей, как водилось, все многодетные. Меньше трёх детей ни у кого не было. В 1805 году уже пару лет деревня жила своей жизнью, отдавая солдатам и казакам не больше и не меньше, чем другие поселения. Всё изменилось, когда ниже по лесному склону местными была найдена пещера, богатая на залежи песчаника. Солдаты, узнав о подобном, обязали крестьян возвести простенькую каменоломню.

Теперь, помимо сельскохозяйственных продуктов и скота, деревня добывала ещё и камень, который был как нельзя кстати для нужд солдат Российской империи. Добыча шла медленно, в небольших объёмах, но наряду с другими «товарами», которые забирали солдаты и казаки из всех окрестных деревень, армии хватало и этого. Таким образом, примерно сотня человек деревни Шакалинки трудилась и на благо армии Александра Первого, и для собственного выживания.

Дом Марии и Фёдора располагался ниже остальных по склону и был ближе всех расположен к густым лесным зарослям из смешанных хвойных и лиственных деревьев, за которыми и располагалась каменоломня. Ничем не выделяющаяся семья, работали все: от самого маленького семилетнего Павлуши до старшей пятнадцатилетней сестры Кати. Всего четверо детей, что по тем временам не так уж и много. Помимо Павлуши и Кати — ещё два брата: Кузьма и Ваня, сколько лет было которым, не помнили ни они, ни их родители, с виду лет по девять, а может, и по все десять — особого значения не имело. Фёдор, Кузьма и Ваня работали на каменоломне, пока Мария, Катя и Павлуша занимались огородами и скотиной. Труд с самого утра и до сумерек был основным занятием этой семьи, как и любой другой семьи из деревни Шакалинки и близлежащих деревень. По вечерам семья собиралась в доме на земляном полу, устеленным тряпками и лохмотьями, вокруг большой печи из камня и глины, грелись, пили молоко и ужинали чем бог послал. Другой жизни им не представлялось, и это было нормальным явлением. Мария и Фёдор, будучи уже довольно некрасивыми к своим годам: грязные, в вонючих лохмотьях и с прогнившими зубами — всё равно любили друг друга, любили своих детей, их всё устраивало. Вот только шакалы не переставали вредить, иногда стаями носились вокруг деревни и утаскивали кур. Как только жители не боролись с проклятым лесным зверьём: и мотыгами, и вилами, и примитивными, но весьма действенными луками, за раз убивая по 3—4 штуки. Шакалы не отступали, найдя лакомое место для своей стаи. Когда приезжали солдаты, то иной раз помогали отстреливать «собак», однако чаще всего предпочитали не тратить порох, ведь для нужд армии Российской империи он был нужен больше.

Погожим летним днём Фёдор вместе с двумя сыновьями, как обычно, трудился на каменоломне, пока Павлуша и Катя хозяйничали в огороде. Марии в тот день нездоровилось, она ждала пятого ребёнка и решила немного отдохнуть от повседневных дел. День близился к вечеру, когда с десяток уставших работяг дружно покидали пещеру каменоломни. Фёдор в тот день работал не покладая рук, устав больше чем обычно, он присел на небольшое, поваленное ветром дерево немного поодаль каменоломни и велел сыновьям передать матери, что явится чуть позже. Когда все разошлись, то полез в небольшой схрон из камней, расположенный в паре метрах от поваленного дерева. Фёдор разворошил камни и достал из-под них небольшой мешочек с лежащими внутри деревянной курительной трубкой и табаком, которые выменял несколько месяцев назад лично у одного из казаков на двух кур и десяток яиц. Фёдор неловкими движениями грязных толстых пальцев принялся забивать табак в трубку, как вдруг внезапно замер, от испуга выронил трубку из рук, горстка драгоценных сушёных листьев просыпалась на землю. В десяти метрах от мужчины стояла маленькая, полуголая, примерно четырёх лет девочка и, не сводя каменного взгляда с Фёдора, наблюдала, как он пытается собрать рассыпанный табак обратно в мешочек.

— Девонька, ты чего уставилась? — наконец обмолвился Фёдор.

Девочка молча продолжала наблюдать за неловкими движениями мужчины, который нервно пытался спрятать мешочек за пазухой, словно в нём был не табак, а золотая крошка. Наконец, Фёдор успокоился и переспросил:

— Ты чья будешь-то? Не видел тебя тут раньше.

Девочка ничего не ответила, лишь молча поднесла указательный палец ко рту, поковырявшись им в своих редких молочных зубах.

— Эй, ты говорить умеешь? Тебя как зовут? Я Фёдор. — Мужчина привстал и медленно, нерешительно подошёл к девочке, та лишь промычала ему в ответ:

— А-а-ы-ы-ы.

— Та-ак, всё ясно с тобой. Говорить мы, видимо, не умеем. Как же ты тут оказалась одна? Ещё хорошо, что шакалы не разорвали. А ну-ка, пойдём по домам пройдёмся, может, признает тебя кто.

Фёдор немного наклонился, взял ребёнка за её маленькую ручку и направился в сторону деревни. Однако всё было тщетно, ни одна семья не признала девочку. Должно быть, из какой-то соседней деревни сюда забрела, думал он. Но что-то не сходилось, ведь до ближайшего поселения километров десять, ребёнок её возраста столько бы не прошёл, к тому же шакалы в округе. Идти одному до ближайшей деревни, без сопровождения солдат и казаков было опасно, да и не было никакой гарантии, что девочку бы признали в первой же попавшейся деревне. Таким образом, посоветовавшись с Марией, найденного лесного ребёнка они решили оставить себе, прекрасно понимая, что придётся нелегко и вместе с ожидаемым пополнением нужно будет кормить уже шесть детских ртов. Но Мария и Фёдор были не из тех людей, кто мог бы выставить за дверь маленького, пусть и чужого ребёнка. Разделив скудный ужин у каменной печи, они думали, как назвать девочку.

— Ну что ты смотришь, маленькая? Как назовём тебя? — Мария вопросительно смотрела на девочку, как бы ожидая, что та ей всё-таки что-нибудь ответит.

— А-а-ы-ы, — промычал ребёнок.

— Как ещё раз?

— А-ы-на-а.

— Мать, брось уже ребёнка мучить. Не слышишь, что ли, что мычит она? Анна, говорит.

— Да она же просто мычит.

— Значит так, назовём Аннушкой, и точка, хватит на сегодня с меня.

Так в деревне Шакалинки неизвестно откуда появился новый житель. Фёдор всё же предполагал, что каким-то неведомым образом девочка добрела до них из соседнего поселения, но проверять это не было ни времени, ни сил. В Шакалинках, как и в прочих деревнях, был совет старейшин, которые вели переговоры с военными и казаками, договаривались о том, какое количество товаров будут отдавать в следующий раз, и заодно вели учёт населения. Много детей умирало в те годы, так и не дожив до своего пятилетнего возраста: кто от голода, кто от болезней. На следующий день Фёдор доложил совету о своей необычной находке. Девочку разрешили оставить, ведь всё равно кормиться она будет с их личного огорода. Однако маленькая Аня была не единственным жителем, которого в итоге деревня собиралась приютить. Тридцати пяти лет от роду, извергнутый из сана, но сбежавший и не прошедший сей обряд, сохранивший часть церковных одеяний, не расстриженный — сохранивший бороду, но не честь, отбиваясь от шакалов камнями и палками, до деревни добрался отец Матвей. Будучи загнанным и испуганным, но хитрым и смекалистым, Матвей понимал, что первым делом нужно было привести себя в порядок и найти дом старейшин, дабы втереться к ним в доверие. И если его примут старейшины, то примут и все остальные. Летние ночи были тёплыми и заночевать на улице можно было, не опасаясь простудиться и заболеть, но вот только вой шакалов неподалёку от деревни так и не дал сомкнуть глаз. Ещё до того, как первые лучи солнца проникли сквозь кроны деревьев в Шакалинки, отец Матвей спустился к ручью близ каменоломни, умылся, и, сохраняя самообладание, пошёл к деревне. Жители уже потихоньку просыпались, выходя из своих домов, удивлёнными взглядами наблюдали, как церковнослужитель, будучи облачённым в плотную тёмную рясу, медленно, но уверенно шёл по главной улочке. Слухи о необычном «божьем страннике» моментально дошли до дома старейшин. Отцу Матвею не понадобилось много времени для того, чтобы понять, кто в деревне решал все вопросы. Напросившись на совет, он поведал старейшинам, какую миссию несёт и с какой целью прибыл в деревню. Представившись вольным странствующим священником, отец Матвей заверил старейшин, что сам Господь указал ему путь к этой деревне, что деревня нуждается в слове Божьем и в его защите от скверны. Отец Матвей также заверил, что не желал бы, чтобы казаки или солдаты знали о его присутствии в деревне, иначе могут нарушить Божий промысел. Старейшины, хоть и были людьми, повидавшими многое на своём веку, опытными руководителями, всё же каждый из них являлся довольно набожным человеком, чтобы без тени сомнения поверить священнику. Таким образом, отец Матвей стал новым жителем деревни Шакалинки. Уже на следующий вечер крестьяне развели большой костёр, у которого отец Матвей донёс до жителей слова Господа, благословил Шакалинки на добрые дела, за что и получил постоянное убежище. Людям, собравшимся у костра, было выдано из запасов по одному куриному яйцу, некоторые вдобавок получили картофелину, капустный лист и морковь. Так или иначе, жители чувствовали, что теперь были хранимы Богом в лице отца Матвея. Тот вечер был для них настоящим праздником: сразу два новых жителя за минувшую неделю — словно знак самой судьбы, благословившей их на добрые дела. Ни у кого не было сомнения, что деревню ждут только лишь хорошие, светлые времена, ведь слуга Господа не мог лгать. Семья Фёдора и Марии тоже радовалась новому пополнению в лице маленькой Анны, которая заворожённо смотрела на людей, водящих хороводы вокруг огня, не понимая, что происходит. Костёр, потрескивая, выстреливал искрами на пару метров. Сбоку на брёвнышке сидели старейшины, рядом с ними, добро улыбаясь, — отец Матвей, а где-то вдалеке, за пределами деревни ни на секунду не прекращался мерзкий, пугающий вой шакалов.