ДЕРВИШ: иногда я умираю по воскресеньям

Евгений Переверзев

Давида сбил грузовик. Он очнулся в чужом теле, но вскоре трагически погибает вновь. Теперь он – странствующий дервиш, пытающийся задержаться в каждом новом теле и отыскать девушку, что жила в сердце Давида. Он еще не знает, что благодаря своему дару или проклятью, на него идет охота.Герой находит журналиста, изучающего паранормальные явления, которому доверяет свою тайну, чтобы разобраться во всех перипетиях судьбы и обрести свободу.

Редактор Марина Тюлькина

Иллюстратор Александр Качесов

Графическая обработка Давид Товбулатов

© Евгений Переверзев, 2021

© Александр Качесов, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0053-5941-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Давид

Меня зовут Макс Галиев, по крайней мере, последние десять месяцев. За пять лет я сменил много имен и, говоря откровенно, на сегодняшний момент пришел к осознанию того факта, что в моем случае имя само по себе ничего не значит. Хотя, с другой стороны, чтобы вас не запутать, начну свой рассказ с самого начала, возможно, вы и разберетесь во всем этом клубке моих жизненных перипетий. Сейчас субботний вечер, и есть вероятность того, что у меня осталось несколько часов, чтобы рассказать вам всю правду, а у вас есть время на то, чтобы мне поверить.

Обычный парень, каких миллионы в нашей стране, что я могу еще сказать о себе? Мой отец работал водителем в коммунальной службе, ну, это те ребята, которые метут механической щеткой и поливают водой городские дороги летом и скребут их ковшом зимой. Мама работала практически в той же конторе: зимой в теплицах, а с приходом мая в основном на улицах. Разбивала клумбы, создавала цветочные картины, тем самым превращая нашу обыденную жизнь в жизнь обыденную, но с элементами яркого орнамента и запахом петуний. Я окончил одиннадцатилетнюю школу, умудрился неплохо сдать выпускной тест и, набрав приличное количество баллов, поступил в один из местных университетов. Учебу особо не помню, впрочем, как и большинство моих сверстников. Со второго курса стал подрабатывать в кофейне, чтобы откладывать деньги на приобретение гаджетов и модной одежды, зарплаты родителей едва хватало на оплату счетов, питания и покупки самого необходимого для семьи из трех человек. Скажу прямо, жизнь тянулась монотонной безвкусной жвачкой, которую по дешевке покупаешь в автомате торгового центра, чтобы как-то занять себя во время очередного субботнего семейного шопинга. Серьезных отношений не было, если не считать девушки по имени Алия — дочери чиновника из Министерства соцзащиты, мы учились с ней на одном потоке, а по пятницам забуривались в кинотеатр и смотрели кино. Эти пятницы я ждал как манны небесной, потому что во время сеанса два часа трогал стройные ноги Алии, а потом еще около получаса целовался с ней взасос у подъезда ее дома. Иногда, когда ее родители срочно улетали в Алма-Ату или еще куда, мне выпадал шанс насладиться безмятежными часами на шелковых простынях в элитном столичном пентхаусе. Увы, наше счастье продлилось не больше года. На третьем курсе ее мать застала нас в момент любовной страсти, и я сломя голову полетел вниз по лестнице, застегивая на ходу джинсы и куртку, а моя пассия первым же самолетом вылетела к своей тетке в Лондон, где погрузилась в учебу в одном из вузов Туманного Альбиона.

Жизнь вновь превратилась в нудные семейные беседы за ужином с выяснением причин повышения цены на бензин, зубрежку правовых нормативов и актов в преддверии очередной сессии и приторного запаха корицы с последующим выкриком: «Большой капучино и средний латте готовы!»

Прошло чуть меньше года, и жизнь моя приобрела совершенно другие контуры, если сказать точнее, то она изменилась кардинально. Это было обычное воскресное майское утро, за окном беспечно сновали синицы, воробьи трещали совершенно по-летнему, и душа неистово кричала: «Лето! Долгожданное астанинское лето!» Я окинул взглядом комнату: по стенам летали солнечные зайчики, отражавшиеся от окон проезжающих автомобилей. Провел рукой по одеялу: она не ушла, осталась со мной на всю ночь, и это радовало. Стараясь издавать как можно меньше шума, я встал с кровати, натянул спортивки, влез в футболку и пошел на кухню, чтобы сделать ей сюрприз — свежемолотый черный, как она любит. Когда она остается со мной, я всегда по утрам варю ей кофе, в последнее время это бывает крайне редко. Когда ее муж улетает в командировку, она, как правило, всегда приходит ко мне. Последняя наша встреча была два месяца назад, как раз в канун Наурыза — праздника весеннего солнцестояния. Как сейчас помню: подарил ей огромный букет роз и какую-то безделушку, которую нашел в одном из сувенирных магазинчиков. Я редко баловал ее подарками, потому что замужняя женщина не любит их принимать — их появление надо как-то объяснять дома. Опять же, что я могу подарить человеку, у которого есть практически все? Ее муж работал в одной из национальных компаний: постоянные зарубежные командировки, четыре раза в год отдых. На побережье у них был свой дом. По ее словам, она очень любила этот дом — единственное место, где она могла остаться наедине со своими мыслями. Когда муж уезжал по делам компании, она улетала в Испанию. Здесь на берегу моря она валялась на пляже, подолгу нежилась в постели, здесь ей никто не мешал. Испанского она не знала, а ее поверхностного знания английского хватало для того, чтобы общаться с прислугой: горничной, домохозяйкой и садовником, которые содержали дом в порядке. Меня, разумеется, она с собой не брала, потому что не доверяла работникам и боялась рассекретить наши отношения.

Кофе я всегда готовлю в турке, не отношусь к тем ультрасовременным любителям арабики, которые ради ароматной утренней чашки покупают дорогой новомодный аппарат. Сварив кофе, я вошел в спальню и поставил чашку на прикроватную тумбочку, потом сел на пол и начал внимательно рассматривать ее лицо. На мгновение мне почему-то показалось, что я вижу ее в последний раз. Мне хотелось как можно сильнее запомнить каждую черточку, каждую морщинку. И вдруг я как будто вспомнил недавний сон. На мне черный смокинг с алым поясом, она в белом воздушном платье. Я увидел своего отца, который радовался за меня, мне даже показалось, что я мельком заметил блеск слез в его глазах. Мама, раскладывающая хлеб по столам, какие-то незнакомые мне, но очень счастливые лица. Все поздравляют нас, мужчины жмут мне руку, женщины целуют меня в щеку. А потом я увидел старика — обычного, в старом плаще, потертых брюках, засаленной кепи и поношенных ботинках. Он приблизился ко мне и, словно не замечая этой радостной толпы, произнес:

— Давид, открой глаза.

Я дернулся, как, бывает, дергаются всем телом, когда проваливаются в какую-то пропасть во сне.

— Открой глаза, — повторилось у меня в голове, но уже другим, женским нежным голосом.

Она смотрела на меня печально, с ноткой тревоги, уголки ее рта слегка подрагивали. Казалось, ее лицо хотело улыбнуться мне, но глаза запрещали это сделать.

— Почему ты такая грустная? — вырвалось у меня.

— Сегодня возвращается Мансур, — почти не шевеля губами, произнесла она. — А я так хотела побыть с тобой еще хотя бы пару дней. Я устала от него.

— Понимаю, но ты никогда не захочешь изменить свою жизнь.

— А ты готов? — встрепенулась она. — Ты сам готов изменить свою жизнь?

— Признаюсь честно, я не готов, — выдавил я из себя и добавил: — Мне не так много лет, да и что я могу тебе дать?

Я посмотрел ей в глаза и выдохнул:

— Одной любви тебе будет мало.

— А ты проверь, если хватит духу. Возможно, я устала, потому что не ценю того, что у меня есть. Для многих это предел мечтаний, но я хочу чего-то большего.

Насколько я знаю, когда она вышла за Мансура, он был чиновником, подающим надежды, а она студенткой колледжа. Однажды на какой-то вечеринке у общих знакомых ее родителей он увидел эту симпатичную девушку.

Долгое время они встречались в городе, пересекались в кофейнях, вместе обедали, но не было и намека на то, что он сделает ей предложение. На самом деле все это выглядело как какая-то нелепая дружба: она несовершеннолетняя, а ему за тридцать. Но по непонятным причинам он развелся со своей женой и предложил ей стать его законной супругой. Она согласилась как бы в шутку, это показалось ей очень забавным. «Почему бы нет», — сказала она и через месяц с детской улыбкой крутила обручальное кольцо у себя на пальце. Париж распростерся у ее ног. Свадебная фотосессия у Эйфелевой башни, горячий глинтвейн на горнолыжном курорте, скоростной серпантин в машине с открытым верхом — в общем, жизнь превратилась в голливудскую сказку. Но после двадцати лет брака она так и не родила ему ребенка. Был период, когда они хотели сделать это при помощи новых технологий, но там тоже что-то пошло не так. Со временем Мансур перестал оказывать ей прежние знаки внимания. Она стала для него кем-то вроде домашнего питомца, за которым нужно ухаживать — кормить, играть, ласкать. Любимый котенок. Когда мы с ней познакомились, я сразу понял, что передо мной опустошенный и очень одинокий человек, не познавший настоящей любви.

Она молниеносно выскользнула из-под покрывала, и через мгновение я услышал шум воды.

— Когда я тебя увижу? — выкрикнул я в сторону открытой ванной.

— Что?

— Когда мы увидимся снова? — так же громко произнес я.

— Через две недели! — с детским озорством прокричала она в ответ.

Душ прекратил свое журчание, она появилась в дверях, одной рукой обтирая себя полотенцем, а другой снимая с головы прозрачную шапочку.

— Через две недели, во вторник, форум в Питере, — продолжила она, увлеченная процессом. — Мансур с министром летят туда на три дня. Было бы здо́рово выбраться куда-нибудь за город. Может быть, Щучинск?

Я утвердительно кивнул.

— Договорились, — обрадовалась она. — У моей маникюрши в Щучинске у озера есть небольшая дача, я возьму ключи. Сама остановлюсь, как обычно, в отеле, а ты приедешь на дачу. Вечером я тебя навещу.

— Хорошо, тогда я возьму три дня в счет отпуска, — поддержал я ее ребяческий запал. — Приеду и буду ждать твоего звонка.

— И все? — удивилась она.

— Ну да…

— И даже не поцелуешь? Хорош любимый.

Я поднял глаза: она стояла на пороге квартиры при полном параде.

— Погоди, — я быстро встал и подошел к ней, — я провожу тебя до машины.

— До подъездной двери, — ласково произнесла она и прикоснулась пальцем к моим губам, тем самым показывая, что ее слова не подлежат обсуждению. — Я выйду через кофейню.

Кофейня, которая располагалась на первом этаже моего дома, имела выход в наш подъезд. И поэтому, когда в восемь утра бариста варил свою первую чашку, аромат поднимался до самого верхнего этажа, и опьяненные жильцы, спускаясь по лестнице, обязательно заглядывали в это заведение за своей порцией утренней бодрости.

— Хорошо, — согласился я, — до первого этажа.

Со второго этажа мы спускались около десяти минут, обнимаясь и замирая в долгих поцелуях. Это была любовь? Возможно. Но в чем я был уверен, так это в том, что мы не хотели расставаться даже на минуту.

— Все, остановись, — она постаралась вернуть нас к реальности. — Две недели, просто потерпи.

Я прислонился взмокшей спиной к прохладной стене подъезда, пытаясь восстановить дыхание. Привычными уверенными движениями она поправила свою прическу, быстро одернула юбку и скрылась за дверью кофейни. Потом внезапно вновь появилась на площадке, крепко прижалась губами к моим губам и исчезла, теперь уже окончательно. Я обмяк и, съехав вдоль стены, опустился на корточки. Достал из кармана пачку сигарет, затянулся и, громко выдохнув, выпустил струю дыма к потолку. Опустил взгляд и вдруг заметил, как что-то сверкнуло у основания ступеньки. Приподнявшись, я протянул руку и обнаружил маленькую женскую сережку из белого блестящего металла, усыпанного мелкими прозрачными камешками. Это была ее сережка, видимо, выпавшая в суматохе страсти. Я бросил сигарету на пол и сломя голову кинулся на улицу в надежде опередить ее отъезд. Выбежал из подъезда, одним прыжком преодолел тротуар и… И всё. Последнее, что я запомнил, это свет ярко-красных фонарей ее «Кайена» на другой стороне перекрестка. Так я умер.

* * *

— Прошу прощения, — перебил молодой усатый человек худощавого сложения. — Макс, я потерял логическую нить. Что значит умер?

— Это был небольшой грузовик, развозивший напитки по магазинам.

— Вас сбил грузовик?

— Да, сбил. Насмерть.

Собеседник потер переносицу:

— Как насмерть?

— Ну, колесами правой стороны он проехал по мне полностью, судя по всему, я умер мгновенно.

— Вы шутите? — собеседник нервно дернулся в кресле.

— Какие могут быть шутки?

— А с кем тогда я сейчас разговариваю?

— Вы разговариваете со мной как с Максом Галиевым, а тогда умер я — Давид Коржев.

Макс встал, подошел к окну и открыл створку.

— Виктор, — обратился он к собеседнику, — вы пообещали внимательно выслушать меня и записать наш разговор, а я пообещал вам, что история, которую вы услышите, изменит вашу жизнь.

Макс подошел к столу, налил в стакан воды и сделал жадный глоток.

— Люди часто признаются вам в своей собственной смерти?

— Вы меня простите, Макс, но ваша история звучит не то чтобы необычно, — Виктор пытался выразиться деликатно, — она звучит как нелепица, как дикая фантазия.

— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — спокойно согласился Макс, — но вы даже не представляете, что почувствовал я после осознания факта собственной смерти.

— Вы хотите сказать, что на данный момент вы мертвы? — Виктор протянул руку к лежащему на столе диктофону.

— Не спешите выключать запись, Виктор, — одернул его Макс. — Возможно, именно сейчас вы получаете материал, который сделает вас знаменитым. Это не выдуманная история с желтых страниц, такой шанс дается раз в жизни.

Рука Виктора замерла. Он вернулся к прежнему положению в кресле, открыл портсигар и вынул из него сигарету без фильтра.

— Вы хотите сказать, что вы мертвы? — он вновь повторил свой вопрос, втягивая пламя сквозь белокожее тело сигареты, потом, выпустив облако голубоватого дыма, добавил: — Или вы хотите убедить меня в обратном? Вы бессмертны?

— Я очень рад, что вы готовы продолжить наш разговор.

— На самом деле, я хотел бы получить ответ на мой вопрос. Я не хочу тратить этот вечер на параноидальные беседы.

Макс выпрямился, одернул штанину своих брюк, подошел ближе, оперся на спинку кресла и почти шепотом произнес:

— Поверьте мне на слово, я не сумасшедший, но то, что происходит со мной большую часть моей жизни, может свести с ума любого нормального человека, даже такого трезвенника мысли, как вы. Мы продолжаем?

— Хорошо, — ответил, не задумываясь, Виктор, и после небольшой паузы добавил: — Но мне очень нужны живые доказательства.

— Я представлю вам доказательства в полном объеме, я шел к этому разговору много лет.