Простая смертная

Екатерина Оленева, 2019

Я не мечтала попасть в жестокий мир магии, страстей и драконов, но так случилось, что скромная школьная учительница оказалась в теле принцессы. Теперь мне предстоит выйти замуж за опального принца. Моего будущего мужа страшатся и ненавидят, он красив и жесток, повелевает драконами. Ни в сластолюбии, ни в жестокости, ни в амбициях – он ни в чём не желает знать меры или сдерживать свои аппетиты. Под силу ли простой смертной укротить Зверя, стать мудрой правительницей и обрести счастье?

Глава 9

В комнате было много занавесок. Они вились здесь повсюду. Лёгкая, полупрозрачная, алая, как огонь или кровь, кисея, отделяла кровать от других частей комнаты, выход на балкон, вход в другие комнаты — и всё это колебалось, колыхалось, дышало, вздрагивало багряной краснотой и солнечным золотом. Эта алая зыбкость, ещё более эфемерная и нереальная в свете сияющих свечей, делала реальность похожей на сон. Всё казалось зачарованным и сказочным.

Может, в горячительное подмешали чего? Почему алая кисея кажется мне языками пламени, а свеч — крылом феникса или пером жар-птицы?

А Эвил Санистор — он был в чёрном. Вернее, чёрными были его брюки с широким шёлковыми поясом и короткая безрукавка прямо на голое тело. На шее мерцали золотые украшения, массивная толстая цепь, чуть меньше той, которой он приковывал меня к своему дракону. Чёрными были его волосы и глаза. И вокруг него, запутавшись в алых занавесках, бегали чёрные тени.

Мне отчаянно хотелось ощутить эту гладкую, мягкую кожу, бугрящуюся на валиках мышц подушечками чутких пальцев. Я готова была застонать от удовольствия только об одной мысли о том, как его руки станут ласкать моё тело.

Голова кружилась от предвкушения обжигающих прикосновений и холодящих, влажных поцелуев. И я боялась, отчаянно боялась, что жестокая реальность обманет мои надежды, как она это делает не раз, доказав, что всё хорошее в жизни лишь мечта или сон, а в реальных отношениях красота и страсть встречаются так редко — всё чаще скука или нужда.

Если бы я могла я бы, наверное, смежала в тот момент из боязни разочароваться. Но бежать было некуда. Вокруг — полутёмное пространство и аромат возбуждения.

— Иди сюда.

Это прозвучало не как просьба, а как приказ. Я не люблю, когда мне приказывают. И даже сейчас мне не слишком-то нравится, но подчиняться необходимо.

Я делаю шаг. Замираю на мгновение. Потом другой.

Отчасти потому, что ноги как ватные — подкашиваются от сладкого напряжения в теле. Один его вид заставляет меня испытывать желание, и я не стыжусь этого. Я приветствую этот зов плоти, который всегда казался мне смешным, надуманным и невозможным в реальной жизни. Мне не стыдно желать моего мужа, но я не люблю, когда мной командуют или помыкают. Я хочу играть на равных. Хочу брать ровно столько же, сколько отдаю. И скупиться я не намерена.

— Ближе, Анжелика.

У него красивый, хоть и резкий, профиль. И волосы, как и всё вокруг (а может быть благодаря багряным отсветам) тоже отливают красным.

Я остановилась, так и не дойдя до него, хотя нас разделяло не больше метра. Он пристально смотрел на меня и в его глазах пылало пламя. Словно одним только взглядом он срывал с меня одежду или одежда не была для него преградой, он змеёй проскальзывал под неё, медленно сдвигая алый шёлк с моих плеч.

«Я сейчас возьму тебя, — говорили мне чёрные, жёсткие, смеющиеся глаза, словно бросая мне вызов. — Ты готова к этому?».

Бери. Я готова. Только не сломай. Поломанные вещи могут быть опасны.

Мы дышали почти в унисон — вдох-выдох, — словно разделяя воздух на двоих. От Эвила веяло мужественностью, уверенностью и пламенем. А я чувствовала себя бабочкой, готовой лететь на свечу. Мне хотелось вдохнуть тот воздух, что он выдыхает.

Я чувствовала себя возбуждённой и расслабленной одновременно.

— Не отводи глаз, — и это тоже не было просьбой. — Дыши со мной. Танцуй со мной. Люби меня.

Чёрные глаза, наполненные жаждой и желанием, затягивали меня точно в омут, пленяли. И я, словно кролик, завороженный змеиным взглядом, шагнула вперёд, в кольцо его рук. Он обнял меня жадно, крепко прижимая к мускулистому горячему телу, к своему отвердевшему от желания, члену. Я видела, как расширились от страсти его зрачки.

Но он не стал торопиться. Бережно подхватив одной рукой под бёдрами, второй придерживая за спину, легко оторвался от пола и на руках понёс меня к пламенеющему красно-чёрному ложу. Я обняла его рукой за шею, с наслаждением прижалась к обнажённой груди, ощущая приятную дрожь и ускоряющееся биение пульса.

Я слышала, как сбивалось его дыхание от моих движений. Чувствовала отклик на каждое прикосновение, и я сама словно превратилась в оголённый провод.

Мои ладони легли на его грудь, зажимая соски между пальцев. Они были такие же гладкие и горячие, как и всё его тело.

Его губы обрушились на меня с обжигающим жаром. Я поддавалась его ласкам покорно понимая, что ему нравится доминировать, а от девушки в её первую ночь можно ожидать отзывчивости, но не инициативы. Стоило мои губам раскрыться, как его язык затанцевал внутри.

Плавным, но твёрдым движением он опрокинул меня на спину, нависая и подавляя любое сопротивление, обещая незабываемое продолжение. Его горячие губы не давали передышки, не знали пощады, да я её и не хотела.

Я млела, не сдерживая тихих гортанных стонов, когда его руки заскользили по телу, оглаживая мои бёдра, прижимая их к себе, давая почувствовать степень его возбуждения. Ловкие пальцы легко преодолели препятствие, расплетая узлы одежд и отбрасывая их за ненадобностью в сторону.

— Какое у тебя белое тело, — прошептал он мне на ухо, — белое, нежное, как дорогой фарфор. И как красиво оно смотрится на моих чёрных шёлковых простынях. Ты словно самый ценный приз, Анжелика.

Я вздрогнула и напряглась, как натянутая тетива лука, когда он накрыл губами мой напряжённый сосок, обводя языком чувствительную ареолу. Второй рукой он беззастенчиво коснулся самого сокровенного, меня заставляя выгибаться, сначала в смущённо попытки высвободиться, а потом уже от сладострастия.

Не прерывая игр с соском, который вдруг обрёл исключительную чувствительность, Эвил сильнее нажал на набухший клитор, заставляя меня замереть и прислушаться к острым, приятным ощущениям, жалобно всхлипывая от наслаждения.

Движения его языка совпадали по ритму с движением его пальцев, умело, со знанием дела играющих на самом чувствительном инструменте женского тела.

Дрожь наслаждения заставляла меня выгибаться, побрасывая почти на самую высокую грань блаженства, терять связь с реальностью от его ласк.

— Я чувствую каждый дюйм твоего тела, — жарко шепнул он мне.

Резко толкнув его в грудь, я заставила принца перевернуться:

— Я тоже так хочу, — выдохнула я ему в губы и, не дожидаясь ответа я, перекинув через плечо пылающие в свете свечей золотом волосы, принялась поцелуями точно так же путешествовать по его телу, как он это делал со мной: вдоль шеи, по груди, животу, к и без того напряжённому свидетельству его страсти. Пальцы с уверенностью задвигались по его члену, стараясь довести его хозяина до исступления, до сумасшествия.

— Целуй меня! — прохрипел он перед тем, как обрушиться уже ничем не прикрытой, животной страстью. Поцелуй этот был до боли в губах, объятия оставляли следы на теле. Его движения стали яростными, в нём больше не чувствовалось нежности — только желание обладать.

Я закричала, почувствовав, как его член ворвался в глубь этого девственного тела. Боль была настоящей, режущей и острой. В своём теле я такого не испытала — так, лёгкая, тянущая, почти не ощутимая. Зато здесь — просто искры из глаз.

Стараясь высвободиться и отодвинуться, я уперлась руками ему в грудь:

— Хватит! Прекрати! — потребовала я.

Он замер, но и не подумал отодвинуться.

— Пусти меня! Мне больно!

— Потерпи.

Нет, ну что за наглость? Почему я терпеть должна? Не хочу я терпеть!

— Попробуй сама, — шепнул он мне.

— Попробовать — что? — не сразу поняла я.

— Просто двигайся. Всё ещё больно?

Боль стала глуше, словно отдалилась, но до конца не ушла. На всякий случай я просто промолчала. Видимо, он счёл это за согласие продолжить.

— Ещё немного, — прошипел он, медленно насаживая меня на себя. Моё лоно тут же отозвалось лёгкой болью и приятной дрожью, которая словно эхо следовало за болью. Поначалу его размеренные толчки превратились в активные и болезненные. Словно тряпичную куклу меня насаживали на член, всё быстрее и быстрее.

Перестав сопротивляться боли, перестав сопротивляться тому темпу, что он взял, я слилась с ним, подчинилась ему, как вода, принимающая форму сосуда, что она заполняет собой. И вскоре боль ушла, оставляя дикое, необузданное наслаждение. Я никогда в жизни такого раньше не испытывала.

— Ещё! Ещё! Вот так… давай же!

Темп был просто бешенным.

Ничего не осталось, кроме дикого инстинкта и экстаза. Тело будто наполнялось горячей лавой, она текла под кожей, лишая воли, сознания, от удовольствия стало нечем дышать.

С очередным его толчком я словно оторвалась от земли и полетела на упругих, сладких волнах. Словно сердце спустилось вниз, в тугой, влажное, горячее лоно, а потом, как солнце на восходе поднялось на место.

О! Этот сладкий затягивающий жар и предательское тепло внизу живота, от которого ты вся, до кончиков пальцев на руках и ногах таешь, будто масло на солнцепёке!

Вдох-выдох…

У меня никогда и ни с кем раньше так не было — жадно, страстно, снося все запреты и условности.

Его руки продолжали меня обнимать, прижимать к себе, а я бы с радостью убежала бы от него куда-нибудь и заперлась. Желательно, на несколько замков.

Я не готова была ни к удовольствиям, ни к эмоциям. Не хватало ещё привязаться к незнакомцу, от которого моя предшественница ломанулась, решив пойти туда, не зная куда. И про его четырёх (или трёх, я уже точно не помню) предыдущих жён тоже не стоит забывать. Он ведь их угробил каким-то образом. Да я и без эмоциональной зависимости от него слишком завишу!

Видимо, почувствовав моё изменившееся настроение, Эвил с нежностью и тревогой заглянул мне в лицо:

— Всё в порядке? Я сделал тебе больно? Извини, я не хотел. Но в первый раз всегда так. В следующий раз будет лучше.

— Куда же лучше? Вы подарили мне счастье.

В общем, так оно и было. Я не врала.

Может быть, вовсе не его вина, что я боюсь быть счастливой? Хотя, нет, не так, я не боюсь, я просто… не верю, что получится. Что-нибудь всегда станет той пресловутой ложкой, от которого всю бочку с медом придётся пожертвовать мусоропроводу.

— Если я подарил тебе счастье, то почему у тебя грустный вид?

— Потому что тот, кто своё счастье нашёл, боится его потерять, мой король, — с улыбкой ответила я и, поддавшись вперёд, поцеловала его, на этот раз без страсти, мягко и нежно.

Он вопросительно смотрел на меня, словно хотел прочитать мои мысли. Мужчины не смотрят так на женщин, призванных в их жизнь лишь для утех.

— Ты отличаешься, — выдохнул он задумчиво и нахмурился.

— Отличаюсь? — призрак куда-то подевавшихся жён обступил наше ложе. — От кого?

— Ото всех.

Я разрывалась между желанием спросить о других принцессах и страхом всё испортить своим ненужным вопросом. Колебания мои длились недолго. Ни к чему омрачать приятные моменты, их и без того немного. Никуда я не денусь, даже не захочу знать — придётся. Шило в мешке не утаить. Спрошу позже, не сейчас.

— Я надеюсь, это хорошо? — заглянула я ему в глаза.

— И я надеюсь на это. Всем сердцем.

Он резко, рывком поднялся и потянулся к одежде.

— Вы уже уходите? — испуганно спросила я.

— Да.

— Но почему? Я не угодила вам?

— По нашим обычаям муж должен ночевать на своей половине, а жена — на своей.

Он потянулся к одежде, но я перехватила его руку, прижимая её к груди:

— Не оставляйте меня, мой король! Побудьте со мной.

Он растерянно взглянул на меня, явно колеблясь (к моему внутреннему торжеству).

— Но обычай велит…

— Прошу ваш! Неужели обычай значит для вас больше, чем моё желание ещё чуть-чуть побыть подле вас? Завтра с восходом солнца вы вернётесь к своим делам и будете принадлежать им, а не мне. А пока у нас ещё ночь… и мне так страшно и одиноко здесь одной. Вдали от дома, от родных.

— Ваш дом теперь здесь! — свёл он брови пытаясь отнять руку, и я тут же подчинилась, отпуская его ладонь, не решаясь перечить, помня бабушкину мудрость «просящему — даётся», а требующему тоже, но часто не то, что тот хочет.

— Да, мой король. Я знаю. И я привыкну к здешним обычаям, обещаю. Но мне будет легче их принять, если я буду знать, что…

— Что?

— Что ночью мой король готов наградить меня за мои старания.

Увидев его улыбку, я осмелела и оплела его шею руками:

— Останьтесь, прошу вас. Это наша первая ночь, никто не осудит мужа, решившего проснуться рядом со своей женой.

— Остаться? — в чёрных глазах промелькнула смешинка. — Что ж? Быть может, отдохнув чуть-чуть, ты согласишься повторить наш первый урок, моя очаровательный ученик.

— С радостью, учитель! — засмеялась я.

Обняв меня за талию, он рухнул назад, в объятия шелков, подушек, перин.

И — мои.

Предвкушая повторения удовольствия, я чувствовала себя победительницей. Пусть маленькую битву я всё же выиграла. Пусть это только первая ночь… но за одной ночью последует другая, потом — третья.

Женщина царствует в ночи. Главное не ошибиться. Не показаться алчной, не показаться навязчивой. Держать баланс — как на канате.

Жить и выживать рядом с мужчиной, уметь держать его подле себя шёлковой нитью, чтобы не провисала и не порвалась — это не просто труд, это искусство. И мне придётся овладеть им.

Во-первых, потому что терять Эвила Санистора я не хочу. Я его совсем не знаю как человека, не могу оценить его нравственных качеств и жизненных принципов, и если бы ещё кто-то вчера сказал мне, что я влюблюсь в мужчину только потому что он красавец, силён на поле боя и в постели, я бы покрутила в ответ у виска.

А сейчас это стало моей реальностью. Я не могу сказать, что я его люблю, но я определённо хочу побороться за будущее именно с этим мужчиной.

А второе — только получив его сердце, я, возможно, смогу выжить в этом совершенно незнакомом мне мире. Помним про четырёх куда-то сгинувших жён? Чтобы с ними не случилось в прошлом, Эвил может меня от подобной участи уберечь. Моя броня — его любовь. И мне во что бы то ни стало необходимо добыть эти доспехи.