Я уже сказала нет

Елена Викторовна Борисова, 2020

Альтернативная реальность… Мир, в котором существуют Империи и, в отличие от нашего: остались крупицы волшебства, всё ещё рождаются настоящие маги и можно изредка встретить заряженные магией артефакты… Главная героиня – девушка Маргарет – не пытается преобразовать этот Мир, она – просто живет и борется за свою любовь и счастье. А это – в любом из миров – очень не просто…

Глава 1

Когда мне исполнилось всего восемь лет, умерла моя мама…

Моя добрая, нежная, любящая мамочка с огромными невероятными бирюзовыми глазами, смотрящими на меня с искренней любовью и непередаваемой нежностью, УМЕРЛА!!!

С её смертью разрушился и мой радужный мир…

В довершении ко всему мой отец почти сразу же после окончания траура женился на её сестре — близняшке Карри.

Эта подлая женщина — вероломно ворвавшаяся и в нашу семью, и в наши жизни — во время бушевавшей в наших краях чумы, стоившей мне матери, потеряла мужа и дочь, которая была моей ровесницей. Но я не смогла смириться с их браком, не смогла ей сочувствовать в её горе, не смогла понять причины их столь скорой свадьбы. Я не хотела мириться с её присутствием в нашем доме, в наших жизнях. Ведь она стала постоянным напоминанием мне о том, что я потеряла, и я возненавидела её за боль, терзающую меня.

Возможно, мне было бы проще смириться с браком отца, если бы его избранницей стала женщина, не похожая на мою маму…

Возможно…

А возможно — и нет…

Я — любимая всеми и до крайности избалованная — никогда не была тихим и беспроблемным ребёнком, во мне всегда боролись — словно два начала? — ангел и чёртик, и верх надо мной брал то один, то другой. Видимо, поэтому мама всегда меня называла ангелом, а папа — чертёнком.

Но сейчас…

После свадьбы папы и ПОДЛОЙ тёти Карри я буквально съехала с катушек. Словно чёртик внутри меня запер ангела в лабиринте, и тот — как не пытался! — никак не мог найти выход. Ведь я обожала маму и отца, у нас была счастливая, дружная, любящая семья…

Но однажды всё изменилось, мамы не стало, а отец привёл в дом ГАДКУЮ тётю Карри…

Сразу после их свадьбы отвратительная в своём притворстве, одетая в нежно-голубое — именно того оттенка, который так любила мама — пышное свадебное платье, с необычно блестящими триумфом глазами ЛЖИВАЯ тётя Карри ласково мне сказала:

— Маргарет, я сделаю всё, чтобы вы были счастливы. Если хочешь, то можешь называть меня МАМОЙ, — и она протянула ко мне руки, пытаясь обнять.

Господи, мамино лицо…

Мамины глаза…

Мамин голос…

— Тебе никогда не стать мне мамой… — ответила я и обернулась к отцу. — Папочка, выгони её, ну, пожалуйста. Пусть мамы нет, но разве нам плохо вдвоём? Я обещаю, что буду очень послушной… Обещаю, обещаю, ОБЕЩАЮ!!! — я, глотая слёзы и сложив ладошки в молящем жесте, смотрела на отца, но он был непреклонным.

На его уставшем, осунувшемся за последние несколько месяцев лице не отразилось ни одной эмоции. Тяжело вздохнув, он отвёл в сторону свои такие похожие на мои зелёные глаза.

— Однажды, Чертёнок, ты всё поймёшь… — устало сказал он, положив свою крупную ладонь на подрагивающее плечо моей МАЧЕХИ.

Я же была в отчаяньи.

— Мне не нужна поддельная мама! — выкрикнула я и, наконец не выдержав, заплакала навзрыд, некрасиво всхлипывая и размазывая слёзы кулачками по лицу.

Отец попытался меня обнять и успокоить, но я вырвалась из его рук и убежала, закрывшись в своей комнате.

Я проплакала всю ночь, но наутро у меня созрел план: я не дам ЕЙ жизни в нашем доме, она горько пожалеет о своём вероломстве…

* * *

С того момента я шла на все возможные и невозможные ухищрения, чтобы насолить мачехе…

Я портила её вещи, хамила, провоцировала на скандал, один раз даже подожгла её волосы…

За что отец первый раз в жизни наказал меня, лишив на несколько дней не только сладкого, но и запретив видеться с моей любимицей, золотистой пони Зарёй — последним подарком мамы. Это стало для девятилетней меня серьёзным испытанием, но я не сдалась, продолжив свою небольшую войну…

Отец раз за разом пытался меня урезонить, но я считала его предателем, а её — захватчицей. Я была глуха к их аргументам и доводам рассудка. В конце концов, мы с отцом почти совсем перестали разговаривать по душам…

Часами, сидя запертая в наказание в своей комнате, я вовсе не сожалела о содеянном. Вместо этого — словно под диктовку чертёнка внутри меня — я упорно разрабатывала план дальнейших «военных действий». Я не узнавала саму себя, я стала ОДЕРЖИМА идеей избавиться и от НЕЁ, и от её притворной доброты, и от навязчивой любви к НАМ.

Однажды мачеха зашла ко мне в комнату после моей очередной выходки. Её лицо было печально, а взгляд — настороженным.

Я натянуто улыбнулась, пытаясь понять, зачем она пришла.

Что ей нужно?

Как она вообще посмела войти ко мне без стука?

— Дорогая… Нам необходимо поговорить… — её голос был лишён каких бы то ни было эмоций, что раздражало и заводило меня ещё сильнее.

В такие моменты мне становилось просто жизненно необходимо вывести её из себя, заставить наконец показать своё истинное лицо:

— Что ты здесь забыла? Это МОЯ комната, и ТЕБЕ здесь делать нечего… Пошла вон! — зло прошипела я.

— Маргарет, УСЛЫШЬ меня, так больше продолжаться не может… Твой отец, если ты не угомонишься, готов отправить тебя в школу-интернат. Он больше не в состоянии выносить это… Прошу тебя, образумься… Пожалуйста, Маргарет…

В её ненавистных глазах — глазах, так похожих на глаза моей мамы — плескались притворные слёзы.

— Этого не может быть!!! Папа никогда САМ не отправит меня туда! Это — всё ТЫ!!! Только ТЫ!!! — меня всю трясло.

— Выслушай меня, Маргарет… УМОЛЯЮ…

Она встала на колени, став чуть ниже меня ростом, и попыталась взять меня за руку.

— Давай заключим союз, я готова пойти на всё, лишь бы вы были счастливы.

— На всё? Да?.. Тогда… УМРИ — и я буду счастлива! — рычала я, как раненый, загнанный в угол зверёк.

Мачеха, побледнев, отпрянула, отвернувшись от меня к приоткрытой двери моей комнаты. Её плечи сотрясались от душивших её молчаливых слёз.

Но мне этого было мало.

— Ну, что же ты, ну, давай! Покажи своё настоящее лицо. Ударь, накричи на меня. Ну же… Мне осточертела твоя притворная доброта и всепрощение. Как думаешь, может, тогда я начну называть тебя МАМОЙ? Какую щёку тебе подставить? Правую, или левую? А может быть… Да мы не гордые, можем и сами…

И я, повернувшись к ней спиной, наклонилась и, задрав подол моей юбки, закинув его на голову, оголила ягодицы. Я ждала порки, взрыва ярости с её стороны…

Но ничего не происходило…

После минутного замешательства ОНА подошла ко мне и, оправив на мне юбку, развернула лицом к себе, удерживая дрожащими руками за плечи. Её глаза были совершенно сухими — ни тени слёз.

— Маргарет, однажды ты всё поймёшь и пожалеешь обо всём сказанном и сделанном… И если не найдёшь в себе силы раскаяться и искренне попросить прощения, то останешься совсем одна. Запомни, дитя: мы с твоим отцом, несмотря ни на что, любим тебя и всегда простим… ПРОСТИМ — запомни это, Маргарет, — сказала она тихо, почти прошептав.

А потом, отпустив меня, спокойно ушла.

А я впервые не знала, что ей ответить. Я не могла понять, что произошло только что?

ЧЕМ это было? Угрозой с её стороны, или ПРОРОЧЕСТВОМ…

Так и не найдясь с ответом, отчаянно зарычав от бессилия и злобы, я вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.

Куда я бежала?

Не знаю…

Лишь бы подальше от НЕЕ, от себя…

Меня душили слёзы.

Пробегая мимо ИХ комнаты, я сняла ботинок и запустила им в их свадебное фото. Звук его падения и разбившегося вдребезги стекла меня сначала испугал, а потом — обрадовал. Я ПОПАЛА!

После этого, вечером, выбравшись тайком из комнаты, в которую меня отправили за разбитую фотографию, я стала свидетельницей того, как отец, обняв рыдающую мачеху, уговаривал её потерпеть ещё чуть-чуть, не покидать его, не оставлять нас…

— Она однажды всё поймёт и простит нас. Я уверен. Не смей сдаваться, ты слышишь? НЕ СМЕЙ!!!

— Я так вас люблю. Я верю, что моя любовь и терпение однажды достучатся до неё. Прости меня, прости за минутную слабость, но мне так жаль, так жаль, что господь забрал не меня… Я бы всё отдала за то, чтобы сестра сейчас была с вами… — всхлипывала в ответ мачеха.

* * *

Конечно, я ни капли не поверила мачехе и не успокоилась, продолжая изводить и её, и отца своими выходками.

В результате — после того, как я, за пару часов до грандиозного приёма, в честь очередной годовщины их свадьбы, облила красной краской подаренный самим Императором новенький парадный портрет, вывешенный в холле над камином, взамен почти такого же, но с мамой. Да ещё и написав чёрной краской у них на груди нецензурные слова — я оказалась в очень престижной школе-интернате для одарённых детей богатых, но очень занятых родителей.

Мне тогда едва исполнилось двенадцать лет.

У меня до сих пор сжимается сердце при одной только мысли о том, как много всего я наговорила отцу. Как я была жестока…

Он стоял с каменным лицом, протягивая мне уведомление о поступлении в школу-интернат. Сначала я не поверила, потом умоляла его передумать. Но единственным условием отца была моя капитуляция, полная и безоговорочная. Он настаивал, чтобы я смирилась, сдалась…

— Никогда!!! ОНА этого не дождётся!!!

ОНА стояла с бледным лицом, по щекам текли слёзы, в глазах была боль, которая меня только раззадоривала.

Я схватила со стола подсвечник, собираясь кинуть его в сторону мачехи.

Но отец, перехватив мою руку, отнял моё импровизированное метательное оружие и попытался прижать меня к своей широкой и такой родной груди.

Я тут же вырвалась, колотя его ладонями.

— Ну почему, почему она не умерла вместе со своей семьёй!!! ПОЧЕМУ!!!

— Всё, хватит! Маргарет, ты перешла черту, решение принято. Завтра же уезжаешь!

— У меня больше нет отца! Я никогда, слышишь? НИКОГДА не хочу тебя видеть!!! Лучше б ты умер вместе с мамой… — выкрикнула я и опрометью бросилась к себе.

Казалось, слёзы выжигали душу. Гнев, страх и беспомощность кружили голову, не давая дышать…

Утром, зарёванную, с опухшими глазами и красным носом меня усадили в машину и увезли в ненавистную школу-интернат.

Отец даже не пришёл проститься.

И только ОНА стояла на ступеньках — бледная и молчаливая.

Господи, как я ЕЁ ненавижу…