Жемчужница. Рассказы

Елена Гомилко

Мне хотелось книжку, любимую, «для себя», для души… для побега в Мир женского, с любой страницы, с любой строчки… где нет ничего лишнего и случайного, где все имеет смысл и значение… в нежный, мягкий, живой мир, как лоно моллюска, где случайная песчинка становится жемчужинкой.

© Елена Гомилко, 2018

ISBN 978-5-4490-3316-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОТКРЫТЬСЯ ДОЖДЮ

…Осень.

Теряют свежесть последние цветы…. Такие пронзительно трогательные…

Подводятся последние итоги…. Окончательные и бесповоротные…

И неумолимой слезой подступает к сердцу горькая правда: все проходит.

Ах, Соломон, тяжела твоя мудрость…

Осенью все ярче и острее. Как в последний раз…

Все уходит, и хочется еще что-то успеть. И надежда на чудо желтым листом сорвалась и кружит, кружит на ветру…, но все-таки падает на землю.

Все проходит…

…Меланхоличная Осень бродит между деревьями, перебирая струны бабьего лета…. И вдруг, устав от меланхолии, ринется в бешеном танце по аллеям, легкомысленная и вздорная. Завьется, закружит и скроется за поворотом. Затеряется в придорожных ветвях. Отыщет одинокое авто и бросится к нему, рыдая дождем. Отчаянно застучит кленовыми ладошками в лобовое стекло, умоляя впустить, согреть, приласкать…. Заглянет внутрь и отпрянет, устыдясь своего порыва. И, в искупление невольного прегрешения, осыплет ворохом листьев, скрывая от случайных глаз нечаянно подсмотренное счастье…

А сама, вдохновленная увиденным, станет выписывать новые па, наслаждаясь одиночеством.

В дальней аллее подхватит под руку одинокого поэта, и тот в шуршании листьев услышит недостающую строчку.

А у пруда потянется рукой за журавлиным клином…. И пожилая пара остановится, чтобы расслышать в прощальном клекоте тихий всхлип воспоминаний…

…Осень идет дальше.

На берегу пруда сидит девчонка.

Рыжая.

Как Осень.

Острые коленки обтянула тертая джинса. Взгляд зеленых глаз заблудился в ветвях деревьев, в холодном октябрьском небе.

Осень уходит, унося на лице загадочную улыбку.

Что-то задумала…

…В глубине аллеи появляется летящий силуэт. Высокая фигура — в костюме цвета топленого молока. Шляпа в тон скрывает длинные упругие волосы, стянутые на затылке. Что еще? Изящная трость. Шелковый шарф. Насмешка в глазах цвета осеннего неба, холодного, синего, бездонного…

— Рейн, рада тебя видеть! Принимаешь пост?

Молодой человек склоняется над протянутой рукой.

— Да. Соскучился.

— Я тоже. Ты же знаешь, я особо ценю тебя.

Снова поцелуй.

— Ты лучше всех меня понимаешь…

— Не стоит недооценивать Младшего. Он в этом году неплохо управился. — Рейн оценивающе огляделся.

— Ах, если бы ты знал, чего мне это стоило. Он явно симпатизирует Августу. Лишнего желтого листочка не выпросишь! Как будто он не мой месяц, а летний. — Осень раздраженно перебрала янтарь на своих четках.

— Ну — ну, не злись. А то погода испортится…. А я погулять хочу…. Оглядеться, подумать…. Чего-то хочется такого… свежего, яркого…. А то заскучал я что-то…

— Заскучал, говоришь… — глаза Осени вспыхнули золотыми искрами. — Тогда пойдем… — она увлекает его в сторону пруда. — Мне кажется, она ждет тебя…

— Рыжая…

… — Привет! — прозвучал насмешливый голос.

— Чего тебе?

— Поговорить хочу.

— Я тебя не знаю.

— Узнаешь.

— Зачем? — внимательный взгляд попытался распознать намерения назойливого собеседника. Но распознал лишь насмешку.

— Чтобы было о чем говорить, — не унимался насмешник.

— Все равно ничего не получится! — девчонка посмотрела в упор.

— Не получится?

— Послушай, тебе не надоели эти глупости? — усталый, почти измученный голос.

— А ты глупостями не занимаешься?

— У меня слишком мало времени, чтобы тратить его впустую.

— Хорошо. Давай попробуем серьезно, — голос стал чуть серьезнее. Но ровно настолько, чтобы сохранить нить беседы.

Рыжая молчала.

— Что не получится? — настойчиво, но с улыбкой.

Глаза в глаза.

Но взгляд напротив не сдавался.

— Тебе действительно интересно, или так, от нечего делать?

— Действительно.

— Отношений не получится, — девчонка опустила глаза.

— Почему?

Вот оно!

Сквозь бессмыслицу разговора пробились ростки интереса.

Зеленые глаза испытующе смотрели. Рыжая медлила.

— Для дружбы я тебя не выберу, а… любви у нас не будет.

— По-че-му? — прозвучало растянуто. И, по мере растяжения, остатки насмешки переросли в серьезную внимательность.

Взгляд напротив споткнулся о насмешку, но уцепился за внимательность; подождал, будто прощупывая глубину этой заинтересованности. А потом — решительно и спокойно:

— Потому что меня любить нельзя.

Следующее «почему?» было сказано одними губами.

Насмешка — пала окончательно.

Интерес победил.

— Вот пристал!

Девчонка махнула рыжей гривой и ушла, оставляя незадачливого собеседника в высшей степени изумления…

— Что, сбежала? — иронизирует Осень.

— От меня не сбежит…

…Шли дни. У Осени было много приятной работы. Талантливый помощник действительно себя оправдывал. Она наслаждалась своей властью…

…Ее любимец тоже не терял времени даром…

…Рыжая сидела на прежнем месте. Рейн часто видел ее там. Иногда с книгой, иногда просто смотрящей на воду.

Сегодня он был свободен. Да и Рыжая, кажется, была в настроении. Она вертела в руках букет желтых листьев, иногда подносила их к лицу, пряча улыбку.

— Привет! Только, пожалуйста, не убегай так быстро. Я даже не успел узнать твое имя… — голубые глаза в шутку умоляли. — Я — Рейн…

Сегодня Рыжая улыбалась. Внешний вид собеседника был более демократичен. Джинсы, кроссовки, волосы стянуты банданой.

Рейн положил голову на сложенные руки.

— Ну, что уставился?

— Наблюдаю, — Рейн выдержал паузу, разглядывая лицо напротив, и все происходящие на нем изменения явно доставляли ему удовольствие.

Девчонка чувствовала себя довольно неуютно под уверенным взглядом.

— А почему «Рейн»? Это, кажется, «дождь» по-английски? — В голосе больше звучало явное облегчение от разрешившейся неловкости, чем заинтересованность в ответе.

— Только это не имя, а прозвище.

Снова пауза. Мягкая улыбка. Рейн отвел глаза, чтобы дать передохнуть девчонке.

— Просто я очень люблю дождь. Для меня это скорее состояние души, чем погода… — он несколько медлил. — А еще… — Он распустил волосы, и с неба упали первые капли, тяжелые и теплые.

Рыжая удивленно захлопала ресницами.

— Я чего-то не поняла?

Рейн подставил ладонь, и на нее сразу упали несколько капель.

— Здравствуй.

— Ты с кем здороваешься?

— Познакомься, это мой друг — дождь. Он всегда со мной. — Рейн подставил лицо ласковым струям.

Рыжая какое-то время наблюдала за происходящим с широко раскрытыми глазами. Но скоро аккуратно попросила:

— Послушай, друг — это хорошо. Но он — мокрый… — Она поежилась.

Рейн рассмеялся.

— Ой, прости, пожалуйста.

Он сбросил куртку и укрыл ей плечи.

— Побежали!

Он схватил ее за руку и потащил. Рыжая едва успевала.

— Так как же все-таки тебя зовут? — спросил Рейн, когда они добежали до беседки.

— Рыжая, — ответила девчонка, часто дыша.

— А настоящее имя?

— Я его не люблю, оно дурацкое…

— Пусть будет Рыжая. Я тоже не особо люблю свое. Оно похоже на название должности. Хотя так и есть…

Повисла тишина. Только капли быстро-быстро шептали что-то листве.

Девчонка занялась мокрыми волосами. Она сняла кепку, и огненная грива свободно рассыпалась по плечам.

Рейн, пользуясь моментом, разглядывал Рыжую, ее мокрые щеки с веснушками, слипшиеся ресницы, яркие по-детски пухлые губы. Тихо-тихо, чтобы не спугнуть это странное существо и продлить миг естественности и простоты.

Волосы не желали возвращаться в плен кепки. От усердия Рыжая что-то бормотала себе под нос и смешно хмурилась. О собрате по дождю она явно забыла.

— Распусти. Они хотят свободы.

Рыжая исподлобья посмотрела на него и встряхнула головой.

Рейн потянулся рукой. Девчонка насторожено отпрянула.

— Не бойся, — улыбнулся он. — Смотри…

И снял с волос божью коровку.

— Погреться решила…

Посадил букашку ей на ладонь.

— Бедненькая, замерзла… — Рыжая склонилась над солнышком и попыталась согреть его дыханием. Козявка посидела немного и улетела. — Ой, там же дождь! Она намокнет…

Девчонка подняла глаза ей вслед и уперлась взглядом в синие глаза напротив. Рейн молчал. Но взгляд был весьма красноречив.

— Рыжая, ты — чудо! Ты это знаешь?

— Я не верю в чудеса.

— А зря. Вот есть в твоей жизни что-то такое, чего ты не ждала, но чему обрадовалась? Оно непонятно и пришло ниоткуда, и нет у тебя власти над ним, но потерять его — худшее из зол?

Рыжая заворожено кивала.

— Значит, надо верить, чтобы оно задержалось подольше…

— А навсегда нельзя?..

Рейн мягко улыбнулся детской наивности.

— К сожалению, нет. Тогда оно перестанет быть чудом. А ты ведь этого не хочешь?

— Нет! — поспешно ответила Рыжая. И опустила глаза.

Рейн осторожно, как великую драгоценность, взял ее руки в свои и попытался их согреть. Они дрожали. Слабая попытка их отнять не удалась. Тогда Рыжая просто закрыла глаза и прикусила нижнюю губу.

Руки были детские, угловатые, с коротко остриженными ногтями, местами — просто обкусанными. Скорее руки мальчишки, чем барышни.

Рейн подержал их в своих ладонях, спокойных и уверенных. Рассмотрел каждую черточку, каждый ноготок. Погладил каждый пальчик, пощекотал ладошки, от чего Рыжая смущенно засмеялась. Напряжение потихоньку уходило.

— Какая же ты рыжая! — Рейн потянулся рукой к мокрой прядке, слегка задев кожу лица.

Это прикосновение смутило барышню.

— Мне пора. Уже поздно…

Она выскочила под дождь и пустилась бегом.

Рейн едва успел крикнуть:

— Встретимся под дождем!

Он спешил собрать волосы. Когда бандана была туго затянута, последняя капля дождя растаяла в воздухе.

— Прости, друг. Пусть добежит…

…Рыжая сидела у окна и разглядывала воробьев и сорок, пытаясь обнаружить хоть какую-то примету приближающегося дождя…

Уже несколько дней стояла теплая солнечная погода. Мать суетилась по хозяйству и нахваливала ясные деньки, называя их бабьим летом, и совершенно не находя причины плохого настроения дочери.

— Ты бы сделала что-нибудь, погода такая хорошая, солнышко. Скоро тепло закончится, задождит,…

— Скорей бы, — бормотала Рыжая в ответ, пытаясь в очередной раз отвлечься каким-то чтивом. Получалось плохо.

Она много раз ходила к пруду, но все было не то. Привычные мечты уже не увлекали.

В беседке постоянно играли какие-то дети.

Старые знакомые наводили на Рыжую такую тоску, что становилось еще хуже.

Неужели она ищет его, Рейна? Рыжая долго гнала от себя эту мысль, потом еще дольше с ней боролась, но пришлось капитулировать. Это было правдой. К счастью или, к сожалению — Рыжая еще не решила. И как с этим жить она тоже не знала. Избавиться? Смириться? Постараться забыть?..

…Однажды вечером, когда Рыжая после очередного дня мытарств уже готовилась лечь спать, послышался едва уловимый шорох. По подоконнику стучал дождь.

Рыжая вылетела на балкон.

— Ты куда? — всполошилась мать.

Но дочь уже не слышала ее. Она стояла под прохладными струями и смеялась.

— Дождь! Мама, дождь! — Рыжая хлопала в ладоши.

— Простудишься! Забыла, что врач говорил?! — Мать, кутаясь в теплую шаль, спешила вернуть обезумевшую дочь в дом.

— Мама, не надо! Я хочу постоять.

Мать силой пыталась восстановить порядок, и это ей почти удалось.

Но в последний момент Рыжая рассмотрела в вечерних сумерках знакомую фигуру. Она рванулась обратно, оставляя в материных руках теплый халат.

— Рейн… — Ей казалось, что дождь и вечер играют с ней злую шутку.

Рейн стоял под балконом и улыбался. Дождь прохладными струями омывал его лицо. В руке он держал мотошлем.

— Здравствуй.

Рыжая замерла на балконе, не находя, что сказать или сделать. Она оглянулась. В проеме двери стояла мать с халатом в руках и в полной растерянности. Для принятия решения оставались мгновения, пока материнский инстинкт не водворит ее обратно в теплую постель под надзор врачей. Мать вышла из оцепенения и двинулась на дочь.

Рыжая протестующее мотнула головой, мигом рванула в комнату, ухватила первые попавшие на глаза джинсы, куртку и кроссовки и вылетела в прихожую и наткнулась на материнское: « Не пущу!»

Рыжая секунду колебалась, смутно понимая важность решения. Но возвращение в тесный мирок врачебных запретов и материнской опеки казалось выше ее сил.

А там, за балконом, в шуме дождя слышалось нечто зовущее и сулящее пронзительную новизну и свежесть жизни.

Там было чудо.

Там ждал Рейн.

И Рыжая решилась. Какая-то невидимая сила рванула ее с места и отнесла к балкону.

Секунда колебаний и одежда полетела с третьего этажа. Сама Рыжая ухватилась за пожарную лестницу и, стараясь не смотреть вниз, стала спускаться.

— Это старая яблоня…. Я лазила по ней много раз, я знаю каждую ветку, каждый сук…. Я смогу…. Я должна выбраться из этой западни…. Так дальше не может продолжаться…

Ее подхватили сильные руки и крепко обняли, успокаивая дрожь.

— Ты все сделала правильно.… Теперь главное — ничего не бояться… Скорее одевайся, и поехали…

…Мотоцикл летел по ночному шоссе.

Дождь заливал глаза, но Рыжей это нравилось, чуть ли не впервые в жизни. Ей казалось, что вода смывает ее старую жизнь, что шум дождя наполняет ее звонкой музыкой, вытесняя пыльные шорохи и шушуканье врачей над кроватью. И слова: «режим», «нельзя», «диагноз»…

…Дождь стал стихать.

Дорога свернула, и они оказались в окружении вековых сосен.

Остановились. Рейн быстро соорудил укрытие из сосновых веток и развел костер.

Рыжая видела все сквозь туман. Ее била дрожь. Пока Рейн возился с шалашом и костром, она пыталась согреться и успокоиться.

— Сейчас будет тепло. — Рейн подбросил в огонь смолистых веток.

Он уселся рядом с Рыжей, чтобы обнять и согреть. Она склонила голову ему на плечо, зарываясь руками под его куртку.

Озноб отступал. За ним нахлынула усталость и сон. Рыжая прикрыла глаза, и остатки страха улетучились. Остался только убаюкивающий голос Рейна:

— Все будет хорошо…. Самое страшное уже позади…. Не бойся, девочка, я с тобой…. Спи…

…Рыжая открыла глаза, пытаясь сообразить, почему она здесь. События минувшей ночи потихоньку всплывали в памяти.

Она заново оценила положение. Сожалений не было. Ночь не изменила ее решимости.

Покончив со вчерашним днем, она принялась за наступивший.

Тихонько отодвинулась от спящего Рейна и выбралась наружу.

Шалаш стоял недалеко от дороги. Рядом обрыв и покрытый утренней дымкой лес внизу. Над горизонтом вставало утреннее солнце.

Она погрела руки у тлеющих углей вчерашнего костра и подошла к обрыву.

Они стояли друг напротив друга, два огненных существа — Рыжая и Солнце.

Стояли и смотрели.

Глаза в глаза.

Солнце, начинающее новый день.

Девочка, начинающая новую жизнь.

У каждого впереди была неизвестность…

…Рейн сквозь сон ощутил пустоту рядом и вскочил. Но тревога была ложной. Он спокойно сел у костра. Увиденное его заворожило.

Облако рыжих волос над обрывом и запутавшееся в нем солнце. Тишина осеннего утра разлилась вокруг. Мир замер.

Он мог бы смотреть на это вечно.

Но Рыжая обернулась. С радостной улыбкой она побежала навстречу Рейну. Он подхватил ее и закружил. Звонкий смех стряхнул тишину с вековых сосен.

— Доброе утро! — кричала Рыжая всему вокруг. — Доброе утро! — шептала горячо Рейну.

— Доброе…

Они долго сидели, обнявшись над обрывом.

Солнце поднималось. Мир просыпался. Новый день набирал силу…

…Игры, шутки, прогулки по лесу и долгие разговоры ни о чем.

Девчонка совершенно ошалела от новизны жизни, но в какой-то момент Рейн взял Рыжую за руку и посмотрел очень серьезно.

— Что с тобой не так? — он пристально смотрел ей в глаза.

Рыжая перестала щебетать. На лице проявилась явная досада. Она искала слова. А потом сказала прямо:

— У меня больное сердце. Что-то врожденное и очень серьезное…

— Что говорят врачи?

Рыжая вынуждена была говорить на ненавистную ей тему.

— Говорят, что нужна операция, но ты же понимаешь… — она подняла глаза. — Давай не будем об этом больше говорить никогда.

В зеленых глазах стояли слезы. Рыжая держалась на одной гордости, до крови закусив губу.

Рейн обнял ее и прижал к себе.

— И поэтому ты решила, что тебя нельзя любить? — голос его звучал мягко и твердо одновременно.

Рыжая часто закивала, и слезы покатились градом по конопатым щекам.

— Не плачь, не надо…. Ты же не виновата. Ты вынуждена жить с этим… — он гладил ее по голове, — Но ты забыла о чуде…

— Какое там чудо, если вокруг только — нельзя, нельзя, нельзя… — девчонка со злостью вытерла глаза. — Чувствуешь себя не человеком, а…

— Успокойся, ты вернешься домой, и все будет хорошо…

Рыжая взвилась, не дав ему договорить.

— Домой?! Да я лучше сигану с этого обрыва! — она подбежала к самому краю и глянула вниз. — Авось твое чудо произойдет, и я научусь летать!

Рейн медленно подошел и взял ее за плечи. Его глаза спокойно выдержали шквал молний.

— Можешь. Но, по-моему, это — трусость.

Он не спеша пошел к костру.

Рыжая осталась наедине с собой.

Уезжая в ночь с Рейном, она надеялась навсегда отделаться от прошлого.

Она верила в чудо, но по-другому. Кто-то должен был решить все задачки. А ей осталось бы записать ответ…

…Плечистая фигура неспешно возилась у костра.

Рыжая поглядывала в сторону Рейна. Ей хотелось, чтобы он все бросил и был только с ней. Это его спокойствие и внешнее равнодушие… Но, с другой стороны — она была сыта жалостью окружающих. И почувствовать себя нормальным человеком — было ее искренним желанием.

Она боролась по очереди то с одним, то с другим. То отворачивалась и злилась, то снова следила взглядом за своим непрошеным счастьем…

… — Пойдем, перекусим. — Рейн взял ее за руку, как непослушного ребенка, и повел к костру.

Рыжая молча подчинилась.

— Мир? — Рейн по-детски протянул ей мизинец.

Девчонка держала паузу… И только дожевав бутерброд, она подала ему руку.

Рейн ухватился за нее всей пятерней и перетащил девчонку к себе. Она удобно улеглась на его коленях и расслабилась окончательно.

Огненные локоны рассыпались вокруг, притягивая взгляд и руки Рейна.

— Смотри, ты окончательно смешалась с лесом.

Гибкие пальцы достали из волос несколько хвоинок и отдали их Рыжей.

— Нет. Это я превращаюсь в ежика, — улыбнулась девчонка.

— И для кого эти колючки?

— Для всех, кто лезет в мою жизнь, — Рыжая снова стала серьезной.

— Но ведь ты нуждаешься в помощи?

Рыжая мужественно держалась.

— И как ты ожидаешь ее получить, если не впускаешь никого в свою жизнь? По почте? Или через камеру хранения на вокзале? А? — Рейн стал комично показывать ситуации получения помощи для Рыжей.

Девчонка наблюдала, поджав губы. Но недолго. Она прыснула, когда Рейн изображал хромого почтальона с мешком «помощи» со всего света для «бедненькой Рыженькой». Они вдоволь похохотали и, в изнеможении, попадали на траву.

Почему-то Рыжая чувствовала себя счастливой. Разорвались какие-то оковы. Впервые она смеялась над своей проблемой.

Рыжая лежала на земле, разметав руки и ноги, и смотрела в синее небо. Кружилась голова.

Рейн грыз хвоинку и наблюдал за тем, как жучки-солдатики забираются в волосы к Рыжей.

— По-моему, тебя окончательно приняли за свою.

Рейн показал ей прядь с пассажирами.

— Только я себя не принимаю за свою… — сказала она тихо и стала выбирать жуков из волос.

Глаза напротив широко раскрылись.

— Просто, все это — Рыжая развела руки, показывая себя, — мне не нравиться.

Рейн прикусил губу, чтобы не расхохотаться.

Он взял ее за руку, повертел. Прищурился, оценивая, и выдал:

— Да ничего, все, как будто на месте: руки, ноги…

Рыжая обиделась.

Рейн позволил ей какое-то время подуться, а потом подобрался поближе. Освободив от волос хрупкие плечи, он уткнулся носом ей в шею:

— Что тебе больше не дает покоя глянцевые журналы, голливудские сериалы?..

— Ага, знаешь, они какие… — шмыгнула носом Рыжая, — красивые…

— Игра это все и декорации…

— Ну, скажешь тоже! А вот это все… — Рыжая жестом попыталась выразить образ.

— Ну почему все так? — Рейн повторил жест, утрируя его. — Красота — это… — он поискал глазами, — Смотри, вот — сосна на краю обрыва — она красивая?

— Да.

— А вот этот одуванчик? — Рейн показал на слабый цветок.

— Красивый. Но они такие разные….

— А ты похожа на них обоих.

Огромные наивные глаза взглянули на Рейна.

— По-моему, я такой же заморыш…

— Снаружи — ты слабая, как одуванчик. Но внутри — очень сильная, как сосна. Ты стоишь на краю пропасти, но всегда стремишься в небо. — Он погладил ее по голове, — Только не надо смотреть вниз…

— Это все про меня? — Рыжая улыбнулась. — Красиво…

…Они лежали на траве. Рыжая увлеченно разглядывала картины вечернего неба, а Рейн наблюдал их отражение в ее глазах.

— Смотри… — Рыжая потянулась рукой вверх, указывая на очередное забавное облако.

— Я все вижу… — Рейн перехватил ее руку и поднес к своей щеке.

— И что же ты видишь?.. — зеленые глаза отразили лицо парня.

— Сейчас расскажу…

Губы скользнули по ладошке, по дрогнувшим пальчикам, по тонкому запястью. Горячее дыхание согревало и ласкало кожу.

Он мягко положил ее руку себе на плечо и склонился к самому лицу.

Девчонка задохнулась от волнения. Но прятаться совсем не хотелось. Близость сильного и упругого тела разжигала интерес. Но было немного страшно самой в этих неведомых землях…

Она потянулась навстречу.

— Расскажи еще что-нибудь… — прошептала Рыжая, удивляясь своей смелости. Внутри скрипнула какая-то дверца, впуская поток свежего ветра и света.

Рейн хитро улыбнулся.

— Сказку на ночь?..

Рыжая прикусила губу и еле заметно кивнула. Сердце бешено колотилось, но отступать было поздно.

— Только со счастливым концом…

— Я постараюсь…

Сказочник вдохнул запах ее волос. Жар солнца и свежесть сосен.

Для вдохновения.

Он перебирал ее волосы, как струны. И в музыке той слились звуки всего мироздания.

Их глаза, руки, губы встречались и расставались, чтобы снова обрести друг друга в таинстве причастия. Чтобы взять и отдать полной мерой саму жизнь.

Они чувствовали взгляд вселенной, что глазами звезд смотрела на них. Вечность замерла у этого ложа из опавшей хвои…

… — Почему они смотрят на нас? — Рыжая показала на звезды.

— Они завидуют.

— Их так много…

— Они тебе мешают?

— Немножко…

— Сейчас мы это исправим… — Рейн подхватил ее на руки и понес в шалаш.

— Я хочу дождь…

Девчонка обняла своего сказочника и потянула за край банданы. Узел легко поддался, и по плечам Рейна рассыпались волосы.

Через несколько минут по веткам зашелестел дождь.

Рыжая придвинулась к Рейну и прошептала ему на ухо:

— Разве ты не знаешь, что в дождливую ночь, сказки намного интереснее?.. Ты мой Андерсен…

— А ты — моя Шехерезада….

Она легонько поцеловала его в шею. Потянула носом запах волос.

— Осенью пахнут, грустью и прощанием…. Странное время года… Осень окружает себя теплыми, жаркими красками,… как будто пытается согреться…. А все не выходит…

Рыжая вздохнула. Сильные руки обняли ее.

— Те, кто носит тепло в сердце, редко могут согреться сами…

— Тогда зачем его хранить?

— Чтобы было чем поделиться…

— Делиться?.. Это приятно… — замурлыкала Рыжая…

…Утренняя свежесть разбудила Рыжую. Рейна рядом не было. Но была ее записная книжка.

Рыжая взяла ее в руки. Между страницами лежал желтый кленовый лист. Рядом:

«Малышка!

Красота глаз — не в ресницах, не в радужке. Она — в оттиске боли.

Нежность рук — не в бархате кожи. Она — в ласке, стекающей с кончиков пальцев, в тепле касаний и трепете нетерпения.

Грация тела — не в изгибах и линиях, а в способности отзываться на призыв страсти, в потребности дышать в такт с другим совсем не идеальным, но таким же прекрасным телом.

И время этой красоте не враг, а союзник.

Она — вечна.

Потому что — истинна».

Рыжая перечитала письмо несколько раз, повертела в руках кленовый лист. Он был гладкий и очень хрупкий, как ее счастье. Положила его на ладошку и накрыла сверху другой. Как бы защищая. Размеры совпали. Почему-то это очень понравилось Рыжей. Поднесла руки к лицу: они пахли осенью, грустью и прощанием…

…Рейн возился с мотоциклом.

— С добрым утром, Солнышко! Выспалась? Теперь — пора домой.

Почему-то необходимость возвращаться уже не вызывала такого панического страха у Рыжей. Что-то изменилось, что-то внутри выросло и окрепло…

…Влажное утреннее шоссе извивалось под колесами, как будто пыталось вырваться.

Клочья тумана облаками сползали на дорогу…

В одном из них возник грузовик…

Столкновение оказалось неизбежным…

…Рыжая долго не могла понять — спит она или нет. Если это был сон, то следовало скорее просыпаться, потому что это был кошмар. В голове шумело. Тело казалось каким-то чужим. Любая попытка пошевелиться приводила к боли.

— Тихо, тихо…. Не надо двигаться. Вы еще не оправились от наркоза. Я — Ваш врач, я Вам помогу…

«Опять врачи…» — пронеслось у Рыжей в голове. И от этого стало хуже, чем от непонятной тупой боли.

Сознание понемногу возвращалось. Но проявляющаяся реальность не радовала. Все ее атрибуты — звуки, запахи, предметы — все говорило о том, что это была больница. Привычная и ненавистная.

Но что-то было не так. Это не было похоже на дежурное обследование. И откуда эта слабость и боль?..

…Какое-то время сон и реальность поочередно морочили ей голову. Но пришел момент, когда она кое-как начала осознавать свое тело и смогла пошевелиться.

Подключенная аппаратура ограничивала движения, но кое-что новое о своем положении Рыжая все-таки узнала. Правда, это «кое-что» поставило больше вопросов, чем дало ответов.

На теле было много повязок. По-видимому, она была ранена. Но основное беспокойство вызывала повязка на груди.

Это не была боль.

Это было что-то иное.…

Не физическое…

Ощущение странности, инородности, присутствие чего-то чужого, но, в то же время, близкого. Как часть чужого опыта, чужого чувства, чужой души…

…Врачи приходили, что-то объясняли, утешали…

Рыжая выуживала осколки информации, пытаясь сложить полную картину.

Она попала в аварию, ее оперировали. Но брешь оставалась. Врачи чего-то не договаривали.

И вдруг…

Рейн!

Что с ним?

Где он?

Так вот о чем молчат врачи.

Все попытки выяснить это разбивались о вежливое молчание и настоятельные просьбы не волноваться…

…Она совсем потеряла чувство времени и отчаялась добиться правды. Дни слились для Рыжей в одно тягучее ощущение глухой безысходности. Время текло по кругу между промежутками серого сна и такой же действительности…

…Рыжую разбудил громкий звук и порыв ветра.

Сильный сквозняк распахнул окно в палате, и холодный воздух вихрем закружил в белых стенах.

За окном шел дождь. Гремел по карнизам. Стучал в стекла и расклеивал по ним желтые листья. Такой же листок влетел и в палату к Рыжей.

Она попыталась его достать. Но чей-то голос ее остановил:

— Подожди, деточка, я тебе помогу.

На пороге появилась пожилая женщина в форме медработника. Она спокойно подошла к окну и закрыла раму. Подняла, повертела в руках и протянула листок Рыжей.

— Держи.

Рыжая приняла его, как великую ценность. Потерла в ладонях и поднесла к лицу. Острый запах ударил в нос.

— Спасибо.

— Не за что. Это ты — Рыжая?

— Я…

Это имя казалось таким далеким, как из другой жизни.

— Хорошо… — интригующе произнесла женщина.

Но Рыжая не заметила интриги. Она очень хотела остаться одна, чтобы надышаться этим далеким запахом осени, грусти и прощания.

Женщина вышла.

Листок лег на ладошку. Жесткий, хрупкий. Рыжая разглядывала каждую черточку, каждую жилку. Искала тайные знаки, но тайнопись не поддавалась. И ей оставался только аромат. И этого было очень много.

Запах будил воспоминания. Такие далекие и нереальные. События всплывали в памяти, обостряя чувство одиночества. Но какая-то незавершенность нашептывала: еще не вечер…

…Погрузившись в грезы прошлого, Рыжая уснула.

Вернуло ее к реальности вчерашняя женщина с ласковой улыбкой.

— Это — для тебя, — она протянула конверт.

Рыжая дрожащей рукой взяла письмо и не решалась его открыть.

— Не трусь, — гостья закрыла за собой дверь.

Сердце билось и глухо ныло.

Но она достала из конверта листок бумаги и прочла:

«Малышка!

С Днем рождения!

Теперь твоя жизнь начинается заново. И ничто не сможет тебя остановить в твоем стремлении в небо.

У тебя — новое сердце.

Но оно не выживет без любви.

Любви к моей Рыжей.

К моей Шехерезаде.

К моему Чуду.

Это просто. Ты только прислушайся к нему, и оно тебе подскажет. Любую сказку сделает реальностью. Оно наполнит тебя такой любовью, на какую способно лишь сердце Сказочника»…

…Рыжая прикоснулась к груди, пытаясь унять этот сильный стук, пытаясь прикоснуться к этой частичке чужого, но такого родного человека.

Ощущение инородности потихоньку растворялось. Она без страха раскрылась навстречу частичке чужого опыта, чужой боли, чужой души.

Она сделала ее своей…

…Дверь открылась. Появилось уже знакомое женское лицо.

— Как это случилось? — всхлипывала Рыжая.

— У него было немного времени, и совсем не было шансов… — женский голос запнулся, — Он просто решил поделиться…

Какое-то время в палате висела тишина.

— Какое сегодня число?

— Первое ноября.

Рыжая поднесла к лицу кленовый лист.

В его аромате сильно выделилась нота прощания…

…За окном вместе с ней плакал дождь…

…Рыжая брела по улице, временами перепрыгивая через лужи. Зима в этом году так и не наступила. Утром подмораживало, но день приносил тепло. Изморозь истлевала туманом, и к обеду он набухал дождем. А иногда сквозь сывороточную бледность прорывалось солнце, и тогда все шептало: весна!

— Осень не хочет уходить… — подумала Рыжая и вздохнула, — ждет весны.

Снова брызнул мелкий дождь. Рыжая подняла воротник: бр! Очередная лужа оказалась большой, и пришлось обходить ее по краю тротуара. Она ступила на бордюр, балансируя одной рукой. Но нога соскользнула, и Рыжая уже летела в воду, когда чья-то рука вынырнула из мокрого ветра и ее подхватила.

— Дождь наливает лужи не для купания! — прозвучало рядом с ухом.

Рыжая оглянулась. Рядом улыбался молодой парень, поправляя ей шарф. Она и верила и не верила своим глазам.

— Рейн…

— Простите?.. Вы англичанка? Ду ю спик инглиш?

— Рейн, это ты?..

— Ага… Ну, вообще-то меня зовут по-другому, но раз это имя Вам так нравится…