Сон златоглазки

Елена Лапшина, 2018

«Сон златоглазки» – это стихи, легко входящие в повседневный строй жизни. Они смиренны, молитвенны, символичны и в то же время просты и теплы. Автор умеет увидеть мимолетную красоту мира и одновременно проблеск непреходящего в ней. Эта двойная оптика жизни и красоты наряду с редкой по силе энергетикой – авторский знак поэзии, представленной в книге. В стихах, словно забывших про мотивы борьбы и отрицания, совершается работа жизни, открытой тайне «ежедневной смерти», как дороге в незримый и бессмертный мир, частично уже пребывающий среди нас. Возможно, поэтому время в книге принципиально обратимо. Стихи предполагают внимание читателя к скрытым культурным кодам. В книгу вошли как стихи из предыдущих сборников, так и написанные совсем недавно.

Сны Евы

Отец Павел Флоренский свою книгу «Обратная перспектива» начинает с размышления о природе сновидений, сосредоточивая внимание на особенности течения времени. Он приходит к выводу, что время в сновидениях течёт не из прошлого в настоящее, как в яви, а наоборот — из будущего в настоящее. Мир сновидений — это не материальный мир, но духовный, следовательно, временнáя связь с миром духовным осуществляется не так, как мы привыкли в нашей повседневной жизни, где причина предшествует следствию, а по иному закону, закону «обратной перспективы», в котором следствие предшествует причине и раскрывает её смысл и значение.

По принципу «обратной перспективы» построена композиционно и новая книга стихотворений Елены Лапшиной. Новые стихи предшествуют написанным ранее. Читатель, знакомящийся с этой книгой, совершит удивительное путешествие в «поэтическое сновидение», в котором прошлое будет детерминировано будущим. Читая страницу за страницей, переходя от стихотворения к стихотворению, т.е. двигаясь в будущее, он окажется в прошлом. Приближаясь к устью, он окажется у истока (по словам самого поэта, творческий путь начался в конце 90-х годов).

Но закон «обратной перспективы» действует и в смысловом пространстве сборника. В стихотворении «И вроде бы лета короче, а зимы лютей» героиня мечтает проснуться в детстве, встретиться с собой и с теми, кто уже покинул этот мир. Но перед нами не психологический экзерсис, а онтологическое по сути желание воскресения в вечности: «И всё, что даётся, и всё, что кончается здесь, / вне места и времени длится, и длится, и длится». Характерна в этом смысле строчка «Против теченья в горнее уходя» из стихотворения «В той тишине, где яблони обветшали» или образ рыбы, «ныряющей наоборот», или головокружительный смысловой бросок от образа неверного возлюбленного — к Каю, а от него — к Каину.

Перед нами разворачивается игра света в гранях единого поэтического кристалла, разные смысловые слои просвечивают сквозь оболочку слов, накладываясь друг на друга. Так, в стихотворении «Осень с мешком наливных на горбу» три смысловых луча: «натуралистический», символический и типологический.

Осень с мешком наливных на горбу

ходит каргой по дворам.

Спит златоглазка в стеклянном гробу

меж заколоченных рам.

Мнится на улице злой хохоток,

ветхое вьётся тряпьё.

Спит златоглазка, свернув хоботок.

Кто поцелует её?..

Неприметное насекомое с красивым именем, уснувшее меж заколоченных рам, — вполне узнаваемый обыденный образ, который преломляется в поэтическом пространстве, превращаясь в образ спящей в хрустальном гробу пушкинской царевны, ожидающей своего жениха. Но для духовного ока раскрывается потаённый смысл стихотворения, его творческий первоисточник, суть которого — в надежде воскресения мёртвых.

Елена Лапшина нежно и осторожно прикасается к миру, который прекрасен и трагичен одновременно. Прекрасен, потому что сотворён Богом, трагичен, потому что человек потерял рай, когда-то дарованный ему. Рай остался как воспоминание, как сон, поэтому так част в сборнике мотив сна: сны снятся рыбам, насекомым, вещам и, конечно, лирической героине.

Но это не просто «поэтические сновидения». Перед нами сны Евы, внявшей словам змея, соблазнившейся и соблазнившей Адама, изгнанной из Рая, осознающей свой грех, свою ответственность, страдающей от боли непоправимого рокового шага: «А у меня — оскомина и сладость, / предательство Адамово, враньё / и Евы — не бессилие, но слабость — / влеченье, наказание её».

Боль, страдание, мука, но не отчаяние, ибо Еве открыт и путь спасения. Трудный, скорбный, мучительный, но одновременно светлый и радостный:

Спросонья прислушайся, смяв под рукой образок, —

вот боль возвращается, как возвращается нищий.

И ноет, и ноет: подай мне, подай мне кусок.

И гложет, и гложет, пока не подавится пищей.

А ты ей: не больно, не больно… — и плачешь, и гладишь бока.

Баюкай её, утешай, как голодное чадо, —

кормилицей, нянькой, понявшей, что жизнь коротка

и больше — не надо.

И ночь выцветает в окне, как пролившийся йод.

Серебряный крестик от пота темнеет на шее.

Ты просишь: подай мне, подай мне… И Он подаёт,

и тело, и кровь предлагая тебе в утешенье.

Какую весть нам должно принести самое главное «сновидение», «абсолютное сновидение»? Каков смысл и итог всего? Для чего дана нам жизнь? «Абсолютное сновидение» несёт нам весть, что сна больше не будет, точнее, не сна, а смерти. И нашей Еве дано такое «откровение сна». Только это и спасает её и её мир от бездны отчаянья:

Причастие 24.VII.2004

Отцу Димитрию Шумову

Незрячая, безгласная, глухая,

израненная до смерти в миру…

Но ангелов невидимых вдыхая,

я чувствую, что больше не умру.

И значит, бег извечной круговерти

замедлится, и тем, кто слеп и глух —

таким, как я — уже не будет смерти,

но возвратятся зрение и слух.

Над пеленою блудного былого

всё ново: удивляйся и внемли!

И мир — одно Сияющее Слово,

как в первый день творения земли.

Человек живёт не между рождением и смертью, а между рождением и рождением в Царство Небесное. Вот об этом и свидетельствуют сны Евы, поведанные нам поэтом Еленой Лапшиной.

Светлана Кекова