Куплю тебя. Дорого

Елена Рахманина, 2020

– Мне нужны деньги, – поясняю я и слышу, как предаёт собственный голос, звуча неуверенно и жалко. Его губы расползаются в ленивой ухмылке. Точно он уже знал ответ на свой вопрос и теперь лишь получил подтверждение. – Неужели. И сколько? Много. Очень много. Произношу сумму. На слух она кажется ещё нелепей. Слишком много. – Думаешь, что стоишь этого? Нестерпимо хочется опустить глаза в пол. Укрыться от стыда, но выбора у меня нет. Надо. Должна. Обязана. Эти слова выбиты, как татуировка в моём мозгу. Стою. Хмыкает. – Ну опускайся на колени и продемонстрируй. Мне нужны были деньги. Срочно. В обмен на них я готова была расплатиться своим телом, но отдала сердце. А тот, кому я его протянула, растоптал мою любовь. Содержит нецензурную брань.

Глава 4

В тот момент мне казалось, что терять нечего. Как же я ошибалась.

* * *

Повезло успеть на ночной автобус, курсирующий по городу. Он довёз меня почти до моего района, осталось только преодолеть пешком пару километров, и я дома. Дошла до квартиры и обессиленно упала под дверью. Стёртые в кровь стопы гудели.

Я устала. Как же я, чёрт возьми, устала. От этой взрослой жизни устала. От ответственности устала. Устала всё тащить на себе.

— Серафима, ты дома, — доносится до меня голосок Анечки. В коридоре темно, только свет прорывается сквозь щель под дверью нашей спальни.

— Пирожочек, ты чего не спишь? — бормочу, еле ворочая языком.

Надо как-то собраться. Нельзя, чтобы она видела меня в таком состоянии. Вымыться, вычистить себя изнутри от Сабурова. А ещё лучше окунуться в купель со святой водой. Может, тогда его запах, которым я пропиталась, перестанет щекотать ноздри.

Слышу писк. Кошачий. Разлепляю веки.

Аня стоит рядом и держит в руках пушистый комочек. Смотрит на меня своими глазами-блюдцами.

— Я его у подъезда нашла. Давай оставим.

Маленький носик, пухлые щёчки, русые волосы, завитками обрамляющие лицо. Совсем не похожа на меня или на свою мать. Ни характером, ни поведением. Наверное, если бы в ней нашлось что-то от Инны, я не смогла бы её принять. Но она совершено другая.

— Нет, Аня, — слышу в голосе стальные нотки и сама себя ненавижу, — мы не можем позволить себе котёнка.

Как ей объяснить, что я едва в состоянии нас с ней прокормить?

Что мне неизвестно даже, как мы проживём следующую неделю. Что я рискую оказаться за решёткой из-за ублюдочного отчима, доставшегося мне в наследство от непутёвой мамаши.

Я частенько думала о том, что зря она рожала. Не каждая женщина, имеющая матку, должна воплотить детородную функцию в жизнь. Спросил бы кто меня, хочу ли я появляться на этот свет, не уверена, что дала бы утвердительный ответ.

Для Инны я стала довеском, тяжёлой ношей, которую приходилось нести, пока она имитировала хорошую жену. Необходимостью. Отец хотел детей, а общество навязывало ей статус не только жены, но и матери. Не знаю даже, любила ли Инна отца или ей нравилась его способность зарабатывать деньги, обеспечивая её всем необходимым.

Я не помнила её слёз, когда нам сообщили, что папа погиб. Помню только кромешную тьму, которая накрыла меня как одеялом. Я укуталась в него, а она проникла в каждую мою пору. Заполнила меня изнутри, и с того дня я больше не видела света. Не ощущала его. Мир погас.

Той осенью мне исполнилось восемь лет. А я чувствовала себя такой же старой и потрёпанной, как осенняя листва, гниющая на влажной земле. Ветер пинал меня, ударяя по щекам, пока я в одиночестве сидела на детской площадке, в то время как взрослые организовывали похороны.

Никого больше не интересовала судьба маленькой девочки, брошенной всеми, детство которой так резко оборвалось.

Тогда мне ещё никто не объяснил, что право быть слабой нужно заслужить. А пока не заслужишь, либо стань сильной, либо сдохни.

И до того дня я ещё не могла осознать, что мама меня не любит. Подобное невозможно принять и понять. Другой мамы я не имела, и казалось, что её холод, отстранённость и брезгливость — норма.

Чем сильнее она отталкивала от себя, тем сильнее я к ней тянулась. Любила её. Любила, как любит маленький зверёк, появившийся на свет в опасном тёмном лесу. Понимающий, что в нём его единственная защита — это мама. Инстинктивно. Так как природа заложила в живое существо чувство самосохранения. Ведь, действительно, кто бы меня ещё защитил от этого сурового мира. Никто.

Но почти сразу после похорон отца Инна исчезла.

И спустя пару месяцев на пороге объявился мужчина с документами, подтверждающими его права на долю матери в квартире. Оказалось, что Виктор — мой отчим. Они поженились вскоре после смерти папы. Слишком скоро. Но она и от него сбежала. Не знаю, как всё было на А она вернула долг за наш с дедушкой и бабушкой счёт.

— Спичка, ну пожалуйста, — Аня подходит ближе, вытягивает руки, показывая несчастного, жалкого на вид котёнка, — я буду за ним ухаживать. Честно-честно!

Гляжу на обоих, сдерживая рвущееся наружу отчаяние. В холодильнике шаром покати. Последнее время я только и размышляла, где взять деньги на еду и зимнюю одежду для сестры, потому что она почти из всего выросла.

Внутри вскипает гнев, лавой обжигающий всё, к чему прикасается. Он съедает меня. Пожирает заживо.

Я поднимаюсь на ноги, смотря сверху вниз на ребёнка. Вижу её беззащитное, полное надежды личико. А во мне лишь растёт злость.

— Аня, а чем ты будешь кормить его? — кричу на неё и слышу визгливые нотки в собственном голосе, царапающие воздух, как ногти стекло. — У нас жрать нечего, а ты притащила этого опарыша сюда! Чтобы утром его не было дома!

С каждым произнесённым мной словом глаза Нюты становились больше, круглее, наполняясь слезами. Можно подумать, это не её мамаша разрушила наши жизни, а я.

— Ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу! Ты плохая сестра! Не-на-ви-жу! — выплюнув эти слова, Аня прижала несчастного котенка к груди и убежала в нашу спальню, оставив меня одну.

Во мне нет сил её утешать. Внутри лишь пустота.

Забралась в ванную. Вроде хотелось реветь, но не получалось. Выплакать все скопившиеся эмоции. Лютую ненависть, бьющуюся в виски, стоило вспомнить лицо Сабурова. Я закрыла глаза руками, прижимая ладони к векам, словно это могло помочь стереть с роговицы его физиономию.

Такой уверенный в себе, будто жизнь никогда не отвешивала ему оплеух. Читала о нём. Выходец из богатейшей династии. Спортивные достижения. Учёба в Англии. Пост во главе семейной компании. Весь мир у его ног. И я была у его ног.

Бог, поцеловав при рождении в лоб, устелил его путь лепестками роз, а мой — гвоздями. Вспоминая, как Ратмир смотрел на меня, сжимала кулаки всё сильнее. Столько превосходства было в том взгляде, будто я очередная букашка, которую он раздавит тяжёлым ботинком. А вскоре даже не вспомнит. А всё лишь потому, что ему повезло родиться в нужной семье.

Я тёрла кожу под горячими струями душа до красноты. До раздражения. Пока не стало больно до неё дотрагиваться. Но почему-то по-прежнему ощущала, как его пальцы касаются моих щёк или надавливают на макушку.

Память о каждом его прикосновении не смылась с меня, как я рассчитывала. Осталась на коже и жалила, заставляя испытывать острый приступ стыда. Весьма запоздалый.