Ненавистный рыцарь на белом коне

Елена Станис (2024)

В детстве с Фотинии пару раз случалось предвидеть будущее, но она не обращала на это особого внимания, до той роковой минуты, когда она совершенно случайно не расколдовывает окаменелого рыцаря. Тот утянул её за собой в мир, походивший на средневековье с замками и рыцарями, королями и холопами, охотниками на ведьм и лесными разбойниками. В награду за своё спасение рыцарь не стал её сжигать на костре и даже позволил доживать дни в собственном замке. Но, так как он посчитал её ведьмой, то решил держать при себе и следить за тем, чтобы она никому не причинила вреда. Фотиния, застрявшая в этом мире, напоминающим сказку, от которой хочется поскорее проснуться, не оставляет надежду вернуться обратно. При этом она не упускает возможности досаждать этому храброму рыцарю, который, по её мнению, до тошноты самоотвержен и до омерзения правдив.

Глава 6. Совместная молитва

Вторник. До пятницы оставалось три дня.

Днём мне Малуша принесла тарелку с отварными бобами. Точнее, тарелку с двенадцатью отварными бобами и листом свежей петрушки. По мне, лучше, чем предыдущие месива. Перед сном я успешно истребила трёх прыгучих кровопийц, раздавив их ногтями больших пальцев, а потому наутро отметин от их укусов было меньше. Но всё же они были.

— Неужто коли приложиться ухом к ракушке можно услышать шум моря? — Спросила меня Малуша.

— А ты попробуй.

Я протянула ей морскую ракушку. Лисичка провела пальцем по гладкой лакированной поверхности и прислонила ракушку к уху. На её лице отобразилось детское ликование.

— Слышу! Слышу шум моря и стоны ветра! Это удивительно, дама Фотиния! Она просто восхитительна!

Да, конечно, я бы могла по доброте душевной одарить девочку, но решила сделать это чуть позже и с выгодой для себя.

После съеденных фасолин аппетит у меня только разыгрался и в ход пошли картофельные чипсы. Половину я «пожертвовала» Малуше. Девочка была в щенячьем восторге. Глутамат натрия и прочие усилители вкуса просто не могли не понравится.

— Когда я наберу побольше денег, то отправлюсь в Лоо и буду каждый день вкушать вот такое кушанье… — проворковала Малуша облизывая пальцы.

Я еле сдержала ухмылку.

— Малуша, я пойду в сад, немного прогуляюсь.

— Мне сопровождать вас, дама Фотиния?

— Не, не стоит.

Обитатели призамковой территории больше не таращились на меня как сами знаете кто на новые вороты. Кажется, они уже свыклись с моим присутствием. Я уселась на траву перед прудом с живыми рыбами. Чего в саду не хватало, так это — лавочек. Зато трава была высокая, мягкая и густая. Вандализм подстригания газонов вместе с захоронениями атомных отходов и чёрными дырами остался только в моём мире. На несколько секунд мне даже перехотелось возвращаться. Но только на несколько секунд. Я вытащила блокнот и внимательно осмотрела «план» Филиса. Он был жуть каким неточным, но суть местоположения пещеры я уловила. Посмотрела на замок изТьери снизу вверх — такой громоздкий и величественный. Ах какие бы кадры я могла сделать, не разбей Брэнот смартфон. У меня даже красок не было. Был только блокнот и ручка. Ну что ж, обозначу пропорции, а вернувшись, изображу во всём великолепии и повешу над кроватью. Для самоустрашения. Чтобы каждый день, глядя на него, радоваться тому что имею.

За рисованием я не заметила подошедшего со спины Филиса.

— Прелестная Фотиния, вы рисуете? — Толи спросил, то ли констратировал юноша.

«Прелестная Фотиния»! Что ещё себе вообразил этот малолетка!

— Доброго дня, — отозвалась я, не отрываясь от своего занятия.

— Очень похоже, — оценил он мой эскиз. — А портреты вы тоже рисуете? Можете нарисовать мой?

Я оторвалась от блокнота и взглянула на Филиса — тот умылся и, кажется, приоделся. Надо же. Важный день?

— Непременно, — пообещала я, хотя рисовать конюха, понятное дело, не собиралась.

Филис уселся со мной рядом.

— Вчера вы искали меня…

А, вот он почему здесь. Пусть не обольщается, я ему не Чернава и, к тому же, флирт с детишками не в моих правилах. Самому младшему моему кавалеру было девятнадцать, тогда он был младше меня на два года и это был нижний порог.

— Я хотела кое-что уточнить по карте, но уже во всём разобралась.

— А-а… — разочаровано протянул Филис.

Юноша попытался взять меня за руку. Пятнадцатилетний отрок пытался взять меня за руку! Я, конечно, тут же отдёрнула конечность и принялась дорисовывать башню.

— Дама Фотиния, — голос конюха стал тише и неуверенней, а я снова стала «дамой». — Тот поцелуй…

Поцелуй? Да я слегка чмокнула его в щёку, как чмокают услужливых детей.

— Филис, ты — совсем ребёнок, я тебе не гожусь.

Конюх поднялся на ноги и гордо выпятил грудь.

— Мне уже семнадцать зим. Мой брат — Генит Однорукий обвенчался в четырнадцать.

Пятнадцать, семнадцать, всё равно — мальчишка.

— Я старше тебя на пять лет. Тебе бы больше подошла Чернава или Малуша.

По выражению Филиса я поняла, что он уязвлён. Мне стало неловко. Не хотелось обижать его. Филис — милый мальчик и, не могу не сознаться, мне льстило его такое ко мне внимание.

Рисовать расхотелось. Я прошлась по саду, вдыхая манящий аромат цветов, и остановилась напротив вишни. Плоды были тёмно-красные, спелые. Сорвала один. Кисло-сладкий вкус сочной вишенки приятно обволакивал рот. Дабы порадовать вкусовые рецепторы взяла ещё, ещё и ещё и так увлеклась, что не заметила здоровенного детину, грубо схватившего меня за руку.

— Отпусти! — пискнула я, безрезультатно пытаясь высвободиться из клешни садовника (схватив меня, он поставил на землю лейку благодаря чему я и догадалась о роде его занятий).

— Воровка, отведу тебя к лорду, он велит тебя высечь, — пробубнил верзила густым басом.

К лорду? К Брэноту. Ну что ж, мне есть что ему сказать!

Садовник потащил меня в большую залу, освещённую четырьмя палладианскими окнами и шестью факелами. В центре на небольшой платформе возвышалось массивное деревянное кресло, на коем восседал лорд Брэнот изТьери. Рядом стоял престарелый Дарек. Над креслом висел герб — белый единорог на синем фоне.

— Ваше сиятельство, эта воровка поедала вишню из вашего сада, — изрыгнул здоровяк своим низким и крайне неприятным голосом.

Я посмотрела в глаза рыцарю, коего ненавидела всё больше и больше. А он, казалось, при виде меня растерялся.

— Отпустите даму Фотинию, Гостомысл, — повелел Брэнот.

Садовник нехотя отпустил мою руку. Я покрутила ей, пытаясь вернуть подвижность. Отошла от верзилы, сделав пару шагов по направлению к Брэноту. И меня, что называется, понесло.

— О, благородный и великодушный рыцарь Чести, жадный до каждой зелёной вишенки в своём саду! Набиваете брюхо жаренными утками, а гостей потчуете несъедобной жижей из грязных луж! Такой щедрый на благодарности, что не приведи кому…

— Закрой нечестивый рот! — Прогремел садовник и ринулся по направлению ко мне.

— Оставь нас, Гостомысл, — махнул ему рукой Брэнот. — Вам не по вкусу еда, дама Фотиния.

— Да кому эта еда, если то, что мне приносят можно так назвать, вообще по вкусу? Вы хоть раз сами-то это пробовали?

Садовник вынес из зала своё грузное тело. Брэнот встал со стула-трона и спустился к деревянной платформе, остановившись в нескольких шагах от меня. Дарек остался на месте, его внимательные глаза смотрели с любопытством.

— Что же ещё вам не по вкусу, дама Фотиния? — Спросил лорд.

— Зато короткое время пока мне приходится быть у вас, извиняюсь, в гостях, моё тело покрылось укусами блох.

Я подняла юбки до бедра, демонстрируя множественные красные точки.

— Дама Фотиния, прошу вас… — Запротестовал Брэнот стыдливо укрывая глаза ладонью. Дарек тоже отвёл взгляд.

Их поведение меня только подстегнуло. Я расстегнула платье и оголила плечо, пытаясь высунуть правую руку.

— Дама Фотиния, мы убеждены вашими доводами, довольно, — не вытерпел Брэнот, но всё же взглянул и даже задержал взгляд. Как, собственно, и его сводный брат.

— А ваши слуги донельзя неучтивые, — продолжала я.

— И Малуша? — Уточнил лорд.

Нет, «лисичка» и Филис — те немногие, чьё общество было приятно, а не обременительно.

— Я говорю о вашем садовнике, кухарках и старшем конюхе, — сузила я список неучтивых.

— Часлап донёс о вашем… — Брэнот подбирал слова, — ненадлежащем внешнем виде.

— Да мне поперёк горла ваши чепцы и длинные шторы, в которые меня завернули!

Чтобы придать весомость потоку моего возмущения, я сорвала со своей головы чепец и распустила волосы. В зеркало я себя, разумеется не видела, но чувствовала, как мои щёки горели и видок у меня, наверное, был тот ещё. Брэнот аж изменился в лице.

— Дама Фотиния, пожалуйста, вернитесь в покои, — выдавил он.

Противиться и выступать больше было не целесообразно, рыцарь мог позвать стражу.

По мере того, как гнев мой устаканивался, приходил страх. Вдруг этим своим выступлением я перечеркнула хоть и призрачный, но шанс обрести свободу, спрятавшись в кипе белья? Что я могла? Что я здесь вообще могла? У меня не было друзей, я не могла взывать к правосудию — правосудием был сам ненавистный лорд. Он мог заточить меня в своём подземелье и в качестве кормёжки приказать и вправду приносить грязь пока я не умру с голоду или просто не умру… Ах, мне бы вовремя сдержаться, поиграть в покорность. Я могла сослаться на своё незнание правил и вишни сошли бы с рук а теперь…

Малуши не было. Я была в комнате одна. Танька! Ну зачем только она затянула меня на экскурсию в эти треклятые пещеры! Здесь я, а она… Бедная Танька, что же она теперь делает? Вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом сидит в полицейском отделении. Переживает ли она? Конечно переживает! В этот момент, когда я была непонятно в какой реальности и моя жизнь висела на волоске я жалела Таньку… А моя бедная тётя? Какого ей узнать, что я пропала без вести? Ни тела, ни могилы… Как дать им знать что я жива и скоро вернусь домой? Я заплакала, уткнувшись в ладони.

В своих умозаключениях в гносеологическом плане я склонялась к детерминизму. Всё не просто так. Всё имеет смысл. Наверно я заслуживала быть здесь. Я была человеком науки от пяток до кончиков волос, но временами случалось такое, что противоречило любому логическому объяснению. Я сделала то, что делают, когда пребывают в отчаянии и не видят выхода — я начала молиться. А вдруг? Молилась я неумело, сумбурно и делала это чуть ли не впервые. А когда закончила, то ощутила чьё-то присутствие и обернулась — в дверях стоял Брэнот.

— Я не посмел бы нарушить благочестивую молитву, но я не думал, что в такой час… — Извинение Брэнота, кои были не только в словах, но и голосе, вселило в меня надежду на возможность реализации своего плана побега.

Надо было воспользоваться моментом, чтобы всё исправить.

— Простите, лорд Макотский, — заговорила я, пытаясь вложить в интонацию видимость раскаяния, — я была не в себе, не знаю, что на меня нашло, простите меня если можете…

Я выдавила пару слёз. Мастерство слёзопускания открылось мне в юном возрасте. Для этого я как можно ниже опускала заднюю часть языка, образовывая в горле «воздушный ком», который, провоцируя рвотный рефлекс выдавливал слёзы. Эх, надо было попробовать себя на актёрском поприще, а не на научном, видать, было бы больше толку.

— Нет-нет, дама Фотиния. Вы смело указали мне на ошибки. Вы — моя гостья и я приложу усилия, чтобы пребывание ваше было не столь тягостным.

Внутренне я возликовала. Молитва помогла, хотя и не так как ожидалось. Шанс сбежать из замка снова мне улыбнулся.

— Я попробовал вторую трапезу для слуг, она и впрямь отвратительна, — продолжил Брэнот. — Драгомира уверила меня, что пища станет съедобнее. И я распорядился, чтобы вам соорудили полог от насекомых. А если вам так хочется, можете ходить внутри замка без чепца.

Надо же, сэра рыцаря проняло! Напустил на себя вид добренького. Эх, я уже сталкивалась с подобными лицемерами, изображающими из себя самаритян. Что ж, давай сэр рыцарь, проявляй великодушие. Хотя толика моей души даже была ему признательна. Очень мизерная толика.

— Позвольте мне тоже помолиться с вами.

Не дожидаясь моего согласия, которое он конечно бы получил, Брэнот стал на колени рядом со мной. От него больше не воняло, так что ничего против я не имела. На коленях мы простояли около полутора часа. Потом сэр рыцарь поднялся и помог встать мне (ноги, признаться, сильно затекли), потом чуть склонил голову (наверно, своеобразный рыцарский поклон незнатным особам) и удалился. Ко мне сразу вошла караулившая под дверью Малуша. Остаток дня она держалась со мной любезней, чем обычно, но при этом сдержанно и настороженно.